скачать книгу бесплатно
Но время рвануло, набрало обороты, достигло апогея, и мы сплелись воедино, ощутив близость каждой молекулой.
Горло пересохло. Волна горячих поцелуев бросила в жар. Сумасшедшая страсть взорвалась грудным стоном. Тело раскрепостилось от пылких объятий, разгораясь, словно факел, таяло, будто пластилин в искусных руках мастера.
Я жаждала избавиться от ненавистной детали разделяющей нас, хотела, чтобы платье мгновенно растворилось, ровно туман.
Задыхаясь от вожделения, я пылала, словно костер, безжалостно облитый маслом. Мир уплывал из-под ног. Блаженство разливалось по телу сладкой истомой.
В минуту счастья слова теряли смысл. Они уступили место многозначительному молчанию. Красноречивость меркла пред яркостью чувств.
Возвращаясь в прошлое, я заново читала любимую книгу о моей юности, отыскивая новый смысл. От долгих часов одиночества в темноте, мысли, будто смерч, вырывали из памяти куски воспоминаний. Каждая мелочь имела значение.
Искренние эмоции живы во мне и сейчас.
Непрестанно решая задачу с неизвестным, чтобы исправить неверный результат, я копалась в моей жизни «до…».
Возвратить былое счастье мы могли только вдвоём. Адама рядом нет. Значит, задача останется нерешённой.
Пылкие поцелуи, бурные объятия, полёт души, я ощущала заново. В непроглядной темноте осознавала, что чувства неподвластны времени. Они, как и прежде, сильны.
Складывая мозаику, я составляла пазл, мечтая собрать картину ослепительного счастья.
Судьба заставила играть сотворённую пьесу снова и снова. Разлука была лишь инструментом проверки наших отношений на прочность. Происки судьбы невероятны. Что же она уготовила мне сейчас?
Решение есть, и его нужно найти.
В жизни «после…», меня посещали некоторые идеи: устроить новую жизнь; пустить все на самотёк; развестись и жить дальше; договориться о примирении. Вариантов много, а выбрать нужно один, как в сказке:
Налево пойдёшь – коня потеряешь,
Направо пойдёшь – жизнь потеряешь,
Прямо пойдёшь – жив будешь, да себя позабудешь.
Да и в сказке выбор невелик. Куда не пойди, что-нибудь важное да потеряешь.
Начнешь жизнь с чистого листа, а как же дети? Они то, чем виноваты, почему должны страдать?
Когда ничего не чувствуешь, кроме отчаяния, – это и есть ад.
Чувства ведь вернулись, застучали, запросились в сердце и холодное отогрели. Любовь жива! Вопрос: любит ли Адам? – комкает мою надежду сохранить любовь.
Снова тишина, ангел давно не приходил. Устав от вопросов, я провалилась в безмятежный сон.
Я вернулась с тяжелым сердцем. Меня словно током тряхнуло. Вина окатила жаром за мой бездушный поцелуй. Разве мы достойны безликих отношений? Черт бы побрал рабскую зависимость от работы! Поздно ругать за неверный выбор.
Вдруг, я осознала, что в погоне за материальными благами растеряла драгоценные эмоции.
Память цепко отслеживала хронологию семейной жизни.
Адам был предначертан судьбой. Он моя половинка. Я его Рай, так мы решили.
Нам нравилась игра в Рай и Ад.
Было время, когда мы ни дня не жили без поцелуев.
Итог: яркий, необузданный секс, – умер. Кто украл неповторимое счастье?
Подоспели каламбур воспоминаний из прошлого: охапка белых роз от Адама за рождение Катюши; праздничная коробка конфет и ящик шампанского за рождение Дашки; торжественное вручение ключа от новой квартиры; машина в подарочном банте.
В голове рисовалась безоблачная жизнь.
Слезы отчаяния проложили путь к губам, чтобы ощутить горечь утраты.
Адам был шебутной. Заряжал позитивом окружающих. Безудержный и неугомонный, он был в центре внимания. Умело разыгрывал друзей. Без устали трудился. Полным сил и энергии находил время для детей. С изобретательным Адамом я не скучала. Секс привносил в семейные отношения новизну чувств, он был составляющей счастливого брака.
Жизнь с ним была праздником.
Адам взял за правило выезжать с семьей на отдых. В выходные готовил ароматный шашлык на родительской даче, нырял в ледяную прорубь после парилки. Посещал с друзьями ближайший бар. Отмечал знаменательные даты в ресторане. Участвовал в воскресном шопинге. Время на общение с семьей он не жалел.
Работа превратила наши отношения в рутину. Краски серого, внедряясь в живописную картину семейного счастья, превратили красочное полотно талантливого художника в унылое безрадостное зрелище.
Вмешались необъяснимые тёмные силы, разрушили целостность идеи и испортили пейзаж грязными разводами.
В день расставания я увидела другого человека, глубоко несчастного. Мой эгоизм зашкаливал, мешая Адаму осуществить мечты. Любовь превратилась в сексуальную рутину, консерватизм свёл её к механической привычке.
Оставалось сокрушаться на себя, что не уберегла яркие краски любви.
Печальный конец.
Адам, – моя жизнь! Как я могла выпустить птицу счастья? Где черпать силы, чтобы бороться? Как вернуть то прекрасное, что было и ушло? Может дело вовсе не во мне? Он разлюбил, а я не заметила?
Потеряв нить привязанности, я искала концы, чтобы связать их крепким морским узлом.
Материальные блага ублажали эго, заменив ласки Адама, и я не заметила опасность, вставшую на пути к женскому счастью.
– Господи! Помоги! Дай время и силы начать жить заново! – крик не был услышан, он, как и прежде, застрял в горле на пути к свободе.
Начался отсчет моей жизни «после…».
Я сломалась, не пройдя испытание. Теперь я боялась оступиться вновь.
Но сколько бы я не плакала, не вернуть Адама. Одиночество старило душу. Выхода нет! Мысли скакали, будто неуправляемый табун.
По совету Луизы Хэй, я хотела создать свою аффирмацию, которая защитит счастье и воплотит в жизнь мечты, но сформулировать ее, так и не смогла.
Надо было избавиться от мусора в голове, освободится от неплодотворных и навязчивых идей, обличить конструктивные мысли в слова, и повторять, словно мантру.
Мысль тем хороша, что ее можно изменить.
Внушая позитивные мысли о достойном будущем, я могла бы избавиться от тягостных дум. Но не было той созидательной идеи, которая будто луч света озарил бы тёмное царство обители мыслей.
Не создав удачную аффирмацию, я чужеродную заимствовавала.
И снова воспоминания.
Когда я впервые тосковала?
Я вспомнила те дни.
Перебирая ворох накопившихся историй, я скрупулёзно цеплялась за каждую.
Мысли унеслись в детство. Тепло родительского очага согревало от душевного холода.
Мне было три года, но моменты смертельной тоски врезались в память.
Каждое утро, мама, уходя на работу, отводила меня в детский сад через дорогу.
Сад как сад, без особенностей. Общая комната для игр и спальня. Гардеробная с индивидуальными шкафчиками. Столовая. Туалет с горшками. Деревянные горки во дворе. Беседки для игр. Качели, песочницы и многоуровневые лесенки. Двор утопал в зелени высоких деревьев. Клумбы с яркими бархатцами и петуньями придавали нарядности. Довольно милое и уютное местечко.
Ежедневное пребывание в детском саду раздражало. По пути в сад я устраивала маме истерики со сбрасыванием ботинок, а мама злилась и тащила пышечку, отрывая руки. Рыдая от бессилия, я желала обрести свободу от опеки чужих тетенек.
За равнодушием скрывалось отчаяние. Родители не собирались оставлять ребенка дома. Поэтому в детстве я часто болела. Мама объясняла:
– Нельзя брать на работу детей, там опасно и не пускают маленьких.
Трудно понять малышке, почему нужно отправлять ее в чужеродную среду.
Ожидая родителей у окна, я бежала при виде милого образа, сломя голову.
К концу детсадовского заключения, внутренний мир лишался красок, превращая детскую радость в черно-белое ожидание. Тоска по маме железными когтями царапала сердце. Щемящее чувство обострялось в те минуты, когда детей уводили по домам. Я считала себя брошенной.
Страх остаться без мамы был, похоже, встроен в гены.
Ребенком я познала одиночество, что оно неотъемлемая часть жизни. Что может быть хуже, когда родные люди предали.
С тех пор, на чистый холст детского сердца, впервые, легли тяжистые мазки одиночества.
Вечно работающие мамы не могли изменить устои общества и бороться с ними.
Бывало, что отец уносил меня спящую, а утром просыпаясь в кровати, я ощущала ужас, что однажды останусь в детском саду навсегда.
Ожидая у окна родителей, я, сгрызала ногти. При виде мамы или папы я, раскинув руки для объятий, неслась, словно ураган, по коридору и кричала:
– Ура!
Обхватив шею, я прижималась к тёплому лицу, вкушая медовый аромат родной плоти.
Материнская любовь пахла молоком и хлебом, ванилью и корицей, добром и лаской, заботой и чем-то неуловимо сладким для души.
Чтобы мама не ушла, я крепко держалась за шею. Она улыбалась, целовала макушку и щеки, гладила по волосам, поднимала высоко над головой и приговаривала:
– Котёнок мой. Расти в-о-т такая большая. Я скучала по тебе, растрёпа, – ставила на пол и, поправляя косички, жаловалась:
– Никто тебя не причешет так аккуратно, как я. Скорее бы ты выросла.
Минуты, проведённые с мамой, въелись в память. Равнозначная любовь вечна. Ах, как я любила, когда она меня кружила. Хохотала до колик в животе, захлёбываясь счастьем. А потом, шатаясь, падала от головокружения.
Если приходил папа, все было иначе. Мальчишки замирали при виде его форменной шинели. Разглядывая погоны со звёздами, они с опаской трогали золотые пуговицы на мундире, и с завистью провожали его взглядом. Трепетали от восторга и уважения.
Меня в такие минуты обуревала гордость, ведь он был героем для мальчишек.
Любовь к родителям составляющая детского счастья.
Я снова пережила желанные мгновения. Появился мощный стимул жить, хотя я не знала, нахожусь ли на грани жизни и смерти.
Только здесь и сейчас я осознала силу родительской любви.
Тоска по отцу разорвала сердце. Грустно, что я не увижу родное лицо, не поделюсь проблемами, не коснусь широкого плеча. Беспредельная печаль растревожила душу.
Тоска по Адаму была иной.
Листая страницы жизни, будто роман, я не могла остановиться. Словно мне дали право прожить жизнь заново, оценить чувства, найти ответы.
Будто кто-то решал задачу, – жить мне или нет.
Кому это подвластно?..
Глава IV
Птицы
Время перетекло из ночи в день, заполнив пустоту души грустью. Под конвоем воли я ходила на работу, интерес к которой улетучился разом с потерей Адама. Рухнули представления о долгой семейной жизни. Деньги, стоящие во главе угла, теряли актуальность, желание пополнить карманы рассыпалось. Азарту пришёл конец.
Дурацкие вопросы коллег о настроении вызывали злость. Дочерей, жаждущих родительского тепла, я оставила на теплые руки бабушки.
Хорошо бы выплакаться в чью-нибудь жилетку. Но есть огромное «но!».
Чужие уши несут опасность злословия, от которого не избавиться, как от заразы. Я не ждала жалости. Проблемы я не навешиваю другим. Смело скажу, что горжусь этой чертой характера.
Знаю, как не хочется вникать в чужие горести, имея в избытке свои. Вечно плачущие люди наводят тоску и раздражают. Не делясь с подругами перипетиями, я желала слыть загадочной, энергичной, радостной, отзывчивой и улыбчивой женщиной. Именно такой я себя видела.
Есть в моем списке знакомые дамы, с которыми я избегала встреч только потому, что они вселяли тоску, выплёскивая свои неудачи на мою голову. После беседы с ними, я ощущала липкую грязь от словесных помоев. С облегчением покидая общество нытиков, я зарекалась не уподобляться им.
В девиз общения с людьми я заложила идею не надоедать им проблемами, не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Разве не унизительно ощущать на спине сочувствующие взгляды, слышать умозаключения о несчастной доле.
Жалкий образ неудачницы я отвергла. Закрываясь от мира, я сдерживала лавину осуждений.
Скверные моменты непременно заканчиваются, а вынесенный сор из избы, оставляет след грязи в людской памяти.
