скачать книгу бесплатно
Огни, огни – тусклые, отраженные в глубоких лужах, отпечатанные желтыми пятнами на мокром асфальте. Огни, огни, мигают… синие огни…
Изумленный водитель резко сбавил скорость, и мимо, как при замедленной съемке, проплыли милицейские машины с включенными мигалками, почти перегородившие проезжую часть. А выше на бульваре Катя увидела еще огни – карманные фонари, шарившие по кустам, скользящие по стволам деревьев.
– Что-то случилось, – сказал водитель. – Молнией, что ли, кого-то там убило или пришили… Вон сколько патрульных сюда нагнали…
– Остановитесь, пожалуйста, – попросила Катя.
Водитель оглянулся, она уже тянула на себя ручку двери. Этот длинный день, эта грозовая ночь… ноги и спину ломит от усталости, каблуки, чертовы каблуки… там грязно, на бульваре, дождь, опять, что ли, менять обувь… Пусть она вымотана, пусть голова кружится от кофе, но проехать мимо, когда там что-то случилось, и не узнать, не поинтересоваться… Нет, она ведь профи, криминальный обозреватель, а там, в Балашихе, все произошло буднично, скучно и быстро, так, может, здесь повезет…
– Эй, вас подождать? – окликнул ее водитель.
Катя лишь махнула рукой – езжай, дорогой, спокойной ночи тебе.
А я… как это в старой песенке из мультфильма? «Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним»… Когда вы в таком настроении, когда ваш муж утром звонит вам из Ниццы и делано равнодушно осведомляется: «Как ты?», и у вас комом в горле застревает это самое: «Я отлично», то…
То что еще остается в жизни, кроме профессионального любопытства и чутья?
Сквозь пелену дождя Катя видела там, на бульваре, сотрудников милиции. Сейчас она узнает, что произошло здесь, в самом центре Москвы.
ГЛАВА 8
МОНАСТЫРЬ
Солнце село за Александрову гору, окрестные леса потемнели. На центральной площади Переславля-Залесского, носившей название Народной, перед кинотеатром собиралась молодежь на вечерний сеанс. Скрипели калитки в палисадах, по горбатым улицам проносились полные автобусы, из дворов пахло жареной картошкой и подгоревшими котлетами. Переславль-Залесский отдыхал после трудового дня.
Пешая экскурсия возвращалась в город с Плещеева озера, после подъема на Александрову гору, после спуска и осмотра знаменитого Синего камня туристы – в основном женщины средних лет – плелись гуськом по обочине шоссе мимо высокой, заново отремонтированной стены Никольского женского монастыря.
В соборе недавно закончилась вечерняя служба, и туристки сетовали, что не успели послушать хор монахинь, что славился далеко за пределами монастыря и упоминался во всех путеводителях по Золотому кольцу.
В монастыре наступал тихий вечерний час, когда монастырский двор пустел, когда монахини разбредались по своим кельям, чтобы потом снова собраться в трапезной на ужин.
Те, кто не уходил к себе, возились в саду, поливали грядки из больших леек, пололи сорняки, подметали дорожки.
Это был час, наиболее любимый в монастыре, и настоятельница разделяла эту любовь к покою и уединению – еще не молитва, но созерцание, спокойный, безмятежный взгляд на мир, философский и мудрый.
Однако на этот раз безмятежность и покой были нарушены. По дорожке мимо клумб со стороны монастырской больницы к настоятельнице торопливо шла, почти бежала одна из дежуривших в палатах монахинь.
– Матушка настоятельница!
Монахиня молода, и голос у нее звонкий, и, наверное, от этого тревога и беспокойство, что были в ее тоне, особенно резали слух. Все, кто возился на клумбах и поливал грядки, обернулись – женщины, хоть и монахини, любопытны…
– Тише, не кричите так, – настоятельница сделала знак рукой. – Возвращайтесь туда, я сейчас сама подойду.
Монахиня на полпути остановилась, потом послушно повернула назад. Вот она уже поднимается на высокое крыльцо монастырской больницы. Помимо хора, это заведение являлось особой гордостью Никольского женского монастыря. Хотя сама больница была небольшая, но здесь имелся и зубоврачебный кабинет, и самое главное – отделение кардиологии с современным реанимационным оборудованием. Задумано все как первая неотложная помощь при сердечных приступах, которые могли случиться у пожилых паломников, многочисленных туристов и просто горожан. Так уж вышло, что среди сестер монахинь монастыря были бывшие врачи, в том числе и хорошие кардиологи. И вместо того чтобы гонять их на монастырские поля полоть картошку и свеклу, матушка настоятельница с помощью щедрых спонсоров решила организовать при монастыре пусть и небольшую, но свою больницу.
Поднявшись вслед за дежурной монахиней, настоятельница сразу же прошла в тесный кабинет, служивший ординаторской. Именно здесь стоял городской телефон. Вообще-то телефоны в монастыре не приветствовались, сестры по уставу не имели даже мобильных.
Все, кроме одной…
И это исключение с некоторых пор доставляло настоятельнице беспокойство.
– Ну как у нее дела сегодня? – спросила она дежурную монахиню.
– Лучше, хотя состояние по-прежнему средней тяжести. Инфаркт есть инфаркт. – В ординаторской монахиня (в прошлом медсестра) снова говорила так, как когда-то у себя в маленькой провинциальной больнице. – Но я хотела сказать о…
– Кардиограмму ей сегодня делали? – Настоятельница снова сделала рукой знак: подождите, не торопитесь так, милая.
– Да, конечно, вот… сестра Софья смотрела, сказала, что изменений к худшему, слава богу, нет… да я и сама вижу. Но она так испугана, так неспокойна, мы поставили ей капельницу, так она с такой злобой… Она словно не хочет, чтобы мы помогали, лечили… Она… сестра Галина… она не слушает ничего, она будто нас же и винит!
– Она просто не в себе, она же больна, – тихо сказала настоятельница.
О сестре Галине – пациентке кардиологического отделения – она знала не так уж много, но достаточно, чтобы… весьма осторожно выбирать слова, когда речь заходила о ней и ее болезни.
Ее доставили на медицинском вертолете из Москвы сюда, в Никольский монастырь Переславля-Залесского. Якобы по ее собственной просьбе, а до этого она после перенесенного инфаркта лечилась в Алексеевской больнице. А инфаркт случился с ней то ли сразу после паломнической поездки в Италию, то ли во время этой самой поездки.
Конечно, паломнические поездки за границу для духовных лиц сейчас самое обычное дело, в том числе и в Италию. Но, как знала настоятельница, сестра Галина пользовалась связями и влиянием, ездила в Рим, и, видимо, это была не просто паломническая поездка, она выполняла какие-то поручения церкви. В Риме одним из самых посещаемых мест, в том числе и для православных, являются древние христианские катакомбы. И сестра Галина посещала их, и вот именно там…
Но это были все досужие суетные слухи, и настоятельница гнала их от себя прочь. Достаточно того, что по поводу здоровья сестры Галины регулярно справлялись из Москвы – из самых разных государственных учреждений, а не только из патриархии. Достаточно того, что ее доставили сюда, в больницу, на медицинском вертолете, ведь кто-то же это оплатил!
Она сама так пожелала – быть здесь, в этом тихом удаленном от столицы провинциальном монастыре. Возможно, она чувствовала себя тут более комфортно… и в большей безопасности… Словно она боялась, пряталась от кого-то. Тревожное, тягостное ощущение.
Но у нее был обширный инфаркт, от которого она до сих пор не оправилась. И слухи о причинах этого инфаркта опять же ходили самые разные, темные слухи.
Чтобы еще больше не будоражить сестер монахинь, мать настоятельница жестко пресекала все сплетни и пересуды по поводу сестры Галины.
Она больна, она пожелала лечиться здесь, в монастыре. Ее доставили на вертолете. Да, возможно, когда-то в миру ее положение было таково, что… В общем, там, в миру, она до сих пор не забыта. И люди, которые знали ее когда-то, до сих пор не оставляли ее своим высоким покровительством.
Этого было абсолютно достаточно для настоятельницы. Но для монахинь сестра Галина должна была оставаться просто больной и страждущей, нуждающейся в заботе и врачебной помощи.
– Она же сама сюда приехала к нам, – выпалила молодая монахиня. – И мы делаем все для нее… все, что можем. А она как будто нас винит.
– Обиды надо прощать, Господь учит нас прощать сердцем, – машинально ответила настоятельница, думая совсем о другом.
Последние лучи угасли там, за Александровой горой… Светлый месяц, ночь будет ясной, и даже если где-то далеко бушует гроза, здесь, в монастыре на берегу Плещеева озера…
– Она несколько раз кому-то звонила.
Настоятельница обернулась от окна.
– Звонила? Она сама звонила?
– Да, и каждый раз… она настойчиво кому-то звонила, прямо маниакально, и мы с сестрой Софьей… Я не знаю, вы же не говорили нам, не можем же мы силой отнять мобильный телефон… Сестра Софья уговаривала ее, что ей нельзя так волноваться. Потому что сразу видно – эти звонки ее волнуют, приводят в отчаяние, она звонит, а ей там не отвечают… или, уж не знаю, отвечают не так… И она так возбуждена, и мы не знаем, что ей колоть, чтобы как-то привести ее снова в норму!
– Ах, господи, я и не подумала… Ладно, ладно, идите… Я сама с ней попробую поговорить, – настоятельница махнула рукой. – Ступайте, занимайтесь своими обязанностями.
Обескураженная монахиня вышла из ординаторской. Но она была всего лишь женщиной, к тому же в прошлом – медсестрой. И уйти вот так было выше ее сил, она украдкой прильнула к двери ухом.
Слышно, как настоятельница звонит кому-то по городскому телефону. В этот вечерний час, когда месяц взошел над Александровой горой в тихом Переславле-Залесском, из монастыря потребовалось сделать еще один срочный звонок – на этот раз по междугородней.
ГЛАВА 9
ОСЛЕПЛЕННЫЙ
Подняться на Гоголевский бульвар можно по ступенькам, «разрыв» в ограде как раз напротив Сивцева Вражка, где водитель остановил машину. Катя увидела людей в форме, и они почти сразу преградили ей дорогу:
– Сюда нельзя, проход закрыт. Не на что тут смотреть!
Странно слышать это в четвертом часу утра, есть фразы, которые не режут слух только днем. Катя предъявила удостоверение, они посветили фонарем на фотографию, потом на лицо Кати. Ее пропустили.
Сколько же народу нагнали… Наверное, весь Центральный округ на ноги поднят, а вон знакомые лица с Петровки 38, МУР… Следователь прокуратуры Берендеев, с ним она тоже встречалась, эксперты-криминалисты – там, у дальней скамейки, окружили что-то, как стая гончих, чуть ли не на коленях ползают в грязи, в лужах, собирают…
– Эй, а ты как здесь?
Катя обернулась. И поначалу подумала, что это какой-то гном низенький, коренастый ее окликает – в мокрой от дождя нейлоновой куртке, с низко надвинутым на лицо капюшоном, в сандалиях на босу ногу. Она заглянула под капюшон:
– Лиля!
Капитан московского уголовного розыска Лилия Белоручка не приветствовала ее аналогичным радостным возгласом, только шумно высморкалась. И Катя вынуждена была объясниться:
– Я из Главка еду домой, мы в районе задержались со съемкой, а тут вижу на бульваре столько машин… и наши все… то есть ваши, Москва… Что-то случилось? Что?
– Дерьмо, вот что, – Лиля Белоручка снова шумно, даже с каким-то ожесточением, высморкалась. – Ладно, пошли, сейчас сама все увидишь, раз уж ты мимо ехала. Все равно такое, как ни скрывай, рано или поздно наружу попрет.
– Тебя из дома подняли, да? Дежурный по городу? – не унималась Катя.
Но капитан МУРа уже отвернулась и… Катя поперхнулась собственным любопытством, потому что…
Ах, как бы это сказать поточнее, как выразить… Когда внезапно место, которое отлично вам знакомо, где бывали вы сотни и тысячи раз, предстает вдруг совершенно в незнакомом, странном виде. Может, то ночь была виновата, дождь, что все никак не затихал, частые сполохи молний, сопровождавшиеся уже далекими раскатами грома. А может, переизбыток кофеина, что взвинтил давление, задурил голову, застлал глаза туманом, но Кате почудилось вдруг…
Что-то не так здесь. Что-то не так во всем этом, во всех этих внешних декорациях, столь привычных и обыденных при дневном свете.
Деревья… Аллея…
Огненный зигзаг над крышами, там, наверху…
Деревья…
Аллея…
Бульвар…
Все выученное наизусть и вместе с тем – чужое, только лишь притворившееся знакомым, прежним.
Что-то не то… Что-то странное, несвойственное городу, дикое и грубое, почти первобытное во всех этих внешних декорациях, за которыми скрывается чья-то смерть… страшная смерть…
В глухой час…
В глухом месте…
Да, да, там это было бы более органично – там, в глухом месте, где лишь бурьян и ржавые болванки, темные кусты, овраг… Но не здесь, не на Гоголевском бульваре, пропитанном июльским дождем.
Ночная гроза не принесла с собой свежести, тут во влажном тумане под липами, в расплывающемся, каком-то неживом свете фонарей было просто непереносимо… отсюда хотелось бежать без оглядки прочь…
Катя стиснула зубы. Вот еще новости, что за мандраж? Просто это еще одно место преступления. И она сама, сама попросила водителя остановиться здесь. Так отчего теперь, когда есть возможность все увидеть и узнать, она празднует труса?
Ноги, подошвы ботинок с налипшей грязью, темные брюки… Эксперты, что плотно толпились вокруг, слегка расступились. Капитан Белоручка там, среди них, какая все же фамилия у нее, у Лильки, нелепая, смешная… Но вот вспомнила ее, и на сердце как-то сразу легче стало… Белоручка… А они слушают ее, эти опера из МУРа и эксперты…
Катя медленно приблизилась. Возле скамейки на раскисшей земле навзничь лежал крупный мужчина в белой рубашке, запачканной…
Стоп. Что у него с лицом?
Боже мой, что у него с лицом?!
– Задушен, как видите. Сила нужна была большая, чтобы справиться, потому что сам он, видимо, яростно боролся со своим убийцей.
– А эти раны на лице посмертного характера или же…
– Экспертиза более точно это покажет, но, судя по тому, что мы тут собираем сейчас, материала для исследований больше чем достаточно. В том числе и для будущей генетической экспертизы.
Криминалисты вполголоса разговаривали с капитаном Белоручкой, склонившейся над трупом.
Лицо мертвеца окровавлено. Глаза… отсутствовали, свет карманных фонарей упирался в мертвое лицо, в черные провалы глазниц…
– То, что от глазных яблок осталось, я собрал, – тусклым голосом сообщил один из криминалистов по фамилии Сиваков. – Вот здесь справа, в изголовье… раздавлены… вместе с частицами почвы собираем…
Кате стало дурно. Она быстро отвернулась и… Возможно, от обморока ее спасло опять-таки неуемное любопытство. Следователь прокуратуры вместе с оперативниками, светя себе фонарями, внимательно разглядывали какой-то листок бумаги, уже упакованный экспертами в полиэтилен.
– Смерть наступила около часа назад, его убили здесь, на этой аллее, либо еще до дождя, либо когда гроза только-только начиналась, – донеслось до Кати.
Туда не надо смотреть, смотри на этот листок бумаги в руках следователя… Вот так, хорошо, сейчас дурнота пройдет… Спроси, спроси у них что-нибудь…
– Кто его обнаружил? – спросила она.
– Дворники таджики. Когда дождь немного затих, они пошли стоки проверять, а то эту сторону бульвара со стороны Арбата сильный ливень затапливает. Ближе к метро «Кропоткинская» у них мусорные контейнеры и навес, говорят, взяли инвентарь и пошли по бульвару, здесь как раз хотели перейти на ту сторону, там вон спуск и… наткнулись на него, – следователь прокуратуры Берендеев, узнавший Катю, казалось, абсолютно не удивился, что в такой час она тоже тут.
Словно так и надо. Словно все они должны были собраться здесь, когда такое произошло.
– А он… этот потерпевший, он кто? Личность установили?
– Они его видели и раньше в этом квартале… дворники таджики, он тут работал постоянно, что-то вроде сторожа или охранника. А вот на визитке у него другое значится.
Катя смотрела на следователя. На визитке? Выходит, они нашли у него в кармане визитку? Та бумажка, что они так напряженно и сосредоточенно разглядывали, была визитка? Нет, что-то не похоже.
– Все при нем, ключи, бумажник, деньги, визитница, все в карманах брюк, пачка сигарет «Кэмел», – перечислил следователь. – Его фамилия Колобердяев, он здесь работал охранником, хотя на визитке его написано «Директор по хозяйственной части».
– Хозяйственной части чего? – спросила Катя.
И вдруг с той стороны бульвара кто-то из патрульных крикнул во всю силу своих молодых легких:
