Сказки белой совы

скачать книгу бесплатно


– Это черемша, – сказала сова, – только не совсем обычная, не везде растёт.

– Ты сама будешь есть?

– А то. Буду, конечно.

И они уселись вдвоём над котелком. Каша была очень горячая, сова выжидала, когда остынет и разглядывала мужчину. Разглядывала молча, есть не мешала. И размышляла. Вопросов было много, даже слишком, им было тесно, и все они просились наружу. Сова привыкла рассуждать вслух. Понятное дело, что Яков на большую часть ответить не сможет, самой надо как-то выкарабкиваться из этой временной петли, а для начала понять, где она в неё провалилась.

Итак, она собралась проведать проросший клад. И даже долетела до высоких жёстких стеблей, ставших уже совсем кровяного цвета. Бутоны наверху налились и, кажется, начали раскрываться. Сова зацепила лапой один стебель и наклонила к себе, чтобы рассмотреть получше. Ага. Вот тут-то её и накрыло. Какой-то период она не помнит вовсе, а потом очутилась в лесу, причём считала в тот момент, что всё совершенно нормально и по плану, и полетела на свет костра и запах еды. То есть искать надо в этом лесу, где вход, там возможен и выход. Не обязательно, конечно, но надо верить в лучшее. Однако сейчас никуда лететь не стоит, кто его знает, как ночью оно будет.

С этим сова частично разобралась. Теперь и поесть можно, и Якова расспросить. Каша оказалась плотной, как раз для клюва, и вкусной. Даже мяса досталось.

– Спасибо, – вежливо сказала сова, – очень вкусно. Можешь спрашивать, только не на всё отвечу, ты же понимаешь. Будущее тебе знать не положено, можно напортить всё.

– На здоровье, так же вежливо ответил Яков, – про будущее ты права. Но что спросить тогда? Почему ты разговариваешь? Почему живёшь так долго? Ты ведь не простая птица.

– А почему ты меня понимаешь? Люди не слышат моих слов. Все остальные слышат, а люди – нет. Ты тоже не простой человек. Стал. Вот и я стала, а вот что было сначала – сова или слово, тут не скажу, самой бы разобраться в этом. Когда живёшь так долго, в память складывается много чего, память у меня хорошая, объёмистая память. Иногда в ней даже удаётся отыскать нужное. Давай я спрошу. Что с тобой случилось у кобольдов? Это с тех пор ты видишь сверх того, что людям положено? И бороды тоже после кобольдов не стало?

Яков подумал о том, что вот сидит он с говорящей птицей, ночью, в лесу, у костра – и ему почему-то не кажется это удивительным. Как должно. И ещё подумал, что поздно уже, и надо бы спать. И тут же пришла мысль, что человек он вольный, у Гнедки травы много, можно и проспать завтра хоть весь день, в лес только нужно будет с солнцепёка уйти.

– Нет, борода исчезла позже. Варево неудачно полыхнуло, попало паром. Я тогда у аптекаря учеником работал. Из деревни ушёл, подался в город. А есть что-то надо. Вот и пошёл по рукам, – он усмехнулся, – у аптекаря учеником, потом мешки у купчины разгружал, да тот жадный был. Мешков было много, а еды мало. Потом к кузнецу пошёл. У кузнеца долго работал, он меня и отпускать не хотел. Но как кто за полу дёрнул – надо.

– Бывает, – кивнула сова, – и тогда действительно надо уходить.

– Ушёл. Куда глаза глядят. Прибился к каким-то солдатам. Руки натренированные, кузнецкое ремесло на пользу пошло. Там меня учить мечу взялись. Выучили, удивлялись, что чересчур быстро всё схватываю. После какого-то боя мой меч, – Яков погладил ножны, – и достался. Выбрать разрешили меч из трофеев, этот по руке пришёлся. Так и хожу с ним с тех пор.

– Покажи, – попросила сова.

Яков вытащил меч из ножен. Клинок был узорчатый, великолепный многослойный дамаск, ни зазубринки, ни скола на лезвии. Как ни покажется странным, но сова в клинках толк знала. Узкий и глубокий дол на две трети длины, рукоять восточного образца, хотя сам меч прямой, западный. На рукояти в навершии зеленоватый камень, а в камне проступают какие-то тени, неразличимые в бликах костра. От меча осторожно шло упругое тепло, меч тоже был непростой.

– Хорош, – похвалила сова, осторожно проведя крылом над дамаском, – и не прост, ты знаешь об этом? Впрочем, мы здесь все непростые. А потом что с тобой было?

Ответа сова не услышала. Словно вихрь поднялся от меча, оттолкнув и завертев в воздушных скрученных потоках. Сова даже вдохнуть не успела, так её закувыркало.

И отпустило. Резко и внезапно.

–Хорошо, хоть крылья целы остались, – прокряхтела сова, выкарабкиваясь из зелёного мха, – и лапы тоже. Что это было, Яков?

Тишина. Сова оглянулась вокруг. Разумеется, так оно и есть – перед клювом проросший клад с серо-металлическими головками бутонов. Дома.

И в пространстве, и во времени.

Портрет

Следующие несколько дней сова провела в дупле, на мягкой подстилке, выбираясь наружу только, когда голод становился нестерпимым. После этакого приключения надо было прийти в себя. Нет, сова не была напугана, когда слишком долго живёшь, напугать может немногое. Опыт говорил, что соваться сове сейчас никуда не следует, временные возмущения ещё не улеглись, и кто его знает, какие штуки могут выкинуть?

Лежала, размышляла о Якове. Впечатление о себе он оставил самое наилучшее: спокойный, уверенный, без злости, ровный по настроению и по ощущению себя. Даже сочувствовала: как ему теперь справится с любопытством?

Размышляла о мече. Меч был связан с Яковом, уж что-что, а такое не увидеть сова не могла. Меч выбрал себе напарника, не хозяина, меч был хозяином сам себе, но командовать Яковом тоже не пытался. Но от слишком внимательного наблюдателя избавился мгновенно. Почему? Или не от внимательного? Может, всё-таки тень от клада как-то проявила себя? Или то, что сова не принадлежит той реальности, в которой обитали меч и Яков?

Клад лучше тоже пока стороной обходить, хоть и интересно было какими окажутся раскрывающиеся цветы? Монету, спрятанную на дно дупла сова тоже трогать остерегалась. Кто её знает, что случиться может. Те четыре монеты пропали неизвестно куда.

Так дни и проходили. Сон, скорее, полудрёма, охота на то, что подвернётся под лапу и снова покачивание на стыке сна и бодрствования.

На пятый день сове стало уж совсем скучно. И в наступивших сумерках она полетела в ближнюю деревушку, где всегда светилось жёлтое окошко. Последний раз сова так и не дождалась разгадки слёз, может, в этот раз повезёт больше.

По случаю тёплого вечера окошко не только светилось, но и было приотворено. Сова выбрала ветку поближе, устроилась поудобнее и застыла, всматриваясь внутрь комнаты.

Комната оказалась небольшой, видимо, в доме ещё были комнаты. Посередине стоял стол, круглый, на гнутых толстых лапах и пара стульев. В глубине комнаты виднелась кровать с пёстрым лоскутным покрывалом. Ещё там были шкаф и комод тёмного дерева с какими-то фигурками на створках и толстый бурый ковёр на полу. Наверное, что-то располагалось и вдоль той стены, где было окно, но этого сова разглядеть не могла. Не залетать же в дом по такому случаю.

Женщины в комнате не было. Под потолком горела лампа под жёлтым абажуром, она и давала такой тёплый оттенок свету из окна. На комоде стояли шкатулка, зеркало и какой-то портрет в овальной рамке. Сова прищурила глаза, стараясь рассмотреть лицо на портрете – и чуть не свалилась с ветки. Взлетела, перелетела поближе, уцепилась когтями за подоконник и засунула голову в окно.

Точно! На портрете был изображён Яков. Ошибки быть не могло. Яков, и в очень неплохой форме, совсем непохожий на бомжа, собирающего для пропитания металлолом.

Хлопнула дверь в комнате, сова быстро отпрянула от окна, взлетела на ветку. Увидела женщину, хозяйку комнаты, успела разглядеть её тёмные волосы и тёплую шаль, накинутую на плечи. Женщина подошла к окну и закрыла створку. Остался только жёлтый свет из мутного стекла и её силуэт, двигающийся внутри.

Сова расправила сначала одно крыло, потом другое, растопырила когти на лапах по очереди, покрутила головой. И тяжело взлетела с ветки. Темнота вокруг сгустилась, в этой темноте тёплый жёлтый свет от окна, за которым был портрет Якова, представлялся маяком. Но пора было отправляться за ужином, одними вопросами сыта не будешь.