скачать книгу бесплатно
12 мая 1945 года был арестован советской контрразведкой Осуждён по обвинению в участии в «антисоветской организации, которая ставила своей целью вооружённое свержение советской власти и организацию террористических актов против руководителей ВКП (б) и советского правительства» к 10 годам заключения. Умер в лагере 7 апреля 1951 года.
ГРИША КОЦ, КОТОРЫЙ ЯКОВ
На одном из домов Малой Покровки, где с 1918 по 1922 год находилась Нижегородская ЧК, можно увидеть мемориальную доску. Упоминается и первый начальник Чрезвычайки — Яков Воробьёв. Но не верь глазам своим. Это чистая мистификация, как и бессмертный афоризм, приписываемый мифическому Козьме Пруткову. Не было никогда Козьмы, как и Якова Воробьёва. Был Григорий Коц – местечковый анархист из Киевской губернии, присвоивший чужое имя.
Между тем нынешние чекисты говорят о Воробьёве-Коце по-прежнему уважительно, едва ли не с придыханием. Для них он — непререкаемый авторитет. И, похоже, ничего-то у нас не изменилось. Как раньше закрывали глаза на то, что первый начальник ЧК вместе со своими подручными-латышами творил беспредел, так закрываем и сегодня. Или именно эта крутизна привлекает нас? Дрогнул палец на спусковом курке, просвистел горячий свинец — и всё: нет человека. Но зато пьянит ощущение безграничной власти: ты — полубог, ты решаешь, кому оставаться жить, но не всем, увы, достается счастливый билет в лотерее…
Местечковый мальчик
Григорий Коц (по другой версии – Кац) родился 17 ноября 1885 года в местечке Васильково под Киевом. Потом, чтобы запутать жандармов, он возьмет партийную кличку «Василий». Но его, кстати, быстро раскусили.
Отец Григория был сельским фельдшером, семья еле-еле сводила концы с концами. Впрочем, Коц-старший по этому поводу особо не комплексовал. Он любил повторять: «Есть люди, которые живут хуже тебя, и есть люди, которые живут хуже тех, кто живёт хуже тебя. Значит, мы где-то посередине». И у Гриши постоянно появлялись все новые и новые братья и сестры.
В школу никто из них не ходил – не было обувки. Развлекали себя тем, что слушали, как пурга воет в дымоходах, да смотрели, как тьма разбегалась по хате длинными сутулыми тенями…
Когда и при каких обстоятельствах Гриша познакомился со студентами-анархистами, история умалчивает. Якобы даже принимал участие в студенческих волнениях в Киеве в 1901 году, но каких-то письменных свидетельств, подтверждающих это, в архивах не отыскалось.
Когда семья переехала в Белую Церковь, Григорий Коц становится членом местной организации анархистов, которые именовали себя анархо-коммунистами. Но это были, по сути дела, заурядные уголовники. Они нападали ночью на городовых, отбирали у них оружие, а потом продавали его эсерам. Нападали и на небольшие лавочки, забирали дневную выручку.
Коц, ставший впоследствии Воробьёвым, называл это в своих автобиографиях «эксами», то бишь, экспроприациями. Но на «эксы» мелкие грабежи никак не тянули. Об этом можно судить по срокам, которые отбывал Воробьев-Коц. В 1905 году он находился в тюрьме 8 месяцев, в 1907-м его отправили в двухгодичную ссылку в Архангельскую губернию. Накануне Первой мировой войны – в 4-годичную, в Тобольск. И тут всё ясно, как день. За налеты на государственные учреждения и банки суды назначали каторжные работы, а если проливалась кровь, – маячила виселица.
Дезертир
Местечковому мальчику везло. В Тобольской губернии он познакомился с большевиками и сразу же к ним переметнулся, так как ему посулили большое будущее. Вскоре по амнистии в связи с 300-летием дома Романовых его вообще освободили от наказания.
Новые товарищи по новой партии дали Григорию заветный адресок, и он отправляется в Саратов. Но там его призывают на военную службу.
Выполнять свой патриотический долг рядовому запасного полка совсем не хотелось. То ли дело разгульная вольная жизнь! И он делает ноги. Тогда-то и превращается в Якова Воробьева. Как попали к нему документы этого человека, был ли он реальной личностью, неизвестно.
Позднее Воробьёв-Коц объяснял свое дезертирство тем, что он во время службы в армии продолжал заниматься революционной работой и им заинтересовались жандармы. Но это объяснение не выдерживает критики. Жандармы воинские части обходили стороной – там революционерами занималась своя контрразведка.
На гребне волны
После тщательного запутывания следов Воробьев-Коц «лёг на дно» в Нижнем Новгороде. Здесь он быстро устанавливает связи с местными социал-демократами, становится одним из руководителей Канавинского комитета РСДРП, созданного весной 1916 года.
Но его выследили. В ночь на 24 декабря 1916 года дезертир был арестован в помещении «Канавинского общества разумных развлечений».
Первый его допрос вёл сам начальник Нижегородского охранного отделения полковник Иван Петрович Мазурин. Это был опытный следователь. Он выколачивал признательные показания у революционеров всех мастей в Польше, Екатеринбурге, Перми, Кронштадте, был награжден орденами Святого Владимира и Святого Станислава. Но надо отдать должное Воробьёву-Коцу – держался он с достоинством. На все вопросы, которые задавал ему Мазурин, отвечал одинаково: «Ничего не скажу». Потом, в 1918 году, он, кстати, отомстил Мазурину. Его расстреляли в числе других заложников.
Дезертирство в военное время каралось строго – вплоть до смертной казни. Тут уж каторги трудно было не избежать. Но человеку, взявшему чужое имя, опять повезло: началась Февральская революция, и многотысячная толпа освободила из острога всех политических, а заодно и уголовников.
Воробьев-Коц чувствовал себя героем. Через пять дней, 6 марта, состоялось заседание Канавинского комитета РСДРП (б), на котором он был избран его председателем. И сразу же, как вспоминали его товарищи, «с головой окунулсяв работу» (ГКУ ЦАНО). Она заключалась в создании на предприятиях отрядов рабочей милиции и их вооружении. В октябре это поможет большевикам захватить власть.
Контрик? В расход!
В декабре 1917 года Нижегородский военно-революционный комитета был преобразован в военно-революционный штаб. Его политотдел возглавил Воробьев-Коц. Он тут же раскрыл антибольшевистский заговор, идейным вдохновителем которого был поручик 7-го Финляндского стрелкового полка Дмитрий Глобов или Глебов. В планах мятежников было якобы повторение октябрьского марша большевиков: захват арсенала в кремле, почтамта, телеграфа и других государственных учреждений. Но прожектам этим не суждено было сбыться. Всех заговорщиков арестовали.
21 марта 1918 года газета «Рабоче-крестьянский Нижегородский листок» известила читателей о создании в губернии чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Ее начальником был назначен Яков Воробьев.
Поначалу она состояла всего из шести сотрудников. Но у них были понятливые помощники из летучего коммунистического боевого отряда латышских стрелков. И с марта по июль 1918 года нижегородские чекисты подавили около 40 контрреволюционных выступлений в селе Богородском, Васильсурском, Семеновском и Сергачском уездах, Урене, Курмыше. Пришлось проводить акцию устрашения и в Чебоксарах, где окопался захвативший несколько пароходов бывший начальник снабжения Восточного фронта Исидор Трофимовский. Он был арестован, перепровождён в Нижний Новгород и по приговору ревтрибунала расстрелян. Позже, когда после покушения на Ленина был объявлен красный террор, в Нижнем Новгороде казнили еще свыше 40 «наиболее опасных» заложников. Было создано несколько концентрационных лагерей, куда отправили всех бывших царских офицеров, жандармов и полицейских. Террор набирал обороты. Им дирижировал Яков-Григорий Воробьев-Коц.
Финал
Первый начальник Нижегородской ЧК принимал участие в трех первых конференциях чекистов России. Сохранился характерный документ, где есть и его подпись. Вот небольшой фрагмент этого документа: «Ввиду грозного момента и исключительных обстоятельств вынесены следующие постановления: … применить меру расстрела по отношению видных и явно уличенных контрреволюционеров, спекулянтов, грабителей и взяточников; в провинции принять срочные и решительные меры пресечения (вплоть до смертной казни) к распространению буржуазной, соглашательской и бульварной печати» (Государственный архив Российской Федерации – ГАРФ).
В сентябре 1919 года нижегородского борца с контриками переводят в Воронеж на такую же должность как «более стойкого и решительного». Но везение кончилось – его и так было чересчур много. Вагон, в котором ехал Воробьёв-Коц, отцепили, а ночью станцию захватили белые. О последних днях первого нижегородского чекиста ничего не известно. По одной из версий, его расстреляли казаки.
ТОПОЛИНЫЙ ПУХ И ПОСВИСТ ПУЛЬ
В июле 1918 года в селе Быковка (тогда оно относилось к Васильсурскому уезду) произошла страшная трагедия. С оружием в руках пошли друг на друга сосед на соседа. Главной причиной побоищ была не защита добра, нажитого нелёгким крестьянским трудом. На то добро, как выяснится позже, никто и не покушался. Это был русский бунт — бессмысленный и беспощадный.
Сиреневое море
Село Быковка теперь территориально находится в Воротынском районе. Село, которое было когда-то центральной усадьбой потомков уральских заводчиков Демидовых, гордившееся своими храмами, великолепным парком, оранжереями, добротными каменными домами, достатком жителей, постепенно превращается в вымирающую деревню. Живут сегодня здесь всего двести человек – много меньше, чем ещё десять лет назад.
А когда-то Быковка была законодательницей российских мод. Нет, не о нарядах речь. Здесь впервые собрали урожай заморских «земляных яблок» – картошки, начали делать прививки от оспы. Потом стали разводить коров холмогорской породы и орловских рысаков. Через два года после отмены крепостного права быковские крестьяне выкупили свои наделы и стали собственниками земли, то есть первыми в России освободились от крепостного гнёта.
Быковка упоминается в летописях с 1588 года. В конце позапрошлого века село представляло собой настоящее сиреневое море (Демидовы очень любили запах цветущей сирени), здесь были построены храмы, которые сохранились и до нашего времени. Быковка была фактически административным центром Васильсурского уезда. В селе, в частности, находилась уездная земская управа, председателем которой были Александр Васильевич, а затем его сын, Александр Демидов.
Большевики сделали всё, чтобы изгадить позитив. Рождественский храм они использовали под склад, деревья в парке вырубили, усадебный дом разобрали на кирпичи, родовую усыпальницу Демидовых разграбили – чекисты искали драгоценности; надгробия разбили и приспособили под фундаменты строящихся домов. Вандализм и цинизм достигли своей высшей точки, когда памятник Марии Александровны Демидовой (Каргер) «переоборудовали» в памятник красноармейцам, погибшим в 1918 году. Увенчали его вместо креста пятиконечной звездой. На постаменте начертаны слова: «Борцам за народное счастье». Только не за счастье, а за несчастье бились они.
Этот памятник был установлен в 1960 году. Но с тех пор оценка событий изменилась.
Мятеж зрел давно
Летом 1918 года большевистская республика оказалась в кольце фронтов. Само её существование было под большим вопросом. С потерей зернодобывающих территорий нависла угроза голода. И большевики прибегли к прямому грабежу крестьян – иначе бы их власть была свергнута. Особый интерес представляли для них зажиточные села Васильсурского уезда. «Большинство населения, которое достигает почти 150000 человек, состоит из зажиточных крестьян, хорошо обеспеченных пахотной землей и доходами с фруктовых садов, – говорилось в „Докладе о деятельности Нижегородской губернской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности“, озвученным в сентябре 1918 года. – Это породило массу кулаков, спекулянтов, которые образовали кадры недовольных Советской властью» (Центр хранения документации новейшей истории Нижегородской области – ЦХДНИНО).
Но недовольство проявляли не только зажиточные крестьяне. Прямой грабёж большевиков коснулся и середняков. Только самые бедные крестьяне оказывали содействие властям. Это были, как правило, лодыри и пьяницы. Не проявляя усердия в поле, они довольствовались тем, что им перепадала часть награбленного.
Что же случилось сто лет назад?
В селе Егорьевском по соседству с Быковкой зажиточных крестьян было мало. Там власть принадлежала большевикам. И они решили провести в Быковке уездную партконференцию. С жителями Быковки никто не посоветовался. На конференции планировалось выработать меры против кулацкого насилия.
Но 25 июля 1918 года в Быковку прибыло, кроме егорьевцев, лишь 6 из 45 делегатов из сел Казыевки, Грязнова и Ватраса. Кворума для принятия каких-то решений не было.
Делегаты, как сообщала газета «Волжская коммуна» 7 августа 1918 года, собрались в здании бывшей земской управы. Ждали долго – примерно пять или шесть часов. Перед тем, как разъехаться по домам, решили перекусить в чайной Ивана Белякова. Выпили.
Ничего не зная о конференции, быковские крестьяне проводили в тот день сельский сход. На нём шла речь о выборе пастуха – ни о какой политике речи не было. Но тут прибежали мальчишки и сообщили, что в селе много приезжих. Народ заволновался: не замышляют ли они чего. Григорий Кужарин высказал предположение, что, возможно, прибыли чекисты – отбирать излишки хлеба. Дальше, как свидетельствовал председатель Быковского волостного совета Иван Котин, который возвращался с сенокоса, толпа, вооруженная вилами, граблями и кольями, двинулась к чайной Белякова.
Около чайной стояла повозка, в которой сидел Василий Каганов из села Егорьевского, рядом стоял ездовой Василий Кутлаков. Кто-то заметил в тарантасе винтовку, завязалась драка.
Услышав шум, из чайной вышли приезжие. Представитель уездного исполкома Иван Комолов показал письменное разрешение властей на созыв конференции. Но люди не поверили.
– Зачем тогда с оружием сюда явились? – спросил у Комолова Александр Солдатов. – Чтобы хлеб отбирать?
Семён Кокушкин из Казыевки выхватил револьвер. Другой казыевец, Алексей Артёмьев, вынул гранату. Это ещё больше разозлило крестьян. Они бросились на приезжих. Граната разорвалась, ранив товарищей Артёмьева – Федора Панкратова и Кокушкина.
Услышав взрыв, милиционер Александр Фадеев, согласно его показаниям, «прибежал узнать, в чем дело». Он увидел: «на земле лежало четыре человека, один из которых был уже убит, а трое сильно избиты» (ЦХДНИНО).
Пришедшему фельдшеру не позволили оказать пострадавшим помощь. И только «когда ярость толпы утихла», их отправили в безопасное место.
Но это был ещё не финал. Толпа двинулась к дому милиционера Степана Медведева, у которого хранилось несколько винтовок. Их у него отобрали.
Маразм крепчал
Утром следующего дня страсти не утихли. Толпа окружила дом бывшего красноармейца Алексея Ефремова, которого подозревали в связях с казыевскими большевиками. Но Ефремова дома не было.
В это время начальник Воротынской участковой милиции И.С.Ерин допрашивал делегатов конференции Михаила Русакова из села Бронский Ватрас, Василия Каганова и Ивана Комолова. Он принял решение переправить всех пострадавших в больницу. Но толпа узнала об этом. Увезти их не дали. Русакова подняли на вилы, Комолова потащили к реке Урге, где и утопили. Каким-то чудом остался в живых Каганов, хотя пуля прострелила ему шею, раздробила челюсть и повредила язык.
Кутлаков, избежавший расправы, рассказал комиссару по военным делам Егорьевской волости Василию Жогину о событиях в Быковке. Всё это стало известно в Казыевке. И соседи решили отомстить обидчикам. Вооружившись, они направились в Быковку. Войдя в село и, стреляя куда попало, казыевцы нашли труп Русакова и раненого Каганова. И тут стоит процитировать «Доклад о деятельности Васильсурской уездной Чрезвычайной комиссии»: «… ужасный вид замученных кулаками товарищей вызвал со стороны коммунистов беспорядочную стрельбу по селу, в результате которой оказалось убито шесть крестьян села Быковки» (ЦХДНИНО)..
Чекисты выгораживали казыевских коммунистов и им сочувствующих. Те расстреляли совершенно не причастных к расправе над большевиками стариков.
Форменный погром
Вскоре в селах Ивановском, Новом Усаде, Тубанаевке, Монастырском Ватрасе и других зазвонили колокола, поднимая народ на борьбу с «супостатами». Кто подразумевался под ними, всем было всё равно. Только из Ватраса на помощь быковцам пришло, как пишет в своей книге «Народная трагедия», изданной очень маленьким тиражом Александр Дюжаков, около 500 человек. Большой отряд был сформирован в Новом Усаде.
Казыевцы, почувствовав, что дело пахнет керосином, покинули Быковку. Тогда толпа стала срывать злость на жителях села. Никакой логики в этом не было. Отряды из Ватраса и Нового Усада окружили дом дьякона Михаила Стеклова, сын которого, Александр, одно время возглавлял волостной совет. Но он убежал и прятался в овраге. Здесь его и нашли, изрубив топорами и шашкой. С убитого сняли сапоги, брюки, золотой крест, забрали деньги. Ограбили и дом дьякона.
Погром продолжался и на следующий день. Были зверски убиты бывшие красноармейцы Иван Калашников и Михаил Киселёв, бывший офицер царской армии Николай Конторщиков – всего 16 (по другим данным – 20) человек. Была попытка организовать поход на Казыевку, но по каким-то непонятным, опять-таки не очень логичным причинам, этот поход не состоялся.
Кто же всё-таки виноват?
В Нижнем Новгороде заволновались. В Быковку направили сводный отряд красноармейцев и чекистов. При нём имелись пулемёты и пушка. Ещё на подходе к селу Монастырский Ватрас был произведён орудийный выстрел по «банде кулаков и их наёмников» (ЦХДНИНО).
В Быковке каратели сопротивления не встретили. Началось следствие. По словам председателя уездной ЧК Василия Овсянникова, в период с 30 июля по 4 августа было арестовано 29 человек. Допросы производились, как писал В. З. Овсянников, «в боевой обстановке, так как мы окружены были со всех сторон кулаками», поэтому «иногда в грубой форме» (там же).
Какие же выводы сделала следственная комиссия? Вот какие: «Целый ряд обысков обнаружил у некоторых буржуазных обывателей… зарытыми в землю, запрятанными в дровах, в соломе и т.п.: деньги — золотом, серебром и медью — до 1000 р., кредитными билетами и купонами — до 11000 р., в бумагах – до 65000 р. Много золота, вещей, изделий из серебра и разные другие вещи, которые и переданы в надлежащие учреждения Советской власти (там же). Вот, оказывается, в чем дело! Следствие сводилось не к раскрытию причин мятежа, а к изъятию ценностей. Вдобавок ко всему на кулаков уезда была наложена контрибуция в размере 167 850 рублей.
События в Быковке и окрестных селах и деревнях сразу же назвали выступлениями «против партии большевиков и Советской власти» (Волжская коммуна, 1918, 7 августа). Но так ли это? Кто сегодня может вообще разобраться в том, что случилось, что не поддается никакой логике, в основе чего был всплеск эмоций и проявление глубинных первобытных инстинктов? И готовы ли мы извлечь уроки из того трагического опыта?
Кто есть кто
*Мария Каргер (Демидова; 1845—1871) – дочь Александра Васильевича (1811—1872) и Анастасии Николаевны Демидовой. Была замужем за Николаем Картером. Умерла в 26 лет.
* Василий Овсянников — первый председатель Васильсурской уездной ЧК Нижегородской губернии. Руководитель расправы над крестьянами в Быковской волости Васильсурского уезда (июль 1918 года). Участник Гражданской войны. Возглавлял следственную комиссию, работавшую в Быковке. В сентябре 1918 года Васильсурская ЧК отметилась расстрелами двух ананьевских крестьян — Василия Иудина и Ивана Кирюшина, а также иерея храма в селе Семьяны Иоанна Флёрова. Сменивший Зимина, который, в свою. очередь, сменил Овсянникова, Фёдор Фадеев утопил в крови марийское селение Емангаш и лично принимал участие в казнях.
МЯТЕЖНЫЙ УРЕНЬ
В 2000 году жительница Нижнего Новгорода Н. Б. Потанина обнаружила на чердаке своего загородного дома в поселке Макарьево Лысковского района рукопись, озаглавленную как «История повстанческого движения в селе Урене и его участники». Рукопись состояла из нескольких исписанных карандашом и пожелтевших от времени листков. Установить имя автора не удалось. Судя по всему, это был участник Уренского восстания 1918 года, описанного им по горячим следам. Его записи представляли несомненный интерес, поскольку были взглядом на события, опровергавшим официальные версии, выдвинутые в застойное время.
Что же было в Урене на самом деле?
Началось всё в июне, когда на север Нижегородской губернии нагрянули чекисты и голодные горожане с одной только целью – изъять излишки хлеба. Уренский край считался богатым. Он был центром снабжения зерном Варнавинского и Ветлужского уездов и всей Костромской губернии. Здесь жили трудолюбивые старообрядцы, которые всегда выступали в оппозиции к любому общественному строю. Анатолий Луначарский писал, что «к революции они относятся как к пришлому антихристу» (Луначарский А. В. Великий переворот. (Октябрьская революция). Часть 1, Петроград, издание З. И.. Гржебина, 1919).
Борис Савинков сделал ставку именно на старообрядцев. Их было много и Ярославле, и в Муроме, где в июле — почти синхронно с разницей в четыре дня, – население выступило против большевиков. Затем в сентябре мятеж вспыхнул в Курмыше. Агенты Савинкова готовили восстание и в Урене. И их усилия не пропали даром. Начались волнения. Крестьяне, возмущённые насильственными реквизициями, решили отделиться от Костромской и войти в состав соседней, Вятской губернии.
Собрание представителей шести волостей, которое должно было законодательно оформить присоединение, должно было состояться 19 августа 1918 года. Но в этот день рота красноармейцев под командованием И. И. Виноградова прибыла из Варнавина в Урень (по другим данным, военных было всего 25 человек). Здесь же оказался и начальник уездной ЧК Н. Н. Махов. Именно он потребовал распустить собрание.
Крестьяне отказались. Тогда Виноградов приказал своим бойцам открыть огонь из пулемётов. Но уренцы ожидали такой поворот событий и захватили с собой оружие. Меткие охотники, они стали отстреливаться и обратили вооружённых соседей в бегство. Было убито десять красноармейцев.
Но убили их не в бою. Как вспоминал очевиден тех событий В. М. Журавлев, пленных «ставили в ряд на край ямы… и по очереди убивали, кололи щтыками, били прикладами, а затем бросали в яму. Дожидавшиеся очереди должны были наблюдать смерть своих товарищей. Один из красноармейцев не выдержал этой муки и бросился в яму живым. Так его и закопали» (Забвению не подлежит. Книга вторая. Нижний Новгород, Волго-Вятское книжное издательство, 1994).
На следующее утро в Урене были созданы комитет охраны, военный штаб и трибунал. Комитет охраны возглавил прапорщик Иван Иванов, командирами крестьянских добровольческих дружин стали бывшие— офицеры Фёдор Щербаков, Иван Кочетков, Фёдор Коротыгин, Михаил Москвин и Знновий Вихарев. Известно, что в три первые дружины записалось 450 человек. У них было 10 винтовок и 150 дробовиков.
Уренцы попытались взять штурмом Варнавин. Но эта попытка не удалась. В Варнавии прибыло подкрепление из Галича и Буя, а также отряд во главе с губернским военным комиссаром Н. А. Филатовым. Однако и Филатов ничего не смог сделать с восставшими.
Тем временем мятеж вспыхнул и в большом селе Баки. Но он был жестоко подавлен. А уренцы в отместку захватили
город Ветлугу. Первым делом они заняли винный склад, где хранилось оружие, размещался уездный исполнительный комитет и общежитие его работников. Находившиеся в городе красноармейцы не смогли противостоять мятежникам и разбежались. После этого сдались осаждённые в общежитии члены уездного исполкома.
В этот же день в Ветлуге заработал комитет общественной безопасности. Был объявлен призыв в армию, устанавливалась связь с Казанью, захваченной белыми.
В Костроме красные запаниковали. Губерния была объявлена на осадном положении. Для плавления восстания был брошен стрелковый полк. Тут уже мятежникам ловить было нечего. Вдобавок у них неожиданно взорвался ящик с ручными гранатами. Один человек погиб, ещё 60 было ранено, и это вызвало панику. 18 сентября 1916 года с мятежом было покончено. Но часть восставших ушла в леса, откуда совершались нападения на продотряды и чекистов вплоть до 1920 года.
Те, кого взяли в плен с оружием в руках, ждал расстрел. Остальных отправили в лагеря. Урень опустел на долгие годы…
По-разному сложились судьбу участников восстания. О многих ничего не известно. Знновий Вихарев скрывался в лесах до 1921 года. Отсидел шесть лет а концентрационном лагере. Расстрелян в октябре 1937 года. Иван Иванов скончался в Соловецком концлагере. Фёдор Каротыгин после освобождения из заключения работал в библиотеках Костромы и Москвы, Московском институте культуры. Ивану Кочеткову удалось сбежать во время этапирования, он воевал с красными под началом атамана Г. М. Семёнова. Михаил Москвин после осидки участвовал в Великой Отечественной войне, в 1949 году жил а Костроме, но был арестован за антисоветскую агитацию. Вроде бы его сослали в Красноярский край.
Но самые невероятные изгибы судьбы у Фёдора Щербакова. Полный георгиевский кавалер после поражения повстанцев бежал. Позднее был мобилизован в РККА. В 1938 репрессирован, в 1940 освобожден. Воевал с фашистами, возглавлял разведку бригады морской. пехоты. Награжден орденом Отечественной войны, медалью «За оборону Севастополя».
Кто есть кто
Их свидетельских показаний:
«Подъезжая к какой-нибудь деревне, отряд Махова открывал стрельбу из пулеметов, чтобы испугать жителей. Мужчинам приходилось надевать по пять и более рубах для того, чтобы не ощущать порки, но и это мало помогало, так как плети были свиты из проволоки, и случалось, что рубахи врезались в тело и так засыхали, что приходилось отмачивать тёплой водой».
Озеров, заведующий финансовым отделом Варнавинского Совета депутатов: «Махов, по словам красноармейцев, приказывал в буквальном смысле грабить всё население, не считаясь с его материальным положением. Красноармейцами в это время было привезено много скоромного масла, меду, сахара и много вещей, награбленных у населения».
«Особую энергию в деле избиения проявил… Махов… Он дал красноармейцам общую инструкцию такого рода: „Если крестьяне не будут нас слушаться, бить чем попало“, и красноармейцы исполняли приказание». :
Из доклада члена следственной комиссии при Костромском ревтрибунале С.С.Касаткина от 18 октября 1918 года: «В июне или июле… местным Советом была предпринята реквизиция излишков хлеба. Реквизиция эта производилась настолько бессистемно и сопровождалась таким произволом со стороны членов Совета, что становится понятной озлобленность населения… Были случаи, когда отбирался последний пуд хлеба, причем сопротивлявшихся били нагайками. В Петушихе Новоникольской волости были избиты несколько граждан по приказанию Махова. Брали у них мед, яйца, молоко и ни за что не платили».
Ломоносов: «…хлеб отбирался у всех без исключения… деньги за отобранный хлеб не платили, а забирали все остатки. При отобрании хлеба пускались в ход нагайки…»
Иерусалимский: «У некоторых отбирались последнее. Например, у фельдшера С.И.Введенского изъяли купленные им два пуда муки. Он пришёл в больницу и плакал… Население стало говорить: «Теперь все равно умирать, что от штыка, что от голода…» (Областное государственное казённое учреждение Архив новейшей истории Костромской области – ОГКУ АНИКО)
В ГУБЧЕКА ПОПАДЁШЬ – НЕ ВОРОТИШЬСЯ
У одного из коллекционеров довелось увидеть несколько экземпляров газеты «Красный меч» – органа политотдела войск ВЧК. Эта газета предназначалась только для служебного пользования. И поскольку «чужие» её читать не могли, всё писалось открытым текстом: «В борьбе, ведущейся не на жизнь, а на смерть, не может быть полумер и половинчатости… Для нас нет и не может быть старых устоев морали и „гуманности“, выдуманных буржуазией… Нам всё разрешено… Нам не нужно улик виновности…»
Опричники
Чрезвычайка с первых дней своего существования, таила в себе растущую, как на дрожжах, раковую опухоль беззакония. Чекисты действовали, как опричники Ивана Грозного.
Многие нижегородцы были арестованы в марте 1918 года, ещё до начала красного террора. Доносчики информировали о наличии у «спекулянтов» запасов хлеба и сахара, излишки продовольствия немедленно конфисковывались. Кое-что перепадало и самим чекистам.
ЧК пухла день ото дня. В сентябре 1918 года с отряда латышей в 30 человек она возросла до 350. Кроме этого, отдельные отряды разместились в Растяпино, Сормове, Канавине, при железной дороге. Это еще 150 человек. Начались массовые расстрелы.
