Красный луг. Приключенческий роман

скачать книгу бесплатно


– Зачем? Мы не мёрзнем в мороз, не ищем прохлады в жару, сам организм поддерживает нужную температуру для жизни.

– Вот бы нам так…

– Завидуешь?..

– Нет, просто констатирую факт, всё-таки разные мы…

– Ты насчёт хвоста? Так тут разница не большая, предки-то у нас общие… Просто у нас хвостик длиннее, всё зависит от среды обитания, в пещёрах он нам необходим для исследования труднодоступных мест, преодоления препятствий. У вас тоже есть хвостик, но он вам не нужен, поэтому спрятан и называется по вашему аппендикс. Дотронься до меня, я точно такая же девушка, как и ты, из плоти и крови, и так же смертна, только умираем мы от насильственной смерти, а не от старости.

А годы шли

Притупилась боль утрат близких людей и надо было жить дальше. Родила Лида Никите двойняшек, двух крепких пацанчиков, а года через три осталась вдовой. Спасая во время ледохода попавшего в оползень пацана Оксаны Вересковой, председатель простудился и скоропостижно скончался от крупозного воспаления лёгких. К тому времени Лида работала секретарём Сельского Совета. После похорон пришли к ней сельчане и упросили перейти в колхоз на место мужа, даже и поплакать-погоревать не дали. Сход утвердил кандидатуру.

Давно уже закончилась Гражданская война, было покончено с интервенцией, но до сих пор ещё продолжались эсеро-кулацкие мятежи, подавляемые отрядами самообороны и красноармейскими регулярными частями, силами милиции. Кулаки и середняки выступали против продовольственной политики и других социальных мероприятий Советской власти, против комитетов деревенской бедноты и против мобилизации крестьян в Красную Армию. Как бы там ни было, но борьба велась более чем успешно. Почти полностью были уничтожены лесные банды. Страна вставала на путь восстановления разрушенного хозяйства. Царствовал НЭП, цвела земля-матушка, и рос посёлок на берегу реки Уфы. И дел хватало. На новую ферму завозили племенных коров, на птичник – индюшек и кур. Срочно уезжали учиться на специалистов сельского хозяйства юноши и девушки. Возвращались из дальних краёв демобилизованные бойцы – красноармейцы. Илья Никитин до призыва в ряды Советской Армии успел жениться на соседней девушке Ирине Трифановой, в армии остался на сверхсрочную, стал офицером пограничником и был направлен на границу Белорусии. Получил краткосрочный отпуск и приезжал в посёлок за своей женой, чтобы уже вместе ехать к новому месту службы. Рос и строился Красный луг, тесновато ему было на крутом берегу, приходилось отвоёвывать место у тайги. Начались годы первых пятилеток и больших строек. Молодёжь хотела повидать мир, срывалась с насиженых мест и мчалась по призыву партии и комсомола неизвестно куда, неизвестно зачем. Романтика звала вперёд! Это был период величайшего душевного и физического потенциала. Молодёжь разбегалась из села и никакие силы и уговоры не помогали, не могли остановить. Получивших на руки красные корочки путёвок не смели задерживать на предприятиях, это было чревато руководителю предприятия, могли обвинить в противодействии политике партии и попросту расстрелять, как врага народа. С большой неохотой отпускала молодых Лидия Семёновна, зная, что не скоро они возвратятся в отчий дом, да и вернутся ли? Рос колхоз, росла Россия, росли и потребности в сельскохозяйственной продукции. Колхозу нужны были молодые сердца и руки, и тогда через районную комсомольскую организацию Лидия пошла на хитрость, теперь всем бегущим давали направление в Краснолужский колхоз. Молодые обижались, но против решения горкома перечить не смели. Да и председателя колхоза понять тоже можно, от стариков-то пользы мало, силы не те уже. А тут ещё и конкуренты появились, открылся Айский леспромхоз и лесничество. В отличие от колхозных трудодней там регулярно выплачивали зарплату деньгами. Мечтала Лидия Семёновна о таких деньках и для колхозников, но пока таковой возможности не было. Хватит пока и того, что радио провели по Прямушке от Усть-Маша, телефоны поставили в Сельсовете и Правлении. Теперь посёлок уже не казался таким отрезанным от внешнего мира. В клубе проводились репетиции, ставились концерты силами деревенской молодёжи. А вот в летнее время молодёжь предпочитала вечера встречать по старинке, на полянке на берегу реки за посёлком. Там под балалаечный перезвон пели, плясали, плакали, провожая друзей в Армию и на Всесоюзные стройки. К зиме миром купили для клуба патефон и пластинки, в зимнее время в клубе собирались и на тусовки и для свадеб. Изредка привозили немое кино, но на это чудо посмотреть сбегалось всё село, каждому хотелось покрутить ручку проектора, дотронуться до горячей лампочки Ильича. Мест в клубе не хватало и показ фильма шёл по нескольку раз. А разговоров-то!

– И умирать-то теперь не хочется, гли-ко сколь всего интересного есть на белом свете, досель и не виданного! Спасибо коммунистам! Счастье-то какое выпало, пожить в такой стране, где всё для народа! И то, раньше во сне не снилось даже, что когда-нибудь будем сами писать, считать, книги читать, газеты, патефон и радио слушать, кино про другие страны смотреть…

Хуторяне

А на противоположном от посёлка берегу реки Уфы появились два новых хутора. Один хутор напротив Прямушки, второй километрах в трёх вверх по течению (это если идти пёхом или на лошадке через брод и по лесу, если плыть на лодке по реке, то будет намного ближе). На том хуторе, что в верховьях, поселилась многодетная семья. Многие могли бы работать в колхозе, но почему-то хозяйка хутора, Варвара Ивановна, не захотела жить на селе, настояла на хуторском житие-бытие. Лидия Семёновна предлагала им добротную хибару, но они так и не согласились. Сначала поставили на берегу оврага приличную землянку, а к зиме и домик из тонкомера сгоношили. Хозяин хутора, Веснин Константинович Илларионович в недавнем прошлом был учителем словесности, но, опять же, по настоянию жены вынужден был отойти от сих дел, хотя любовь к детям и школе осталась на всю жизнь. Был хозяин из себя виден, крепок и статен, обладал немалой силой. Одно слово – казак! Впрочем, родиной он был с Украины, из станицы Красносёлка Винницкой области (ныне Белорусия), в казаки попал лет четырнадцати и служил в царском казачьем 38 полку на Дону. Своего лихого казака не могла Варенька спокойно дожидаться с работы, много понимаете ли вокруг него увивалось молодых и красивых девиц, того и гляди, -уведут… И сама, что не год, исправно рожала по дитёнку. Не все из деточек приживались на белом свете, но и тех, что остались, было предостаточно. Чтобы прокормить всю эту ораву, требовалось немало сил и средств, а на первое время в хозяйстве имелась худенькая лошадёнка да коза непонятной породы. Однако ж, опять же, с помощью сельчан обустроились, обзавелись скотом, развели пчёл, посадили огород. В первое время развешивали с помощью старших сыновей по тайге дуплянки для пчёл, позднее прикупили ульи и прочее пчеловодческое оборудование. А сначала дуплистый мёд был единственным источником поступления денег в хозяйство. Расчистили от кустарника и деревьев полянку, в первый же год посадили коноплю и картофель. Сначала хуторяне почти и не заглядывали в посёлок, своё хозяйство требовало полной отдачи. Это несколько позднее сам хозяин стал появляться на селе, а за ним и молодёжь потянулась. Бывая на селе, Константин всякий раз останавливался около школы, улыбаясь, слушал гомон ребятишек, а иногда, не в силах совладать с собой, заходил в школу, подолгу разговаривал с молодой учительницей, советовал, как найти подход к тому или иному сорванцу. По всему чувствовалось, что со школьными проблемами знаком не понаслышке, и, похоже, был когда-то не плохим учителем. В школе же теперь он был желанным гостем. Подолгу также просиживал и в правлении колхоза, стараясь вникнуть во всё, а иногда и подсказывая нечто дельное. Лидия Семёновна не торопила мужика, чувствовала, придёт время, и сам он придёт в колхоз. Узнав все новости и послушав радиопередачи из орущего со столба динамика, горбясь под тяжестью вещевого мешка с набранными в лавке товарами в обмен на звериные шкурки, шёл Константин домой. По дороге всегда останавливался около придурковатого от старости деда, Ильи Никитина, прожившего на свете не много ни мало что-то около 120 лет. У того всегда была одна неотвязная забота

– Сынок, ты часом корову на продажу не имеешь? Дойную надо…

– Зачем тебе, деду?

– Давеча в лавку ходил, спрашивал, так продавщица Нинка говорит, что есть корова, только яловая и ждать не известно сколько ещё, а я молочка хочу, парного… Смертушка вот не идёт всё, пропащая душа, заблудилась где-то…

– А ты, дед, к дояркам в колхоз сходи, не обидят поди, кружечку молочка-то нальют…

– Они-то не обидят, но своё-то вкуснее…

Смеялась продавщица над стариком не без горечи, за шуткой прикрывая своё потаённое – взял бы кто замуж, побёгла б, хоть за столетнего старца. Рада бы и с замужним сгульнуть да жён своих боятся наши мужики хуже смерти, трусливые, им бы не брюки носить, а юбки… В самом расцвете девка, мужики по ночам снятся. Ох, как бы с ума не сойти! Вот только бойка была девка на язычок и на кулачок крепка, потому из местных сердцеедов и не доводилось предложить ей руку и сердце.

Константин Веснин всё же вступил в колхоз. Драл лыко, отмачивал в болотине, из полученного мочала делал гужи, чересседельники, вожжи. Из колхозных заготовок делал хомуты для лошадей. Заготавливал впрок оглобли, дуги, делал конные санки. Всё сдавал за трудодни в колхоз. Как-то принёс пару лаптей, их тут же взяли, были они лёгкими, прочными и очень удобными для ношения в летнюю пору. С тех пор отбою не стало, завалили хуторянина заказами. Пришёлся сельчанам мужичок по душе, трудолюбив, безотказен и необидчив, честен до мелочей, всегда готов оказать посильную помощь любому, кто нуждается, а это здесь ценилось выше всяких денег. Лидия Семёновна быстро поняла этого человека и, пользуясь его слабостями, зачастую нещадно эксплуатировала его то на сенокосе, то на заготовке других кормов. При этом не забывала и о награде за труд, то отрез на платье для жены выделит, то ребятишкам подарки, то лишний трудодень припишет, а в целом, нравился ей он не только за безотказность и умение работать, но и как желанный мужчина. Хотя в чём угодно могла признаться председательша, но в этом она и себе бы никогда не призналась. Как-то Константин сделал лёгкую кошовку для выездов хуторянину Генке Быстрову, жившему ещё выше по течению, этак километров с десяток, и тот в благодарность привёл к Весниным на хутор молодого жеребчика, прозванного Варварой Карькой. Свою кобылку Костя сдал в колхоз, а взамен получил другую, более породистую. От этих лошадок в дальнейшем и пошло потомство выносливых с ильных колхозных лошадей. Много было Косте и других заявок. Зимой по зимнику, летом через брод, приходили мужики и бабы кто за туеском для ягод и грибов, кто за ивовым ковриком под двери, кто за бочонком для солений… Быстряков Пашка приволок однажды ребятишкам на забаву щенка, бывшего чуть поболе рукавицы, а выросшего в огромного волкодава, росточком с огромного телёнка. Урман, так его прозвали, тайги не боялся, был умён и хитёр, не боялся и брал любого зверя, будь то лось, или медведь, не говоря уж о своре собак, с которыми расправлялся играючи. Густая длинная шерсть спасала от укусов, и во всех потасовках Урман был победителем. Домашнюю живность сам не трогал и другим в обиду не давал, даже кошку не гонял, которая иной раз и котят даже у него в конуре рожала, а он в это время сторожко оберегал её. Стоило сказать ему «Гони корову домой, доить пора,» тут же бросался в лес, находил и пригонял корову домой. Замки на двери хуторяне никогда не вешали, как и поселковые. Когда уходили, ставили к двери кол, это значило, что дома никого нет. И только-то.

Старшие дети Весниных, Иван и Миша, работали в леспромхозе на валке леса и погибли в одно время, один бросился спасать другого от падающего дерева, обоих и накрыло. Скончались оба уже в медпункте, в ожидании Скорой помощи. Погоревали Веснины, да что поделаешь, жизнь не стоит на месте.

Константин жалел и берёг свою Вареньку, сам управлялся со всей тяжёлой работой в колхозе и дома. К тому времени в хозяйстве появилась корова-ведёрница, пара бычков, до десятка кур и гусей, по паре овец и коз, украинские сальные свиньи белой породы. И даже приблудились парочка диких уток, кои и на зиму улетать не хотели, так и жили в сарае с курами, давая потомство уже одомашненных уток. Основной заботой Вари было прокормить многочисленное семейство и приготовить корм для скота, детей накормить, одеть и в школу отправить. Старшие уже женихались, на вечёрки бегали. Варенька на колхозные работы выходила редко, в основном на заготовку сена или силоса, а так ей и дома хватало работы. Впрочем, официально в колхозе она числилась помощницей Кости и даже ей начислялись трудодни. И то, как бы он без неё управлялся! А в целом семью не очень притесняли, поскольку колхоз имел от них не малый доход, ведь за телегами и санями, упряжью для лошадей приезжали чуть ли не со всей области. Константин вечно был занят работой, то верёвки вьёт из лыка, то валенки подшивает… Ребятишки тоже дома не сидят. Варенька и привыкла постепенно разговаривать вслух сама с собой да с живностью, что оказывалась рядом. Что поделаешь, если муженёк работой занят, слова не вытянешь, а так всё хоть голос живой слышен, а то, чего доброго, и говорить разучишься. Со временем эти разговоры вслух для себя вошли в привычку. И не приведи Господь появиться в доме гостю, заговорит любого… Обо всём на свете без каких-либо переходов и отдыха: Погоде, урожае, корове и Урмане, который вчера в огороде матёрого волка забил, про детей и мужа, о чертях и ведьмах, которых в округе видимо-невидимо, колхозных делах и ещё о многом, что для неё казалось особенно важным. Порой и врала безбожно, но и сама верила в своё враньё и в таком случае оспаривать её не имело смысла, можно было нажить в её лице врага. Константин, если был дома, только поддакивал да подначивал, никогда не подсмеиваясь над нею, а она как тот петух в басне Крылова, говорила и говорила с ещё большим азартом, радуясь слушателю. Костя и сам был рад её болтовне. Сам же не любитель был, лишнего слова не вытянешь…