banner banner banner
Киднеппинг по-русски
Киднеппинг по-русски
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Киднеппинг по-русски

скачать книгу бесплатно

– А куда его увезли? – поинтересовался Максимчук.

– А вы еще не знаете? В Грозный.

– Куда?!. – в один голос воскликнули Александр и Олег.

– В Грозный. В Чечню, – повторил Сухостоев.

– Так ведь не ближний свет! Почему так далеко? И как это им удалось? Поездом или машиной дело долгое, в самолет не посадишь…

– Почему же это не посадишь? Если захочешь, все возможно… Тут все проще пареной репы, начальник. Здесь, в Москве, Губа смог бы привлечь большие силы для поиска своего отпрыска. Денег у него хватило бы. Ну а связи в нашем мире у него ого-го-го какие!

До Чечни же дотянуться у него руки коротки. К тому же Губа, скорее всего, о том, что сын именно в Грозном, пока не знает. Хотя, если бы и знал – сами знаете, что там творится. На то Аргун и рассчитывал. Ну, а как вывезли… У Аргуна знакомство имеется какое-то очень мощное, так что Губёнку укол вкатили и отправили военным самолетом спецгрузом, в опечатанном ящике, который досмотру не подлежит.

– Ловко, – оценил Александр. – А ты не знаешь, кто у него такой шустрый?

– Знаю – не знаю… Мы ведь договорились, начальник. Я лишнего говорить не буду.

Просто излагаю факты, которые могут пригодиться для освобождения мальца. По единственной причине: мне и самому эта затея с похищением не по нутру.

– Хорошо-хорошо. А какова намечалась твоя роль в похищении?

– Мальчишка ни за что не пошел бы никуда с черножопыми. Я должен был его подманить к машине, где сидел Аргун со своими.

– Понятно. Ну а потом что? – продолжал допытываться Александр.

– Потом я должен был лететь сопровождающим с тем самым спецгрузом. В Грозном меня встретили бы их люди. Аргун обещал, что они помогут с документами и с работой.

Мою долю за наводку и участие обещали выплатить там же… Я для вида согласился, потому что варианта другого не было, а деньгу сшибить хотелось. Вот я для себя и решил, действовать в зависимости от обстоятельств. На месте, рассчитывал, сориентировался бы.

– А где там, в Чечне, его планировали разместить, ты не в курсе?

– Понятия не имею. Я в тех краях никогда не бывал. Даже если и упоминали чеченцы между собой какие-то названия, я их не запомнил, потому что они мне ничего не говорят. Знаю только, что в Грозном.

Александр оглянулся на Олега. Тот слегка пожал плечами. Похоже было, что основные вопросы они выяснили.

– Ладно, Митрич, спасибо за помощь. Если сможем вытащить мальчишку, обязательно расскажем ему, кому персонально он жизнью обязан.

– Ну, я на этом не настаиваю. А вот прокурору об этом сказать не забудьте.

…Когда Сухостоева увели, в кабинет вошел следователь прокуратуры Валера Пономарев.

– Ну как, выяснили что хотели?

– Естессно, – ответил Максимчук. И с наигранным пафосом добавил: – В связи с оказанием следствию неоценимой помощи от имени нашей «конторы» ходатайствую о смягчении наказания гражданину Сушеному.

– Саня, ты же знаешь, что у него слишком длинный «хвост»…

– Да ладно тебе, Валера! Ты же знаешь всю гибкость наших законов ничуть не хуже меня. У нас одна ветка власти преспокойно расстреливает из танков другую, а ваша ветка обе первых прикрывает: мол, нету виноватых…

Пономарев нахмурился:

– Ты, Максимчук, говори-говори, да только не заговаривайся…

– Ладно-ладно, умолкаю. С вашим братом опасно шутить… Короче, Валера, имей в виду на всякий случай, что наш шеф позвонит вашему и попросит не ходатайствовать в суде о «вышке» для Сухостоева.

– Так ты серьезно говоришь, что он вам помог?

– Более чем. Теперь у нас есть концы, за которые можно браться, чтобы вытащить дело Губермана.

– Кто такой Губерман?

– Пока ты о нем не слыхал. Но вполне возможно, именно тебе со временем поручат вести его дело.

Москва.

Управление. Кабинет Струшникова.

14.30

– Прокурор будет недоволен, Саня.

– Понимаю, Палыч, все я прекрасно понимаю. – Александр старался смирить гордыню, говорить просительно и как можно убедительнее. – И наперед знаю все, что ты мне сейчас можешь сказать: что мы должны нерушимо стоять на страже закона, что мы должны быть кристально чистым образцом его соблюдения, что не должны допускать никаких нарушений ни при каких обстоятельствах…

– Но ведь это так и есть, Саня. – Струшников стремился смягчить отказ мягкостью тона.

– Правильно, так оно и есть… Вернее, так оно должно быть. Но ты же сам знаешь, Палыч, что могут быть всякие обстоятельства, что преступления в белых перчатках раскрывать не всегда даже Шерлоку Холмсу удавалось. Ты же лучше меня знаешь, что иногда приходится идти на сделку с преступником. Это неотъемлемая часть розыскной деятельности… Ну что я тебе-то об этом говорю – ты в МУРе работал, когда я еще пешком под стол ходил и штанишки не только под дождем мочил… И лучше меня знаешь, что, если мы не будем держать слово, данное преступникам, они нам перестанут верить. Вызвать после этого их на откровенность, а если сказать точнее, спровоцировать на откровенность, будет намного труднее. И кто от этого выиграет?

– Так-то оно так… – Струшников побарабанил пальцами по столу. – Со всем, что ты сказал, я согласен. Как говорится, плавали – знаем… Но ведь слово дал ты, а нарушить закон предлагаешь прокурору.

– Палыч, не будь демагогом! Мы все вместе и каждый в отдельности так часто преступаем закон, что разом больше – значения не имеет.

Полковник нахмурился:

– Ну ты не очень-то заговаривайся, Максимчук!

– Молчу-молчу! Извините, вслух подумал… Вот только, Владимир Павлович, ответьте мне, пожалуйста, откровенно на один вопрос. Если бы не узнали мы с Олегом, где сейчас находится Губерман-младший и все остальное, связанное с этим похищением, какие бы вы мне сейчас слова говорили? Я думаю, примерно такие: что не сумел я, такой-рассякой, расколоть бандита Сушеного, что я должен был сделать все возможное, но выведать у него тайну черепахи Тортиллы. Так ведь? Или вы бы мне благодарность объявили за то, что в разговоре с бандитом я строго придерживался буквы закона? И еще. Если бы мы не узнали, где находится похищенный, что вам лично сказало бы ваше начальство?.. Думаю, приблизительно то же самое. А ведь мы все это узнали только благодаря тому, что я пообещал похлопотать, только похлопотать перед прокурором о том, чтобы обвинение на суде не требовало «вышку». Неужели это так уж неосуществимо? Так что, многоуважаемый Владимир Павлович, хотите вы того или нет, но звонить прокурору с ходатайством о возможно допустимом смягчении участи гражданина Сухостоева вам все-таки придется.

Александр поднялся и направился к двери.

– Постой-ка секунду! – Струшников говорил строго и официально. – Александр Григорьевич, хочу тебе сказать пару слов. Оперативник ты, конечно, классный, работник, каких поискать. Но должен тебе наперед предсказать, что ты никогда не сделаешь карьеру по службе. Потому что не умеешь себя вести с начальством.

– Да, Владимир Павлович, я помню, в школе проходили у дедушки Грибоедова, Александр Сергеича, что лишь Молчалин дойдет до степеней известных, ибо у нас во все времена любят только бессловесных… Ну а кроме того, с моей фамилией сейчас действительно карьеру не сделаешь.

– При чем здесь твоя фамилия? – уже раздраженно спросил Струшников.

– Палыч, при дальнейшей самоизоляции России от бывших союзных республик и при ухудшении жизни народа, в обозримом будущем к власти непременно придут националисты. Вот тогда начнутся гонения на инородцев. И сложится ориентация на преимущественное продвижение по службе лиц с фамилиями как можно более русскими.

– Александр Григорьевич, ты свое настроение носи с собой и не мешай божий дар с яичницей. Посмотри даже на верхние наши власти – там ведь на фамилии не смотрят!

– Ну, во-первых, исключение лишь подтверждает правило. Во-вторых, все они выдвинулись еще, как говорится, при историческом материализме. Ну а в-третьих, со временем у вас еще будет время убедиться, что я сейчас пророчествую, даже не впадая в транс…

Не дожидаясь ответной реплики, Максимчук вышел в коридор и направился к себе.

От радужного настроения, с которым он вернулся в Управление после беседы с Сушеным, не осталось и следа. В конце концов, он такого «зубра» раскрутил на откровенность, получил уникальную информацию, а вместо ожидаемого пирожного получил указание на нетактичное поведение по отношению к начальнику, который боится позвонить прокурору…

Есть от чего расстроиться.

Александр свернул в свой закуток, вошел в кабинет. В небольшом помещении теснились несколько столов, сейфов, шкафов. Теснота! Все-таки здание Управления мало подходило для своей роли.

Максимчук поначалу не обратил внимания на то, что в кабинете находится посторонний. У окна за сейфом скромно сидел молодой парень и с интересом глядел на вошедшего оперативника.

Александр с размаху плюхнулся на свое место, достал сигарету. Начал крутить ее, привычно кроша табаком, слегка подрагивающими пальцами.

– Что случилось, Саня?

Олег смотрел настороженно. Он чуткий парень, Олег. Правда, очень немногословный. Может быть, это одно из основных качеств, которые ценил в друге иногда любивший поразглагольствовать Максимчук. Осторожный в оценках и суждениях, Самопалов в большинстве случаев личное мнение предпочитает держать при себе.

– Струшников боится звонить по поводу Сушеного.

Самопалов присвистнул. И уставился на Александра, ожидая его дальнейшего рассказа.

– Мы, видите ли, не должны нарушать закон, на страже которого стоит прокурор, – не заставил себя долго ждать Максимчук. Он говорил, постепенно «накручивая» себя: – Понимаешь? Это, видите ли, не положено. То, что население уже ни хрена не верит всем нам, правоохранительным органам, – это нормально. Преступность захлестнула страну – терпимо. Люди боятся к нам обращаться – ну и хрен с ними. Бизнесмены предпочитают платить мафии, а не искать защиту у нас – переморгаем. Но вот человек пожелал… Ладно, пусть не сам пожелал, мы его вынудили – но человек как-то помог нам. Причем, в каком деле – спасение ребенка! А нам тут же по рукам: закон суров – но он закон.

– Успокойся, Саня. Не стоит горячиться. Ты же знаешь Палыча – он со всех сторон все обдумает, а потом все равно позвонит.

Только теперь Александр обратил внимание, что на него из угла внимательно смотрит незнакомый молодой человек.

– А вам что нужно в наших стенах, о юноша?

– Курсант Поспелов, назначен стажером в ваш отдел, – отчеканил, вскочив с места, парень.

– Сиди, – махнул рукой Александр. – Здесь не принято козырять и становиться во фрунт. Как зовут-то тебя, друг Поспелов?

– Сережа.

– Не Сережа, а Сергей. Учти на будущее, что у нас принято обращаться к коллегам по имени-отчеству, так что в будущем и ты представляться должен соответственно. Вот так-то, курсант-стажер Сергей Поспелов. Включайся сразу в дела, врубайся, что к чему. Может, еще передумаешь в наше дерьмо влезать…

– Брось хандрить, Саня, – одернул его Олег. – Чего ты парня-то отпугиваешь?

– Да ладно тебе. Захочет стать стражем порядка – станет, даже если я чего лишнего ляпну сегодня. Кофе у нас есть? Или придется с первого дня «дедовщину» разводить и друга-Поспелова в буфет отправлять?..

Хозяйственный Олег с готовностью полез в «буфетную» тумбочку.

Но кофе напиться Александру в этот раз не довелось. Опять затрещал телефонный аппарат. Максимчук махнул рукой – не желаю, мол, никого видеть и слышать. Трубку снял Самопалов. И тут же протянул ее Максимчуку, демонстративно показав пальцем в потолок: начальство, мол, «сверху», желает с тобой общения. Пришлось трубку взять.

– Александр Григорьевич, – официально обратился Струшников, – зайдите срочно к генералу. Мы вас здесь ждем.

– Иду.

Александр опустил трубку в гнездо и досадливо покрутил головой.

– Что еще? – Олег ему явно сочувствовал.

– К генералу кличут…

– Зачем?

– Та хиба ж я знаю? Наверное, Палыч на меня «капнул», так песочить будут.

– Вряд ли, – усомнился Самопалов. – Палыч на своих не «капает».

Максимчук, ничего не ответив, направился к двери.

Он и предположить не мог, какое задание придумало для него начальство. А если бы знал, наверное, шел бы к генералу куда с более легким сердцем.

Москва.

Управление. Кабинет Максимчука.

20.00

Вечером Поспелов по старой традиции «прописывался» в отделе. Он выставил на стол «пузырь» водки, большую пластмассовую «колбу» «Очаковского» пива, разложил кое-как нарезанную вареную колбасу, огурцы, помидоры, зелень, неровные ломти хлеба.

Александр с удовольствием хлопнул «Столичной» и захрустел огурцом.

– Ты смотри, на рожон-то особенно не лезь, – глядя на довольную физиономию Максимчука, пытался наставлять его Олег. – Я твои фокусы знаю, выдрепываться там начнешь…

– Не учи дедушку кашлять, – благодушно бурчал набитым ртом Максимчук. – Вот это дело мне по душе, – продолжил он, чуть снисходительно глядя на стажера, который смотрел на него с нескрываемым восхищением, проглотив предварительно закуску. – Я – против них. И – кто кого!

– Я и говорю – не зарывайся. – Олег тревожился не на шутку. – «Шестерочку» играй, тихонького серенького мышоночка. Сиди, помалкивай в тряпочку, а сам приглядывайся и все подмечай… И в конце концов обязательно появится нужная зацепочка.

– Ольгерд, дружище ты мой, ты знаешь, как я тебя люблю и уважаю. Но давай определимся: когда тебя направят на такое дело, тогда и будешь сидеть хоть мышонком, хоть в мошонке. Я так не могу. Мне действие необходимо. Неужто не понимаешь? Я – творец, я сам буду ситуацию создавать и правила игры устанавливать.

– Вот-вот, чего я и боюсь, что ты подставляться станешь, ситуацию создавая.

Знаешь, на живца хорошо ловить только тогда, когда сам в роли живца не выступаешь.

– Прекрасно сказано, Ольгерд, замечательный афоризм! Обязательно прибереги его для будущих мемуаров. Но в данном случае он не подходит по самой наибанальнейшей причине. Ведь ты и сам знаешь, что времени у нас нет подолгу рассиживаться и выжидать момент, пока противник подставится. Мне за три дня необходимо добраться до Грозного, найти нужных людей и организовать освобождение парня. Где уж тут приглядываться да выжидать!.. Наливай, студент! Чего расселся как на именинах?

Сергей с готовностью плеснул в стаканы еще водки. Открутил пробку на бутылке с пивом. Пробка громко щелкнула, пиво зашипело, полезло пеной, брызгая мелкими капельками.

Поспелов успел по-своему оценить друзей. Он относился к каждому с уважением, но с уважением разным. Сергей оценил способность Олега работать с документами, его вдумчивость, немногословность, осторожность, умение анализировать факты.

Ну а Максимчук просто поразил его юношеское воображение своей непосредственностью, лихостью, нарочитой грубоватостью и в то же время той ранимостью души, которой стажер стал невольным свидетелем, когда капитан вернулся после нелегкого разговора с начальником.

– За ваше благополучное возвращение, Александр Григорьевич, – провозгласил курсант.

– Спасибо, Серега, постараюсь.