скачать книгу бесплатно
– Обещаю, – уверенно тряхнула ты головой, подозревая в тот момент, что в этом его определении и таятся твои комплексы, которые ты даже не пыталась никогда отбросить, а, напротив, с энтузиазмом, достойным лучшего применения, отращивала и лелеяла.
Он посмотрел на тебя и увидел, очевидно, решимость.
– Ты по-хорошему провинциальна, как извечная московская тихая обывательница. И в этом твоя прелесть. Бульварное кольцо – это своего рода удивительный заповедник, где сохранились реликтовые формы нормальной человеческой жизни посреди паноптикума новой громогласной элиты. Ты ограничена в средствах выражения чувств, да и в самих чувствах. «Леди не должна позволять себе нервы». Я не знаю, хорошо это или плохо. Но ты рискуешь так и состариться в коконе своих внутренних запретов.
Тебя удивило, что этот чужой, случайный в твоей жизни парень говорит о тебе твоими же словами. Так понимает тебя. Так точно идентифицирует. Просто взял и произвел сканирование мозга.
– Ты не экстрасенс?
– Нет. Я и сам был таким, как ты. Пока не увидел его. И меня прорвало. Но сегодня и с тобой что-то произошло.
Вчера, подумала ты. Или еще раньше – когда в дверях твоей квартиры появился веселый дружелюбный мальчишка из телека. Мальчишка-анимашка, оказавшийся мужчиной. Обманка. Подлянка судьбы. Ты хотела страстей? Мучайся теперь!
– И что ты будешь теперь со всем этим делать? – спросила ты тихо.
– Не знаю. Мучиться и наслаждаться, наверное. А тебе это еще предстоит. Не думай, что легко отделаешься, – ответил он, то ли в шутку, то ли всерьез.
Если бы он знал…
Вы топтались у подъезда и никак не решались расстаться. Как будто прикрывали друг другу рану. Вы оба были ранены этим невозможным парнем, и вам казалось, что если расстанетесь, то так и будете зиять каждый своей открытой раной. Ты уже не спрашивала себя, что происходит. Ты просто открыла подъезд электронным ключом и вошла, слегка придержав дверь. И Гера понял тебя – вошел следом.
Новый друг, случившийся так неожиданно, переступил порог твоего дома и замер.
– Ты живешь не одна?
Он смотрел на пол. Под вешалкой стояли конверсы мальчишки.
– С братом, – легко соврала ты. – Но его сейчас нет дома.
Гера снял пальто и отодвинул створку шкафа. Там висела легкая куртка мальчишки. Он ушел в другой – кожаной, недавно купленной. Она очень шла ему.
Гера повернулся к тебе.
– Твой брат носит такую же куртку? Как у него? И такие же конверсы? Похоже, наш парень становится иконой стиля, – Гера засмеялся и пристроил, наконец, свое пальто на плечики. Для этого ему пришлось несколько углубиться в чрево шкафа. Когда он повернулся к тебе, на нем не было лица.
– Здесь пахнет… его парфюмом, – и, помолчав немного, спросил: – может, твой брат… еще и поет?
– Может, ты – фетишист?
– Нет, я просто видел его в институте во всем этом.
– Зачем ты ходишь в институт?
– За сладким обманом, наверное, – усмехнулся он. – Там мне кажется, будто я все еще могу петь.
– Пойдем пить чай, – сказала ты.
– Ты мне не ответила. Что происходит? – спросил Гера, не двигаясь с места.
– Брат подражает ему, очевидно. Это он мне про концерт сказал, – уверенно ляпнула ты первое, что пришло в голову, и потащила гостя на кухню. – Устраивайся. Ужинать будешь или только чай?
– Чай, пожалуй.
Ты сервировала чаепитие, как любила – красиво и вкусно. Как было до того, как ты себя совсем забросила.
– Расскажи мне, как он поет. Как профессионал расскажи. Что это было?
– Ты хочешь узнать о его технике звукоизвлечения? – усмехнулся он.
– В том числе, – кивнула ты.
– Понимаешь, в чем штука, – начал Гера неторопливо, грея озябшие руки об горячие бока чашки с чаем, – каждый раз, когда я пытаюсь сделать это для себя как специалист, я невольно ухожу в слух. Одна непрекращающаяся волна, и всё это дышит, меняется, сдвигается, летает… Я могу тебе, конечно, рассказать о сложных ритмических сдвигах, мелизмах, тембровых оттенках. О его немыслимом вибрато полным голосом… Ты слышала его гроул в фальцете, от которого у меня шерсть дыбом на загривке.
– Гроул – это рычание?
– Да, хотя правильнее говорить – граул.
Да-да… Вибрато… гроул… А тебе тогда казалось, что его голос рвал волокна, и от твоего сердца остались одни ошметки…
– Ему ведь от природы дано не так уж много. И то, что он так фантастически звучит, – это целиком и полностью его собственная заслуга! Потому что фальцет – это техника и способ звукоизвлечения, а не голос. И далеко не каждый исполнитель такое умеет. Фальцет – это совершенно другая манера пользоваться голосом, грудной клеткой, позвоночником, легкими, мышцами живота… И звук воспроизводится из таких потаенных утроб нашего организма, о которых в повседневной жизни обычный человек даже не догадывается. Переход грудного голоса в фальцет совершается путем мышечного маневра, но в чем он состоит, так никто еще и не выяснил. Очередная загадка бога. Короче, это каторжный труд. Это – годы титанической работы над собой. Но ты же понимаешь, что дело не просто в технике. Есть еще одна составляющая.
– Какая? – спросила ты в нетерпении.
Гера помолчал, глядя в чашку, и с некоторой заминкой произнес то, что, очевидно, давно сформулировал для себя:
– Личность. Он поет собой. Всем, что ему довелось пережить. Всем, что дано ему богом. Или дьяволом. Или кто там, наверху, на раздаче?
– Собой… – повторила ты, – наверное, он все так делает – собой.
– Ты о чем? – насторожился Гера.
– Скажи, а что с ним произошло, когда он вышел на сцену? Разве может человек позволить себе так открываться? Так обнажать чувства публично?
– Человек наделен чувствами. Есть такая программа в нем. Мать-природа позаботилась. Но мало ли, что в нас понапихано… Мы пользуемся в лучшем случае очень ограниченной их частью. Мы вообще очень ограниченные, в том числе, и в чувствах. И в средствах их выражения. Скупы до крайности. Желе не расплескать. А в нем все это кипит белым ключом. И обжигает.
– Но то, что он делал на сцене – это… это же душевный эксгибиционизм какой-то.
Гера посмотрел на тебя внимательно, словно стараясь угадать, какую оценку ты вкладывала в это определение: положительную или отрицательную.
– Бэлла, вкусный у тебя чай, и вот эти штучки – не знаю, как они называются – тоже классные. Спасибо! И вообще – уютно тут у тебя очень. Но я, пожалуй, пойду. Дай мне свой телефон – я сообщу тебе о следующем концерте. Ты пойдешь со мной?
– Конечно!
Ты вынула из «дневной» сумки визитку и подала ему. Он даже не взглянул, просто спрятал в карман.
– Что-то случилось? – спросила ты, проверяя свои подозрения.
– Да… я как-то странно себя тут чувствую… его присутствие чувствую… его энергетику. Может, у меня крыша едет? Мне нужно побыть одному.
– Я заверну тебе с собой шоколадный брауни, – сказала ты, отлично понимая его состояние.
Ты закрыла дверь за этим случайным гостем, зашла в комнату мальчишки, села в кресло и поняла вдруг: Есть. Счастье. Когда прожил сутки, и НИЧЕГО не хотелось бы в них изменить.
15
Утром на стиральной машине в ванной ты обнаружила его белую рубашку со следами блеска для губ и тонального крема на воротнике; ту, которую ты вчера гладила. И еще – его жемчужно-серые дизайнерские джинсы, от которых пахло спиртным. Шампанским его поливали, что ли? У него не осталось сил засунуть одежду в машинку. Он, наверное, валился с ног от усталости. Да, похоже, у него была бурная ночь. И вообще – насыщенная личная жизнь. Его обожают сотни, или, может быть, тысячи девчонок. И еще один хороший парень. И звукорежиссеры. А тебе он просто оказал одноразовую гуманитарную помощь – поделился своей настоящестью. И тебе оставалось только смириться с этим обстоятельством. И быть благодарной за яркие незабываемые впечатления. И, согласись, ты с облегчением поняла, что он – небезупречен. Он пьет, курит, ругается матом и трахается, с кем попало. Ну, называй уж вещи своими именами. И он такой… трагически и необратимо ничей. И никакие собственнические женские инстинкты в его присутствии не срабатывали. Оказалось, что рядом с тобой жил не мальчишка. Кто-то другой. И он волновал тебя, как никто и никогда в твоей жизни…
После полудня мальчишка притащился на кухню в распахнутом на груди халате и тебе захотелось тут же спасти и уберечь, укрыть эту грудь, это беззащитное горло, из которых он мог извлекать магические звуки. Как тебе могло прийти в голову отпустить его? Он в тот момент стал сутью твоей жизни. Но ты не смогла к нему подойти. Что-то неведомое не подпускало тебя.
Он молча закинул в тостер ломтик хлеба и включил чайник.
– Тебе что-нибудь приготовить? – спросила ты.
– Нет, ничего не надо. Я сам, – буркнул он.
Ты пожала плечами и собралась уйти к себе.
– Бэлла, посиди со мной, – попросил он.
Ты была счастлива. Ты заварила ему вкусный зеленый чай с лепестками василька и мальвы, намазала тосты медом, порезала сыр и села напротив.
Ты смотрела на него. У него оказались невероятно красивые губы. Выразительно очерченный рот. Ты не замечала этого раньше. Как ты могла этого не заметить? Очень просто – он всегда тебе улыбался. А сегодня он был серьезен.
– Понравился концерт? – поинтересовался парень, мельком взглянув на тебя из-под челки.
И на тебя вновь нахлынуло… Черт! Что он сделал с тобой на том концерте? Как это можно назвать? Какими словами описать?
– Когда ты пел, я потеряла равновесие и ориентацию в пространстве. Буквально, – призналась ты. – Ты сам-то замечаешь? Понимаешь, что с людьми творишь?
Он с интересом посмотрел тебе в глаза.
– А мне нравится вносить в чью-то жизнь новые эмоции. И видеть, как люди шалеют.
Ты поняла: он, несомненно, видел результат, производимое впечатление. И это его трогало и подстегивало.
– Ты же… вывернул меня наизнанку! – сказала ты. – Как тебе это удается?
– Очень просто: для этого надо всего лишь вывернуться наизнанку самому, – ответил он.
– Я не понимаю… объясни… Что это значит?
– Это как в сексе. Если ты сама не впала в это состояние, то ничего не получится. Будет имитация оргазма. У артиста с залом должен быть… секс. В общем, могу тебя поздравить: на концерте с тобой случился оргазм. – Он улыбнулся.
Наверное, у тебя был глупый и перепуганный вид.
– Эй, я шучу! – засмеялся он. – Ну, почти…
Тебе было совсем не до смеха. Он открыто озвучивал свои эмоции и чувства, о которых ты не привыкла рассуждать вслух. Он говорил о таких вещах, которые никогда с тобой не случались прежде. Ах, как обманчива бывает внешность! Этот мальчишка говорил и поступал, как мужчина. Но он не был им юридически. Какая же это глупость, думала ты. Некоторые вполне совершеннолетние мужские особи до конца дней так и не становятся мужчинами, а этот мальчишка, такой решительный, такой преданный своей мечте, такой… живой и настоящий… Какой же он…
– Скажи, что с тобой произошло, когда ты вышел на сцену? Я не знаю тебя – такого…
– Я отпустил себя, – ответил он.
Тебе было совершенно не знакомо это состояние. Ты вообще была зажатой и неуверенной в себе.
– На сцене надо быть искренним. Иначе глупо петь от первого лица, – сказал он как нечто само собой разумеющееся. А ты вообще так никогда не думала о песнях.
– Тебе не страшно, выходя на сцену, к чужим людям, так открываться? И так… отдавать себя. Тебя потом не мучает ощущение внутренней пустоты?
Он молчал, и тебе показалось, что ты задела больную тему.
– Так и есть. И мне это не очень нравится. Ночью после концерта – состояние эйфории. На волне. А на следующий день – такая пустота, что хочется подсоединиться к какому-нибудь трубопроводу. Все равно с чем. Лишь бы залить. – Он помолчал. – Но на сцене надо быть искренним. И по-другому – мне не в кайф. По-другому – просто не имеет смысла.
Твой жизненный опыт говорил тебе: семнадцатилетние юноши искренне делают только одно: хотят секса. Но это имело отношение только к физиологии при полном отсутствии эмоциональной, чувственной составляющей. Ты не прощала им этой трусости и жлобства. И бешеное желание мальчишки напоить собой всех, обласкать каждого, его опьяненность собственными чувствами просто потрясли тебя.
– Зато люди после этого чувствуют себя наполненными… – сказала ты, – Видимо, это закон сохранения энергии.
Наверное, это прозвучало излишне патетично. Мальчишка посмотрел на тебя внимательно, словно оценивал твою собственную искренность в тот момент. Ведь вы говорили о самом важном в его жизни. Как же он был незнакомо серьезен!
– Как ты такой получился? – поразилась ты.
– Какой?
И ты не смогла сформулировать. Ты подумала, что если бы он позвонил тогда в твою дверь вот таким, каким ты видела его сейчас, ты никогда бы не узнала в нем мальчишку из телевизора.
– Ты намереваешься стать настоящей звездой?
– Я очень этого хочу.
– Думаешь, у тебя получится?
– Желания правят миром. Разве нет? – сказал он очень серьезно.
Ты никогда не думала о своих желаниях в таком глобальном контексте. Твои желания были, обычно, локальными, уютненькими, нацеленными на то, чтобы гармонично и без потерь вписаться в уже устроенный кем-то мир, чтобы под общий гвалт этого курятника не свалиться с общей жердочки. И тебя никогда не посещало желание взлететь на конек крыши, чтобы возвещать новую зарю.