Эндорфин

скачать книгу бесплатно

Эндорфин
Стас Разин

В детстве жизнь главного героя была крайне счастливой и прекрасной, однако некоторые события заставили её кардинально измениться, превратив в немыслимый ад. Кражи и демоны стали её неотъемлемой частью. Главный герой начинает свой трудный путь, дабы осуществить единственную мечту – отыскать счастье в этом ужасном мире. Сможет ли он его достичь?

Эндорфин

Стас Разин

Иллюстратор обложки София Бичёва

Бета-ридер Никита Кольчугин

© Стас Разин, 2023

ISBN 978-5-0059-9678-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЭНДОРФИН

Предисловие

Жизнь может быть наполнена красками различных цветов и оттенков, но порой серый цвет вытесняет все остальные, наполняя душу отчаянием и безысходностью. Путь небывалого одиночки, вымощенный злобой, насилием и непонимаем очевидных вещей может сопровождать любого человека, однако стоит понимать, что всё может быть иначе. Печально сложившаяся жизнь не проклинает на отсутствие счастья. Взглянув вокруг, можно с уверенностью сказать, что многие людские жизни наполнены радостью и эндорфином, плещущим во все стороны. Человеку стоит вытиснить серый цвет даже из закоулков души, дабы постичь столь желанное чувство счастья, которое может подстерегать его в самых неожиданных местах.

У писателя только и есть один учитель – сами читатели,

– Николай Васильевич Гоголь.

Пролог. 611 ГОД. В НЕКОЙ СТРАНЕ, В НЕКОЕМ ГОРОДЕ

Несуразно феерический город, в коем протекают нижеописанные события, находится на северо-востоке страны N. Красоту этого города трудно описать словами. Ещё труднее понять добрые мотивы его жителей. Этот город нужно увидеть вживую. Вокруг него растут самые разнообразные цветы, которые поневоле бросаются в глаза: розы, тюльпаны, фиалки, ромашки, одуванчики. Даже лаванда, красотой своей запаха сравнимая лишь с запахом свежего воздуха после дождя, растёт на местных лугах. Насыщенность и великолепие ароматов лужаек можно сравнить лишь с запахом свежескошенной травы, которую скосили лишь недавно, дабы покормить коров. Эти млекопитающие паслись на том же лугу, где произрастали розы, которые постоянно поражали своей сказочной красотой прохожих, с восхищением смотрящих на этот великолепный луг. Парное молоко сих коров было особенно вкусным: оно удивляло не только своим невообразимым вкусом, но и лёгким запахом роз и лаванды.

Недалеко от города находился прелестный лес. Деревья, кроны которых достигали самих облаков, были необычайно прелестны: цвет их стволов напоминал горячий шоколад, тянущийся с самого верха какелона. Листья же были того же салатового оттенка, что и мягкая трава, растущая на близлежащих лугах. Эти деревья не могла обхватить даже дружина местных солдат. Столь величественны были эти растения. Их назвали «пьернау», в честь ныне почившего рослого торговца из этого же города.

Сам же город поражал своей красотой и невообразимостью абсолютно любого человека. Архитекторы и градостроители соседних стран совершенно не понимали, как возможно построить столь немыслимые дома. Но то были не дома, то были замки. Высотой с умопомрачительный холм, они вырывались своей кровлей сквозь облака, раздирая простор поднебесной. Людскому глазу казалось, что свет из их арочных окон достигал самой глубины космоса, завиваясь в непредсказуемые лучи счастья и блаженства. Всякое окно было витражным, а его узор поражал даже самого опытного мастера. Винтовые лестницы были повсюду, одновременно ужасая и восхищая. Перила их были сделаны из чистого мрамора, а в каждой ступеньке, покрытой тончайшим слоем стекла, красовался столь драгоценный жемчуг. Все крепления лестниц были выполнены из чистейшей дамасской стали, которые на спор выковали местные кудесники-кузнецы.

Толпы людей слонялись по улицам тут и там, спеша на работу или осматривая грандиозный город. Улицы его были огромных размеров, в ширину сопоставимые с зеркальным озером. Но не только шириной они походили на озеро, улицы были так же девственно чисты и полны жизни: каждые несколько аршинов друг от друга располагались различные торговцы. Дорогие украшения и вкуснейшие яства были повсюду. Мясные стейки и колбасы дурманили прохожих, запах еды был столь сладок, что никто не мог пройти мимо прилавков, даже животные собирались около различных таверн и забегаловок, чтобы ухватить лишний кусочек, которым их мог угостить добрейший люд.

Люди, жившие тут, были крайне красивы и необычны. Они никогда не старели, их кожа всегда сияла, будто гранёный бриллиант. Глаза цвета ствола пьернау сами по себе являлись чудом. Они были так же бездонны, как и неисчерпаемые впадины океана, манившие своей тьмой загадочных существ. В глазах их можно было увидеть себя так же чётко и ясно, как в идеальном зеркале без изъянов. Их волосы стелились по голове и плечам, словно тропический водопад, находящий вдалеке от цивилизации людской. Руки их были нежными, как кокосовое молочко, струящееся из только что сорванного плода. С наступлением темноты вокруг этих людей было так же светло, как и при свете прелестного солнца. Они постоянно освещали свой путь, сколь долгим бы он ни был. Красота их заключалась не только во внешности: внутри них сияла столь же яркая душа, озарявшая тьму дурных деяний рода человеческого. Однако они были невероятно стеснительны и скованны, словно сталь, выкованная здешними асами. Бебрет – именно так назвали расу этих чудных людей в обществе. Бербеты постоянно искали в себе изъяны и недостатки, коих на самом деле не существовало. Но они не понимали или не хотели понимать этого, а потому стеснялись своих прекрасных черт, которые значительно выделяли их на фоне других людей.

Доселе никому не известно, когда и как сюда попали люди расы бербет. Сами же бербеты тщательно скрывали это от простых людей, но, если верить слухам, раньше они были небольшим племенем, которое вежливо пригласили жить в этом городе. Тем не менее, выезд из города был для них недоступен, ведь иные расы боялись и страшились бербетов. Род людской боялся их лишь из-за стены непонимания того, как такие прекрасные существа вообще могли явиться на свет. Людей пугал и фантастический свет, исходящий от бербетов. Это необъяснимое явление было странным и пугающим для обычного человека. Однако истинные ценители не могли налюбоваться на столь загадочных бербетов, ведь они излучали не только дивный свет, но и некие нотки добра и позитива, с теплом отзывавшиеся в теле.

653 ГОД. ЗАБЛУДШАЯ ДУША

– Еда есть? – спросил у меня грузный мужчина лет сорока пяти. Его большое лицо было худым, как морда больного бродячего пса, а цвет его походил на иней, который покрывал всё в городе: замки, улицы, тротуар и даже фонари, которые уже давно не дарят улице прекрасную вечернюю атмосферу, ведь последний раз их зажигали более пятидесяти лет назад.

– Нет, ответил я, дрожа от холода и голода, ведь мой последний приём пищи был несколько дней назад: я поймал и съел крысу, которая рыскала в поисках пищи так же, как и я. Бедняга.

Заплетаясь и ковыляя, мужчина ушёл, а вместе с ним ушла и последняя надежда на нормальный разговор с человеком. Я хотел было его окликнуть, но он уже скрылся в темноте. Хотя если он сам не стал со мной разговаривать, то надеяться было и не на что. Впрочем, мне было уже не до этого, ведь краем глаза я увидел ритмичное движение слева от себя. Сначала я подумал, что мне показалось, однако приглядевшись получше, я увидел в куче мусора что-то небольшое и, по всей видимости, живое. Снова шевеление. Определённо, показаться дважды мне не могло. Я привстал, отодвигая мягкое пуховое одеяло, которое я нашёл в одной из комнат этого замка, и поправил своё пальто, которое когда-то было бежевым. Подняв серую шляпу, я приблизился к тому месту, где увидел точно живое нечто. Левой рукой я раздвинул мусор, после чего почувствовал остро-режущую боль, гулом пронёсшуюся по всему моему телу. Посмотрев на свою руку, я узрел три кровавые полоски. Оказалось, что в мусоре сидел кот. Он был таким же худым, как и я. Остальные его черты видны не были, ибо в комнате было достаточно темно даже для крота, не говоря уже обо мне. Видимо, коту не понравилось, что его потревожил ниоткуда взявшийся человек, потому он начал свирепо шипеть на меня, словно отбившийся от матери львёнок. Я аккуратно взял его на руки и посадил в свою большую шляпу. Минуту назад мне казалось, что он хотел меня убить, но сейчас он тихо свернулся в клубок, будто бы почуяв во мне доброту. Я больше не один в этом гнусном месте.

Я залил остатки керосина в лампу и смог рассмотреть кота лучше. Цвет его шерсти был таким же, как у верблюда, его сумрачные жёлтые глаза напоминали мне столь желанное сейчас солнце. Шерсть его была на удивление мягкой, податливой и шелковистой. Видимо, кот был крайне чистоплотным. Ввиду его схожести с верблюдом, мной было решено назвать его Верб.

Через несколько часов после знакомства с Вербом я, наконец, нашёл в себе силы покинуть этот злосчастный замок, в коем я оказался по воле случая. Светало. Я выглянул в окно, что, впрочем, не имело смысла, ведь я всё равно не увидел землю. Весёлое же задание дал мне Адам, хотелось отказать ему в последующих поручениях, но я не мог. Помимо кота и пары-тройки шрамов я не нашёл ничего, что мне было поручено найти. Абсолютно ничего. Даже малейшего намёка на это.

За дни моего пребывания здесь я уже привык к ним. К тем, что стоят везде. К людям с бледными худыми лицами, искажёнными гримасами ужаса и небывалого отчаяния. Их ритмичный кровавый кашель пронизывал мой разум насквозь, явственно намекая о его несуразности. Когда-то белые стены были залиты кровавыми подтёками, живые трупы полонили коридоры и комнаты, пуская ядовитые миазмы в мои дыхательные пути. С момента моего прибытия в этот замок прошло около недели, однако вся здешняя гнусь до сих пор стоит на том же месте, где была неделю назад. Ритмичные движения тел, похожие на мистический ритм, повторялись каждые несколько минут, вынуждая трястись целое здание.

Во время моего первого прибытия сюда я испугался тварей, коих прозвал бездушными, и не рисковал даже смотреть на них, однако со временем я понял, что никакой опасности они не представляют. Я кидал в них камни, осколки битого стекла и различный мусор, однако никакой реакции не следовало. Изначально я подумал, что это некий вирус, передающийся воздушно-капельным или иным путём, но тогда я бы давно стал таким же, как они, ведь я находился рядом с ними, и на меня попадала их кровь.

Здесь встречаются и люди подобные мне. Люди, пришедшие сюда ради наживы или по каким-то иным не ведомым мне причинам. С ними редко можно завязать разговор, потому как новоприбывшие боятся меня, путая с бездушными, а бывалых мародёров уже не интересуют ни беседы, ни богатства. Лишь еда и вода, которые у меня долго не задерживаются. Нормальной реакцией человека, попавшего сюда, будет бегство либо же полное игнорирование меня, ведь я и сам уже чем-то напоминаю бездушного. Выпирающие скулы и рёбра, бордово-синие мешки под глазами, грязная одежда и непонятный кот в шляпе. Мне хотелось поскорее найти выход из этого отвратительного места.

Почему я так долго не мог выбраться из здания? Ответ прост. Он огромен. Попав в город впервые, я действительно восхищался грандиозностью домов и замков, но чувство прекрасного сменила апатия, разбежавшаяся по мне после проведённой здесь недели. В первый день я обходил комнату за комнатой, этаж за этажом в поисках востребованных для меня богатств. Ходили слухи, что на самом последнем этаже этого замка живёт один из самых богатых людей мира сего, а потому мной было принято решение подняться туда. Говорили, что даже кровать его была сделана из чистого золота, а полы были усыпаны бриллиантами. Спустя несколько часов беспрерывного сгибания и разгибания колен я остановился на безымянном этаже, ибо мои силы уже давно иссякли, а конца этой винтовой лестницы не было видно. Изящное солнце уже близилось к закату, наполняя малиновым светом всё помещение, а ноги мои гудели и тряслись в зачарованном танце. Заглянув в тысячи комнат и пройдя по сотням коридорам, я не нашёл ничего, кроме бездушных и мусора. Ни единого спального места или того, что могло бы его напомнить.

Я уже хотел было вернуться к лестнице и покинуть это проклятое место, как вдруг понял, что потерялся. Передо мной были тысячи разветвлённых коридоров и сотни тысяч совершенно разнообразных комнат. Страх поглотил меня, не давая ни малейшей надежды на спасение. На тот момент я был напуган и растерян, однако через некоторое время я всё же нашёл способ разведения огня для приготовления мелких грызунов и согревания, а потому немного успокоился. Также я обнаружил бадьи, с помощью которых можно легко собрать воду во время дождя, для этого мне было достаточно просто выйти на один из бесчисленных балконов.

Голодные и одинокие дни проносились друг за другом. За это время со мной произошло несколько жутких историй, но большинство из них не стоят внимания. Хотя единожды меня пытался съесть один из обезумевших воров, забравшихся сюда ради наживы. Так же, как и я. Иронично. Я крайне надеялся, что не стану таким же сумасшедшим, как он, но всё же мой рассудок уже стал подводить меня, насылая дивные галлюцинации в виде лакомой пищи.

Непостижимые простому обывателю миражи в совокупности со зловонными миазмами, источаемыми бездушными, накладывали на меня невероятной силы эффект. Нарушения координации и речи казались лишь мелкой каплей от громадного туманного океана, пускающего свои воды по всей планете. Чугунная голова утопала в приступе горячки, циркулирующей по всему моему бренному телу. Невнятные речи достигали моих возвышенных ушей, а лучи безжизненного и холодного как лёд света проносились мимо глаз моих, заполняя всё четырёхмерное пространство комнаты удивительными огнями различных цветов. Цветовая гармония слилась воедино с ритмичными движениями, кашлем и запутанными речами, давая полное представление о состоянии тела и души, в котором я находился. Перед очами человеческими виднелись полные коварства и злобы лица тварей, когда-то бывших людьми.

Вдруг яркий свет прервал мои кошмары. Чаяние наполнило мой мозг, который пустил свои последние силы в голени мои, помогая встать.

Источаемый кем-то или чем-то свет был невероятно красив: своей яркостью он затмил бы любую лампаду, а его цвет был сопоставим лишь с цветом болезного солнца, восходящего из-за горизонта, когда на небе цвета голубой лазури нет ни единого облака. Подойдя ближе к источнику свету, я увидел человека. Это был он. Адам.

– Кто-то потерялся, не правда ли? – пустил улыбку он, подходя ко мне.

– Адам, сукин ты сын… – вымолвил с улыбкой я, прежде чем рухнуть на мраморный пол.

– Очнись, Джон, – услышал я голос над своим ухом.

Открыв глаза, я снова увидел перед собой Адама, державшего в руках небольшой свёрток.

– Что произошло? – сказал я.

– По всей видимости, ты упал в голодный обморок. К своему сожалению, я совершенно забыл о проклятии, которое насыщает это место. Для бербетов это место крайне безобидно и дружелюбно, но вот для других… – Адам поставил длинную паузу, – Для других это место может быть смертельно опасно.

– Я уже понял, – прошептал я, – Чёрт! Где же Верб?!

– Верб?

– Кот, которого я подобрал пару часов тому назад. Куда же он запропастился?

– Кот? Здесь не может быть котов. Вероятно, ты имеешь в виду здешнего духа, который и решает судьбы попавших сюда людей. Лишь благодаря ему ты сейчас лежишь передо мной в относительном здравии. Обычно люди пытаются его съесть, но ты пошёл совершенно по другому пути, взяв кота с собой. Однако проклятие, которое насылает замок, не в силах полностью спугнуть ни я, ни дух замка. Как только ты выйдешь на улицу, ты познаешь всю тленность бытия.

– Сколько ещё бреда должен вынести мой мозг? – разозлившись, сказал я.

– Немало. Поверь мне.

Он передал мне свёрток, в котором находился огромный бутерброд, бутыль воды и некая записка. Кажется, с очередным адресом. Неразбериха в голове туманила рассудок, отчего моя рука выкинула записку прочь. Во мне уже не было места агрессии, и я задумался о том, как судьба привела меня к такой жизни.

Видимо, стоит вернуться на какое-то время в прошлое, дабы навести хронологический порядок в тяжких мыслях.

645 ГОД. КОНЕЦ СОЛНЕЧНЫХ ДНЕЙ

Почти всю свою жизнь я находился в постоянном страхе. Но так было не всегда.

Мой отец был торговцем драгоценных камней и металлов. От него я зачерпнул непомерно великую гору знаний и умений, которую я, к своему сожалению, пустил совершенно не в то русло. Он постоянно работал в своём кабинете, осматривая новый товар, а иногда и делая что-то своими руками. Отдельно стоит упомянуть именно эту комнату, стены которой были сделаны из цельной древесины с готического вида фрагментами обсидиана и мрамора. Абсолютно каждое дорогостоящее бревно было изготовлено настоящими мастерами своего дела. Цену, которую мой отец заплатил за эту древесину, трудно полностью оценить. Ни один его коллега не имел столько богатства и роскоши, сколько было в нашем доме. Его воистину величественный каменный стол был длиной во всю комнату, ножки же были сделаны из дамасской стали со вставными элементами самого что ни на есть чёрного мрамора. Вес же его был сопоставим с огромным бегемотом, который только что отобедал два десятка своих обычных порций. Единственное окно в кабинете по форме было похоже на красивое солнце, а по размерам напоминало небольшое болото. Схожесть окна с болотом заключалась не только в размере. Оно было такое же грязное и смрадное, а его поверхность частично покрывал густой зелёный мох. Потолок, в отличие от всего остального, был кристально чист. Он был выполнен из белейшего мрамора, словно то был вовсе не мрамор, а пышное белое облако. В самом его центре красовалась воистину огромных размеров люстра, покрытая небольшим слоем серебра. Около стола расположились три одинаковых стула. У них не было ни спинки, ни подлокотника. Они были так же круглы, как и окно. Отец выкупил их у какой-то таверны. От стульев веяло обыденностью и чувством некого спокойствия. Это были единственные вещи, которые обошлись практически за бесценок. Мой основоположник имел короткие седые волосы, длинный горбатый нос, впалые карие глаза и довольно сильные руки. Он всегда носил деловую одежду. Исключительно рубашки, брюки и большие кожаные туфли. Никакой креативности и энтузиазма.

Моя мать нигде не работала, она была домохозяйкой. Наш дом всегда был убран и чист, за исключением кабинета отца, куда он не пускал никого. На кухне постоянно находилась вкуснейшая еда. Мать часто ездила в различные кружки домохозяек, иногда посещала клуб экзотических блюд. У неё были светлые волосы, красивая улыбка и глаза, наполненные жизнью и любовью. Мать была худа, будто щепа от колотых дров, хоть и проводила целый день на кухне. Мы проводили много времени вместе: читали книги, ходили на различные симфонии и оперы. Она научила меня читать и писать. Я любил слушать её весёлые рассказы и интересные факты, будоражившие мой юный мозг. На ночь она читала мне книги. Одной из них была книга под названием «Сказание о бербетах. Город необычных людей». Именно после прослушивания этой книги я впервые загорелся желанием посетить столь необычный город. Больше всего меня интересовал не сам город, а его коренное население – люди расы бербет. Много лет нас с матерью мучал вопрос, как могут существовать столь прекрасные люди, поэтому с самого детства я откладывал свои карманные деньги на поездку в тот самый город. За несколько лет набежала немалая сумма, ибо мой отец был довольно щедр на карманные деньги. Я решил закопать все свои накопления около одного из дубов, что росли у нашего дома. Однако именно это дерево я бы всегда смог различить. Оно было намного больше других деревьев, а на ветвях его не было ни единого листа. Кора же была похожа на кожу крокодила: всюду сияли трещины, а сок дерева струился с самой его верхушки. Дуб был словно одинокий айсберг среди кучи льда и снега.

Однако всё хорошее рано или поздно заканчивается. Закончилась и моя счастливая жизнь. Ровно через восемь лет после моего дня рождения в наш дом проникли грабители. И нет, они не старались быть тихими и незаметными, вовсе наоборот, мы сразу услышали, как разбивается окно. Я никогда не забуду хруст стекла под ногами сих ужасных тварей, кои называли себя людьми. Звук был громок, противен и чем-то напоминал скрип мела по доске.

Дальнейшие события происходили как в тумане. Ко мне подбежала мать, взяла меня за руку и вывела на улицу через окно. Отец же пошёл прямо навстречу к незваным гостям, попутно прихватив с собой свою трость, которая была вылита из металла. Через мгновение ока я услышал протяжный крик отца. Предсмертный крик. Далее – слёзы, боль и скорбь. Осознание смерти одного из самых близких мне людей ещё сильнее затуманило мне рассудок. Мы бежали как можно быстрее, но скорость нам не помогла. В кустах у калитки уже поджидал один из грабителей, специально оставшийся там, дабы никто не скрылся. Он схватил нас с матерью и держал до тех пор, пока к нему на помощь, если это можно так назвать, пришёл ещё один человек.

Фонарь, находившийся неподалёку, дал мне возможность чётко увидеть этого человека. Рост его составлял более двух метров, ширина его плеч достигала немыслимых размеров, его лицо, больше похожее на зловещую праздничную тыкву, надменно ухмылялось. Одет во всё чёрное: штаны, длинный плащ с капюшоном и куртка, пропитанная кровью. Очевидно, что это была не его кровь. В своих огромных руках он держал стальную трость моего отца. Чем ближе он подходил к нам, тем шире зияла его улыбка. Уверенным и медленным шагом он приблизился к нам на расстояние метра, замахнулся тростью и со всей своей непомерной силы ударил мать прямо по лицу. Я вижу её раздробленное лицо каждый чёртов день, когда пытаюсь заснуть. Меня мучает не только проклятие замка, но и бессонница, пришедшая ко мне именно в этот неблагополучный день. Хотя не стоит об этом говорить, мои синяки под глазами говорят сами за себя. После ужасающего удара лицо выродка сияло так, словно это был самый лучший день в его жизни. Капли крови, брызнувшие ему на лицо, стекали по его щекам и мягко падали на землю. Я испытывал непередаваемые ощущения и чувства, оставшиеся со мной на всю последующую жизнь. Одновременно я испытывал и страх, и скорбь, и горечь. Горечь потери самых родных мне людей. Я потерял смысл своей малой жизни. То, ради чего я жил, исчезло за несколько минут, казавшихся мне вечностью. Однако в миг, когда взгляд мародёра достиг моих очей, мне вдруг стало плевать. Будто бы все мои эмоции были украдены, а последняя слеза, упавшая с моего подбородка, канула в Лету. Отныне моё состояние было сравнимо с озером после сильного урагана. Штиль. Больше – ничего. Я уже смирился со своей кончиной и закрыл глаза, тихо ожидая древнего как мир скелета с косой.

Дикий безумный смех. Звук замахивающейся трости. Тишина. Удар.

НАЧАЛО НАЧАЛА

Я очнулся от дикой боли в области лица, которую причинил мне стервятник, решивший поживиться плотью и кровью. Ночные события казались мне дурным сном, который был послан мне гневными богами. К сожалению, это было далеко не так. Я попытался протереть своё лицо, но как только я прикоснулся к нему, его тут же пронзила острая, похожая на бритвенное лезвие, боль. Почувствовав её, я, наконец, осознал, что всё ещё жив. Однако я не был рад. Нужно быть жалким ничтожеством-нарциссом, чтобы радоваться хоть чему-то после произошедших событий. Присев наземь и осмотревшись, я узрел, что нахожусь в канаве недалеко от своего дома. Рядом не было ни тела матери, ни тела отца. Меня не радовало прелестное солнце, мирно стоявшее в зените и освещавшее всё вокруг: поле пшеницы, по которому несколько дней тому назад я бегал вместе с матерью; деревья, шумящие колышущейся на ветру листвой; мягкая ярко-зелёная трава, шепчущая мне песнь. Меня постигало лишь отчаяние. Встав на ноги и оглянувшись по сторонам, я увидел небольшой ручеёк, стекающий по камням и иссохшим ветвям. Подойдя ближе и, не без боли умывшись от крови и пота, я посмотрел на своё отражение. Столь ужасную картину не смог бы нарисовать даже бродячий пёс, взявший в свою пасть кисть. Моё лицо было раздроблено, будто бы от куска чёрствого хлеба откололи кусок. С левой стороны лица моего виднелась белая скуловая кость, вокруг которой красовались рваные раны и уже засохшая на солнце коричневая кровь. Это невероятное зрелище погрузило мой детский мозг в глыбу жестокого отчаяния, покрытую ненавистью и непонимаем.

Кое-как придя в себя, я отправился на поиски своих родителей. Но ни в канаве, ни в посадке, ни на территории дома я не нашёл ничего, кроме следов крови и трости отца, что была вбита в землю на том же месте, где убили мою мать. Войдя в дом через разбитое окно, я увидел лишь голые стены и поломанную мебель. В кабинете отца украли всё, что могли унести: золото, деньги, драгоценности. Воры вынесли даже обсидиан, который был вставлен в бревенчатые стены.

Больше я не видел себя в этом доме. Я обработал свою рану целебными травами и, взяв лопату, вырыл то небольшое состояние, что сумел скопить за несколько лет. Я не стал закапывать появившуюся яму. Из земли, которую выкопали мои руки, я соорудил небольшую горстку – импровизированный кенотаф в память о родителях. Несколько часов я прорыдал около него, совсем забыв о боли и ранах. Мне было некому помочь, у матери не было друзей, а у отца были точно такие же алчные коллеги, желающие лишь наживы. Точно такие же, как и те воры.

Не без труда вытащив трость из земли, я завязал на её конце узелок с монетами и положил на своё хрупкое, будто свеча, плечо. Отправиться я решил в ближайший портовый город, находившийся в нескольких десятках километров от моего дома. У меня не было и соседей, наш дом в одиночестве простирался на окраине леса. Наших лошадей вместе с повозкой угнали грабители, поэтому я пошёл своими ногами. Хотя я бы и не смог справиться с управлением, ведь этим, естественно, всегда занимался отец. Началась пешая прогулка вслед за уходящим солнцем, которую я бы не пожелал никому.

Ночь наступила довольно скоро, однако спать мне совершенно не хотелось. Каждые десять минут я делал небольшие передышки, ведь трость была очень тяжела для совсем юного человека. Постоянно гнетущее чувство отчаяния и страха тревожило меня, а глядя на лунный свет, мне хотелось рыдать. Он напоминал мне белый свет лампадки, покрашенной эмалью, которую зажигала моя мать по вечерам. По дороге мне посчастливилось найти маленький гвоздь, который, скорее всего, выпал из подковы какой-то из уже не наших лошадей. Рана на моём лице не затягивалась. Это было совершенно очевидно. Такая рана вообще не зажила бы без лечения. Через несколько часов я добрался до небольшого озера, где испил воды и промыл рану с гвоздём от грязи. Распустив остатки рукава на нитки, я выбрал самую крепкую и толстую. Самая лучшая идея, которая тогда взбрела мне в голову, была ужасна, но в то же время необходима. Я проткнул уже давно затупившимся гвоздём свою кожу и, протиснув через неё нить, покрепче затянул. Конечно, меня пронзила невероятная боль, но кофта, которую я прикусил, совсем немного помогла мне. Я кричал от боли. Не только от физической, но и душевной. Моё сердце словно пронизывали тысячи игл, раскалывая его напополам. Я понял, что моя жизнь разделилась на до и после.

Несколько часов я сидел около озера и смотрел. Смотрел на себя, смотрел на тёмное небо, полное звёзд и надежд, смотрел на луну, отражающую далёкий солнечный свет. Она была не такая, как обычно: будто бы размер её непостижимым образом увеличился в несколько раз, а свет от неё исходящий стал столь ярким, что в зеркальной глади озера можно было рассмотреть каждую мою ресницу. Мне казалось, что луна становилась больше с каждой горькой слезой, пролитой мной из-за потери близких мне людей.

Спать всё ещё не хотелось. Грусть, тоска и злоба пожирали меня изнутри. Эти чувства были похожи на стаю голодных акул, которые всплыли на поверхность в поисках очередной жертвы. Посидев ещё немного, я пошёл дальше. Однако на сей раз я шёл уже не за прекрасным солнцем, а за яркой луной.

Спустя два дня, изнеможённый от пути и голода, я увидел его. Дребугар. Город, славившийся своими морепродуктами, драгоценностями и различными товарами из-за границы. Вокруг него стояла величественная минерально-каменная стена, испокон веков служившая опорой и защитой города. Свет мудрого солнца освещал абсолютно каждый камень, входивший в состав этого архитектурного шедевра. Красота стены заключалась далеко не в камне, а в мраморе, что дополнял стену так же, как кристально белые песчинки дополняют горсть песка. Высота была не сравнима ни с чем. Стражи, стоявшие наверху, казались мне дорожной пылью, которая покрывала мою изодранную одежду и иногда попадала в глаза. Закрытые деревянные ворота открылись предо мной словно гильотина, только что казнившая очередного безумца. За воротами были железные решётки, толщиной в мою руку. Между ними не смогла бы пролезть даже голова младенца, а запах железа, исходящий от них, был уловим за десятки метров.

– Стой! Кто таков будешь?! – строго и раздражённо спросил человек, стоявший по ту сторону стены.

– Я… Никто… – сказал я. Из моих глаз ручьём потекли слёзы, а губы мои тут же уловили мягкий привкус соли и железа.

– Ну что же, Никто, расскажи мне свою историю, – раздался сзади меня холодный бас.

Я обернулся и увидел высокого и тощего человека, больше похожего на ствол сухого дерева, нежели на представителя рода людского. Его бледная кожа блестела на ярком солнце, а густые брови были покрыты испариной. Он смотрел на меня как-то странно. Так смотрела на меня мать, когда я совершал проступки. Но во взгляде его было и нечто иное. Это было… Удивление? Обречённость? Что-то совершенно мне непонятное. На его лице красовался огромный шрам. Только зверь мог оставить его, подумалось мне. Мужчина подошёл и крепко обнял меня за плечо.

– Открывайте ворота! – громко рявкнул он.

– Ты знаешь правила, Лебсли! Это уже не впервой! – Огрызнулся сторож, но тут же получил сильную затрещину от кого-то.

– Пусть проходит, – раздался весёлый приглушённый голос.

Я не смог разглядеть лица этого человека из-за решёток, но строгая форма цвета голубой лазури, надетая на него, дала мне понять, что он далеко не последний человек в этом городе.

– Простите за грубость, сэр! – извинился сторож, попутно потянув за рычаг.

Как только ворота открылись полностью, Тощий, а именно так я прозвал Лебсли, затащил меня внутрь. Передо мной открылся шикарный обзор на город: величественные белокаменные дома слева и справа; длинная и чистая улица, вымощенная камнем и мрамором; златая колокольня, тот час запевшая будто бы для меня; многочисленные лавки и таверны, заполнявшие всю улицу. Магазины с драгоценностями и бесконечное количество стражей, вооружённых до зубов: гигантские алебарды, блестящие на солнце, короткие сабли, закреплённые на кожаных поясах и деревянные дубины на спине. Вдали виднелась синева океана. Такая же, как и форма человека, впустившего нас. Густая борода, завязанная в косичку, длинные волосы, хвостиком закреплённые на макушке, длинный и тонкий шрам на брови, тянущийся до скулы. Глаза его были ярко-голубого цвета, а нос напоминал картошку.

– Давно не виделись, Лебсли! – обратился он к Тощему, радостно улыбаясь.

В ответ не последовало никакой реакции, а воздух как будто потяжелел.

– Кто вы и куда меня тащите?! – не выдержав, закричал я.

– Замолчи, малой, ты меня раздражаешь, – проскрипел зубами Тощий.

– Отпустите меня! – начал вырываться я, кусая его иссохшую руку.

Звонкий шлепок. Моё сознание тут же улетело куда-то далеко за горизонт, распадаясь на многочисленные сны.

– Просыпайся, – ткнул он меня в бок.

– За что вы так? – спросил я с безысходностью в голосе

Меня отдадут в рабство? Я буду вечным пленником этого города? Так думал маленький я.

– Садись и ешь, – приказал он мне.

Звук пустого желудка тут же раздался в комнате, где я очнулся. Я и вправду не ел несколько дней.

Я сел за импровизированный стол, коим на самом деле являлась бочка из-под рома, после чего печально посмотрел на предложенную мне пищу. Кусок чёрствого хлеба и варёная треска. Я терпеть не мог рыбу, для меня она зловонно пахла мертвечиной, но нужно есть, чтобы жить, да и голод повелевал мной, заставляя глотать слюну. Я съел даже кости, которые не были удалены из рыбы. Я даже не подумал про них, ведь дома мать заставляла меня есть рыбу, из которой предварительно были удалены все кости и прочая ересь. Начисто вылизав тарелку, я осмотрелся вокруг. Маленькая комната с одной гнилой кроватью, на которой лежало сено вместо одеяла, матраца и подушки. Сухое и колкое. Одно лишь воспоминание о нём заставляет меня чесаться. В помещении находилась старинная кухня с небольшой буржуйкой и маленькими невзрачными шкафчиками. Больше в комнате не было ничего, за исключением стола-бочки и двух старых стульев. Такие же стулья были в кабинете отца. Видимо, Тощий стащил их из какой-то таверны.

– Идём, – схватил меня за руку Лебсли и потащил в соседнюю комнату.

Она больше напоминала кабинет врача, к которому меня водили родители. Однако было небольшое исключение. Грязь, смрад и кровь. Они были повсюду.

Стол, кресло, зеркало, комод, мысленно перечислял я все вещи в близлежащем пространстве.

Тощий усадил меня в кресло, протёр зеркало от кровавых разводов столь же грязной тряпкой и достал из комода полупустую склянку, две чистые тряпки и изогнутую иглу с толстой нитью.

– Готовься, – сказал он, засовывая в мой рот одну из тряпок.

Он окунул в склянку иглу на несколько секунд, достал её и полил мою рану той же жидкостью. Это был спирт. Я хотел кричать, но лишь мычание доносилось изо рта моего. Боль была невероятно сильная, зубами своими я сжимал кусок ткани со всей силы, но это не приносило никакого эффекта. Тогда я стал перечислять находящиеся в комнате предметы, дабы сконцентрироваться не на жестокой боли, а на чём-то отдалённом.

Стол. Кресло. Зеркало. Комод. Склянка. Игла. Нить. Тощий.

Снова спирт. Снова боль. Снова потеря сознания.

Очнулся я от уже знакомого тычка под бок.

– Подъём, – сказал Лебсли.

Я встал с кровати, на которую меня, видимо, перенёс Тощий. Протерев заспанные, заплаканные и отёкшие глаза, я посмотрел на него со страхом и ожиданием неизвестного.