скачать книгу бесплатно
Апоптоз. Сборник стихов
Алёна Алексеевна Старостина
Мы умираем и возрождаемся непрерывно, каждую секунду в нашем организме погибает около миллиона клеток. Апоптоз – это программируемая клеточная гибель. Апоптоз запускается в клетке, когда она имеет серьезные повреждения, ведущие к нарушению ее функций. Такая клетка заканчивает жизнь «самоубийством». Но иногда процессы клеточного апоптоза дают сбой и тогда возникают рак, болезнь Альцгеймера и многие другие недуги. Мы умираем и возрождаемся непрерывно, каждый год в нашем мире около миллиона человек заканчивает жизнь самоубийством. Но иногда…
Алёна Старостина
Апоптоз. Сборник стихов
Мы умираем и возрождаемся непрерывно, каждую секунду в нашем организме погибает около миллиона клеток. Апоптоз – это программируемая клеточная гибель. Апоптоз запускается в клетке, когда она имеет серьезные повреждения, ведущие к нарушению ее функций. Такая клетка заканчивает жизнь «самоубийством». Но иногда процессы клеточного апоптоза дают сбой и тогда возникают рак, болезнь Альцгеймера и многие другие недуги. Мы умираем и возрождаемся непрерывно, каждый год в нашем мире около миллиона человек заканчивает жизнь самоубийством. Но иногда…
Предназначение
Мы рождаемся и умираем,
больше ничего от нас не требуется,
мы живём в эпоху после рая,
по ошибке ставшей "постсоветской",
мы рожаем нас и убиваем
все двадцать четыре, все двенадцать,
нам друг друга некуда девать,
друг от друга некуда деваться…
Каждый это индивидуальность,
каждый моцарт, каждый боттичелли,
все мы люди и без надувательств
каждому своё предназначение:
мой талант отнюдь не уникален
разделить собой один предмет,
стать одним тире вперёд ногами –
ничего плохого в этом нет.
Кто-то слышит музыку в вагоне…
Кто-то слышит музыку в вагоне,
кто-то слышит музыку агоний,
кто-то притворяется, что слышит
музыку небесных сфер на крыше,
кто-то слышит шёпот губ безмолвных,
кто-то слышит все разряды молний,
кто-то слышит звук шуршащей тени,
кто-то боли солнечных сплетений…
Им не зря подарок был огромный –
голос, бьющийся из-под надгробий.
Голос мой – бессмысленный и лишний.
Я живу и ничего не слышу.
Разрази меня гром, порази…
Разрази меня гром, порази –
я березовый ствол вблизи…
Только синь. Сколько сил, сколько зим.
Только синь.
Мне кора обернула живот.
Я броня не пронять не понять,
что живет во мне кто-то живой…
И она обернула меня.
Нет во мне ни дупла, ни тепла.
Ничего, ничего во мне нет.
Стать привычной теперь я смогла.
Остальное под силу ли мне.
Шаткий мир подо мной не скользит.
Ветер в уши мои не сквозит.
Я береза – руби и вези.
Выше, выше налипшей грязи!
Так-то так.
Я знаю, что не будет ночью сна…
Я знаю, что не будет ночью сна,
и что не станет мир меня бояться,
и что портрет меня твой не узнал,
и будто счастье в этом постоянстве,
что сыпет снег и тело будет ныть,
что ночь за крик мой истязает горло,
что я одна и потеряю нить
из бесконечных, жутких коридоров,
что мой портрет запечатлеет грусть
и не узнает сумеречный город,
что время ад, что тело это груз,
что постоянство в этих коридорах.
Я преодолеваю горы…
Я преодолеваю горы,
горбы, гробы, гербы и город
и вижу небо, небо, небо,
в тоске склонившееся над…
Но небо не меняют годы,
оно висит тяжелой догмой,
напоминая в сером пепле
голубоватый ламинат.
И я, спустясь с небес на землю,
от обозрений оборзею,
с ботинок на макушку встану,
промерзнув с головы до пят…
Но мне друзья на новоселье
подарят вечное веселье
и запаковывать не станут –
голубоватый ламинат.
Покрою им я всю квартиру,
он станет новой парадигмой,
уйдут друзья – я лягу на пол,
пораздробив его слегка…
Но только в голове отныне
идет процесс необратимый –
зачем же ввысь стремиться надо,
когда зажата я в тисках.
Как я могу, не поведя и бровью…
Как я могу, не поведя и бровью,
разбитый мир в руках сдержать покорно,
когда в подарок получаю кофе
из мною же подаренных наборов,
так я смогу замямлить слово дружба,
ввернуть огни в горячие плафоны
и, может быть, стерпев великий ужас,
потом достойно вышагнуть с балкона.
