скачать книгу бесплатно
И никто – никто! – из земляков за нее не вступился! Только Славка, давно и безответно влюбленный в нее соседский паренек… Что с ним сделали? Убили, наверное, как старика Таира…
– Далеко еще?
Ибрагим уже с трудом себя сдерживал. Но не валить же эту молчунью прямо здесь на землю!.. А внутри, снизу, уже поднималась горячая волна, готовая захлестнуть разум. Слишком он привык, что любая его прихоть выполняется беспрекословно.
Малика толкнула калитку и шагнула во двор. Ибрагим торопливо проследовал за ней. Лишь на мгновение приостановился, оглянулся вдоль улицы. Она была пуста. Да только уж он-то знал деревню – за ними сейчас наблюдали множество глаз… Ну ладно, не множество – большинство людей сейчас заняты своими проблемами, пытаются защитить свое имущество – но то, что такие всевидящие глаза имеются, нет сомнения. Ну и Шайтан с ними!
…Дядя привычно полулежал в своем кресле и, кажется, дремал. На его худом землистом небритом лице навечно застыла кривая ухмылка – результат ранения и контузии. Правая нога у него отсутствовала выше колена и правая же рука была уродливо скрючена.
Услышав шаги, он встрепенулся, поднял голову, повернул ее видящим, левым, глазом в сторону калитки.
– Малика, девочка моя, что там… – зашамкал он плохо сросшейся челюстью, однако, увидев Ибрагима, замер.
Девушка же, увидев дядю, свою последнюю надежду, казалось, лишилась сил. Она подбежала к родственнику и тут едва не упала возле его кресла, ухватившись за изученную руку.
– Дядя, он хочет меня изнасиловать… – громко, едва не крича, сказала Малика.
– Что?
Ибрагим испытывал замешательство. В самом деле, он не ожидал увидеть и услышать такое…
– Но-но, спокойно, кто тут что про изнасиловать… – забормотал он. – Я только вошел…
– Что?.. Да я тебя… – не слушая его оправдания, пошел по лицу пятнами инвалид.
Он вдруг весь напрягся, выгнулся дугой, видящий глаз его выкатился, наливаясь кровью, изо рта густо полезла пена.
– Да я воевал!.. – рычал он сквозь брызжущую лохмотьями пену. – А ты…
Ветеран вдруг обмяк, торопливо сунул левую руку под кресло и вытащил оттуда… пистолет.
– Мою племянницу… – ему все никак не удавалось большим пальцем трясущейся левой руки сбить вниз «флажок» предохранителя. – Изнасиловать…
Было похоже, что он теперь ничего не понимал, кроме одного: стоящий перед ним человек хочет обидеть единственное дорогое ему существо, оставшееся на белом свете.
– Но-но, ты это прекрати! – попытался остановить его Ибрагим.
Он шагнул по направлению к креслу. И тут раздался легкий щелчок предохранителя. Инвалид ловко – чувствовался навык – взвел курок. Значит, патрон уже в патроннике – выстрел может грохнуть в любой момент… Начал поворачивать трясущийся в ослабевшей после припадка руке пистолет в сторону приближающегося врага…
Наверное, большинство людей удержалось бы от того, чтобы стрелять в инвалида. Ибрагим к таким не принадлежал. Увидев, что в его сторону поворачивается оружие, он привычно, едва ли не инстинктивно, выхватил всегда готовый к бою пистолет и выстрелил от бедра. Поставленный на автоматический огонь, тот дернулся дважды.
Они слились воедино, эти звуки: грохот выстрелов, чавкающий хруст разваливающегося черепа, скрежет опрокинувшегося инвалидного кресла, стук выпавшего из него мертвого тела с развороченной разрывными пулями головой и истошный визг девчонки, на которую брызнули осколки кости, ошметки мозга и струи крови ее дяди.
Малика сидела на земле и, сжав ладонями голову, отчаянно кричала, глядя на жуткий обрубок, оставшийся от последнего на белом свете родного человека.
– Заткнись! – рявкнул на нее Ибрагим, засовывая пистолет в кобуру и одновременно шагая к ней.
Девушка с ужасом оглянулась на бандита. Увидев, что тот направляется к ней, понимая, что теперь спасти ее уже не сможет никто и ничто, Малика вдруг перестала верещать. Все же она была дочерью воинственного народа…
Малика быстро огляделась. Вон он, пистолет, который выпал из руки дяди. Девушка метнулась к нему, даже упала, лишь бы успеть схватить оружие…
Однако было уже поздно. Подошедший Ибрагим ногой отшвырнул «ствол» в сторону. А сам наклонился и за волосы потянул Малику вверх, заставляя подняться.
– Не надо сопротивляться – лучше расслабься и получи удовольствие! – осклабившись, по-русски посоветовал он девушке.
Та, едва поднявшись, плюнула в его жирное бородатое лицо. Однако бандит только плотоядно осклабился.
– Давай-давай, трепыхайся, – ухмыльнулся он. – Так мне даже больше нравится…
– Попробуй только тронуть! – девушка пыталась вырваться из его рук. – Попробуй только!..
– И что тогда будет? – он наслаждался своей властью над жертвой.
– Я тебя убью!..
Он только расхохотался ей в лицо. И, схватив Малику за волосы, поволок ее в сторону дома.
– Отпусти! – она трепыхалась, однако вынуждена была подчиниться – было слишком больно.
– Обязательно отпущу. Только попозже, когда кончу…
Вдруг Ибрагим увидел валяющийся на земле матрас – Малика только сегодня утром вынесла его проветриться. Правда, повесить на забор не успела. Ошалевший от вожделения бандит молча швырнул девушку на него.
– Не тронь! Укушу…
Она торопливо засучила ножками, стараясь отползти от этого мерзкого мужчины.
– Кусай, если сможешь, – засмеялся моджахед.
Он наклонился, схватил Малику за ногу, рывком подтянул ее к себе. А потом задрал подол ее длинного платья и ловко натянул его девушке на голову. Схватив сильной ручищей тонкую материю, содрал с нее нижнее белье и, не обращая внимания на крики и трепыхания, всей своей увешанной оружием тушей навалился на свою жертву.
…Через несколько минут он уже натягивал штаны. Глядя на безвольно всхлипывающую Малику, которая, приподнявшись, старалась прикрыть наготу порванным платьем, на красное пятнышко, оставшееся на матрасе, Ибрагим, по мере того, как успокаивалось его возбудившееся мужское естество, начинал понимать, что свалял дурака, насильно лишив девственности чеченскую девушку. Да, через многие древние обычаи и традиции можно перешагнуть, можно закрыть глаза на какие-то устаревшие запреты, перевести их из зулюм (преступления) в мубах, то есть в разряд поступков, пусть и не поощряемых, но и активно не осуждаемых. Но есть непреложные истины, о которых забывать ни в коем случае нельзя. За это по всем законам – как шариатскому, так и просто человеческому – полагается суровый икаб, наказание.
А он сегодня забылся. И об этом станет широко известно. Обязательно станет. Такое не утаишь.
Знать бы хоть, какого она рода, какого тейпа… В любом случае, если будут спрашивать, то, что произошло, нужно будет все напрочь отрицать…
Шайтан! Как будто мало было на площади других баб – нужно было запасть именно на эту!
– Значит, так, – Ибрагим, небрежно отбросив в сторону обрывки ее белья, которыми подтерся, старался, чтобы его голос звучал спокойно и уверенно. – В твоих же интересах, чтобы никто ничего об этом не узнал. – (Он вдруг вспомнил, что так и не узнал ее имя. Впрочем, теперь уже это и в самом деле было уже неважно). – Кто что будет спрашивать – я тебя не трогал. Ясно? А это тебе на похороны и поминки… – Он достал и бросил к ногам Малики несколько стодолларовых купюр. – Надеюсь, что если тебя спросят, ты скажешь правду, что твой дядя первым достал оружие и пытался в меня выстрелить… В общем, будь умницей и никто ничего плохого тебе не сделает. Поняла?
По большому счету, понимал бандит, девушку правильнее всего было бы прямо сейчас шлепнуть. Но только… Только она была чеченкой. Про изнасилование узнают или нет – еще неведомо, в крайнем случае можно будет попытаться отбрехаться. А про убийство – проведают несомненно.
Малика ничего не ответила. Она по-прежнему тихо плакала, не поднимая глаз на насильника. Ей было больно, ей было мерзко, ей было очень стыдно… Ибрагим еще немного постоял, потоптавшись, рядом, потом повернулся и ушел.
Деньги остались лежать на земле.
Доллары были фальшивыми – их специально печатали в Урус-Мартане для того, чтобы расплачиваться с рядовыми боевиками. Правда, качество печати было неплохим, так что для нищей станицы эти несколько купюр были целым состоянием.
Северный Кавказ. Восточнее перевала Халам-Самбулак
Калюжный – Каландар – казнь
Калюжный спрыгнул на землю, оставив вертолет бесхозным, с работающими двигателями. Это грубейшее нарушение всех мыслимых правил, да только теперь не до соблюдения инструкций.
Константин бросился к лежащему на камнях Михаилу. Он остановился перед телом друга – сразу было видно, что тому уже навряд ли чем поможешь. Соломатов лежал на спине, уставившись неподвижными, уже ничего не видящими, глазами в высокое синее небо. Кровь обильно струилась из многочисленных ран на груди, иссеченная пулями куртка была уже не в силах впитать ее всю, одна рука оказалась неестественно подогнутой за спину, другая, откинутая в сторону, по-прежнему сжимала рукоять автомата…
Обыкновенный человек, вынужденный прикасаться к трупу, испытывает чувство, сходное с брезгливостью. Калюжный исключением не был. К тому же, будучи вертолетчиком, он вообще редко близко сталкивался со смертью. Даже когда ему доводилось вывозить «двухсотых» из районов боевых действий, Константин старался лишний раз не выходить в салон…
Но тут было иное… Он молча опустился на колени, попытался приподнять запрокинутую голову Соломатова. В душе теплилась надежда – вдруг тому еще можно помочь?.. Крепко сжатые губы убитого приоткрылись и из уголка рта на руку Константина тонкой струйкой потекла кровь. Она не пузырилась – Михаил уже не дышал.
– Ну, уроды… – сквозь зубы процедил Калюжный. – Сейчас я вам…
Он схватил автомат, из которого стрелял Соломатов, потянул его на себя. Сжимавшая рукоять мертвая рука легко выпустила оружие – мышцы еще не успели остыть. Рукоять автомата оказалась теплой, чуть влажной от не успевшего высохнуть пота Михаила. Константин выпрямился во весь рост и тяжело посмотрел на пленных.
Высокий, сильный, перепачканный кровью, с автоматом со снятым предохранителем, он был страшен. Каландар почувствовал, что его подручные прижимаются к нему, стараются укрыться за его спиной. Да и сам он, будучи отнюдь не робкого десятка и не питая особых иллюзий по поводу того, как именно с ним могут поступить, ощутил, как напряглась на голове кожа – наверное, именно в подобные мгновения встают волосы дыбом.
– Эй, эй, командир, погоди… – словно пытаясь защититься от готовых впиться в него пуль, выставил перед собой раскрытые ладони с растопыренными пальцами один из боевиков. – Погоди, мы ведь сдаемся… Это ж не мы в него стреляли, командир…
– Мишку убили, суки… – передернул затворную раму автомата Калюжный; из выбрасывателя вылетел оставшийся в патроннике неиспользованный патрон и со звоном покатился по отполированным водой камням. – Перестреляю, уроды!..
– Командир, не надо!.. – едва не хором взмолились оба подручных Каландара.
Сам главарь молчал, исподлобья глядя на взбешенного вертолетчика.
– Успокойся, Костя, – вмешался правый пилот. – Раньше надо было это самое, с воздуха, а сейчас не надо… Мишку все равно не воскресишь… А этих, это самое, и в самом деле надо допросить…
Калюжный сдерживал себя каким-то сверхъестественным напряжением воли. Он был готов изрешетить этих троих ублюдков, но остатки сознания еще контролировали чувства. Калюжный вдруг подумал, что расстреляв этих троих, он не отомстит, а предаст Мишку, потому что тому они нужны были как раз живыми.
– Успокойся, Костя, – повторил Евгений, чувствуя, что командир готов сдаться и уступить.
Борттехник ждал развязки молча. Он и сам с удовольствием всадил бы в каждого из этих бандюков по десятку горячих пуль. Однако первым, без приказа, открывать огонь не решился.
– Ладно, – как-то вдруг сразу сник Калюжный. – Вяжите уродов – и в «вертушку».
– Как здрасьте, – согласился правый.
Константин понуро повернулся и зачем-то пошел к джипу. Ему хотелось хоть на что-нибудь отвлечься от происходящего. Правый пилот проводил его глазами и повернулся к полураздетым бандитам.
– Вон ты, – ткнул он пальцем в водителя – самого щуплого среди них, который и выглядел самым испуганным. – Это самое, подойди к вещам! – указал он стволом своего автомата на лежащую на земле одежду боевиков.
– Сейчас-сейчас, – торопливо отозвался тот.
Боязливо косясь на направленное на него оружие, он приблизился к груде «камуфляжа».
– Только смотри, ё-моё, без глупостев, – строго предупредил его борттехник. – А то пукнуть не успеешь, как отправишься на свиданку с Аллахом. Там тебя уже заждались.
– Так это ж ему будет в кайф, – хмыкнул правый пилот. – Ему ж прямая дорога в рай откроется, если мы его сейчас это самое, «замочим». Он же только о том и мечтать должен, чтобы побыстрее от руки неверного это самое… Ему ж еще семьдесят родственников можно будет с собой в рай по блату устроить, если он в бою с неверными пулю, это самое, схлопочет…
– Что делать-то? – осторожно перебил его тираду боевик.
– Выдергивай из всех штанов ремни! И, это самое, побыстрее!..
– Сейчас-сейчас…
Щуплый боевик начал дрожащими руками извлекать из петель ремни…
Между тем Калюжный подошел к джипу и заглянул в кузов. Там вповалку лежали трупы – именно их он с высоты принял за какие-то тюки. Все черные, одни сильно обгоревшие, другие просто закопченные. У одного был жутко разворочен живот, из которого выпирали сизые склизкие внутренности, у другого изо рта вывалился распухший, сухой, в бурой застывшей кровавой пене, язык…
– Молодцы, ребята, – со злорадством проговорил Константин, имея в виду тех, кто завалил этих бандитов. – Сами погибли, так хоть не за просто так…
Он знал, насколько трепетно относятся чечики к тому, чтобы убитые были похоронены честь по чести. А потому решил просто поджечь машину с телами этих бандюков. Не тащить же их с собой, право слово!..
Правда, сообразил он тут же, их нужно сначала обыскать и забрать какие у них найдутся документы, блокноты и какие есть бумаги. Мишка не раз рассказывал, сколько полезного контрразведчики узнают по содержимому карманов убитых. Например, каким образом этим уродам в руки попадают чистые бланки новеньких российских паспортов… Да и те же рации, оружие… Трофеи, коротко говоря.
Мишка… Убили, сволочи…
Притрагиваться к мертвым телам было противно. Тем более к вражеским. И уж подавно к столь изуродованным… Константин даже засомневался: да стоит ли вообще возиться с этими документами, в самом деле? Ну узнают наши, что тут были боевики какого-нибудь спецотряда имени Рузъебая Хренбабаева… Ну и что это даст?.. Даст, пресек он предательскую мысль. Потому что если лично он узнает, какой отряд здесь действовал, кто им командовал, впредь будет отслеживать малейшую информацию по этому подразделению и всякий раз станет сам напрашиваться на полеты для нанесения бомбоштурмовых ударов по собратьям этих обгадившихся от страха сволочей, что стоят сзади. И уж не промахнется, будьте уверены, и никакой Аллах с Магометом в придачу вам не помогут, уроды!..
Внезапно что-то привлекло внимание Константина. Среди черных или с проседью волос убитых он увидел светлую седоватую мягкую прядь. У «чечиков» он подобных не видел. Неужто наемник или доброволец-европеец? Или какой-нибудь инструктор… Калюжный знал от покойного Михаила, как охотятся сотрудники органов военной контрразведки за малейшей информацией об этой категории боевиков.
О том, что среди чеченских бандитов много иностранцев, известно широко. Тут имелись и всевозможные арабы, и пакистанцы, и турки, и афганцы… Выходцы едва ли не из всех республик разваленного Советского Союза – плохо им, сволочам, жилось тогда… Однако в руки военнослужащих федеральных войск кто-нибудь из них попадал исключительно редко. Если вообще попадал – Константин о таких случаях вообще не слышал[10 - Такие случаи и в самом деле были очень редки, однако все же случались, Константин просто не знал о них. Например, сотрудниками военной контрразведки были задержаны члены бандформирований русский Александр Набычаев, таджик, называвший себя Ваха Ильясов или Бислан Юнусов, азербайджанец Агашери Алхазов и др.].
Калюжный уронил автомат под ноги, сноровисто откинул задний борт. Схватил за одежду и, спугнув несколько мух, невесть откуда уже слетевшихся на свежую мертвечинку, бесцеремонно скинул на землю труп боевика, под которым разглядел светлые волосы – зацепившись ногой за какую-то веревку, тот так и остался висеть с борта, упираясь головой в землю. Сам же Константин опешил, увидев на убитом темнозеленый, в зигзагах, погон с генеральскими звездами.
– Не понял, – тихо сказал он сам себе.
Вертолетчик ухватился за этот погон и потянул тело к себе. Тяжелое, уже остывшее, оно поддалось с трудом. Константин поднатужился и перевернул его лицом вверх. И отпрянул.
– Волков? – ошеломленно воскликнул Калюжный. – Сергей Викторович?
Этого удара он уже выдержать не мог.
Калюжный повернулся к стоявшим у скалы боевикам. Щуплый уже закончил связывать руки угрюмому Каландару и дрожащему от страха второму подручному.
– Эй, ты, урод! – крикнул ему вертолетчик. – Слышишь меня?.. Ну-ка сюда, бегом!
– Сейчас-сейчас…
Щуплый дернулся было выполнять команду, но тут же замер, испуганно уставившись на борттехника, которого боялся больше остальных. Боевик не знал, выполнять ли команду стоявшего возле машины офицера.
– Давай-давай, в темпе вальса, – разрешил прапорщик. И громко спросил: – Что там, командир?
Калюжный не ответил. Подбежавшему бандиту он кивнул на труп генерала.
– Бери и тащи в вертолет.
– Сейчас-сейчас…
