В петле уробороса

Станислав Цыбульский

В петле уробороса

Сознание – это когда света больше, чем тьмы. Иглы проходятся по коже, от зуда начинают гудеть мышцы. Тело изгибается, выталкивая из груди долгий мучительный хрип, переходящий в стон. В глаза бьёт слепящий свет, но они так истосковались по нему, что чёрные бездны зрачков распахиваются навстречу.

Застывший, ещё похожий на желе мозг пробуждается на середине мысли:

…Эти его сальные лохмы, словно крысиные хвосты по сторонам лица шириной с ладонь. Холодная улыбка, как металл на морозе. Такой холод способен обжигать.

Понимания ещё нет, только ощущение безграничного пространства вокруг. В нем что-то есть, перемещаются тени, более густые, чем тьма за пределами ослепительной точки впереди. Озарение: лампа. И это значит – не впереди, а сверху. Озарение: позади металл операционного стола. В поле зрения вплывает лицо, до середины закрытое белым, оно издаёт звуки. Рядом с первым появляется новое, они обмениваются низкими резкими звуками. Это словно эхо, как удары кулаком в стену.

Что-то вдруг неуловимо меняется. Свет впереди начинает расплываться по краям, тянется, щетинясь острыми лучами. По венам растекается лёд, от него всё внутри становится хрустящим. Замирает дыхание, замирает сердце. Озарение: смерть. Даже мысли замедляют бег, но не останавливаются полностью, а даже наоборот, вопреки всему ускоряют движение.

Голоса продолжают звучать, но теперь они становятся громче. Мозг фиксирует изменения, судорожно восстанавливая: это руки, это живот. Ноги. Значит, возвращается память, значит, от куска мяса, вынутого из витрины и брошенного на разделочный стол, им снова что-то понадобилось.

Ретроспективой проносится: «о чем ты будешь думать в конце своих дней?» Человек в объятьях больничной кровати, в ожидании своей очереди на диализ. Это когда берут твою кровь, пропускают сквозь фильтры и возвращают обратно. И при этом ты всегда теряешь часть себя. Ты непрерывно это делаешь – теряешь себя. Через пыль, через пот, дыхание. Через походы в туалет. Вот только сейчас человеку страшно. Это страшнее, чем наблюдать, как тело пожирает болезнь.

Образы вспухают в голове, уходят неохотно, оставляя за собой скользкое послевкусие. Хоровод голосов над головой, деловитое снование теней. Они что-то делают с правой рукой, там скрипят кости, влажно щёлкают связки. Наконец переходят к левой, жужжит электрический двигатель, и на белые маски падают багровые капли. Свет теперь не слепит, в пальцах ног – иглы по коже, затем – по коленям. Рук по-прежнему нет. Уши ловят новый звук. Высокий и неприятный, он заполняет собой пространство. Он сдвигает что-то, создавая неправильность происходящего вокруг и внутри. Только когда заканчивается воздух, этот звук затихает, сменившись ощущением наполняемых лёгких. Озарение: крик.

В ставшем вдруг пугающе узким поле зрения появляется лицо, закрытое белым и бурым, загораживает свет, а следом по венам катится жар. Он растапливает лёд, и тело погружается в горячую топь, а сознание следует за ним.