Ледяное сердце

Стэллиса Трифф

Ледяное сердце

Глава

КНИГА ПЕРВАЯ

Тому , кто разбил моё сердце .

Теперь я собираю себя заново .

ПЛЕЙЛИСТ .

barnacle boi – Don't Dwell.

Irma – I Know.

Tom Odell – Can't Pretend.

Тбили Тёплый – Ледяное сердце.

Тбили Тёплый, Жека кто там? – Око за око.

Тбили Тёплый – Ответ всем.

Тбили Тёплый, ХТБ – Не уходи.

Баста – Моя игра.

Нина Бродская – Звенит январская вьюга.

Многоточие – Щемит в душе тоска.

Жека Басотский – Прости красавица.

Жека Басотский, DJANIZ – Моя привычка.

ГЛАВА 1

ГУЛ ПЕРЕД БУРЕЙ

Воздух в «Колизее» был слишком густым. Не Колизей Рима конечно. Просто так прозвали этот подвальный зал на окраине города Новосибирска, где по пятницам собирались те, кому адреналин был дороже здоровья, а честь пустым звуком. Освещение – пара тусклых ламп над рингом да несколько прожекторов, бьющих в глаза зрителям на импровизированных трибунах – скамейках и ящиках из-под пива. Гул голосов, хриплый смех, лязг опускаемых сидений, запах дешевого табака, пива и чего-то резкого, химического – то ли для мытья полов, то ли средства для остановки крови.

Марк Воронов «Шторм» стоял в своем углу, спиной к канатам, и пытался вдохнуть полной грудью, но не получалось. Каждый вдох обжигал легкие, будто он глотал песок. Его тренер Валера, а так же он был опекуном Марка, тер ему плечи жестким полотенцем.

– Держись, Шторм! – хрипел Валера ему в ухо, перекрывая гул зала. – Он уже выдыхается! Видал его пятый раунд? Как корова на льду!

Марк кивнул, не открывая глаз. Пятый раунд, он помнил тупую боль в ребрах после особенно удачного апперкота соперника, звон в ушах, когда его голова отлетела назад от хука. Помнил, как его колени дрогнули, и он едва удержался, ухватившись за канаты. Глоток воды из бутылки, которую поднес Валера, был как глоток жизни. Холодная, обжигающая горло. Он выплюнул капу в ведро. Она была в розовой пене от крови. Его крови.

Он открыл глаза. Противник в противоположном углу, здоровенный детина по кличке «Гранит», тоже сидел, запрокинув голову, рот открыт, ловя воздух. Его тренер что-то яростно кричал ему в лицо, брызгая слюной. Над левым глазом у Гранита зиял глубокий порез, кровь растекалась по лицу темной маской, смешиваясь с потом. Марк чувствовал удовлетворение. Он пробил эту броню.

Но и сам он был не лучше. Левая бровь распухла, почти закрывая глаз, губа рассечена. Где-то глубоко в животе ныло от ударов по корпусу. А самое главное в груди клокотала ярость. Не спортивная злость, а дикая, первобытная. Злость на себя. Шестой раунд. Он должен был закончить это раньше. Должен был. Гранит – крепкий парень, но не топ. Он – Филипп Гранитов, но у него не тот уровень, с которым у Марка должны быть проблемы, а проблемы были с самого начала.

Звон гонга разрезал воздух, как нож. Резкий, металлический, зовущий на бойню.

– Пошел! – толкнул его Валера. – Не давай ему опомниться! В клинч, дави! Он уже трясется!

Марк выпрыгнул из угла, канаты отбросили его вперед, как катапульта. Его ноги, тяжелые, как свинец, все же несли его. Весь зал взорвался ревом. Кто-то орал его кличку: «Штооорм! Штоорм!» Другие орали кличку соперника. Но это был не рев болельщиков на большом ринге. Это был вой голодных зверей, жаждущих крови.

Гранит тоже двинулся навстречу. Они сошлись в центре ринга. Марк сразу полез в ближний бой, пытаясь вклиниться, прижать тяжеловеса к канатам. Его руки работали автоматами: короткие, рубящие удары по корпусу – печень, почки, солнечное сплетение. Туки-туки-тук. Глухой стук перчаток о мокрую кожу и мышцы. Он слышал хриплый выдох Гранита, чувствовал, как тот съеживается. Хорошо. Очень хорошо.

Но Гранит не сдавался. Он уперся лбом в плечо Марка, его мощные руки обвились вокруг спины Марка, пытаясь сдавить, сломать хватку в клинче. Запах пота, крови, дешевого дезодоранта и страха ударил в нос Марку. Он попытался вырваться, рванул корпусом. В этот момент Гранит резко выбросил голову вперед. Не удар, а подлый тычок макушкой.

Белый взрыв! Боль расцвела в уже распухшей брови Марка с новой силой. Он увидел искры. На мгновение мир поплыл. Его ноги подкосились. Он отшатнулся, потеряв равновесие. Гранит воспользовался моментом. Короткий, как выстрел, правый хук в открытую челюсть.

Удар пришелся точно. Марк не упал. Он словно завис на долю секунды, его тело стало ватным, не слушалось. Звон в ушах превратился в вой сирены. Он видел, как Гранит замахивается снова, но не мог среагировать. Его руки опустились. Защита рухнула.

Еще удар в висок. Мир качнулся, затемнился. Марк рухнул на настил ринга. Холодный, липкий от пота и крови? Его собственной? Звуки зала прорвались сквозь вой в ушах – дикий, торжествующий рев. Чей-то визг. Счет рефери: «Раз!.. Два!..»

«Падать? Здесь? Перед этим чмо? Перед этой пьяной толпой?» Мысль пронеслась раскаленной иглой сквозь туман боли. Ярость, унижение, ненависть к себе вспыхнули ярче любой физической боли. Он уперся перчаткой в пол, почувствовал шероховатость холста.

– …Три!.. Четыре!.. – голос рефери доносился будто из-под воды.

Марк оттолкнулся. С нечеловеческим усилием поднял сначала колено, затем встал на одно колено, потом на второе. Мускулы дрожали мелкой дрожью. Он поднял голову. Сквозь опухшую щель левого глаза он увидел разъяренное лицо Гранита и поднятые вверх руки рефери, проверяющего его состояние.

– …Пять!.. Шесть!.. Можешь продолжать? – рефери заглянул ему в глаза.

Марк кивнул, яростно тряхнув головой, сбрасывая капли крови и пота. Он поднялся. Ноги едва держали, но он встал. Зал взревел с новой силой. Даже те, кто болел за Гранита, оценили его упорство.

– Бокс! – скомандовал рефери, и Филипп ринулся в атаку, чувствуя слабину.

Оставшиеся секунды раунда Марк провел в глухой обороне. Он прикрывал голову, подставлял блоки, ел короткие удары по корпусу. Его тело горело, каждый удар отдавался глухим эхом внутри. Он лишь держался, пережидая шторм, цепляясь за канаты. Гонг прозвучал как божественное спасение. Он едва доплелся до своего угла и рухнул на табурет. Валера тут же принялся заливать ему в рот воду, судорожно вытирая кровь с лица.

– Ты чего, Шторм?! – шипел Валера, его глаза бегали от ярости и страха. – Ты его почти уложил! А потом… голова?! Элементарщина! Ты же знал, что он так может!

– Знаю… – хрипло выдохнул Марк, сплевывая розовую воду. – Засмотрелся… как дурак.

– Не засматривайся! Добей его! Седьмой – его! Он выжат как лимон! Ты слышишь?! – Валера тряс его за плечи. – Не дай ему опомниться! Выходи и кроши! В корпус! Он не выдержит!

Марк кивнул. Он слышал. Но в голове гудело. Где-то там, под слоем боли и ярости, шевелилось холодное, скользкое чувство стыда. Он проигрывал бой, который не должен был проигрывать. Он был сильнее, быстрее, техничнее. Но что-то внутри дало сбой. Что-то, что давно точило его, как ржавчина. Уверенность? Цель? Огонь? Он не знал. Он знал только, что должен победить сейчас. Любой ценой. Иначе… Звон гонга. Седьмой раунд.

Марк вылетел из угла, как пуля. Вся ярость, весь стыд, вся накопленная за этот вечер боль выплеснулись наружу. Он забыл про технику, про защиту. Он несся на Филиппа с одной мыслью: уничтожить. Его удары сыпались градом правый, левый, правый в корпус, левый хук в голову. Гранит отшатнулся, попытался клинчевать. Марк оттолкнул его, нанес серию по печени. Гранит скорчился, его лицо исказила гримаса боли. Марк почувствовал слабину настоящую, физическую. Он замахнулся правым, вложив в удар всю мощь спины и ног. Удар пришелся точно в челюсть. Звук глухой, костный щелчок. Соперник рухнул на настил, как подкошенный дуб. Он не шевелился.

Рефери бросился к нему, начал счет. Зал взорвался. «Што-о-орм! Што-о-орм! Што-о-орм!» Марк стоял в центре ринга, тяжело дыша, руки опущены. Он смотрел на поверженного соперника, но не видел его. Он видел только размытое пятно. Адреналин отступал, оставляя после себя пустоту и накатывающую волну тошноты. Победа? Да. Но какая? Грязная. Тяжелая. Неубедительная. Не та, на которую он был способен когда-то.

Руки рефери подняли его руку вверх. Победитель. Зал ревел. Марк машинально поднял другую руку, едва кивнул в сторону трибун. Никакой радости. Только усталость до костей и горький привкус во рту. Не крови. Поражения в собственных глазах.

***

Холодный ночной воздух ударил в лицо, как пощечина, когда Марк вышел из душного пекла «Колизея» в темный, пропахший бензином и помоями задний двор. Он сделал глубокий вдох. Легкие горели, но это был глоток свободы после духоты зала. Он прислонился к грубой кирпичной стене, закрыл глаза. Шум города далекий гул машин, чей-то пьяный смех, лай собаки казался тишиной после адского рева арены. Его тело ныло. Каждый мускул, каждая кость напоминала о себе тупой болью. Особенно челюсть и ребра. Распухшая бровь пульсировала.

– Ну что, герой? – раздался хриплый голос Валеры. Тот вышел следом, тяжело дыша, закуривая дешевую сигарету. Дымок смешался с паром от дыхания в холодном воздухе. – Нокаут есть нокаут. Деньги твои. – Он сунул Марку плотный конверт. Марк взял его, не глядя, сунул во внутренний карман кожаной куртки. Деньги были нужны. Для мотоцикла, для аренды гаража, а самое главное для жизни. Но сегодня они не приносили удовлетворения.

– Почти проиграл, – пробормотал Марк, открывая глаза. В свете одинокой тусклой лампочки над дверью лицо Валеры казалось изможденным.

– Почти не считается, – отмахнулся Валера. – Главное – встал после того тычка. Многие бы сломались. Ты – встал. Это сила, Шторм, не каждый эту силу имеет. – Он похлопал Марка по плечу. – Едешь домой ко мне, сынок? Или может тебя подбросить?

Марк покачал головой.

– Мотоцикл тут, продумаюсь.

– Ага, продумаешься, – усмехнулся Валера. – Только не гони, слышишь? Ребра – штука нежная. И голова твоя – не чугунная.

– Слышу, – Марк кивнул.

Валера пыхнул дымом, кивнул в ответ и заковылял к своей видавшей виды «Волге», припаркованной в тени.

Марк остался один. Тишина двора давила после шума боя. Он потянулся к карману джинсов, достал связку ключей. Среди них тяжелый ключ от гаража и ключ зажигания от его старого, но верного мотоцикла «Harley Davidson Motorcycles» – «Динамита» так называет его сам Марк. Мотоцикл был его настоящей терапией. Его свободой, его церковью.

Он обошел угол здания, где в глубокой тени, прижавшись к стене, стоял Динамит. Черный, массивный, покрытый слоем пыли и дорожной грязи, он все равно выглядел мощно, угрожающе, как спящий хищник. Хром кое-где тускло поблескивал в лунном свете, пробивавшемся сквозь разрывы в облаках. Марк провел рукой по холодному бензобаку, почувствовав знакомые вмятины и царапины – шрамы, как у него самого. Он сел в седло. Кожаное сиденье скрипнуло, приняв его вес. Боль в ребрах напомнила о себе резче. Он застонал сквозь зубы.

Вставил ключ. Повернул. Зажигание щелкнуло. Он выжал сцепление, лязгнул рычагом коробки на нейтраль. Правой рукой нащупал кнопку стартера. Нажал.

Динамит ожил. Сначала глухое урчание, затем низкий, мощный, недовольный рокот, разорвавший ночную тишину. Вибрация прошла через сиденье в тело Марка, сливаясь с его собственной дрожью от усталости и адреналинового отката. Он добавил газу. Движок рявкнул громче, выплевывая клубы сизого дыма в холодный воздух. Звук был грубым, необузданным, настоящим. Музыка. Марк закрыл глаза, впитывая вибрацию. Она вытесняла боль, выжигала стыд, заполняла пустоту внутри. На мгновение он почувствовал… покой.

Он надел шлем – простой, открытый, без лишних наворотов. Застегнул молнию на куртке. Взялся за руль. Кожа рукояток была холодной, шершавой. Он выжал сцепление, лязгнул рычагом на первую передачу. Отпустил сцепление, добавил газу.

Мотоцикл рванул с места, вынырнув из тени на слабо освещенную улицу. Холодный ветер ударил в лицо, завывая в ушах, выдувая последние клочья тумана из головы. Марк наклонился вперед, сливаясь с машиной. Улицы окраины летели навстречу – темные, с редкими фонарями, обшарпанные фасады, спящие дворы. Скорость росла. Пятидесять… Шестьдесят… Семьдесят… Боль в ребрах притупилась, растворилась в вибрации и ветре. Он чувствовал только мощь между ног, рев мотора и бесконечную дорогу перед ним. Он мчался, оставляя позади Колизей, позорную победу, свою неуверенность. Здесь, на скорости он был свободен. Он был целым. Он был Штормом.

***

Звонок раздался, когда Марк уже подъезжал к своему гаражу – старому, полуразрушенному ангару на заброшенной промзоне. Он замедлил ход, достал из кармана куртки замиравший телефон. На экране фото улыбающегося идиота в хоккейной экипировке. Лёха. Марк ткнул пальцем, поднес телефон к уху, не снимая шлема.

– Чего? – буркнул он, глухо из-за шлема и шума мотора на холостых.

– Шторм! Братан! – Голос Лёхи в трубке звучал неприлично бодро и громко после тишины гаража и рева дороги. – Где пропадаешь? Я тебе пять раз звонил!

– Работал, – коротко бросил Марк, заглушив мотор. Наступила почти звенящая тишина, нарушаемая только потрескиванием остывающего двигателя.

– В Колизее? Опять? – В голосе Лёхи появились нотки неодобрения. Он ненавидел эти подпольные бои. Считал их мясорубкой для неудачников. – Ну и как? Жив?

– Пока да, – Марк снял шлем, повесил его на руль. Боль в челюсти вернулась с новой силой. Он поморщился. – Выиграл.

– Ну слава богу, – вздохнул Лёха с облегчением. – Слушай, ты мне нужен. Срочно.

– Чё случилось? – Марк насторожился. В голосе Лёхи была какая-то странная взвинченность. Не похожая на обычную его уверенность.

– Ничего плохого! Наоборот! – Лёха засмеялся. – У меня билеты есть. На ледовое шоу. «Звезды на льду». Прямо сейчас! В «Северной Арене»!

Марк поморщился сильнее. Ледовое шоу? Фигурное катание? Балерины на коньках? Это было полной противоположностью его вечеру. Противоположностью всего, что он любил.

– Ты с ума сошел, Лёх? – пробурчал он. – Я весь разбитый. Как будто бульдозер по мне проехал.

– Нельзя, братан! – настаивал Лёха. – Это важно! Там… ну, там одна участница. Знакомая моей, ну в общем, одной девчонки из группы поддержки. Обещал прийти, поддержать. А самому как-т неловко. Ты меня прикрываешь всегда! Пошли! Я тебя жду у центрального входа, через двадцать минут начинается. Я уже тут.

Марк застонал. Лёха умел давить на жалость и на дружбу. И он редко просил о таких «пустяках».

– И что, я должен сидеть и смотреть, как прыгают в юбочках? – проворчал он, но уже чувствуя, что сдается.

– Не только прыгают! Там и мужчины есть! Сильные, атлетичные! – Лёха пытался шутить, но в его голосе сквозила какая-то нервозность. – Пожалуйста, Шторм. Для меня. Потом пивом отольюсь лучшим. Или виски. Каким захочешь. Или новым глушителем для Динамита? – Он явно палил из всех орудий.

Марк вздохнул. Глубоко. Больно. Новый глушитель… Заманчиво. Но дело было не в глушителе.

– Ладно, черт с тобой, – сдался он. – Через двадцать минут. Но если там будет скучно – уезжаю сразу.

– Не будет скучно! Обещаю! – Лёха затараторил с явным облегчением. – Спасибо, братан! Ты лучший! Жду!