скачать книгу бесплатно
– А семья ваша какая? – Она с хрустом разломила мельхиоровыми щипчиками клешню омара. – Что есть такое ваша семья, Костя, можешь мне сказать? Молчишь, не можешь. Отец твой, конечно, в делах фору бы всем нам дал, а вот в личной своей жизни путаник был еще тот. Сколько раз я ему говорила – уймись. Не унимался. Юбки его просто с ума сводили, справиться с собой не мог, что ли? Ни одной ведь не пропускал. Ни одной! Ну ладно – жены, но ведь, кроме жен-то, еще… Эта, которая экономкой-то у вас была, домработницей… Варька-то, Варвара… так и живет у вас по-прежнему?
– Живет.
– На твоем месте я бы ее вон в двадцать четыре часа, интриганку.
– Я не могу, Марья Антоновна. Отец так хотел.
– Не можешь. Конечно, ты не можешь… Ах, сынок. – Марья Антоновна усмехнулась печально. – Если бы только знать вперед, каким боком жизнь повернется. И надо ли вообще столько жен, столько мужей, столько детей… Не лишнее ли это? Ну что же, скажу тебе одно: что бы ни решило собрание акционеров, я целиком на твоей стороне. Получается пока, что и на стороне интересов вашей семьи. Обязательства свои наш банк выполнит. Ну, дальше, на перспективу, учитывая интерес красноярского консорциума и открывающиеся возможности… Надо вести дела так, чтобы контрольный пакет акций избежал дробления по этому вашему столь непродуманному завещанию и по-прежнему оставался бы в одних руках.
– Чьих? – спросил Константин.
– Твоих, других кандидатур у меня нет. – Марья Антоновна проглотила шарик икры. – Вкусно тут готовят. Очень вкусно.
– Когда назад вас ждать?
– Думаю, дня три на все мне потребуется. Ну и ты с похоронами управишься. Что ты на часы поглядываешь? Торопишься куда-то?
– Нет, что вы, Марья Антоновна. Просто я должен на обратном пути захватить домой врача. Врача мы решили для Левы пригласить. Пугает он нас просто.
– Не оправился еще?
– Нет, что-то с ним творится. – Константин вздохнул. – Даже не знаю, что делать. Теперь вроде получается, он – мой сын. Я решил врача хорошего детского пригласить, мне порекомендовали внучку академика Картвели, вроде бы она дельный специалист по детской психике.
– Правильно. – Марья Антоновна с треском сокрушила щипчиками красный панцирь омара. – Правильно решил. Пусть врач его понаблюдает. Теперь даже эти вопросы на тебе. А своего-то когда ждете?
– Еще только седьмой месяц. – Константин покраснел. Краснел (и это было его большой проблемой) он часто, пламенно, как мальчишка. Неожиданно, предательски, по разным поводам – например, когда речь заходила о беременности его жены. – Жека со всеми нашими бедами что-то чувствует себя неважно. Боюсь, как бы на ребенке это не отразилось.
– Ничего, выдержит твоя Жека. Свози ее в Куршавель на недельку, в Баден-Баден. Славная она у тебя. Сестра Дуня тоже славной была, только уж больно шебутной. Все жить торопилась. И все по-своему, по-своему. Мужа себе какого-то нашла непонятного, совершенно не из нашего круга… Ну, мало ли, что он известен. И какая же это известность? Кто сейчас в эти шахматы играет, где, кроме как у Илюмжинова? Хоть развестись догадалась вовремя. За сына вон потом как воевала… Слушай, а что по этому поводу милиция говорит? Ну, насчет всего этого… насчет убийства ее?
– Говорят, что подозревают дорожное нападение. Что кто-то хотел завладеть ее машиной.
– Люди пошли – зверье, ворье. – Марья Антоновна стукнула щипчиками по крахмальной скатерти. – Не то что за машину, за десятку зарежут, скоты. Слушай, Костя, я вот что подумала… ну, по поводу этой Дуниной войны с мужем за Леву. Константин мне еще когда говорил, что он, муж, вроде бы хочет забрать у нее мальчика насовсем.
– Когда он вам это говорил?
– Да вот как виделись мы с ним в последний раз, примерно за неделю до смерти его. Сильно он чем-то был встревожен, озабочен.
– Встревожен?
– Да, я еще успокаивала его, спрашивала, когда отдыхать думает ехать, куда. Он только грустно так улыбнулся, а в глазах – тревога.
– А про Волгоград отец вам ничего не говорил? – спросил Константин.
– Про Волгоград? Нет. А что там – в Волгограде?
– Нет, ничего, я просто подумал… Он ведь с вами по всем вопросам советовался.
– Да по каким вопросам-то? – Марья Антоновна пристально посмотрела на него через стол. – Я про мужа сестры твоей говорила. А ты про что?
Константин молчал.
– Он что говорит-то хоть? – спросила Марья Антоновна.
– Кто? – Константин словно очнулся.
– Да муж ее бывший.
– Я с ним еще не виделся, не разговаривал.
– Но он хоть знает, что произошло?
– Знает, ему сразу, как и нам, стало известно, Зоя сообщила. Они с Дуней через нее вроде бы в последнее время отношения поддерживали. Я во все это не вникал.
– А надо было вникать. Да, дела семейные… Но жизнь, Костя, как река, дальше течет.
– Конечно, Марья Антоновна.
– Чрезвычайно вкусно. – Она «выпила» устрицу из ее раковины, промокнула губы салфеткой. – Что я тебе сказать еще хотела? Из Красноярска жди звонка. Ах, еще вот что… Тут у меня поселком вашим, Калмыковом, кое-кто очень интересовался. Солидный человек, очень солидный. Фамилию пока просил не называть. Но ты уж поверь мне.
– А что с Калмыковом?
– Делать-то что с ним станете? Делить ведь будете. Придется – по завещанию. А значит, продавать.
– Я об этом пока не думал.
– Он не думал. Пора подумать, Костя. Придется продавать. Место там у вас золотое – участок, парк какой. Дом, конечно, хибара эта советская, на слом пойдет. Это место достойно лучшего. Так у меня уже о нем справки наводят.
– Я об этом пока еще не думал, – повторил Константин.
– Вся беда, сынок, что ты все, даже этот вот наш белый свет воспринимаешь как данность – отныне, навечно и неизменно. – Марья Антоновна усмехнулась. – Это не твоя вина. Воспитали так тебя. Всех вас так воспитали. И отца твоего. Я вот помню, как году в 88-м – у меня тогда кооператив был всего-то-навсего, дела мы свои только развертывали – познакомили меня с отцом твоим. В Министерстве внешней торговли он еще тогда работал. И как-то однажды привез он меня туда к вам, в Калмыково. Показалось мне тогда, в восемьдесят восьмом-то году, что где-то на другой планете я, так все было невиданно, круто, шикарно. А теперь ты бы мой дом на Новорижском поглядел… Я дам тебе совет, Костя, взгляды свои на жизнь ты должен срочно менять. И это свое благодушие, мягкотелость… уж и не знаю, как назвать, тоже изжить должен. Иначе трудно тебе будет без отца – в открытой-то воде. И нам с тобой будет трудно. А я хочу, чтобы было легко. Мы ведь партнеры.
– Да, Марья Антоновна, просто я со всеми этими несчастьями… Но я подумаю обязательно.
– Подумай. Сейчас недвижимость в цене. За такой участок в таком месте несколько миллионов можно взять. И семья твоя – сестры, братья – возражать не станет. Все равно под одной крышей вы не уживетесь. Квартиры у вас у всех есть, отец вас обеспечил, успел. Словно чувствовал, что недолго ему осталось. Торопился. – Марья Антоновна вздохнула.
– Я буду иметь в виду. Я понял, – послушно сказал Константин. Он знал, что перечить Марье Антоновне – владелице банка «Стабильность и перспектива» – открыто нецелесообразно. «Контрпродуктивно», как говаривал еще его отец. Это было «мидовское» словечко, затесавшееся в их семейный лексикон еще в те, почти забытые сейчас времена, когда отец служил в Министерстве внешней торговли. Теперь уже Константин часто повторял его про себя.
Официант принес кофе и ликеры. Константин попросил счет и расплатился за себя и за свою гостью.
Глава 10
ПОРТРЕТ В СЕМЕЙНОМ ИНТЕРЬЕРЕ
Константин Абаканов должен был забрать Нину от метро «Смоленская» – так было условлено.
– Я думала, еще не скоро, дня через два-три, а он вчера позвонил, – сообщила она Кате по телефону.
– Такие вещи всегда скоро делаются. Тебя же порекомендовали ему, а он, видимо, к рекомендациям прислушивается. – Катя разговаривала с Ниной из кабинета Колосова. – Как твое первое впечатление?
– Вежливый, деловой, немногословный. Здоровьем сына своей покойной сестры вроде бы не на шутку обеспокоен.
– Нина, все время держи нас в курсе. – Никита Колосов взял трубку. – Мы тебе звонить пока не будем, звони сама, и только на Катин номер мобильного. Мне только в крайнем случае и только со своего мобильника. У них в доме на телефоне наверняка определитель, так что не надо, чтобы наши служебные номера там светились. Как мы и договаривались, постарайся как можно скорее сделать так, чтобы и Катя посетила этот дом. Мне важны ее оценки.
Нина ждала Абаканова на троллейбусной остановке. С собой она решила взять минимум вещей. Только самое необходимое. Но все равно набралась целая дорожная сумка. Прихватила и несколько книг по детской психологии, а также по нервным расстройствам, надеясь найти там описание клинического случая, с которым ей предстояло ознакомиться. Чувствовала она себя неуютно.
Дул пронизывающий ледяной ветер. Снег, которого все ждали, так и не выпал. Москва была сухой, промерзшей до звона и пыльной. Давно уже стемнело, но на Смоленской площади было светло, как днем, от ярких витрин и ослепительной рекламы. «Вот всегда хотела посмотреть Бродвей, – думала Нина. – Так чем наше Садовое кольцо хуже?» Возле остановки затормозил спортивный «Мерседес» желтого цвета. Из него вышел полный молодой мужчина в синем пальто нараспашку. Он внимательно оглядел мерзнувших на остановке пассажиров и подошел к Нине.
– Вы Картвели? Я Константин Абаканов, добрый вечер.
– Добрый вечер, я – Нина, – сказала Нина.
– Садитесь в машину. Извините за опоздание. Пробки.
Он усадил Нину на заднее сиденье. Поехали. Нина созерцала его коротко стриженный затылок – три набегающие складки, глубоко врезающиеся в клетчатое кашне от «Барберри». Она отметила, что Абаканов назвал только первую часть своей двойной фамилии, как и при их первом разговоре по телефону. Удивила ее и машина – «Мерседес» цвета желтка. Мужчины, если они только могут позволить себе такое авто, выбирают обычно цвет престижа – черный или серебристый. А этот выбрал цыплячий.
Дорогой Константин говорил мало. Об убийстве сестры не распространялся. Сказал только: «У нас случилось большое несчастье, и Лева первый испытал его на себе».
– Сколько лет вашему племяннику? – спросила Нина.
– Четыре года.
– Как его самочувствие сейчас?
– Мы вызывали врача, он его осматривал. Сказал, что физически Лева здоров. Но с ним что-то неладно. Он все время молчит, слова от него не добьешься. На нас реагирует странно, будто не узнает никого. Даже есть отказывался, сейчас вроде начал. Большего, к сожалению, я сказать не могу. Я ведь все время вне дома. Домашние вам расскажут.
Это была его самая длинная фраза за весь путь. Миновали МКАД, вот позади остался поворот на Внуково. Внезапно их машину с ревом обогнал мотоциклист. Константин прибавил скорость, и через минуту они поравнялись с мотоциклистом. Нина увидела фигуру мотоциклиста, затянутую в кожу, увенчанную шлемом – черным с красными полосами. Константин глянул на этот шлем, на сам мотоцикл и внезапно тихо сквозь зубы выругался.
Потом началось что-то странное – мотоциклист снова с ревом вырвался вперед, но они мгновенно нагнали его, причем ценой весьма опасного маневра, подрезав идущую впереди «Газель». Игра в догонялки продолжалась до самого поворота на Калмыково. Свернув, Константин резко набрал скорость, снова догнал мотоциклиста и буквально принудил его съехать на обочину и остановиться. Выскочил сам. Нина прильнула к окну: она ничего не понимала.
– Я сколько раз говорил, дрянь, чтобы ты не смела садиться за руль! – крикнул Константин мотоциклисту.
Тот медленно стащил шлем. Светлые мелированные волосы рассыпались по плечам – это была девушка, совсем еще юная, лет шестнадцати.
– Прав у тебя нет, ездить не умеешь. – Константин подошел к ней вплотную. – Разобьешься в лепешку!
– Не смей орать на меня. – Девушка прижала шлем к груди. – Я у тебя разрешения спрашивать не обязана, понял?
– Не обязана? Дрянь! – Он с размау влепил ей звонкую пощечину. – Ах не обязана? Отцу нервы вечно мотала. Но я не он, я тебя мигом выучу, как себя вести!
Нина замерла: она была поражена этой сценой. Она даже и не подозревала, насколько бы сейчас была поражена видом разгневанного Константина Марья Антоновна Сквознякова, всего час назад за столиком ресторана упрекавшая его в мягкотелости и благодушии.
– Кончай рюмить, садись давай. – Константин вырвал у всхлипывавшей от боли и обиды девушки шлем и буквально напялил ей на голову. – Пошла домой на самой малой скорости, ну!
Мотоцикл тихо тронулся вперед. Константин вернулся за руль, он тяжело дышал.
– Это моя сестра, – буркнул он, видимо, чувствуя, что сцену с затрещиной надо объяснить. – Зовут Ириной. Совсем от рук отбилась, все драйвить лезет, шкуреха!
Мотоцикл тащился еле-еле. Потом протестующе взревел, прибавил газа и был таков.
Этот мотоцикл – уже без его лихого седока – Нина увидела за воротами дома, когда они въехали во двор. Было уже совсем темно. И в этой чернильной темноте выделялись несколько ярких световых пятен – освещенные окна, фонарь над крыльцом и фары «Мерседеса». Ирины Нина не увидела. На ступеньках дома, явно встречая их, стояла полная статная женщина, кутавшаяся в пеструю шерстяную пашмину. На вид ей было лет сорок пять. Лицо ее – спокойное, ухоженное – хранило следы былой красоты. Густые светло-русые волосы были собраны сзади в тугой узел. В ушах поблескивали длинные серьги – явно дорогая бижутерия.
– Здравствуйте, доктор, – приветствовала она Нину. – Ой, какая вы молодая. А я-то думала, привезут нам сюда какую-нибудь профессоршу кислых щей.
– Это Нина Георгиевна, – сухо сказал Константин. – А это вот Варвара Петровна наша. Вы бы, Варвара Петровна, лучше за своей дочерью следили. Я сколько раз повторял: Ирке садиться на мотоцикл запрещаю. Она разобьется. Вам что, мало того, что у нас тут? Еще одной беды хотите?
– Костя, но что я могу, она же меня не слушает. – Варвара Петровна покачала головой. – Ираклий ей тоже сколько твердил: нельзя, нельзя. Я уж просила его, чтобы он, когда мотоцикл тут свой ставит, гараж от нее запирал.
– Устройте доктора, покажите ей ее комнату, – распорядился Константин. – Лева как?
– Спит. Я заглядывала к нему дважды. Спит спокойно. Вас, значит, Нина Георгиевна зовут?
– Я бы хотела сразу увидеть мальчика, если позволите, – сказала Нина.
– Я же говорю: он спит. – В голосе Варвары Петровны прозвучала жесткая недовольная нотка. – Сейчас уже девять, не будить же его. Он потом спать никому не даст. Завтра утром увидите своего пациента. Прошу, проходите в дом.
Константин вернулся к машине.
– А вы разве уезжаете? – спросила его Нина.
– Мне надо поехать к жене. Она у родителей сегодня. Мы приедем позже. – Он нехотя снизошел до объяснений.
«Мерседес» цвета желтка развернулся, освещая фарами ели, выстроившиеся вдоль парковой дорожки.
– Сегодня они уже не приедут. Завтра ведь похороны, – сказала Варвара Петровна. – Из Москвы сначала сюда, потом на кладбище – концы дай бог. Нет, завтра прямо туда поедет – это уж точно со своей-то… Вы, Нина Георгиевна, располагайтесь пока тут, в гостиной. Я наверх поднимусь, взгляну, все ли в вашей комнате приготовлено.
Она оставила Нину в просторном зале внизу, на первом этаже. Со стен пялились чучела зверей. В камине догорали дрова. Нина прошлась по ковру. Толстый ворс глушил шаги. В доме было тихо.
Она окинула взором стены. Как же все-таки вышло, что она очутилась здесь? Кто они – эти Абакановы-Судаковы? Кто эта женщина – Варвара Петровна? Константин назвал Ирину сестрой, а ей сказал «ваша дочь» – как же это понять? И кто, по какой причине убил другую его сестру – там, на дороге, далеко отсюда? Она представила себе лицо Константина – типичный «яппи» из обеспеченной семьи. Сытый, привыкший вкусно есть, не отказывать себе ни в чем, командовать. Эти пухлые розовые щеки, этот складчатый затылок. Лет тридцать всего, а плешь уже просвечивает, отсюда и стрижка короткая. И живот пивной растет. Нет, Константин был ей явно не симпатичен. Грубый, сестру бьет прилюдно.
«И ничего удивительного, – подумала Нина неприязненно. – Он же внук этого Ираклия Абаканова, про которого по всем телеканалам трубят, что он был чудовище».
В камине внезапно что-то громко треснуло, и ярко вспыхнул огонь. Блики его упали на противоположную стену, и Нина увидела на ней портрет. На нем был изображен военный в парадном генеральском мундире сталинской поры: золотые погоны, иконостас орденов на широкой груди. С портрета на Нину глядел в упор очень красивый брюнет лет сорока. У него было белое матовое лицо, широкие скулы, упрямый подбородок. В темных глазах с прищуром застыло насмешливо ожидание. Он словно спрашивал: «Ну что, узнаешь меня?» Нина невольно отступила к камину.
– Это мой дед – Ираклий, – услышала она за спиной женский голос.
На пороге гостиной стояла девушка – не Ирина, другая, постарше, лет примерно двадцати четырех.
– Вы тот самый врач, что будет лечить Леву? – спросила она. – Я – Зоя. Лева – мой племянник.
Она пересекла гостиную и встала рядом с Ниной, глядя на портрет. Нина отметила, что на сестру Ирину она мало похожа – темноволосая и темноглазая, невысокая ростом, гибкая, с изящной кудрявой головкой. Движения ее были плавны и одновременно стремительны.
– Он вам… нравится? – спросила она.
Нина почувствовала, словно ее легонько кольнули иголочкой – она вся подобралась под этим таким откровенным, таким чувственным мужским взглядом с портрета. Мелькнула мысль: «Хорошо, что он давно умер. Иначе я бы пропала». Почему пропала? С какой такой стати?
– Даже не знаю, что ответить. Я вашего (она сначала хотела сказать «одиозного»)… знаменитого деда представляла совсем другим.
– Монстром, да? Малютой Скуратовым? – Зоя достала из кармана вязаного кардигана зажигалку и зажгла свечи в старинном бронзовом подсвечнике. – А это вот мой прадедушка Судаков.
