скачать книгу бесплатно
Потом мы попросили Евгения Евгеньевича показать нам, как надо изображать лунную походку, и скоро уже все танцевали, как Майкл Джексон. Весь класс стоял на ушах! Мне ещё никогда не было так весело. Это была самая лучшая дискотека в мире! Мы прыгали и скакали, пока совсем не устали. Мы очень шумели, но никто на нас не шикал. А потом Евгений Евгеньевич поставил другую кассету, там были медленные песни, очень романтичные. И сам первый пригласил на танец нашу красавицу Лилю Краснобаеву. Я ей так завидовала! Но это было справедливо, она ведь была, действительно, самая красивая девочка в классе, а может быть и во всей школе. И она была лучше всех одета: в короткую кожаную юбку и белую блузку с воланами. Кому же, как ни ей, можно было бы первой потанцевать с Жекой? Тут и завидовать нечему.
Евгений Евгеньевич положил руки ей на талию. Лиля была такая прекрасная, у неё горели щёки, длинные ресницы были опущены. Наш тьютор смотрел на неё и улыбался. Как бы я хотела оказаться на её месте! Они плавно двигались под музыку в центре класса. Глядя на них, мы тоже начали разбиваться на парочки. Вот одна пара присоединилась к ним, потом вторая, третья. А меня никто не приглашал. Я стояла у стенки и во все глаза смотрела на наших мальчишек. Мне казалось, я сейчас заплачу. Меня, наверное, никто никогда не пригласит. Потому что у меня дурацкое детское платье, слишком короткое, а ноги у меня не такие длинные, как у Лили, и я, наверное, никому не нравлюсь. Эх, было бы лучше продолжать танцевать быстрые танцы, или вообще пойти домой. Уже ведь поздно. Вот ещё одна пара вышла в центр класса, и ещё одна. Кому-то всегда везёт… Приглашали даже некрасивых и толстых девчонок, а меня – нет.
Тут ко мне подошёл мой сосед по парте Саша и спросил: «Можно тебя пригласить на танец?» Ой, как я обрадовалась! Я ответила: «Да, конечно!» Потом уже подумала, что настоящие женщины так себя не ведут, надо мне было бы как-нибудь поломаться, чтобы Саша подумал, что у меня и без него много кавалеров. Или хотя бы не так сильно выражать свой восторг. Но я не смогла. Ну и ладно, Сашка тоже был очень рад, что я согласилась. И тоже не мог этого скрыть. Он взял меня за руку, вывел в центр комнаты, положил руки мне на талию, а я – ему на плечи, и мы начали танцевать вместе со всеми. Одну песню, другую, третью. Некоторые пары менялись партнёрами, но мы с Сашей хотели танцевать только вдвоём. Я уже не смотрела на другие пары, и мне было не интересно, кто кого пригласил. Я смотрела только Саше в глаза. Мы всё больше и больше прижимались друг к другу, потом я почти уже висела у него на шее, а он сжимал меня руками крепко-прекрепко. Это был самый настоящий медляк, так только взрослые танцуют. Я никогда раньше ни с кем так не танцевала. Как это было замечательно, я могла бы продолжать до завтра!
На уроках литературы мы читали книгу Толстого «Война и мир», и там было описание первого бала Наташи Ростовой. Так вот, эта Наташа, наверное, и понятия не имела, как здорово танцевать настоящий взрослый медляк с Сашей из десятого А. Бедная Наташа Ростова! Скучные у них тогда устраивались балы, вроде наших старорежимных Огоньков.
Потом мы шли домой по заснеженным улицам. Был мороз, и всё было такое белое, чистое. Мы играли в снежки. То есть другие играли, а мы с Сашей шли позади всех и держались за руки. И никто над нами не смеялся и не кричал: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» Это только дети смеются над выражением чувств, сказал Евгений Евгеньевич. А мы теперь все уже взрослые, и мы знаем, что такое настоящие чувства.
Какая чудесная у нас была дискотека! Теперь мы устраиваем дискотеки каждую пятницу после уроков. А наш класс мы переименовали. Раньше он назывался просто House, а теперь Crazy House, а по-русски Сумасшедший Дом. Потому что там всегда происходят такие безумные вещи! Ребят из других классов мы к себе в Крейзи Хаус не пускаем. Нам чужаки не нужны! Если им хочется, пусть устраивают свои собственные вечеринки, а к нам пусть не лезут. Кто ж им мешает? Но они ничего не устраивают, а только завидуют нам и говорят про нас гадости.
Физкультуры у нас не было, так как физрук Карим Фархатович по жизни был на больничном. А если не был, то он говорил так: «Дети, я уже старый, я сейчас умру, не нервируйте меня. Идите гулять. Мальчики могут поиграть в футбол во дворе, а девочки, ну не знаю, девочкам физкультура не нужна.» Наверное, Карим Фархатович думал о своей исторической родине, когда предлагал мальчишкам поиграть в футбол во дворе. Во-первых у нас не было никакого школьного двора, наша школа стояла на огромном пустом поле, окружённом многоэтажками. А во-вторых, это поле было десять месяцев в году залито грязной жижей, которая зимой превращалась в серый колдобистый лёд, а летом то в озеро, то в кучу пыли, в зависимости от погоды. Это же Питер, там болото! Вместо физкультуры мы обычно делали уроки на подоконнике в вестибюле.
Но наш тьютор Евгений Евгеньевич быстро положил этому конец. Когда он узнал, что вместо физкультуры мы сидим целый час на скамейке, он пришёл в ужас. Он сказал так:
– Что это ещё такое? У вас урок физкультуры, или нет? Чего вы сидите, штаны просиживаете? Вы все молодые, здоровые, вам двигаться надо. Укреплять тело, закалять характер. Чтобы парни все были сильными, а девушки – стройными. Почему вы не занимаетесь?
– Но Евгений Евгеньевич! – заныли мы все хором – У нас нет преподавателя, он на больничном. Как мы будем заниматься? Зал заперт. Мы бы с радостью, но Карим Фархатович очень старенький, у него болит спина, он не может с нами заниматься.
Евгений Евгеньевич возразил:
– Но вам-то до пенсии ещё далеко! Вам двигаться нужно, а не только за книжками сидеть. В Америке, например, спорт – это образ жизни, а не школьный предмет. Спортом занимаются все, и старички и малыши, независимо от возраста, пола, социального положения, внешности и комплекции. Утренняя пробежка – это обязательно!
– Да, но что нам делать? Это же не наша вина, что у нас нет тренера. Вот если бы вы с нами немножко позанимались… чтобы как в Америке…
Тьютор широко улыбнулся, он больше не сердился на нас. В его глазах появилось озорное, совсем мальчишеское выражение:
– Я с вами заниматься не могу, мне надо вести уроки английского. Ну а сами-то вы – что? Разве не сможете? Вы все у меня взрослые, все самостоятельные, все молодцы. Вы всё можете сами, вас не надо водить за ручку, как маленьких. Или я не прав? Зачем вам тренер? Что он такое может, чего вы сами не можете? Или у вас не хватит силы воли? Не хватит самодисциплины? Ребята, я в вас верю! Давайте, чтобы физкультура была каждый день! Докажем всем, что наш класс – самый спортивный!
И мы закричали в ответ:
– Наша группа лучше всех! Нашу группу ждёт успех!
Мы теперь занимаемся спортом ежедневно, как американцы. Перед уроками у нас полчаса на утреннюю пробежку, а после уроков – ещё полчаса на вечернюю. Мы бегаем кругами вокруг школы. Два часа в неделю у нас отведено на уроки физкультуры, тогда уборщица отпирает спортзал и мы можем там заниматься. Мы сами придумали себе целый комплекс упражнений, записали на лист бумаги, какое упражнение следует за каким, и всё это делаем безо всякого тренера. Самостоятельно!
Если мы встречаемся после школы, то обычно идём вместе на каток или на детскую площадку за школой, где есть турники и лазилки. Там мы занимаемся спортом. Нам завидуют ребята из других классов, но у них-то нет такого тьютора, как у нас, и их организовывать некому, а сами они, конечно, ничего не могут. Малявки! Им нужна нянька, чтобы за ручку их водила. А мы всё можем сами, и скоро станем сильными, здоровыми и красивыми. Родители в восторге! Они не нарадуются на Евгения Евгеньевича. Моя мама сказала: «Когда он появился в школе, у вас пошла совсем другая жизнь, он эту богадельню перевернул с ног на голову.»
Хотите новость? Мы теперь все поём в хоре, весь класс. Это особенный хор, англоязычный, мы поём песни на английском языке. У нас в школе уже есть один хор, его ведёт учительница пения Елизавета Валерьевна, или, как мы её называем, Валерка. Она – бывшая оперная певица, ходит по школе в старом концертном платье и с высокой причёской на голове. У неё в классе висят бордовые шторы и повсюду стоят искусственные цветы, а на стенах – портреты композиторов: Глинки, Римского-Корсакова и Чайковского. Там всегда очень чисто, блестящий паркет, пахнет духами «Красная Москва», нельзя шуметь и бегать. И ещё там жарко, нельзя открывать окна, потому что можно простудить пианино, так говорит Елизавета Валерьевна. Я не понимаю, как пианино можно простудить, оно же деревянное. Класс пения всегда заперт на ключ, туда нельзя заходить без разрешения. Вот в этом-то классе и репетировал Елизаветин хор. Туда брали только тех, у кого был хороший голос и идеальный слух. Из нашего класса подошли только двое: девочка и мальчик. И если девочка пела с удовольствием, то мальчик совсем не хотел петь. Но какой у него был выбор? Хочешь – не хочешь, ему пришлось. Они репетировали, а потом выступали на всех школьных мероприятиях. Это было такое мучение! Ни один школьный праздник не обходился без хора. Сперва хор, а потом уже поздравления с новым годом и раздача подарков. И вот мы сидели в актовом зале, положив руки на колени, и слушали, как эти несчастные на сцене пели свои заунывные песни. Например такую:
Есть слово «пионер», и память, как награда
Есть песни и мечты, рождённые зарёй
И с нами навсегда те первые отряды
И Павлик Морозов живой!
И Павлик Морозов живой!
Но Евгений Евгеньевич сказал, мы создадим наш собственный, другой, новый хор. Это будет хор английской песни, и туда будут брать всех. Он сказал, что в Америке все поют, неважно, есть ли у человека голос и слух. Ведь пение – это такое удовольствие! Все могут петь. Если есть желание, будет и умение. Мы поём не для того, чтобы получать хорошие оценки или с кем-то соревноваться, мы поём для себя, чтобы быть всем вместе. Так здорово! Мы сразу начали разучивать новую английскую песню, и через пару дней могли спеть её все хором. Там был такой весёлый текст:
Ob-la-di, ob-la-da
Life goes on, bra
La-la, how the life goes on!
Евгений Евгеньевич сказал, это Битлз. Мой папа очень любит Битлз, но никогда не слушает. У нас дома есть пластинки, но наш проигрыватель сломался, он уже старый, поэтому папа его не включает. Но если по телевизору или радио передают песни Битлз, он всегда очень радуется и говорит: «Вот это настоящая музыка! Катька, слушай скорей, пока передача не кончилась.»
Под новый год мы устроили концерт для родителей и ребят из других классов. Сперва выступил хор нашей училки пения Елизаветы Валерьевны. Они, как обычно, гундосили что-то заунывное про долг пионеров перед коммунистами. Такие песни теперь непопулярны! Нет уже в стране никаких пионеров, а что касается коммунистов, то их признали обманщиками и жуликами. Я сама это слышала по телевизору в передче «600 секунд». Коммунизм у нас больше не строят, в пионеры не принимают. Но у Елизаветы нет других песен, она знает только такие, бедняжка. Ребята в её хоре все, как один, одеты в школьную форму. Форму отменили, но училка настаивает, что на сцене все должны выглядеть одинаково, так надо. Пришлось им доставать из шкафа старую форму и идти в ней в школу, как будто они – гости из прошлого.
Они допели, и тут на сцену выбегаем мы. Ха-ха, пусть-ка зрители немножко встряхнутся. Все сейчас обалдеют! Они такого ещё не видели! Мы все одеты по-разному, кто как хочет. Скоро новый год, и некоторые из нас одеты по-праздничному. В красно-зелёных свитерах, в кофтах с оленями и снеговиками, одна девчонка в золотистом платье, другая в джинсах и футболке, на которой нарисован Майкл Джексон. На мне оранжевый мамин свитер, на Лёше белая рубашка, на Славе футбольная форма, он любит футбол, на Андрюхе синий свитер с люрексом. А Лаврентий вообще пришёл в строгом деловом костюме и при галстуке. Не пионерском, а как у его папы-инженера. И вот мы встали кто где хочет, по росту или по голосам строиться не надо. Достали листки бумаги с текстом, наизусть заучивать было необязательно. Наш тьютор встал перед классом, взмахнул рукой, и мы хором запели, а точнее закричали:
Desmond has a barrow in the marketplace
Molly is the singer in a band
Desmond says to Molly, «Girl, I like your face»
And Molly says this as she takes him by the hand
Ob-la-di, ob-la-da
Life goes on, bra
La-la, how the life goes on!
Вы бы видели, что творилось в зале! Сперва никто ничего не понял, потом начали хлопать в ладоши, подпевать, а некоторые повскакали со своих мест и слушали, стоя в проходе между рядами. Учителя на них шикали, но утихомирить зрителей не удалось. Я видела моих родителей, которые улыбались во весь рот и смотрели друг на друга такими глазами… такими глазами… как будто только что познакомились и снова влюбились друг в друга.
Когда мы шли из школы домой, папа сказал:
– Ничего себе, у вас репертуар! Дети на школьном утреннике поют Битлз, где ж это видано? Ты не поверишь, но несколько лет назад за такие песенки можно было из комсомола вылететь. Уж родителей к директору точно вызвали бы и спросили, откуда ребёнок знает такие песни. Меня самого пару раз арестовывали за то, что я пел песни Битлз в парке под гитару. И на работу сообщали. Меня за это из профсоюза исключили. А теперь – пожалуйста, пой на здоровье! Вот это номер! Катя, ты живёшь в удивительное, великое время, не пропусти его, постарайся запомнить. Потом будешь своим детям рассказывать. Да если бы мне кто-нибудь сказал пару лет назад, что так будет, я бы не поверил.
Мама тоже была под впечатлением:
– Этот ваш новый учитель – просто гений! Откуда он взялся? Какая удача, что он ваш классный руководитель. Потрясающий человек!
На следующий день папа пришёл домой с огромной тяжёлой коробкой. Что бы вы думали, было в коробке? Двухкассетный магнитофон! Представляете? У нас – и вдруг магнитофон! Я думала, мы никогда не сможем его купить, ведь это так дорого. И вот теперь у нас есть магнитофон, как будто мы богатые. Папа специально ездил на рынок электротехники куда-то в Автово, на другой конец города, а потом оттуда вёз эту тяжеленную коробку на трамвае, метро и снова на трамвае. Он осторожно поставил коробку на стол:
– Ух, ну и тяжеленный! Как только у меня руки не оторвались? Вот ещё несколько кассет купил. Битлз!
Мама схватилась за голову, но её глаза так сияли, когда она смотрела на папу и на коробку:
– Ты что, совсем с ума сошёл? На какие деньги ты это купил? Зачем? И как ты дотащил такую тяжесть? Опять спина болеть будет. Ты ненормальный!
Вот так у нас дома появился магнитофон и кассеты к нему. И папа снова стал слушать Битлз.
Наша завучиха сказала, что есть возможность поехать за границу. Благотворительный фонд даёт деньги на то, чтобы ученики из Санкт-Петербурга смогли две недели изучать английский в одной из школ Лондона. Таким образом будут налаживаться дружеские отношения между странами, и дети смогут попрактиковать английский прямо в Англии. Представляете? Этот фонд оплачивал дорогу туда и обратно, проживание и питание. Но поехать смогут только самые лучшие ученики. Для этого будет организована районная олимпиада по английскому языку, и тридцать человек с самыми высшими баллами смогут поехать в Англию. Мы все должны были участвовать в олимпиаде. Завуч сказала: «Это уникальный шанс, ребята! Раньше это было бы невозможно, а теперь вам все дороги открыты. Дерзайте! Кто-то из вас может выиграть поездку. Я считаю, важно, чтобы вы все попытались». И все наши классы – А, Б, В и Г сняли с уроков в пятницу, и мы поехали в районный Дворец Пионеров и Школьников и поучаствовали в олимпиаде. Там были все школы нашего района, огромное количество человек. Мы сидели в самом большом актовом зале.
Из всей школы нужное количество баллов набрал только наш отличник и староста Лаврентий, ну то есть Лоренс. Счастливчик! Но это было справедливо, он был из нас самый умный и занимался серьёзнее всех. Так что и завидовать смысла нет, он заслужил. Теперь его ждала поездка в Лондон весной следующего года.
Мы бурно обсуждали это событие, когда к нам на переменке подошёл наш тьютор Евгений Евгеньевич. Он сказал:
– Не расстраивайтесь, ребята! Все не могут выиграть одновременно, но это ничего. Мы с вами, знаете, что сделаем? Возьмём и поедем в Америку. Да-да, весь класс! И безо всяких олимпиад. Вы же знаете, я оценок не ставлю. У меня нет любимчиков и нет отстающих. Я не делю студентов на хороших и плохих. Если едет один – едут все. Мы все вместе, правда?
Мы закричали наш девиз:
– Наша группа лучше всех! Нашу группу ждёт успех!
– Конечно. Правильно. Мы все поедем в Америку, да не на две недели, а на три месяца. Я поговорил с моим научным руководителем из Университета в Лос-Анжелесе. Они нас ждут. Жить будем в американских семьях. Проживание, питание, проезд – всё бесплатно. Так что, ребята, выше нос. Летом поедем в Америку на каникулы, как к себе на дачу! А осенью вернёмся и будем говорить только по-английски. Да, и я, конечно, горячо поздравляю нашего победителя. Лаврик, я горжусь тобой, ты смог, ты это сделал! Ты заслужил две поездки. И собой я тоже горжусь, ведь это я – твой тьютор, а ты – мой студент.
Евгений Евгеньевич пожал руку Лаврентию, как один взрослый человек – другому. Он ещё похлопал Лаврентия по плечу и обнял его, а потом не спешил отпускать, и они стояли так, обнявшись…
Вот как он сказал. Возьмём – и поедем! Как здорово! Я не могу поверить моему счастью. Чтобы я – и вдруг поехала за границу? Да ещё и так далеко, в Америку, без мамы с папой. Сама себе хозяйка, буду делать, что хочу. Мы все вместе полетим на самолёте за океан. Какие, должно быть, удивительные приключения нас ждут. Как в кино! Нет, я, наверное, совсем с ума сошла от счастья. Как же нам повезло, что Евгений Евгеньевич наш классный руководитель. Он ведь мог достаться другому классу! Как удачно, что всё так сложилось, это настоящее чудо, это судьба. Школьная жизнь с каждым днём становится всё лучше и лучше, и скоро она станет такой невыносимо здоровской, что я даже и не знаю, что тогда будет!
Евгений Евгеньевич скоро поведёт нас в поход. Он отпросил нас со всех уроков. Мы выдвинемся в четверг, а домой вернёмся только в воскресенье вечером. Здорово! Четыре дня будем жить в лесу. Наша цель – дойти через лес до Лемболовского озера. Сейчас уже почти что тепло, май, так что не замёрзнем, всё будет отлично.
Однажды мы уже ездили на турбазу в лесу, это было год назад, тогда нашей классной была Стендапка Марья Ивановна. Это была такая тоска! С нами ещё поехали две другие училки: физичка и математичка. Следом увязались и взрослые, штук десять всяких бабушек. Они тащили с собой огромные сумки с едой, одеждой, кофточками, носочками, шапочками и другой детсадовской ерундой. Хотя мы были уже взрослые и сами могли о себе позаботиться. Но бабушки просто не смогли остаться дома, когда их ненаглядные детки, может быть, оголодают и замёрзнут в дремучем лесу. Они нас пасли всю дорогу, испортили нам эту поездку, курицы-наседки. Ко-ко-ко-ко-ко! Тряслись над нами, как будто нам по три годика. Все так боялись, что мы что-нибудь такое сделаем, напьёмся спирта или будем курить, или даже целоваться. Вечером нас всех развели по комнатам, два человека на комнату, и заперли снаружи на замок, чтобы мы не бегали ночью по коридору. А сами училки караулили всю ночь у нас под дверями, накинув пальто сверху на ночную рубашку.
Но мы, конечно же, их перехитрили. Если открыть окно, то можно по карнизу перелезть в окошко соседней комнаты. Только нельзя ни в коем случае сорваться и упасть, потому что тогда придётся сказать Стендапке, и будет скандал. Мы перелезли друг к другу и сидели в соседней комнате, весь класс туда постепенно подтянулся. Мы выпили спирта, который захватил с собой Серёжка, у него мама работает медсестрой, и дома всегда есть спирт. Потом играли в Бутылочку и «Кис-кис-мяу», это очень классные игры, но они для взрослых, маленьким в них играть нельзя. Потом Стендапка услышала, что у нас шумно. И заподозрила, что мы не спим. Она отперла дверь и увидела, что мы делаем. Ох, какой был крик! Училки и бабушки пинками выгнали нас из комнаты, некоторым и подзатыльников надавали.
На следующее утро нас увезли с этой базы, хоть мы собирались там оставаться целую неделю зимних каникул. Стендапка сказала, что не справляется с нами, и что она нас так не учила. Что мы просто как с цепи сорвались, когда почуяли свободу. Она сказала: «вам только дай волю, сразу на уши встанете. Совершенно не умеете себя вести.» Ага, а что же нам ещё делать, если этой самой свободы мы никогда в глаза не видали? Уж если есть хоть мизерный шанс, нужно его использовать. Когда ещё мы сможем побыть все вместе ночью, и чтобы никто не мешал? Потом было родительское собрание, где Стендапка распекала наших мам и пап за то, что они плохо нас воспитывают.
А теперь Евгений Евгеньевич сказал, что мы поедем одни, без охраны из учительниц и бабушек. Он сказал, что этот «бабский батальон» нам не нужен. За нами не надо следить, мы проследим за собой сами, мы ведь уже большие. Мы сами решаем, что и как нам делать, когда, где, зачем и почему, правда? И вообще, наш тьютор говорит, что запереть на замок человека можно только на основании ордера на арест. Никому и никогда не давайте себя запереть. Без ордера ни у кого нет таких полномочий. Но даже и этот ордер адвокат может опротестовать.
Сегодня четверг и наш поход уже начался! Мы доехали на электричке до одной станции, на которой никто не входил и не выходил, потому что она была среди лесов и полей, далеко от всякого жилья. Там ни автобусов не было, ни магазинов. Выходишь – и сразу природа. Как увлекательно, как романтично! Ух, какие нас ждут невероятные приключения!
Мы все оделись в старые и рваные джинсы, которые не жалко. В кеды, куртки, свитера и шапки, которые можно потом просто выкинуть, и никто о них не вспомнит. За плечами у нас были многокилограммовые рюкзаки. Их было тяжело нести, особо с непривычки.
Мы были одеты, как беспризорники, но Евгений Евгеньевич пришёл, как обычно, в своих белых узких брючках и в белых кроссовках. Мне кажется, что слово «кроссовки» пишется неправильно. Надо его писать через А, вот так: красовки. Это же от слова «красоваться»! Евгений Евгеньевич выглядел так красиво, как будто собрался на воскресную прогулку в парке. Мне кажется, такие люди, как он, вообще никогда не наступают в грязь. За спиной у него был маленький рюкзачок из светло-жёлтой замши. Я бы не взяла с собой в лес такой хорошенький рюкзачок, он же испачкается, или порвётся! Такая прелесть, я бы его оставила для каких-нибудь прогулок по городу, когда хочется выглядеть особенно нарядной. Или для нашей летней поездки в Америку. Но у Евгения Евгеньевича, наверное, таких рюкзачков дома, так же как и белых кроссовок, целый шкаф, ему не жалко.
Мы шли и шли, шли и шли. Лес, кажется, и не собирался кончаться. У Евгения Евгеньевича был с собой компас, и он уверял, что мы не заблудимся. Мы все очень устали, но наш классный руководитель не устал ни капли, он бодро и весело шагал вперёд, пел всякие английские песни, и мы подпевали, несмотря на усталость. Но ведь в походах всегда так, нужно преодолевать трудности, нести тяжёлый рюкзак и не ныть, правда же?
Близился вечер, но Евгений Евгеньевич так и не сказал нам, где у нас запланирована ночёвка. Мы уже выбились из сил, ноги гудели, ныли плечи, к тому же начало темнеть и холодать. Видимо, скоро уже дойдём. Но никакой турбазы или другого жилья видно не было. Тут на одной из полянок наш тьютор остановился. Он раскинул руки, мечтательно закрыл глаза и сказал:
– Лес! Это храм природы! Природа даёт нам и еду и ночлег. Вот здесь мы проведём эту ночь, ребята, устраивайтесь поудобнее.
Он ещё сказал, что мы будем спать, как американские индейцы, на земле, без палаток. Индейцы – настоящие дети природы, они в лесу, как у себя дома. Мы положим спальники прямо на траву, по кругу, а в центре разведём костёр, и нам будет тепло и уютно. Это звучало так замечательно! Спальники были у всех, а вот палаток не было. Мы ведь почему-то были уверены в том, что ночевать мы будем на турбазе, как в прошлый раз. Но Евгений Евгеньевич не расстроился, он сказал, что нужно быть всегда готовым к любым неожиданностям, что в жизни ничего не бывает так, как мы себе представляем.
И для того мы и пошли в поход, чтобы научиться преодолевать трудности. У него, например, спальника с собой вообще нет, ну и что? Разве его это смущает? Американские индейцы, например, вообще не знают, что такое спальный мешок.
Да, я заметила, что у него не было с собой спальника. У него ничего не было, кроме маленького бежевого рюкзачка. Интересно, что у него в этом рюкзачке? По виду там ничего не могло бы поместиться, кроме кошелька и пары бутербродов. Евгений Евгеньевич сел в своих белых штанах на поваленный ствол старой берёзы. Его брюки были уже довольно-таки грязные после целого дня в лесу, но это его нисколько не беспокоило. Из своего рюкзачка он достал – что бы вы думали? – плюшевого мишку! Ой, какая прелесть! Он взял с собой в лес игрушку! Евгений Евгеньевич помахал нам лапкой игрушечного медвежонка и сказал: «Hello! My name is Teddy!»
Евгений Евгеньевич вместе с самым крупным и сильным мальчиком Славой пошли в ближайшую рощицу за ветками и вернулись с двумя огромными охапками хвороста. Мы попытались развести костёр. У кого-нибудь есть зажигалка? Деревяшки были сырыми и не горели. Кора на растопку тоже была сырая. У нашего умника Лаврентия была с собой книжка, которую он читал в электричке, пока мы ехали в лес. Пришлось разорвать эту книжку, чтобы развести костёр. Постепенно, очень нехотя, огонь разгорелся, хотя больше дымил и тепла не давал.
Ужина у нас не было. Во-первых, никто не взял с собой ни котелка, ни тушёнки. Нам было нечего готовить и не в чем. Мне казалось, что мы будем ужинать на турбазе. Откуда я вообще взяла эту турбазу? Евгений Евгеньевич ничего о ней не говорил, но мне казалось, это так естественно. Он сказал, что лес даст нам пропитание, но никаких грибов и ягод мы не нашли, ведь был ещё только май. А даже если бы мы нашли грибы, как их приготовить на костре? И сколько надо набрать ягод, чтобы наелся целый класс? У меня была с собой пачка печенья, у кого-то конфеты, мы собрали всё, что у нас было в рюкзаках и поели. И потом Евгений Евгеньевич сказал, что никто ещё не умирал, от того, что один раз не поужинал. Воду мы пили из маленького торфяного озерца. Нам было не в чем её кипятить, но она выглядела чистой. Вкус, правда, был такой, как будто пьёшь из аквариума с рыбками.
Мы решили, что пора спать, и начали укладываться вокруг костра. У нас-то были спальники, а вот у тьютора – нет. Что же ему делать?
Евгению Евгеньевичу предстояло лечь вместе со Славой, с тем мальчиком, с которым они собирали палки для костра. Слава занимался спортом, он был выше всех, у него был самый большой двойной спальник, не совсем его, это был спальный мешок его родителей. Поэтому логично было предложить нашему тьютору лечь к Славе.
Мы кое-как улеглись, надев на себя всю тёплую одежду, какая была. Оказалось, лежать на земле очень холодно, пусть даже и в спальнике. И на земле было много всяких корней, камешков и шишек, которые больно впивались в спину. Я расчистила место под собой, но всё равно постоянно что-то меня кололо. Без подушки лежать было очень неудобно, я подложила под голову рюкзак, но он был совсем пустой, ведь вся одежда была на мне.
Спать было невозможно. Жёстко, холодно, и очень уж непривычно ночевать в лесу под открытым небом. Я лежала и смотрела по сторонам. Кажется, единственный, кто спал, был наш Евгений Евгеньевич. Он лёг вместе со Славой, обнял своего медвежонка Тедди и сразу заснул. Везёт же ему! Тепло у Славки под боком. Наш спортсмен, наверное, большой и горячий, как печка.
Через какое-то время Слава встал и пересел к огню, на бревно, служившее нам и диваном и столом. Он сказал, что всё равно не хочет спать, и нужно поддерживать костёр, а то погаснет. То и дело кто-нибудь отходил в кусты. Когда холодно, почему-то бегаешь в туалет намного чаще. Я, вроде бы, иногда засыпала на несколько минут, потом опять просыпалась от холода. Вокруг было тихо, наши ребята начали постепенно успокаиваться, хождение туда-сюда прекратилось, кто-то спал, кто-то нет, но наш лесной лагерь, вроде бы, перешёл в ночной режим. Только около меня в темноте происходило постоянное шевеление, кто-то двигался, шуршал, шумел и мешал мне. Недалеко от меня лежала Светка. Я обернулась, чтобы посмотреть, что происходит, и встретилась со Светкой глазами. Она вся тряслась от холода. Мы особо с ней не дружили, она сильно задавалась, у неё были лучше оценки, чем у меня. Но тут она вдруг сказала мне страшным шёпотом:
– Катька, мне надо в больницу срочно, я заболела. Мамочки! Что теперь будет? У меня кровь идёт и очень больно. Надо скорую вызвать.
Какую ещё скорую? В лесу? Где мы ей найдём скорую? Тут на много километров ни жилья нет, ни телефона. Мы ж целый день шли от ближайшей станции. Светка плакала. Она откинула полу спальника, и я увидела, что её джинсы были пропитаны кровью, и спереди и сзади, всё насквозь.
Эту ночь я не забуду никогда. К нам подошли другие девчонки, кто-то жалел Светку, а кто-то нет. Как я поняла, у неё внезапно начались месячные, а она не знала, что это вообще такое. И откуда ей знать? Старших сестёр у неё не было, мама ей ничего не рассказывала, может быть думала, что рано ещё. А в школе же такому не учат. Мы в тот день так много прошли, и всё больше в гору, с тяжёлыми рюкзаками, часто сидели на камнях, потом легли спать на холодную землю, ну и вот… Светка испугалась. Ей было очень больно, она дрожала крупной дрожью и всхлипывала, обхватив себя руками за плечи, судорожно сжимая и разжимая пальцы. Девчонки говорили ей:
– Заткнись, дура, сейчас весь класс разбудишь. Перестань реветь. Ты ж не хочешь, чтобы сюда наши пацаны прибежали.
– Не могу, больно.
– Ну потерпи, скоро пройдёт, чего ты как маленькая.
Мы собрали ей тёплую одежду, у кого какая была. У одной девчонки были запасные тренировочные штаны, у другой трусы с носками, у третей рулон ваты, всё это дали Светке. Мне кажется, она почувствовала себя намного лучше, когда стянула с себя промокшие джинсы и закинула их в кусты. Мы пошли к торфяному озеру и заслонили Светку, чтобы она могла помыться. Представляю, как ей было холодно, ведь вода в начале мая ещё ледяная. И страшно тоже, ночью вода всегда кажется такой тёмной и опасной. Не видно, что там на дне. Непонятно даже, глубоко ли там. Полотенец у нас не было, Маша Коровина дала ей свою запасную футболку, чтобы вытереться. Как хорошо, что Маша такая крупная, футболка оказалась большая.
Так, с одеждой мы разобрались. Есть у кого-нибудь таблетка от головной боли? Есть цитрамон? Нет, цитрамона не было. Надо попросить у нашей классной, у Марьи Ивано… вны…
Да, у Марьи Ивановны, конечно, был бы с собой и цитрамон, и валидол, и валерьянка, и пластырь, и пакет с бутербродами, и пара запасных кофт. Hо только с нами нет Марьи Ивановны, с нами наш тьютор Евгений Евгеньевич. Жека.
Ох, только бы он не проснулся! Только бы мы его случайно не разбудили. Никогда в жизни я не согласилась бы сказать ему, что произошло! Какой стыд! Бедная Светка. Как можно ему сказать? Ведь он – взрослый молодой мужчина, он такой красивый, все девчонки сходят по нему с ума. Сказать ему – такое? Ни за что. Я лучше умру. Уверена, что Светка тоже. Но, к счастью, он крепко спал. Кто точно не спал, так это Слава у костра. Он, конечно, всё слышал, но не обернулся, продолжал сидеть к нам спиной и смотреть на огонь. Он выглядел очень задумчивым. Притворяется, что не слышит. Какой стыд, боже мой! Теперь все пацаны узнают.
Светка сидит, согнувшись пополам, и держится за живот. Ей так больно, что она не может перестать ныть, хоть мы ей уже несколько раз говорили заткнуться. Таблеток ни у кого нет. Идиотизм, теперь всегда буду брать с собой на всякий случай. И ещё я буду всегда брать в лес еду, спички, тёплую одежду, запасные носки. А лучше вообще в лес не пойду.
К счастью, я знаю, что делать, меня одна карельская бабка на даче научила. Если очень болит живот, нужно нажать на поясницу обеими руками, провести кулаками сверху вниз посильнее. Особенно там, где у человека был бы хвост, если бы мы были кошками. Я говорю Светке лечь на живот и давлю ей на поясницу изо всех сил костяшками пальцев, сжав руки в кулак. Через пару минут боль проходит, Светка перестаёт хныкать, мы расходимся по своим спальным местам.
Под утро начинается дождь, мы сперва прячемся в ельнике, а потом идём по мокрому лесу до ближайшей деревни Куйвози. Едем все мокрые в электричке. Когда подъезжаем к городу, чихают и сморкаются все, даже Слава, который в принципе никогда не болеет. Не простудился тогда только один человек, наш тьютор Евгений Евгеньевич. Он не переставал улыбаться всю дорогу. Когда мы прощались друг с другом у станции метро, он сказал так: «Мы не дошли до нашей цели, до Лемболовского озера. Дождь нам помешал. Но это ничего, ребята! Выше нос! В следующий раз обязательно дойдём! Нужно уметь ставить себе цели и достигать их. И мы это ещё обязательно сделаем! Запомните, ваш тьютор Жека трудностей не боится!» И, несмотря на усталость и мокрые ноги, мы все хором закричали: «Наша группа лучше всех! Нашу группу ждёт успех!»
Выходные я провела в постели, замотав горло шарфом и лечась молоком с мёдом. Я перенесла телефон в спальню и мы с Сашей то и дело звонили друг другу. Он тоже простудился. Но к понедельнику нам стало лучше и мы пошли в школу. Если он пойдёт, то я тоже, конечно, пойду.
Первым уроком был английский, как всегда по понедельникам. Мы стояли в коридоре около запертого класса и ждали. Странно, обычно Евгений Евгеньевич приходил раньше всех, и Крейзи Хаус был открыт задолго до начала уроков. Уже прозвенел звонок на урок, а он так и не появился. Он, наверное, заболел, вот что! Хоть он и держался лучше всех, но такие люди, как он, настоящие герои, тоже могут простудиться, как это ни странно. Никто об этом не думает, и никто о них не заботится, а сами они никогда не просят ни пощады, ни помощи, но они тоже живые люди! И им тоже бывает холодно.
Тут к нам подошла Зануда – училка английского с гнусавым голосом, которая раньше замещала Стендапку. Она отперла дверь, мы расселись по своим местам, и она сказала, что Евгений Евгеньевич не придёт. Он уволился.
– Да, вот так, дети, уволился. Нашёл себе работу получше. Ему предложили место в элитной гимназии в центре города, там наслышаны о его авторской методике, предложили ему зарплату втрое выше и должность завуча, вот он и согласился. А теперь, дети, переходим к неправильным глаголам. Где-то были наглядные пособия с таблицами, куда они делись? Как мне без них вести урок? Что у вас тут по стенам какие-то каляки-маляки развешаны? Ну ладно, какое упражнение вам было задано? Открываем учебник на странице…
На какой странице, никто не услышал, потому что в классе вдруг стало очень шумно. Как так уволился? Он разве искал другую работу? У нас его перекупили? И он нам ничего не сказал? Он с нами даже не попрощался? Он нас бросил? Накануне окончания учебного года? А как мы будем сдавать экзамены? Что теперь будет? Почему он от нас это скрывал? Как он мог? Он нас обманул? Это неправда! Мы не верим! Он не мог так поступить! Его оболгали! И он уже знал об этом в четверг, когда мы пошли в поход? Он знал, что этот поход будет последним? Когда мы расставались у метро в пятницу, он ведь знал, что мы больше не увидимся! Как он мог так притворяться? Лжец! Лицемер! Нет, это не правда, не правда! Вы это сами выдумали! Что с ним случилось? Что вы с ним сделали? Зачем вы врёте? Три недели до конца учебного года, он не мог нас бросить! Разве учителя начинают новую работу в мае, перед самыми каникулами? А как же мы? Ему на нас совсем наплевать? Что с нами будет?
Наша красавица Лиля Краснобаевa разревелась, но она вообще нервная и любит изображать из себя принцессу. Сидела, закрыв лицо руками, и повторяла: «Ненавижу его!» Активистка Коровина громогласно предлагала пойти к тьютору домой и припереть его к стенке, пусть ответит за свой поступок. Лаврентий был другого мнения, он считал, что нужно всё лично выяснить, и если Евгений Евгеньевич попал в беду, то мы должные ему помочь. Спортсмен Слава встал со своего места и тихо вышел за дверь. Училка начала гундеть, что нельзя выходить на уроке без разрешения учителя, но он даже не обернулся. У него было совершенно непроницаемое лицо.
Мы с Сашей не знали, что и думать и только смотрели друг на друга в полном недоумении. Я сказала:
– У меня в голове не укладывается. Как так можно?
По Сашиному лицу было видно, как сильно он пытается понять, что произошло. Он вообще умный и спокойный парень, любит во всём разбираться до конца:
– Подожди, я чего-то не понимаю. Евгений Евгеньевич уволился, так? Когда он успел? Выходные же были. Уволился до нашего похода? Тогда бы нам сказали об этом раньше. Если не он, то завучиха. За один день это не делается. Должно было пройти какое-то время, пока он искал новую работу, пока нашёл, пока уволился, пока приказ об увольнении подписали. И за всё это время никто ничего не заподозрил? Никто из учителей не проговорился? Да эта школа течёт, как решето. Здесь ничего не скроешь. Кто-то должен был заметить. И почему он не забрал свои вещи? Всё стоит в том же виде, как и в среду, до похода. Вот его блокнот для записей, его магнитофон, вот шляпа, как у Майкла Джексона. Вот его награды за авторскую программу, он даже их не забрал. Всё бросил, как было. Странно.
Но, на мой взгляд, это как раз-таки, не было странно. Ответ был очень простой и грустный, но, приходится признать, единственно верный. Евгений Евгеньевич получил новую работу и бросил нас, вот и всё. Он не попрощался, потому что не хотел ничего нам объяснять. Прощаться тяжело, вот он и не стал. А вещи свои не забрал, потому что они ему были не нужны. Хотел скорее покончить со всей этой историей. С нашей школой, с этим классом, с этой работой, и со всеми нами. Теперь его ждала новая, интересная, высокооплачиваемая работа, что ему этот старый магнитофон? Он новый купит.
Училка уже не пыталась вести урок. Лиля рыдала, то и дело ударяя кулачком по парте: «Ненавижу его! Ненавижу!» Коровина что-то горячо доказывала своим командирским голосом, требовала расправы. Остальные тоже шумели, в этом шуме иногда слышался голос Лаврика: «Надо сперва всё выяснить». Энди, он же Андрюха, подливал масла в огонь: «А как же поездка в Америку? Мы теперь никуда не поедем?» Его поддерживал Алекс, то есть Лёшка: «А как же наш хор? Как же физкультура? А дискотеки по пятницам?» Но чаще всего слышалось со всех сторон: «Это неправда! Он не мог! Вы сами назло придумали!»
А потом был конец мая и экзамены, и никто не знал, как нас аттестовывать. Оказалось, что мы так много прогуливали за последний год, что преподаватели не знали, какие оценки нам ставить. Ведь Евгений Евгеньевич не признавал оценок, он нам ничего не ставил, не проводил контрольных и вообще не вёл никаких записей. Он был прогрессивным педагогом, тьютором, а не какой-нибудь старомодной училкой. В итоге нам поставили тройки по всем предметам. А кто же будет нашим классным руководителем на следующий год? В классные нам дали физрука Карима Фархатовича. Не знаю, в курсе ли он был, он ведь всё время на больничном.
Дальше стало только хуже. Карим Фархатович, как всегда, отсутствовал, и некому было за нас заступаться. Ребята из других классов смеялись над нами, злорадствовали. Учителя издевались, с удвоенным удовольствием писали нам замечания в дневник, выгоняли с уроков и ставили двойки.
