скачать книгу бесплатно
– Боюсь? – смеюсь я, – Ладно, Кузумано, думай что хочешь, мне все равно. – Я выхожу из-под зонта. – До завтра.
Мэтт хватает меня за рукав толстовки:
– Брось, Эм! Я не шучу. Ты боишься, потому что по своему опыту знаешь, как в твоей семье поступают с теми, кто не играет по правилам.
Капли дождя забрызгивают очки и стекают по носу.
– Что ты имеешь в виду?
– Да то, что с тобой и с этой тетушкой Поппи обращаются так, будто вы хуже других. И все из-за каких-то гребаных бредней. – У меня учащается пульс, ведь Мэтт говорит о проклятии. – Это ненормально. То, как твоя бабушка порвала все связи с родной сестрой. Я всегда считал, что это противоестественно. А ты… Ты чуть ли не на цыпочках ходишь вокруг нее и Дарии, выполняешь все их прихоти. Черт, да ты даже готова отказаться от путешествия в Италию, хотя всегда об этом мечтала! И я уверен, ты будешь продолжать в том же духе, только бы они тебя любили. Ты боишься, что если перестанешь им подчиняться, то рано или поздно наступит день, когда ты останешься совсем одна. Как тетя Поппи.
Я хочу возразить, но не доверяю своему голосу и прикладываю пальцы к подбородку. Взгляд Кузумано становится теплее.
– Эй, я не хотел тебя расстраивать.
Мэтт без предупреждения наклоняется и целует меня в щеку. Я инстинктивно отшатываюсь назад. А потом, как будто этого унижения для него мало, вытираю ладонью щеку, к которой прикоснулись его губы. Даже при тусклом уличном освещении видно, что моя реакция его ранила.
– О господи, Мэтт, я вовсе не…
Он в очередной раз поднимает руку, призывая меня замолчать. Секунду просто смотрит на меня, а потом качает головой:
– Как ты не понимаешь – у тебя появилась уникальная возможность! А ты собираешься профукать ее, потому что до смерти боишься двигаться вперед? – Мэтт начинает тараторить, так всегда бывает, когда он злится. – Тебе двадцать девять лет, Эм. Ты давно уже не ребенок. Перестань притворяться, будто не видишь того, что у тебя под самым носом. Судьба дает тебе шанс. Так не упусти его. Потому что, помяни мое слово, однажды наступит день, когда ты очень пожалеешь о том, что отказалась от самого лучшего, что могло случиться в твоей жизни.
Я с трудом сглатываю, у меня вдруг пересыхает во рту. В голову закрадывается мысль о том, что этот разговор не имеет никакого отношения к Италии.
Мэтт прикасается к моей влажной щеке. В этот раз я запрещаю себе даже вздрагивать.
– Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, – шепчу я в ответ, а сердце громче колотится в груди.
Это поворотный момент. Мэтт ждет, что я сделаю шаг навстречу, скажу что-нибудь такое, что даст ему надежду. Мой давний приятель, верный товарищ, с которым мне всегда было легко и просто, друг, за которого я пойду в огонь и в воду, хочет от меня большего, чем дружба. Но я не могу ему этого дать.
Я закрываю глаза. Мне тошно от страха, возмущения и чувства собственной вины.
– Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. И ты абсолютно прав. – Я улыбаюсь и хлопаю Мэтта по плечу. – Я действительно очень хочу полететь в Италию.
После этих слов я машу ему рукой и ухожу.
Господи боже мой, а ведь я научилась уклоняться от прямых ответов не хуже старшей сестры!
Как можно медленнее открываю парадную дверь, вхожу и оказываюсь в Африке: внутри очень жарко и душно. Бабушка так и не смогла адаптироваться к нью-йоркскому климату, и это единственная ее слабость. Мысленно возвращаюсь к разговору с Мэттом. Он в корне не прав. Я никогда не стану в семье изгоем, как тетя Поппи. С тихим щелчком я закрываю за собой дверь. В темноте иду по мозаичному полу и уже у самой лестницы спотыкаюсь о чью-то обувь.
– Черт! – непроизвольно вскрикиваю я и в следующую секунду прикрываю рот ладонью.
Но поздно. В холле включается свет. В дверях квартиры на первом этаже появляется квадратный силуэт бабушки. Она стоит, уперев руки в бока. Молния на ее полинявшем зеленом халате застегнута до самого подбородка.
– Silenzio![10 - Тихо! (ит.)] – шипит бабушка. – Отца разбудишь.
У бабушки сильный акцент, и она то и дело разбавляет свой ломаный английский родными итальянскими словами и выражениями. Хотя большую часть своей жизни Роза Фонтана прожила в Америке, все эти годы в основном общалась с такими же иммигрантами, как и она сама, поэтому ее знание английского, скажем так, довольно скромное. Бабушка из тех, кто предпочитает изоляцию интеграции, а потом жалуется, что никак не может адаптироваться.
Я смотрю под ноги и вижу, что споткнулась о пару ортопедических туфель.
– Это твои. – Я подбираю их с пола и протягиваю бабушке.
Роза выхватывает у меня свои туфли. Вид у нее возмущенный, но я-то знаю эти уловки: она специально оставила обувь возле лестницы, чтобы услышать, когда я вернусь домой.
– Mi dispiace[11 - Прости (ит.).], – извиняюсь я (подумаешь – чуть шею не сломала) и поворачиваюсь к лестнице, чтобы скорее укрыться в Эмвилле.
– Ты получила письмо от Поппи?
Я закатываю глаза. Дария вообще способна хоть о чем-то не докладывать бабушке?
Роза скрещивает руки над животом, как над своим персональным прилавком.
– И как только моей сестре пришло в голову, что ты полетишь с ней в Италию? Ты что, переписывалась с Паолиной? Или даже встречалась? Отвечай, Эмилия Джозефина!
– Мы только обмениваемся открытками по праздникам, бабушка. Я уже лет десять ее не видела. С похорон дяди Бруно. Клянусь! Правда, тетя Поппи есть у меня в друзьях на «Фейсбуке», но она туда почти не заходит.
Бабушка фыркает и громко хлопает в ладоши:
– На «Фейсбуке»? Да Поппи совсем сдурела! Вот что я тебе скажу, Эмилия, эта женщина – indecente[12 - Неприличная, непристойная (ит.).]. Держись от нее подальше. Capisci?[13 - Понимаешь? (ит.)] Держись подальше!
Я смотрю на перекошенное лицо бабушки. Глаза ее сверкают; наверняка, если бы она ощерилась, я бы увидела, как она скрежещет зубами. Роза сверлит меня взглядом и ждет, когда же внучка наконец проявит покорность. Это очень тяжело, но сегодня вечером я, превозмогая себя, отказываюсь ей подчиниться. Я упорно молчу. Бабушка вскидывает подбородок:
– Утром дашь мне письмо. Я сама ей отвечу. Напишу сестре, что ты не желаешь с ней общаться и не собираешься участвовать в ее глупых затеях.
Стиснув зубы, я поднимаюсь по лестнице. В ушах гремит голос Мэтта: «Ты на цыпочках ходишь вокруг нее… Ты боишься…» За две ступеньки до лестничной площадки я останавливаюсь и смотрю вниз. Бабушка с ортопедическими туфлями в руке, громко шаркая ногами, плетется обратно в свою квартиру.
– Бабушка!
Она оборачивается и поднимает голову. Ее брови ползут к переносице, а у меня учащается пульс.
– Я сама отвечу тете Поппи.
Роза несколько раз моргает, а потом спрашивает:
– И напишешь, что не хочешь лететь вместе с ней в Италию?
Если я напишу такое, то это будет неправда. Я очень даже хочу полететь в Италию. Indecente Паолина Фонтана или нет, но было бы здорово поближе узнать эту загадочную женщину, которая украшает поля своих писем забавными рисунками. Она такая клевая и энергичная – в столь преклонные годы готова путешествовать по миру.
Бабушка прищуривается:
– Ты сделаешь это, Эмилия?
Я разворачиваюсь и поднимаюсь дальше. Завтра я как послушная внучка подчинюсь ее воле. Она будет удовлетворена, и Дария тоже почувствует облегчение. Но сегодня вечером я получаю настоящее удовольствие, оставив бабушкин вопрос без положительного ответа.
Девочки и девушки часто мечтают о белом платье и обручальном колечке. Наверное, и меня в детстве посещали подобные мечты, но я их переросла и научилась жить одна; более того, мне это даже нравится. В отличие от большинства женщин на пороге тридцатилетия я могу весело проводить вечер с друзьями и при этом совсем не тревожусь, встретится ли мне на вечеринке тот самый единственный или нет. Я экономлю целую кучу денег на косметике, пользуюсь только карандашом-корректором, ношу практичную обувь и очки в удобной оправе. Я не хожу в спортзал, где есть шанс познакомиться с другими активными одиночками, а вместо этого бегаю по парку в старых растянутых спортивных штанах и занимаюсь йогой у себя в гостиной, иногда даже в пижаме. А когда порой знакомлюсь с парнем, который проявляет ко мне интерес, у меня в животе не порхают бабочки. И я не представляю стайку детишек с его волосами и моими глазами. Я никогда не стараюсь показаться остроумной или как-то еще произвести впечатление. Я остаюсь собой, и это обычно удерживает потенциального жениха от дальнейших ухаживаний.
Сегодня понедельник – мой законный выходной, погода отличная, и я бегаю в Петрозино-парке, наслаждаясь новой песней группы Lord Huron. Приходит эсэмэска, я замедляю шаг и читаю:
Привет, Эмс. Вечером как обычно?
Мы с Мэттом в последнее время пересматриваем сериал «Офис». Идеальная отмазка для того, чтобы часами пребывать в анабиозе, поедая в немыслимых количествах сырные чипсы. Значит, Эмс? Я улыбаюсь: приятно, что Мэтт вспомнил мое старое прозвище. Возможно, возникшая между нами странная аура наконец исчезла? Посылаю ему эмодзи «большой палец вверх». И мгновенно получаю в ответ «сердечко».
«Сердечко»? Серьезно? Засовываю смартфон в карман и возобновляю пробежку. Спустя минуту раздается звонок.
Я дважды прикасаюсь к «айрподсам»:
– Что, Кузумано?
– Э-э-э… Привет, Эмилия!
Резко торможу и достаю смартфон. С экрана улыбается симпатичная женщина с оливковой кожей. Кто же без предупреждения включает фейстайм? Я снимаю с очков солнцезащитную насадку.
– Тетя Поппи?
Глава 7
Эмилия
Вьющиеся серебристые волосы моей собеседницы перехвачены темно-синей лентой. Я вытираю рукавом лоб.
– Тетя Поппи? Это ты?
– С утра была я! – Тетя смеется, и в уголках ее темных глаз появляются чудесные морщинки. – До чего же я рада тебя видеть, Эмилия! – Она внимательнее вглядывается в экран. – Да ты уже совсем взрослая!
Я смеюсь и трогаю пальцем шрам под губой:
– Еще бы.
– И до сих пор носишь эти винтажные очки.
– О, они вовсе не винтажные.
– Но вполне могут за таковые сойти. Ладно, давай поговорим о нашей грядущей поездке.
Я упираюсь ладонями в колени и пытаюсь восстановить дыхание. И собраться с мыслями. Приглашение от тети пришло около недели назад. Я, как и потребовала бабушка, на следующий день написала вежливый ответ: мол, спасибо большое, но нет. Она что, его не получила?
– Мне очень жаль, тетя Поппи, но я не могу полететь в Италию.
Тетя постукивает по подбородку наманикюренным пальцем:
– Моя дорогая девочка, не стоит так быстро отказываться. Поверь, жизнь покажется тебе гораздо интереснее, если научишься отвечать: «А почему бы и нет?»
Я слышу, как на заднем плане кто-то звонит в дверь. И радуюсь, что появился благовидный предлог прекратить этот разговор.
– Похоже, к тебе пришли, так что поговорим в другой раз.
– Ну уж нет, нам надо спланировать поездку. Подожди минутку, не отсоединяйся.
Тетя, не прекращая говорить, быстро идет через гостиную, стены которой выкрашены в барвинковый цвет. Картинка так раскачивается, что у меня даже голова начинает кружиться. Мелькает строй всевозможных безделушек. Старинные часы над камином. Подушки самых разных цветов и размеров, бордовый ковер с длинным ворсом, кресло с расцветкой под зебру. Я вижу в углу круглое подвесное кресло из ротанга. А чем это украшен светильник? Никак фигуркой обезьянки, вырезанной из слоновой кости?
Дверь распахивается, и экран мобильника заливает яркий свет.
– Броуди! – Тетя направляет смартфон на высокого мужчину лет шестидесяти с взлохмаченными светлыми волосами; он одет в джинсы и фланелевую рубашку. – Знакомься, это Эмилия. Эмилия, это Броуди.
Я смущенно хихикаю:
– О, приятно познакомиться, Броуди.
– И мне тоже. – Низкий голос мужчины очень подходит к его грубоватой внешности. – Ваша тетя ждет не дождется, когда вы отправитесь в путешествие.
Ну вот, этого еще не хватало! С какой стати Поппи рассказывает своим знакомым, что я лечу с ней в Италию? Я слышу, как Броуди говорит тете, что на сегодня работу закончил. Телефон подрагивает, и я мельком вижу сморщенную руку.
– На удачу! – Тетя кладет в ладонь Броуди блестящий пенни и машет ему на прощание. – До скорого, мой дорогой друг! Ступай и поделись своим светом с этим миром!
Наконец на экране снова возникает ее лицо.
– Броуди – настоящий подарок небес, – говорит Поппи и закрывает дверь. – Даже не знаю, что бы я без него делала. Бедняга потерял ногу во Вьетнаме. Но он приходит каждый день, помогает мне с Хиггинсом. Хиггинс – это мой двадцатилетний мерин. – Я не успеваю переварить тот факт, что у моей тети есть лошадь, а она добавляет: – Томас, отец Броуди, был моим спутником.
– Твоим спутником? Ты хочешь сказать…
– Да, Эмилия, он был моим любовником. Храни Господь его душу!
Если бабушка Роза, темная, грузная и потрепанная, – это воплощение старой Италии, то Поппи – энергичная, жизнерадостная и немного легкомысленная – олицетворяет собой космополитичную Америку. У тети сохранился слабый итальянский акцент, но это лишь придает ей изюминку.
Поппи сейчас в Девоне, штат Пенсильвания, но, когда она заходит в заставленную мебелью кухню, у меня возникает такое ощущение, будто я там, рядом с ней. Тетя объявляет, что наступило время чаепития. Я, естественно, ожидаю увидеть чайник и чашки, но она вместо этого достает из буфета бутылку джина «Бомбей» и улыбается:
– Как предпочитаешь, с мартини или со льдом?
– Мне, пожалуйста, с мартини и еще обязательно добавить пару оливок, – поддерживаю я игру.
Тетя весело смеется:
– Ах, как бы я хотела, чтобы мы сейчас были вместе. Напились бы прямо среди бела дня.
Я устраиваюсь на скамейке. Солнце пригревает плечи. Тетя смешивает себе коктейль. Она прислонила смартфон к бутылке, но не очень ровно, и я вижу только ее левую половинку. Большую часть экрана занимает холодильник с фотографиями – детей, включая младенцев, и взрослых самых разных национальностей. Толпа женщин в розовых кепках с плакатами в руках на каком-то митинге. Поппи в жокейском костюме верхом на великолепной черной лошади. На Хиггинсе, надо полагать. Снова она. Стоит по колено в воде на берегу океана в компании друзей, причем все они вдвое моложе ее.
Поппи бросает взгляд на холодильник у себя за спиной. Я чувствую, что краснею, как будто в замочную скважину подглядывала.
У тети блестят глаза.
– Жизнь лучше измерять друзьями, а не годами, не находишь?
Не дожидаясь моего ответа, она берет свой бокал и шейкер для мартини. Экран смартфона темнеет – видимо, тетя взяла его под мышку.
Когда я вижу Поппи в следующий раз, она уже стоит на тенистой террасе.