скачать книгу бесплатно
– Это поэма Данте, написанная ещё в четырнадцатом веке.
Я подумал, как мало знаю, свою жизнь нацелил только на бизнес. Артист расходился, так как его продолжение заказал мой сосед, сняв костяной браслет с руки. Артист читал стихи про любовь, вино и вообще про выпивку. Это, наверное, его любимая тема, и он на ней как на коне. «Чтоб счастье испытать, вина себе налей…»
Сосед наклонился ко мне и сказал:
– Омар Хайям, персидский философ.
Я и этого не знал. Потом он читал много стихов и пафосно закончил: «И тебя любил я только кстати, заодно с другими на земле!»
Сосед сказал:
– Сергей Есенин.
От обиды, что я в этой области ничего не знаю, я даже сильно ущипнул себя.
На нашей палубе были и другие таланты, которые тоже не стеснялись их показать. Молодая пара станцевала вальс, довольно профессионально. Дети тоже приняли участие в нашей игре. Смотреть на всё это было приятно, мы были как бы самозанятые туристы. К концу нашего путешествия Тася огласила сумму сбора, и, с нашего согласия, заказала прощальный ужин и подарки.
Она сумела купить разные памятные сувениры и, главное, всем угодила. Банкет затянулся допоздна. Утром мы прощались, разъезжались по своим домам и делам.
Я сам себе дал слово, что надо, кроме бизнеса, зарезервировать время на культурные мероприятия, чтение книг. Я был доволен этим путешествием, а брелок у меня и сейчас висит с ключами – маленький кораблик в воде, и вдобавок светится, напоминая о данном обещании самому себе.
Одиночество или свобода?
Она стояла на тротуаре, мяла папиросу и глядела на проходящих. Но вдруг увидела мужчину, идущего неторопливо, и, на её взгляд, он должен курить. Женщина пошла ему навстречу и спросила:
– У вас есть прикурить?
Он посмотрел на неё, выдержал паузу и ответил:
– Вам спички или Газпром?
Она оценила его шутку:
– Конечно, Газпром это неплохо, но пока дайте спички… – Жадно закурив, передёрнула плечами: – Холодновато.
Он отпустил ей несколько комплиментов, закурил и предложил зайти к нему домой, выпить что-нибудь, так как на улице было холодно.
В квартире не было ничего, что бы напоминало присутствие женщины, она поняла, что он холостяк. Выпили по рюмочке коньяка и, поговорив немного, она ушла.
Он остался один. И вдруг ему захотелось присутствия женщины – её болтовню, её разбросанные вещи где попало, запах духов, какую-нибудь стряпню, ласки её рук, звонкий смех – так сильно, что на следующий день пригласил её в гости. Она ждала звонка от него и пришла.
Встречи продолжались.
Прошла зима, он уехал в длительную командировку. Звонить ей не хотелось, сам не понимал почему. Возвратясь домой, почувствовал себя чуть ли не счастливым – ничего никому не должен, свободен во всём! Он не звонил и после, поняв, что наступил конец их встреч, но не ощущал дискомфорта: «Как хорошо жить одному, время принадлежит только тебе, благодаря этой свободе, я реализовал многие свои замыслы».
Она была рада, что он не звонит ей – это означает разрыв отношений. Видно, её участь жить одной, но не одинокой, подруги закружили её в вихре развлечений. «Почему я одна живу? Почему не стремлюсь выйти замуж?» – И сама ответила на свой вопрос: «Это не одиночество, а свобода! Это моя судьба и моя колея, и мне так комфортно жить».
Дневник
Мы поженились сразу после школы, он учился в одном классе со мной. Я была отличницей, Олег учился на тройки, но был очень уверенным в себе, и казалось, что он много знает и разбирается во многих вопросах. После свадьбы стали жить на съёмной квартире.
Родители Олега помогли ему открыть предприятие по реализации пластиковой посуды. Через два года купили квартиру, правда, маленькую, но свою. Материально жили хорошо. Я поступила в Волгоградскую академию государственных служащих на экономический факультет. Олег вообще не стал учиться, сказав, что это ему не нужно. Работала я в жилищно-коммунальном управлении на расчётах с поставщиками. Родилась дочка.
Но я хочу описать своё душевное состояние. В начале нашей семейной жизни у меня было всё общее с мужем. Каждая вещь казалась мне нашей, и новая квартира тоже, но через несколько лет я поняла, что моего нет ничего. Олег помогал мне в этом убедиться. Он выдавал мне деньги и спрашивал на что, и доказывал, что это мне не надо покупать. Я была в полной зависимости от него, деньги перестала просить, обходясь своей небольшой зарплатой.
Со школьных лет я вела дневник, и сейчас продолжаю его писать. Если раньше дневник приносил мне радость, то сейчас – это исповедь затюканного человека.
Перечитывая дневник, день за днём анализируя свою жизнь, я убеждалась, что всё не так, как я мечтала. Всё было, а радости нет. Олег день ото дня становился грубее, заносчивее. Может, на его характер влияла рано свалившаяся собственность, независимость, а главное – не созрел он для семьи, не отгулял своё.
Мы всё больше отдалялись друг от друга. «Вот ты отличница, а ничего не добилась в жизни». Я знала, что он не с нуля поднялся, а ему отец перекупил предприятие, которое было в долгах.
Прошло пять лет нашей совместной жизни, я продолжаю вести дневник, прячу его от Олега, так как в нём я откровенна.
Дневник – это еженедельный анализ моей жизни. Память многое забывает, как плохое, так и хорошее, а дневник даёт возможность вспомнить всё.
Подруга моя живёт тоже не очень радостно со своим мужем-бизнесменом: «Смирись, я уже не реагирую на его грубость и мат, а отвечаю как на автомате: живу ради детей».
Я смирилась внешне, но в душе нет. После каждого прочтения дневника я выстраиваю новое своё поведение с мужем, а потом новее и так далее. Я металась и не могла определить дальше свою жизнь: что делать – продолжать унижаться или уйти от него и от этого достатка? Трудно принять решение, когда от него зависит судьба маленького человека – дочери. Что меня ждёт, когда дочь вырастет, я точно представляла.
В нашем городе Волгограде, как и по всей стране, начали создавать управляющие компании, меня включили в состав комиссии по подготовке документов, заключению договоров, инвентаризации фондов. Я как бы возродилась, общалась с разными людьми, организациями, отделами администрации. В комиссии я работала около года, многому научилась и после сдачи всех документов мне неожиданно предложили работу в городской администрации.
Вот так я одновременно приняла сразу два жизненно важных решения – перешла на другую работу и ушла от мужа. Я уверена, что приняла правильное решение.
Дневник не пишу пока.
Повесился
Рано утром, ещё не было и пяти часов, услышала в подъезде шум, какой-то суетливый, тревожный – значит, что-то произошло серьёзное. Вышла.
Повесился сосед. «Повесился в ванной на трубе», – сказали соседки. Что только не говорили: жена довела, сам был не от мира сего…
У меня из головы не выходил его образ и разговоры с ним. Я далеко от дома уже не могу уходить, садилась на лавочку и вязала салфетки. Володя, мужчина лет пятидесяти с небольшим, приятной внешности, идя с работы, часто подсаживался и общался со мной, он был какой-то застенчивый, очень вежливый – правда, не из нашего «мира сего».
Жена его, казачка с особой статью, но в поведении с людьми грубая, а проще говоря, хабалка. Он был городским, а она из села, недалеко от города Михайловки. Я вспоминала, что все ссоры в доме были спровоцированы ею. У неё была способность объединять людей и натравливать на кого-нибудь. Когда у неё в огороде под окном выкопали два ряда картошки, то был чуть ли не обыск всех квартир. Если бельё повесит на верёвке во дворе, то никто не смел выходить со своими половиками и трясти их. Без конца собирала деньги на ремонт дома, а потом забывала сказать, что отремонтировали, и показать документы. А кто требовал, то она делала им мелкие пакости.
Мне она не нравилась, и она это чувствовала, но в подъезде многие объединялись вокруг неё. Мне иногда кажется, что людям присуще чувство телячьей преданности тому, кто сильнее или богаче.
Муж её, Володя, который повесился, работал на Себряковском заводе. В беседах со мной очень скромно рассказывал о себе, а о жене ничего. Темы для разговора с ним я находила, он был не глуп, много рассказывал о студенческих годах, армии, а о сегодняшней жизни тоже ничего. Я чувствовала, что он не жилец на этом свете. У него в глазах была тоска и смерть.
Последний раз я его видела несколько дней назад. Он попросил у меня прощения за себя и жену и многие те пакости, которые она делала мне, и за самое страшное для меня – это воровство писем от моего сына. Она знала, что это единственная радость моя. Я ему ответила: «Зла на тебя не держу, а тот, кто накручивал тебя, то ответит перед Богом».
И вот повесился… Почему? Как подошёл к этой черте? Какая такая безысходность наступила вдруг, а может быть, и не вдруг. Может, он давно чувствовал, что лишний человек, никому не нужный в жизни. А может, у него душа была более чувствительная, чем у жены, под пятой которой находился.
Женщины говорили, что она обращалась с ним хуже, чем с собакой. Отвечать грубостью он не мог, только молчал и подчинялся. Я мало знала об их семейной жизни – только то, что болтали на лавочке, и была потрясена этой смертью.
Знаю, как трудно родить и воспитать человека, сколько сил и времени надо, а тут вдруг и в один момент – и нет его. Как же это?
Когда его жена принесла мне кусок пирога – помянуть, то я не взяла, сказав: «Он пока в моей памяти живой».
Тоскливые зарисовки
Четыре часа ночи. На улице метёт. Из двери балконной свищет ветер, так как неплотно закрыта. Темно, тоскливо. За стеной стонет больной муж. Он болеет, мне кажется, всю жизнь. Сначала язва желудка после армии, затем перелом руки, ключицы, два инфаркта, катаракта обоих глаз, шейка бедра – очень тяжёлая операция, и вот водянка.
Я лежу и думаю, а если бы не я и дети, что бы с этим мужчиной было, ведь несчастья его остались бы прежними, а вот уход был бы другой, если бы вообще был. Когда долго живёшь с одним мужчиной, то возникает очень много чувств к нему. В молодости – любовь или увлечение, симпатия, уважение, чувство благодарности, разочарование, и даже, может быть, и ненависть, это в зависимости от его отношения к тебе.
Мой муж не огорчал меня сильно, только немного в молодости, когда начал пить. Детей любил, занимался с ними, освобождая меня от многих обязанностей, а я работала с утра до вечера и зарабатывала больше его. Конечно, лучше бы было наоборот, но так получилось. Я ни на минуту не сомневаюсь, что сделала правильно, не бросила его больного. Если всё взвесить, то он хорошего делал мне и семье больше, чем плохого. Эта оценка, да и мнение детей, влияют на меня, и я ухаживаю за ним сама.
Как же трудно и утомительно ухаживать много лет за больным человеком, ведь он практически отбирает твою жизнь или, как вампир, высасывает её – постепенно ты превращаешься в заведённого робота.
Я думаю о своих соседках-вдовах. Одна очень долго ухаживала за тяжело больным мужем, другая уже давно живёт одна, им, как и мне, далеко за шестьдесят. И вот около нас вьётся один с нашего дома. Он развёлся и делает выбор – какую выбрать из нас (это он мне сказал, когда был выпивши). Я сразу сказала: «Меня вычеркни из своего списка, хватит одного на всю жизнь, зачем в этом возрасте менять шило на мыло, устала от ухода». Он не унимался и заигрывал с соседками, наверно, думал, что осчастливит какую-нибудь, а на самом деле не понимает, что в таком возрасте сложно начинать снова семейную жизнь с человеком совсем тебе незнакомым, со своим неизвестным прошлым и привычками.
Мои соседки после освобождения от мужей стали вести активную культурную жизнь. Ходят на все концерты приезжих артистов, ездили отдыхать один раз в Турцию и несколько раз на Чёрное море. В клуб знакомств они не ходят, говорят, что это им совсем не нужно. Я удивляюсь, как они не устают? На мой взгляд, они правильно организовали свою, теперь «бриллиантовую» жизнь. Я радуюсь их рассказам и фотографиям после каждой поездки.
Сосед сколько раз напрашивался к ним в путешествия или концертный зал, но они отказывали ему, хотя он приятной наружности. Они, видно, устали от ухода за мужчинами и не хотят возвращаться в прежнюю жизнь.
А я лежу и думаю обо всех, а муж стонет, хрипит, кашляет. Надо лекарство от боли дать, а потом продолжу дремать и думать. Дверь сильно стучит, встать бы и плотнее прикрыть, но нет сил – и спать не могу, и встать тоже.
Вспомнила, как одна моя знакомая, когда от мужа уходила, то сказала: «Вот когда будешь больной лежать, чтоб за тобой ухаживала женщина так, чтобы ты смерть предпочёл жизни». Как страшно сказала, но я её не осудила и тогда, а сейчас он живёт один, больной: вторая его бросила и третья тоже. Так эти гордые и боевые, когда есть много силы мужской, со временем скукоживаются и полагаются только на ту, которую унижали и оскорбляли.
Слышу голос: «Ваша очередь подошла». Я встаю и иду к прилавку, набираю полный пакет апельсинов, но пакет рвётся и они рассыпаются. Это сон, я задремала.
Дверь сильно стучит, ветер поднялся, да и холодно в комнате стало. Муж стонать перестал, а потом начал храпеть – значит боль утихла. Надо встать, перепеленать, приготовить кашу и молоко. Но ещё полежу немного, что-то сердце сильно давит. Материально трудно жилось нам и смолоду, а к старости вообще не передать.
Надо вставать, надо, голова кружится, ноги дрожат, но подниматься пора. Встала, и жизнь у робота продолжается.
Некрасивая
Я знаю это и не обижаюсь на родителей, от них не зависит, красивые или некрасивые рождаются дети. Во мне не всё некрасивое – ноги прямые, волосы густые и рыжие, фигура нормальная, руки тоже, кожа лица бледная и бархатная, уши маленькие, ну и всё. Но лицо неприятное – губы тонкие, растянутые, глаза навыкат и прикрыты веками немного, нос широковат. Меня в школе дразнили «жабой», только в последних классах перестали, видно, все мы выросли и поняли, что нехорошо обижать человека за внешность.
В детстве родители одевали меня красиво, говорили, что я красавица, в школе я быстро из красавицы превратилась в «жабу». В нашем классе девочки были и красивые, и просто симпатичные – поэтому уверенные в себе, а я почти привыкла ощущать себя ущербной, и с девочками сильно не сходилась, и с ребятами не дружила, а была кем-то средним между ними.
Училась я хорошо, но и это, как насмешка, если получала пятёрку, то за спиной слышала: «Жаба», – от тех, которые получили «неуд». Я чувствовала уверенность только дома, когда учила уроки, читала книги – все подряд. Постепенно прочитала почти всю классику, нашу и зарубежную, находящуюся в домашней библиотеке. В книгах я была и красавицей, и любимой, и повелительницей, я проживала жизнь вместе с героинями.
