banner banner banner
Последняя истина, последняя страсть
Последняя истина, последняя страсть
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Последняя истина, последняя страсть

скачать книгу бесплатно

– Вас никто не обвиняет. Что вы видели ночью? – Майор Ригель задал новый вопрос.

– Пианино заиграло. – Бомж смотрел на Кабанову. – Музыка такая… вроде мрачного па-де-де.

– Знаете, что такое па-де-де?

– Знаю. Я бездомный, но не дурак же. Это мать его? Прокурорша? Сама?

– Это его мать. Так что вы видели?

– Он появился оттуда. – Свидетель махнул рукой куда-то вдаль – неопределенно. – Из тьмы. Шел. Скорее плыл.

– Кто?

– Он разный. Когда Серый. Когда Черный. Смотря какое обличье принимает. Какой плащ выбирает. Но всегда – лунной ночью. По лунной дорожке – словно спускается. Здесь ведь тоже своя лунная дорожка. Не бывали ночью на этой свалке?

– Нет.

– И не нужно. Не приходите сюда ночью. – Бомж ощерил в ухмылке остатки зубов. – А то встретитесь с ним ненароком. И он вам этого не забудет.

– Кто?

– Я же говорю – он разный. Когда Серый, когда Черный. Жуткий…

– Призрак, что ли? – не выдержала Катя.

Было в манере этого бомжа что-то выматывающее нервы. Недоброе. Если не сказать зловещее. Неправильное какое-то. Абсолютно неправильное.

– Дьявол. – Бомж смотрел на зампрокурора Кабанову.

– Ладно, спасибо, можете идти. Вы нам очень помогли, – со своей врожденной немецкой бесстрастностью произнес майор Ригель.

– Дьяволу тут самое место. А вы и не знали, ваша честь? – Полоумный бомж опять обращался к Кабановой.

– Теперь буду знать. – Кабанова закрыла зонт. – А какая была музыка? Это ваше па-де-де?

– Такая. – Бомж махнул рукой.

Кабанова тронула Катю за рукав – идемте со мной, повернулась и зашагала прочь. Обернулась на ходу:

– Мы уедем – раздобудьте бензина. Сожгите пианино.

Майор Ригель, свидетель – они все смотрели ей вслед. Катя старалась не отстать от Кабановой.

Странно, ей казалось, что зампрокурора и этот юродивый прекрасно поняли друг друга. Только они. Словно этот разговор происходил на Луне.

С которой темными ночами спускается дьявол.

Бродит по мусорному полигону.

Играет на старом пианино.

Глава 2

Студент кулинарного техникума

1985 г.

Этот день – среду 13 марта 1985 года – он вспоминал слишком часто. Наверное, потому, что именно тогда понял, в чем его истинное призвание в жизни. Нет, не фигурное катание, которым он грезил, посвятив этому детство и юность. А совсем другое занятие.

13 марта они сдавали первый квалификационный экзамен в кулинарном техникуме. А страна – «Союз нерушимый» – хоронила Черненко. Вся Тула, город, где он родился и вырос, чутко внимала репортажам с Красной площади, включив радио и телевизоры. Радио работало и в кулинарном техникуме, чтобы студенты и преподаватели-повара тоже были в курсе скорбных событий даже в ходе экзамена. На телевизионных экранах по Красной площади медленно двигался катафалк с гробом Генсека, которого, по слухам, отравили копченой рыбой, присланной в подарок министром Федорчуком, выходцем из КГБ. И копченой рыбы не числилось в программе квалификационного экзамена. Тема экзамена гласила: «Если к вам неожиданно пришли гости».

– Кляпов, о чем мечтаешь? Все уже давно начали. Готовят.

– Я рецепт подбираю.

Он ответил так преподавателю, стоя у разделочного стола, постукивая поварским ножом по доске. Год 1985-й. Если к вам неожиданно нагрянули гости… Чем же их угостить?

«Молочный суп из брюквы. Брюкву отварите. Всыпьте гречневую крупу. Прибавьте мелко нарезанный картофель. Посолите. Добавьте молока и кипятите до полной готовности. На три брюквы надо взять…»

Тошнит…

«Гости на пороге, а мы в тихой панике. В холодильнике, как обычно, скудный набор съестных припасов».

Тогда, в 1985-м, он прочел это в «Тульском рабочем», а потом уже взрослым думал – как это в то время в позднем Совке пропустили в газете такую крамольную фразу о продуктовом дефиците? Или уже тогда время менялось, открывались иные горизонты?

«Очистите две-три картофелины, натрите на терке, выложите на сковородку с подсолнечным маслом, разровняйте. Не ворошите ножом! Когда картофель зажарится с одной стороны, залейте его двумя взбитыми с солью яйцами. Затем переверните подрумяненный деликатес на другую сторону, смажьте толченым чесноком. Яйца по такому случаю можно одолжить у соседей. Подавайте свой картофельный шедевр на блюде, разрезанный наподобие торта. Такая порция вполне насыщает троих».

«В духовку поставьте ваши жухлые нетоварного вида яблоки. Вырежьте середину и заполните ее своим прошлогодним засахаренным вареньем. Это будет изысканный десерт».

Катафалк с гробом Генсека полз по Красной площади. А за катафалком шествовали безутешные соратники. Народ, прильнувший к экранам телевизоров, все искал среди них старика Молотова, которого незадолго до этого Генсек полностью реабилитировал и восстановил в партии. В народе зубоскалили, что таким образом старый Черненко, лежавший пластом «на сохранении» в ЦКБ, выбрал себе девяносто однолетнего преемника, которого сам Сталин… не баран ведь чихнул, ешкин кот!

Рецепт предстояло тоже выбрать – а то экзамен в кулинарном техникуме завалишь. Парни, когда встречали его на улице, ржали, насмехались, пародируя Хазанова: «Я – студент кулинарного техникума». Он не обижался. В общем-то, он никогда ни на кого не обижался. Он терпел.

До шестнадцати лет он занимался фигурным катанием. Мечтал стать олимпийским чемпионом в одиночном. Выкладывался по полной. Естественно, ни о какой кулинарии и не помышлял. В шестнадцать он проходил отбор в молодежную сборную «олимпийского резерва». Отбор – в Москве, он решил умереть, но выдержать тот экзамен.

Охрипшая от ора баба-тренер в парике, в югославской дубленке, накинутой на плечи, подозвала его после того, как он откатал программу.

– Неровно катаешься, Кляпов. Сбои. Прыжок сделал не чисто.

– Можно, я попробую еще раз?

– А что это даст?

– Я могу лучше.

– Слушай, ты часом не еврей?

– Нет.

– Но ты же Фима.

– Я Тимофей.

– Фима-Тимофей? – Баба-тренер хмыкнула, закинула в рот аскорбинку. – Вот так выучишь вас, включишь в резерв, потом в сборную страну представлять, а ты мотанешь в свой Израиль. Сколько случаев было.

– Я русский. Я не еврей.

Советский Союз, зараженный антисемитизмом, как проказой. Это первое, что спрашивали у него в Большом спорте. Он привык. Тогда он даже не находил это унизительным. Считал само собой разумеющимся. Обычным. Мать назвала его Тимофеем. А вот бабка с детства звала Фимой.

На льду в это время каталась очень красивая пара в костюмах Кая и Герды из сказки. Он загляделся на девушку-фигуристку. Герда…

– Если не возьмете в одиночное, я могу выступать в парном. Вот с ней.

– У тебя руки слабые. Не удержишь.

– Я подкачаюсь. Я сильный. Я сейчас вам покажу.

Он заскользил по льду на коньках. Круто развернулся перед тренершей. Затем описал круг по катку, набирая скорость. Четвертной лутц. Он прыгал его лишь дважды. И прыгнет сейчас. Умрет, а прыгнет…

Прыгнул. Тело развернулось в воздухе и…

Со всего размаха он грохнулся на лед. Ударился головой. Разбил затылок.

Не просто сильное сотрясение мозга, а черепно-мозговая травма. Его не взяли в армию из-за нее. Афган великий и ужасный его миновал. Но с мечтами об Олимпиаде пришлось расстаться. Он бросил фигурное катание. И поступил в кулинарный техникум.

Бабка его надоумила. «Ближе к кухне, Фимочка, надо, ближе к дефициту, ближе к жратве. Слушай меня, я плохого не посоветую. Я пятьдесят лет поварихой в столовой горкома отработала. Как бы я троих вырастила, если бы не эта моя работа? Еще до войны… ты почитай, почитай, что мы жрали тогда. Говорят – все война, лишения. А до войны-то что, а? Устроили нам жизнь после революции каторжники, бандиты, совдепы, вожди наши».

Далее бабка-крамольница всегда вспоминала непечатно Усатого, тоже непечатно Калинина, Кагановича и этого самого девяностолетнего Молотова, которого в 1985-м по народным тульским анекдотам престарелый Генсек выбрал себе «в преемники». Ругаясь, бабка доставала замусоленную поваренную книгу издания 1934 года. И зачитывала рецепты оттуда.

«Приготовление гематогенного омлета для супов и запеканок. Гематоген в таблетках растолочь, превратив в порошок. Развести холодной водой, хорошо вымешать, чтобы не было комков, добавить соли по вкусу, выложить на противень, смазанный маслом, и поставить в духовой шкаф или печь – или варить на пару 20 минут. Когда гематоген свернется и получится плотная лепешка в виде омлета, вынуть из печи, нарезать ломтями и положить в суп».

Он, Фима, Тимофей Кляпов, спрашивал бабку – а что такое гематоген? Что за дрянь? И она отвечала – добавка, содержащая железо и витамины. Позже он прочел, что гематоген в тридцатых активно использовали в кулинарии негласно, потому что необходимо было хоть чем-то восполнить дефицит питания, скудный рацион рабочих, крестьян, детей и особенно бойцов Красной армии.

Но на дворе стоял не тридцать четвертый, а восемьдесят пятый. Год развитого социализма, где от каждого по способностям – каждому по труду. И что же изменилось за эти годы?

«Если к вам неожиданно пришли гости, без мяса все равно не обойтись. Так займемся серой вареной колбасой. С помощью мясорубки превратим полкило вареной колбасы в фарш. Добавим два взбитых яйца. Тонко нарежем черствый батон и нанесем массу на ломтики. Сверху смажем майонезом. Разложим на противень и поставим в духовку на 15 минут. Когда бутерброды подрумянятся, можно подавать гостям ваше фирменное мясное блюдо».

И это в Советском Союзе – «могучем, нерушимом», развитом – 1985 года называлось «мясом».

Вареной колбасы в Туле 1985 года тоже особо не водилось. В магазинах продуктовых – майонез, кислый от уксуса провансаль (сейчас пишут «вкус детства»), молоко в худых бумажных пакетах, кефир с зеленой крышкой, хлеб. В овощных грязные овощи, к которым страшно прикоснуться.

А за колбасой ездили в Москву. Знаменитые субботние «колбасные электрички» Тула – Москва. Такие же ходили из Рязани, Ярославля, Иваново и Владимира.

– Кляпов, ты все мечтаешь. Все уже готовят, а ты что?

– Я выбираю вкусный рецепт, придумываю свой, – так он тогда, 13 марта 1985-го, ответил на экзамене повару-преподавателю.

– Свой придумываешь? Ты научись сначала готовить по заданным к изучению рецептам с доступными ингредиентами. Ишь ты, выдумщик. Вот станешь поваром, в Москву уедешь в «Прагу» или «Арагви» – там и придумывай. Может, даже повезет сказочно – возьмут тебя в комбинат питания Кремлевки. Вот там и… хотя там особо придумать тебе ничего не дадут. У них четкие инструкции.

– Я придумал. – Он, Тимофей Кляпов, взял разделочную доску. – Я назову это «Посольский салат». Мой фирменный рецепт. Надо взять три отварные картофелины, две отварные моркови, яблоко, лук, любой, какой есть, сыр, майонез. Все натереть на терке, кроме лука, его ошпарить и порезать кольцами. И уложить все слоями – картошку, морковь, смазать слой майонезом, потом сыр, потом лук, смазать майонезом, затем снова сыр, яблоко, опять сыр и покрыть сверху майонезом.

Он ловко шинковал лук, шпарил его, тер овощи, сыр и укладывал на блюдо в виде торта.

Выложил. Украсил дольками яблок.

Экзаменаторы подошли. Посмотрели. Покачали головами, сняли пробу.

– Хм… вкусно. Торт овощной – закусочный. Зачет.

– Кляпов, а ты далеко пойдешь, – сказал ему после экзамена повар-преподаватель. – У тебя к нашему кулинарному делу и правда талант.

А он в этот миг, глядя на круг своего слоеного «Посольского салата-торта», вспоминал стадион, лед, фигурное катание, свои несбывшиеся мечты, четвертной лутц и… ту фигуристку. Он забыл ее лицо, а вот имя помнил всю жизнь. Герда… Пусть и был то лишь сценический образ для «проката программы».

Спустя много лет, уже перешагнув свой пятидесятилетний рубеж, имея за плечами весьма пеструю жизнь, здесь, в Староказарменске, он внезапно понял, что некоторые вещи в прошлом случаются неспроста.

Глава 3

Мать

«Ну, до нефти и водки нам не дотянуться, просто плохо знаем предмет… Так будем пробавляться тем, что пожиже, зато поближе».

«Околоноля» – Натан Дубовицкий (псевдониим Владислава Суркова)

– Поезжайте за мной. Мне надо с вами поговорить.

Зампрокурора области Клара Порфирьевна Кабанова объявила это Кате тоном, не терпящим возражений, на автостоянке у полигона, где Кабанову ждало служебное авто с водителем, а Катю ее маленькая, верная машинка – крохотун «Мерседес-Смарт».

Сели и поехали. У поворота на Люберцы машина прокурора Кабановой внезапно свернула в лес – на просеку, Катя снова старалась не отстать. Сосны, ели, маленький островок леса среди сплошной застройки. Отъехав от шоссе, машина Кабановой остановилась. Клара Порфирьевна вышла и сразу закурила. Катя тоже выбралась из «Смарта» и подошла к ней.

– Они, конечно, в Староказарменске начнут расследовать убийство моего сына. И скажут мне, что делают все возможное. Но будет ли это правдой или ложью… В любом случае меня такой оборот дела не устраивает. – Клара Порфирьевна Кабанова глубоко затянулась и выдохнула дым из ноздрей. – Я хочу, чтобы вы мне помогли, Екатерина.

– Помогу, чем смогу. – А что еще Катя могла ответить матери, потерявшей сына?

– Я знакома с вашими статьями и репортажами. Вы стараетесь всегда быть объективной и не делите мир на черное и белое. Вы свободны в своих суждениях и выводах. Я – нет. У прокуроров свои жесткие рамки. И я скована. Я не могу сама принимать участие в расследовании. Я даже не имею права сейчас нанять частного детектива. Потому что я официальное лицо, причем заинтересованное. Вы – журналист. У вас есть опыт в расследованиях, пусть и не профессиональный – вы же помогали полковнику Гущину в делах об убийствах, я слышала об этом и читала ваши статьи. Поэтому я обращаюсь к вам как мать – помогите мне.

– В чем, Клара Порфирьевна?

– Найти убийцу Лесика.

– Но я… вряд ли я справлюсь.

– Я не прошу вас совершить чудо или подвиг. Я просто хочу, чтобы вы… как человек объективный, умный и, самое главное, нездешний вникли в ситуацию, которая сложилась в этом городе и привела к убийству моего сына.

– Мой шеф, начальник Пресс-службы, послал меня сюда освещать происходящее как представителя нашей ведомственной полицейской прессы.

– Одно другому не помешает, Екатерина. И вам, и мне нужна информация. Для статьи вашей нет лучшей концовки, чем поимка убийцы. А для меня это… – Кабанова умолкла и снова глубоко затянулась сигаретой. – Я хочу знать, кто это сделал. Это все, что мне надо от вас. Чтобы вы узнали, докопались. Или как-то получили информацию, когда докопаются эти, здешние. Хотя я в это не верю.

– Почему вы не верите, Клара Порфирьевна?