скачать книгу бесплатно
Расчёт сработал верно, и постепенно, слово за слово, и из настороженной девочки со сцепленными на груди руками, Марина превращалась в девочку, которая и сама уже не помнит, почему с самой встречи в диспансере упорно держалась настороженной букой.
Блины месить было весело, а цветных блинов она вообще никогда прежде не видела и словно волшебный элексир всё мешала и мешала подкрашенное свекольным соком тесто и так и норовила залезть в него пальцем.
А когда начали выпекать – и вовсе обалдела. Совсем по-взрослому уперла руки в бока:
– Не так! Блины должны быть круглыми!
– Разве?
– Да! Так правильно!
– А у нас будут неправильные блины! – рисуя тестом кляксы свободной формы, улыбнулась Оксана. – Пробовала такие когда-нибудь?
Нет, она не пробовала. Но, недоверчиво откусив первый, с удовольствием уговорила следующие штук пять. А ещё немного спустя даже перетащила на кухню свой альбом с карандашами.
– Это кто? – как бы между делом спросила Оксана. – Мишка?
– Кошечка!
– Ух ты! А почему она одна? Ей не грустно?
Марина мотнула головой, но, немного подумав, добавила:
– Потерпит. Просто у неё папа на работу ушёл. – И перевернула лист.
Тема закрыта. Понятнее не бывает.
Но чуть позже, уже после того, как проснулся Тёмушка, и они все вместе сходили в продуктовый и погуляли во дворе, Оксана осторожно зашла с другой стороны:
– Марин, а может, ещё порисуем?
Та вроде нехотя, но согласилась. Похоже, просто постеснялась отказать, но потом вовлеклась. Играли в угадайку, смешивая в одно целое разных зверушек и придумывая им смешные названия. Хохотали, шаг за шагом сближаясь, и когда Оксана попросила нарисовать чудо-зверушкину семью, Марина с энтузиазмом нарисовала.
– Это кто? – указала Оксана на самого большого абру-кадабру.
– Это папа медведе-зайце-пёс!
Ну кто бы сомневался! По центру листа, упираясь пятками в нижний край, а макушкой в верхний и широко раскинув руки-лапы, мог стоять только всё на свете контролирующий и занимающий всё я-пространство ребёнка ПАПА. Поразительное попадание в образ! Только что погонов не хватает.
По разные стороны от папы, где-то в тени могучих руко-лап, стояли его детки – доченька и сыночек. Над доченькой Марина билась особенно долго, всё стирая и рисуя заново то мордочку, то лапы или ушки.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы она была самая-самая красивая, да? – подавая карандаши, наводила Оксана на разговор.
– Нет, – деловито и так узнаваемо по-отцовски нахмурилась Марина. – Просто тут всё неправильно получилось.
– Разве? А мне кажется, всё очень даже хорошо! Ну где тут неправильно?
Марина озадаченно прикусила карандаш. Пожала плечами.
– Не знаю. Но она не похожа на папу, видишь?
– А! То есть, папа самый правильный, да? И все должны быть похожи на него?
– Да.
– Ну хорошо, а почему ты тогда сыночка не переделываешь? Он сразу правильный получился?
– Нет, но ему и так сойдёт, – отмахнулась Марина. – Я же не могу разорваться и сразу всех вырисовывать! Просто он у них особенный. Он вообще просто зайце-пёс. Без медведя, видишь?
Увлекшись, Марина даже не заметила, что перешла на «ты», но Оксану это более чем устраивало. И в этот момент Марина перевернула лист.
– Погоди, ты что, закончила уже? А как же мама? – будто между делом спросила Оксана, собирая со стола затупившиеся карандаши. – Потом её дорисуешь?
Марина замерла и, немного подумав, осторожно перевернула лист обратно. Посмотрела на рисунок растеряно, словно и сама вот только сейчас вспомнила, что не дорисовала.
– Забыла? – осторожно подсказала Оксана. – На, – подала свежезаточенный карандаш, – дорисуй, а то как-то грустно без мамы, тебе не кажется?
– Нет, – нахмурилась Марина, – не надо её. Она тут не поместится!
– Почему? Папа слишком большой?
– Нет, папа нормальный. Какой должен быть, такой и папа! – окончательно раздражаясь, буркнула Марина. – Просто… Просто она весь рисунок испортит, вот и всё!
*** *** ***
– У медведей не бывает таких ушей, – первое, что сорвалось с языка, когда Андрей очнулся после долгого разглядывания рисунка невидящим взглядом. – Это какой-то неправильный медведь, дочь. Ему надо уши переделать и хвост – почему он на боку?
Краем глаза увидел, как шлёпнула себя рукой по лицу Краснова. Ну что ещё не так? Все мысли сейчас были на работе. Сегодня какой-то особенный завал, сразу со всех сторон, словно сговорились. А тут эти непонятные ребусы с рисунками… Но увидев, как мгновенно надулась Маринка, попытался сдать назад:
– Или это у тебя специально так? А, ну тогда нормально. Прям даже хорошо. А это кто? – ткнул пальцем в одно из маленьких чудовищ и тут же снова уплыл мыслями в работу: «С какой бы стати этому табору, и так живущему на птичьих правах, начинать бучу против местных? Что-то тут не то. Но то, не то, а прецеденты есть, хотя и не установленные по участникам. И кляузы есть, хотя и анонимные…»
– Ну па-а-ап! – донеслось откуда-то из тумана. – Чего ты тогда спрашиваешь, если не слушаешь? Я говорю, это дочка его!
Выплыл из мыслей и не сразу вспомнил ни свой вопрос, ни то, что только что услышал.
– Ээ… Дочка? А, ну может. Просто не очень похожа. У него уши вон, какие длинные, а у неё короткие совсем.
– Не выросли ещё! – глядя на него в упор, с невесёлым нажимом улыбнулась Краснова. – Да и потом, это всё-таки девочка, ей не обязательно быть лопоухой! Правда, Марин?
– Я же говорила, неправильно у меня! – выхватив альбом, буркнула та и сбежала.
– Такое впечатление, что вы специально, – покачала Краснова головой. – Ну неужели так сложно было просто похвалить? Кому нужна ваша критика?
– Я похвалил, – искренне не понял претензий Андрей.
– Правда? А я и не заметила! А вы обратили внимание, что, нарисовав семью, Марина не нарисовала маму? Я предложила дорисовать, но она сказала, что маме нет места на этом рисунке. Вам это ни о чём не говорит?
Андрей к этому времени уже снова был в своих мыслях, но тут вдруг его словно по носу щёлкнули.
– Оксана… – с трудом сдерживаясь, поджал он губы, – Васильевна… Вы опять?
– Нет, не опять. Я же не встревала в ваше… воспитание, пока Марина была здесь. Но теперь-то можно говорить по-взрослому? Мы сегодня просто рисовали. Это безобидный тест на самоощущение, который дети не воспринимают напрямую, тем более что рисовали мы неведомых зверушек. Но результат показательный, правда ведь?
– Я запрещаю вам лезть в голову к моей дочери!
– А я и не лезу! Мы просто рисовали. И знаете, то, что вам, возможно, болезненно вспоминать об отношениях с женой, не делает тему матери запретной для детей. Вам бы, наверное, не понравилось, если бы было наоборот, и вашим, оставшимся с матерью детям, тема отца преподносилась бы как табу? До такой степени, что даже на простом рисунке вам не досталось бы места!
– Значит так, Оксана Васильевна… Я ещё раз запрещаю вам поднимать эту тему с Мариной! Она, к счастью, давно уже привыкла, что мамы у неё нет, и относится к этому спокойно!
– Ну да, а ещё она у вас сама в угол встаёт, и не может нормально плакать, когда хочется. Вы хоть понимаете, о чём я? Ей десять лет, а она уже держит всё в себе! Настоящие мальчики не плачут, да? – Усмехнулась. – Вот только Марина – девочка, и закончиться всё может очень даже плачевно! Простите за каламбур.
– Оксана Васильевна, сколько у вас детей?
Краснова поняла. Вспыхнула и отвела взгляд. Андрей кивнул.
– Вот видите, а у меня двое. И когда у вас появится хотя бы один, приходите, обсудим, как их воспитывать. А пока, пожалуйста, – просто обеспечьте уходовый присмотр за Артёмом. Это ненадолго, не беспокойтесь.
Вышел в коридор, вернувшись, протянул ей деньги.
– Что это? – растерялась Краснова.
– Вы же ходили сегодня в магазин.
– Да бросьте, я просто взяла детям молока для какао.
– Сегодня молоко, завтра хлеб, послезавтра ещё что-то, и к концу срока работа выйдет вам в убыток. Берите! И на будущее – вы можете покупать те продукты, которые считаете нужным, для того чтобы готовить детям обеды и ужины, все траты я буду возмещать. Чеки можете не собирать.
Простой бытовой вопрос, который со всеми няньками всегда решался одинаково, но почему-то именно сейчас он повис неловким молчанием, в котором Краснова как-то сконфуженно взяла протянутые ей деньги. Пока она обувалась, Андрей смотрел на её склонённую голову и рассыпавшиеся по плечам волосы и чувствовал себя… странно. Опять.
– Оксана, а вы как до дома добираетесь? – Когда вспомнил про отчество, было уже поздно. Второй раз за день! Раздражённо мотнул головой.
– Автобусом.
Андрей оглянулся на кухонное окно – смеркалось, но было ещё довольно светло. Остановка в четырёх кварталах, местность людная, к тому же в это время во дворах всегда ещё полно гуляющей детворы и бабулек у подъездов. Но всё равно что-то непонятное бередило душу.
– Может вас… – и растерянно замолчал, поняв, что именно едва не ляпнул.
– Что? – обернулась от двери Краснова.
– Эмм… Да нет, ничего. До завтра, Оксана Васильевна. И пожалуйста, без опозданий, у меня в восемь уже планёрка, а к ней ещё нужно подготовиться.
Очнулся у кухонного окна, когда Краснова уже почти скрылась за углом дома напротив, и понял, что всё это время, с момента, как она только вышла из подъезда, не отрываясь следил за ней взглядом. Закурил. Озадаченно поскрёб подбородок.
За все эти годы ни разу ни за одной из нянек не подглядывал у окошка, даже в голову такое не могло прийти. И уж тем более, не доводил до автобуса! Так с какого же рожна он пару минут назад чуть не вызвался в провожатые?
*** *** ***
На душе у Оксаны было непонятно. С одной стороны злило, что Андрей никак не хочет её понять. Ну как он не видит, что Марина слишком напряжена и замкнута? Зачем гнёт ещё больше, сломать хочет?!
А с другой – ну а с чего она вообще взяла, что он её поймёт или хотя бы захочет услышать? Разве ей с самого начала не описали ситуацию такой, какая она и оказалась на самом деле: дети – жертвы, отец – диктатор? И зачем ей вообще пытаться его в чём-то убедить? Она ведь здесь не для того.
Развернула выдранный из альбома лист, который Марина сунула ей перед самым уходом: большой папа и затерявшиеся в его тени маленькие детки. По правилам трактовки – речь идёт об излишнем доминировании, но чисто по-человечески… Рисунок был добрый. И рисовала его Марина с любовью, с деталями и старанием. И если честно, папа смотрелся на нём не как подавляющий доминант, а скорее, как квочка, раскинувшая над цыплятами крылья. И что-то, вопреки очевидному, тому, что Оксана лично наблюдала в их семье, нашёптывало, что так оно и есть на самом деле – он и есть квочка, как бы странно это ни звучало. И если уж совсем честно, она бы и сама с удовольствием забралась под такое крылышко, потому что было ощущение, что там уютно и надёжно.
Но и это не главное! Взгляд притягивала сама фигура папы. Да он был огромный и словно атлант заботливо и надёжно держал на плечах небо… Но при этом смотрелся так одиноко и напряжённо – ни руки опустить, ни отвлечься на секунду, ни головой повертеть, чтобы увидеть хоть что-то ещё кроме тяжёлого неба на плечах…
Глава 7
Следующая неделя прошла как обычно в режиме перманентной рутины: обращения, нарушения, предотвращения, рапорты, отчёты, предписания…
А ещё этот странный конфликт цыган с местными! Суть его была в том, что цыгане якобы угрожают гражданину Николаенко и его семье расправой и занимаются всяческим вредительством – ломают забор, бьют стёкла в окнах, оставляют на стенах дома скабрёзные надписи и кидают в их колодец дохлых кошек.
Видимых мотивов к этому не было, да и цыгане всё отрицали – эмоционально и дружно, как они умеют. Но и Николаенко с каждым днём втягивал на свою сторону всё больше соседей, и дело грозилось обернуться крестовым походом против «ворюг черножопых», как называл своих мнимых обидчиков Николаенко. Ну или наоборот – цыгане поднимутся против местных. Смотря, у кого первыми сдадут нервы.
– Ай-нэ, начальник, ну кого мы трогаем? – в сердцах взмахивал рукой барон Бахты?р Воронча?к. – Это они хотят выжить нас отсюда, потому что боятся! Думают, детей у них воровать будем, коней воровать будем, девушек и золото воровать будем – что там ещё в кино показывают? Но мы осёдлые ромалэ, начальник! Нас беда с прежнего места согнала, а не кочевая кровь! Всё что у нас было – сгорело, а всё что осталось, всё до последнего рубля – здесь! – развёл руками, указывая на застроенный пристройками к основному дому двор. – Нам некуда больше идти, мы теперь здесь живём. А цыган, где живёт, там не гадит – это закон!
В его словах была доля правды – стереотипы местных оказались сильны. В этом Андрей убедился, ещё полгода назад, когда маленький, всего на пять семей, табор Ворончака только прибыл в посёлок на жительство. Тогда на районный участок тут же посыпались заявления местных: в каждой бытовой ерунде, на которую раньше никто и внимания бы не обратил, они теперь обвиняли новосёлов и требовали принять меры к их выселению. Правда, с тех пор истерия постепенно почти сошла на нет – и вот, вдруг, опять!
Сама по себе мутная ситуация с Николаенко усугублялась ещё и тем, что проживал он через дорогу – на административном участке Маруновского. И хотя Андрей ноги сбил, нахаживая километры в попытках выяснить обстоятельства конфликта, Николаенко продолжал писать кляузы Маруновскому, а тот шёл напрямую к Львовичу, рапортуя о бездействии Иванова.
– Андрюх, а тебе не кажется, что он тебя просто подсиживает?
В кои-то веки, собравшись с Харламовым в воскресенье вечером у Андрея на кухне, баловались пивком с рыбкой и пытались отвлечься от работы, но всё равно все разговоры сводились к ней, любимой.
– А смысл? – пожал Андрей плечами. – Одной жопой на два участка сесть? Сомнительное удовольствие. К тому же, конфликт между местными и цыганами действительно есть, и я в нём такой же попавший, как и Маруновский. И если полыхнёт, то подпалит нас обоих.
– Да, но ты не строчишь записочки наверх, и не пытаешься любое обстоятельство вывернуть против него. Нет, серьёзно! Мне кажется, он ревнует к тебе Львовича. Ты же, несмотря на то что тот кряхтит с твоих фортелей, всё равно остаёшься у него на высоком личном счету, и это заметно. Вот Маруновский и страдает. Ну, знаешь, тайные страхи и боль жополиза – остаться не удел. – Развернувшись к двери позвал: – Маришка!
Маринка прибежала, Олег сунул ей в рот смачную, янтарную полоску спинки подлещика. Улыбаясь, проводил взглядом.
– Вымахала-то как, егоза! Туда-сюда, и женихи начнутся. Готов держать оборону, Иванов?
– Типун тебе!
Харламов рассмеялся.
– Ну-ну. Что на лето думаешь, в школьный лагерь сдашь?
– Не знаю. Оно и надо бы, конечно, но она не хочет, вплоть до бойкота.
– Ну, это, допустим, не новость. Прошлым летом тоже не хотела, сколько она с тобой не говорила тогда?
– Почти всю первую смену.
– Но потому-то ничего, втянулась. Главное начать, ты же знаешь.
Андрей вздохнул. Помолчал, крутя в пальцах пивную крышку.
– Не уверен я, что это правильно, Олеж. Вот тебя против воли сдать куда-нибудь на три месяца, тебе это как?
