Политические сочинения. Том I. Личность и государство

скачать книгу бесплатно


Начиная с низших животных, до самых высших, умственные способности прогрессируют путем дифференциации, и таким же образом прогрессируют они и у человека, начиная от круглых невежд до ученых. Точно классифицировать, поместить в одну группу существенно однородные вещи, а в другие группы вещи существенно различные – вот основное условие для правильного управления действиями. Начиная с общего зрительного впечатления, предупреждающего нас о прохождении вблизи большого темного тела (точно так же, как мы с закрытыми глазами, обратясь к окну, видим тень руки перед нами и, следовательно, узнаем, что какое-то тело движется между окном и нами), мы мало-помалу достигаем такого развития зрения, которое, путем тонкой оценки соединения форм, цветов и движений дает возможность узнавать в появляющихся вдали предметах добычу или опасность и приспосабливать наш образ действий к тому, чтобы завоевать себе пищу или избегнуть смерти. Это прогрессивное понимание различий и получающиеся вследствие того более точные распределения по отделам и составляют развитие ума в главных его проявлениях и наблюдаются также и тогда, когда от восприятия простым физическим зрением мы переходим к сравнительно более сложному восприятию умственным зрением, позволяющему нам группировать более верным и более соответствующим их строению и их природе образом предметы, которые мы раньше группировали по некоторым внешним чертам сходства и по чисто внешним условиям. Неразвитое умственное зрение различает так же плохо и ошибается в своей группировке так же, как и «неразвитое» физическое зрение. Приведем в пример прежнюю классификацию растений на деревья, кустарники и травы, где самая выдающаяся их черта – величина – составляет основу различия, и группы формируются таким образом, что соединяют в себе много растений совершенно разнородных и разъединяют другие, принадлежащие к одному семейству. Или возьмем еще лучший пример: а именно народную классификацию, соединяющую под одним общим названием рыб и раковины (fish и shell fish) и причисляющую к раковинам черепокожих и моллюсков; она идет даже еще дальше, причисляя к рыбам китообразных животных. Таким образом, вследствие ли сходства в образе жизни, как обитателей вод, вследствие ли чего-либо общего во вкусе их мяса, народ соединил в один отдел и один подотдел существа менее сходные по своей природе, чем рыба и птица.

Подтверждаемая этими примерами общая истина проявляется также и в высших сферах умственного зрения относительно предметов, недоступных чувствам, каковы политические учреждения и мероприятия; ибо и в этих вопросах продукты несовершенной умственной способности или несовершенного умственного развития, или того и другого вместе, представляют собой ошибочную группировку, ведущую к ошибочным выводам. И даже в этой области шансы заблуждения гораздо более многочисленны, так как предметы, принадлежащие к интеллектуальной области, не могут быть рассматриваемы так же легко. Вы не можете ни осязать, ни видеть политическое учреждение; вы можете познать его только усилием своего творческого воображения. Точно также вы не можете уловить физическим чувством политическую меру: это также требует умственной работы, соединяющей составные части в одну идею и приводящей нас к пониманию сущности этого соединения. Значит, здесь еще более, чем в вышеупомянутых случаях, несовершенство умственного зрения проявляется в группировке явлений по внешним чертам и внешним условиям. Доказательство того, что эта причина производит ошибки в классификации учреждений, мы видим в общераспространенном мнении, что римская республика была демократической формой правления. Рассмотрите поближе идеи прежних французских революционеров и вы увидите, что они брали себе в пример политические акты и формы римлян, и можно было бы даже назвать имя того историка, который ставит в пример испорченность римских нравов, чтобы показать, к чему приводит демократическое правление. А между тем, между римскими и истинно свободными учреждениями существует не менее разницы, чем между акулой и морской свиньей, так как эти учреждения, несмотря на одинаковую внешнюю форму, представляют совершенно различный внутренний строй. Общество, в котором относительно небольшое число людей, имевших в своих руках политическую власть и пользовавшихся известной свободой, были все сплошь маленькими деспотами, которые держали не только своих рабов и подчиненных, но даже своих детей в таком же полном рабстве, как и свой скот, такое общество может считаться скорее подвластным обыкновенному деспотизму, чем собранию граждан, обладающих равными политическими правами.

Если мы перейдем теперь к нашему специальному вопросу, то мы в состоянии будем заметить то смешение понятий, в котором запутался либерализм, и выяснить источник тех ошибочных группировок политических мер, приведших к его ошибкам, – группировок, сделанных, как мы увидим ниже, сообразно с выступающими внешними признаками, а не внутренними свойствами явлений. Какова была в глазах народа и в глазах либералов, произведших реформы в былые времена, цель этих реформ? Эти реформы должны были устранить причины неудовольствия народа или лишь части народа: таков был общий их характер, запечатлевшийся в уме людей. Они должны были смягчить зло, от которого прямо или косвенно страдали целые классы населения, уменьшить причины нищеты и разрушить преграды к счастью. И так как в уме большинства людей устраненное зло равняется совершенному благу, на эти меры стали смотреть, как на положительные благодеяния, а либеральные государственные люди и либеральные избиратели стали считать благосостояние масс целью либерализма. Отсюда и произошло смешение понятий. Так как внешней выдающейся чертой всех либеральных мер древнего времени было приобретение какого-либо блага для народа (а благо это состояло главным образом в уменьшении стеснения), то и случилось так, что либералы увидели в народном благе не цель, которой следовало достигать косвенным образом, путем уменьшения стеснения, но цель, которой следует достигать непосредственно. А стараясь достигнуть ее непосредственно, они стали пользоваться методами, по существу своему противоположными тем, которые употреблялись прежде.

Теперь, когда мы увидели, каким образом произошло это изменение в политике (исключение частичное, так как недавние законы о погребениях и усилия, сделанные для уничтожения всех еще существующих религиозных неравенств, показывают, что прежняя политика еще продолжается в некоторых направлениях), рассмотрим, до чего дошло это изменение в последнее время и до чего оно дойдет еще в будущем при продолжающемся преобладании современных идей и чувств.

Прежде, чем идти дальше, не лишним будет, может быть, заявить, что мы не имеем намерения порицать мотивы, вызвавшие постепенно известные ограничения или известные меры. Мотивы эти без сомнения в большинстве случаев были похвальны. Мы должны допустить, что ограничения, внесенные законом 1870 г. в обычай пользоваться трудом женщин и детей на фабриках, где красят материи в красный, так называемый адрианопольский цвет, были, по мысли законодателя, столь же гуманны, как и постановления Эдуарда IV, устанавливавшие минимум времени, на которое рабочий мог быть нанимаем. Без сомнения, парламентский акт относительно доставки семян (Ирландия), дозволяющий общинным администраторам покупать семена для бедных арендаторов и наблюдать за тем, чтобы эти семена сеялись надлежащим образом, был внушен не менее сильным желанием народного блага, чем акт 1533 г., предписывающий число баранов, которое мог заводить арендатор, или акт 1597 г., приказывающий возобновлять обветшавшие постройки ферм. Никто не будет отрицать, что различные меры, принятые за последние годы для ограничения продажи опьяняющих напитков, как и меры, принимавшиеся в прежние времена для уменьшения зла, причиняемого роскошью, как, например, в XIV в., когда введены были ограничения расходов за стол и одежду – что все эти меры имели в виду общественную нравственность. Каждому должно быть понятно, что эдикты, изданные Генрихом VIII для того, чтобы удержать низшие классы от игры в кости, в карты, в кегли и т. д., были внушены таким же желанием способствовать общественному благосостоянию, как и современные законы о денежных играх.

Кроме того, я вовсе не имею намерения оспаривать целесообразность этих современных постановлений, в введении которых состязаются консерваторы и либералы, и точно так же не оспариваю целесообразности тех прежних постановлений, на которые современные походят во многих отношениях. Мы не будем рассматривать, насколько принятые недавно проекты для охранения жизни матросов более остроумны или менее удачны, нежели то радикальное шотландское постановление середины XV в., которое запрещало капитанам кораблей выходить в море во время зимы. В данную минуту мы не будем обсуждать вопроса, существуют ли более веские причины, которые дают инспекторам право посещать известные дома, чтобы видеть, не имеется ли там вредных пищевых продуктов, чем причины, вызвавшие закон Эдуарда III, предписывавший трактирщикам в портовых городах давать присягу в том, что они будут обыскивать своих посетителей с целью помешать вывозу чеканной монеты за границу. Мы допускаем, что в параграфе, относящемся к судоходству по каналам и запрещающем владельцу судна давать даровое содержание детям матросов, более смысла, чем в актах, относившихся к так называемым Spitafields, запрещавших фабрикантам до 1824 г. в интересах ремесленников устраивать свои мануфактурные заведения далее, чем на десять миль от королевской Биржи.

Мы не будем возбуждать вопроса о том, руководствовались ли законодатели мотивами человеколюбия или разума, мы допускаем, что они действовали под влиянием тех или других. Нас занимает лишь обязательная природа этих законов, которые, будучи хорошими или дурными, смотря по обстоятельствам, вступили в силу за то время, когда либералы были у власти.

Чтобы не ходить далеко за примерами, вернемся только в 1860 г., ко второму министерству лорда Пальмерстона. В этом году ограничения, содержавшиеся в законе о фабрикантах, распространились на прачечные и красильные заведения; дано было право заставлять делать анализ пищи и напитков, причем за эти анализы должны были платить общины; учреждена была должность инспекторов газовых заводов и установлены качество и максимальная цена газа; закон, усиливающий постановление об инспекции рудников, устанавливает наказание для тех, которые заставляют работать в рудниках мальчиков моложе 12 лет, не посещающих школу и не умеющих читать и писать. В 1861 г. обязательные постановления, внесенные в закон о мануфактурах, были распространены и на кружевные фабрики; администрация благотворительных учреждений и т. д. получила право принуждать к прививке оспы. Местным советом дано было право назначать таксу для найма лошадей, мулов, ослов и лодок, и некоторым местным комитетам дана была власть взимать известный налог за осушение и орошение полей и за доставку воды для скота. В 1862 г. издан был закон, ограничивающий употребление для работы в прачечных под открытым небом женщин и детей; другой закон запрещал каменноугольные копи с одной шахтой или с шахтами, отделенными друг от друга меньшим промежутком, чем было назначено. Наконец, третий закон давал медицинскому ведомству исключительное право издавать формакопею, цена которой должна быть установлена финансовым управлением. В 1863 г. прививка оспы сделалась обязательной в Шотландии и Ирландии. Некоторым советам дано было право делать займы, покрываемые местными налогами. Городским властям дано было право отбирать покинутые участки в свою пользу с целью украшения города и облагать население сбором за их содержание. Затем издан был закон относительно булочных; в нем определялся наименьший возраст для служащих в известные часы; предписывалось периодическое оштукатуривание стен, три слоя краски и мытье горячей водой с мылом по крайней мере через шесть месяцев. Наконец, другой закон давал право судье определять годность или негодность пищевого продукта, представленного ему инспектором. Между принудительными мерами, установленными с 1864 г., следует назвать расширение закона относительно мануфактур с разными станками, некоторые правила, касающиеся чистки и вентиляции, и предписание некоторым служащим на спичечных фабриках принимать пищу исключительно в мастерских, где пилят лес. Был издан также закон о чистке труб, закон о продаже пива в Ирландии, закон об обязательном испытании канатов и якорей, закон, дающий более широкое применение закону 1863 г. касательно общественных работ, закон о заразных болезнях. Этот последний закон давал полиции в известных местностях права, уничтожающие для известного класса женщин различные установленные в прежние времена гарантии личной свободы. В 1865 г. приняты были новые меры для доставления временно приюта и облегчения за счет местных жителей некоторого рода путешественникам. Затем издан был закон о закрытии кабаков и другой закон, устанавливающий правила тушения пожаров в Лондоне. Во время управления сэра Джона Рассела, в 1866 г. следует отметить закон относительно хлевов на фермах и т. п. в Шотландии, предоставляющий местным властям право наблюдать за санитарными условиями и определять число голов скота; закон, принуждающий хмелеводов обозначать на тюках хмеля год сбора, место происхождения, вес, и дающий полиции право проверять заявления; закон, облегчающий устройство меблированных домов, надзор за ними, ограничение числа жильцов, и содержащий правила относительно штукатурки, окраски и т. п., и, наконец, закон о публичных библиотеках, дающий местным властям права, по которым большинство может принудить меньшинство к покупке его книг.

Если мы перейдем теперь к законодательству в эпоху управления Гладстона, то мы увидим в 1869 г. учреждение государственных телеграфных контор и запрещение посылать депеши иным путем; министру предоставлено право устанавливать правила для способов для препятствования распространению эпизоотий, закон о розничной продаже пива и закон о сохранении морских птиц (следствием которого будет большая смертность рыбы). В 1870 г. издан был закон, предоставляющий совету общественных работ право выдавать ссуды землевладельцам для улучшения их имений и арендаторам на покупку этих имений; затем мы имеем закон, предоставляющий ведомству воспитания и обучения право составлять школьные комитеты, которые могут покупать места для школ и могут основывать школы, содержимые за счет местных налогов, право позволять школьным комитетам вносить школьную плату за ученика, принуждать родителей посылать детей в школу и т. д.; мы имеем еще закон относительно мануфактур и мастерских, создающий новые ограничения, между прочим запрещение принимать женщин и детей в мастерские фруктовых консервов и соления рыбы. В 1871 г. является закон касательно морской торговли, приписывающий служащим торгового совета записывать водоизмещение каждого судна, выходящего из порта; затем есть еще другой закон о мануфактурах и мастерских, создающий новые ограничения, есть закон о разносной торговле, налагающий наказания за разносную торговлю без разрешения и ограничивающий район, в области которого разрешение действительно; есть еще новые меры касательно обязательной прививки оспы. Среди законов 1872 г. назовем тот, который запрещает брать на воспитание более одного грудного младенца, за исключением домов, записанных властями, определяющими число детей, которое дозволяется принимать. Назовем еще закон о винных лавках, запрещающий продавать спиртные напитки лицам моложе 16-летнего возраста, и другой закон о морской торговле, устанавливающий ежегодную ревизию пассажирских пароходов. Затем в 1873 г. был издан закон о пользовании детским трудом в земледелии; по этому закону фермеру запрещалось употреблять для работы ребенка, не имеющего свидетельства об окончании элементарной школы; издан был также закон о морской торговле, требующий, чтобы каждое судно имело шкалу, обозначающую вымещаемое количество воды и дающую торговому совету право назначать число лодок и спасательных средств, которые ему следует брать с собой.

Посмотрим теперь либеральные законы, изданные при нынешнем правительстве. В 1880 г. издан был закон, запрещающий давать матросам жалованье вперед на известных условиях; другой закон предписывал известные меры для перевозки хлебных грузов; третий дозволял принуждать посылать детей в школу. В 1881 г. является запрещение продавать в воскресенье стакан пива в Уэльсе. В 1882 г. торговому совету предоставлено право давать разрешения на производство электричества и его распространение; муниципалитетам разрешено было взимать налог за электрическое освещение; разрешены были новые приборы для облегчения устройства бань и прачечных; местные власти получили разрешение издавать добавочные законы о труде лиц, нанятых для сбора плодов и овощей. Между законами 1883 г., принадлежащими к этой категории, следует назвать закон об удешевленных поездах, которыми, отнимая у населения 400 000 ф. ст. годового дохода (в форме упразднения налога на путешественников) или же за счет владельцев железнодорожных линий, дается возможность рабочим передвигаться более дешевым образом, так как торговый совет имеет право через посредство железнодорожных комиссаров устраивать для рабочих довольно частые поезда с достаточно удобными вагонами. С другой стороны, существует также закон, запрещающий, под страхом пени в десять фунтов стерлингов, расплачиваться с рабочими в кабаках; существует новый закон о фабриках и мастерских, предписывающий надзор за фабриками белил (чтобы следить за тем, имеются ли в них респираторы, бани, прохладительные кислые напитки и т. д.) и за булочными, регулирующий число рабочих часов в тех и других и заключающий в себе подробные правила относительно некоторых построек, за исправным содержанием которых должны смотреть инспекторы.

Но идея наша будет не вполне ясна, если мы будем рассматривать только те принудительные законы, которые были изданы за последние годы. Мы должны также рассматривать и те, которых требуют и которые грозят быть гораздо более радикальными и стеснительными. Один из якобы наиболее либеральных министров объявил недавно, что проекты последнего правительства для улучшения жилищ рабочих недостаточно энергичны, и утверждал, что следует произвести давление на владельцев маленьких домов, земельных участков и на плательщиков податей. Другой министр, обращаясь к своим избирателям, с презрением говорит об усилиях филантропических обществ и религиозных корпораций помочь бедным и добавляет, что «весь народ этой страны должен бы считать такое дело своим собственным», иначе сказать, он требует какой-нибудь грандиозной меры со стороны правительства. С другой стороны, один радикальный член парламента стремится, с каждым годом увеличивающимися шансами успеха, к тому, чтобы принудить население к умеренности, давая местному большинству право ограничивать свободу обмена некоторых товаров. Регулирование часов труда для некоторых классов, распространяясь мало-помалу благодаря постепенному расширению законов о мануфактурах, по всей вероятности распространится со временем еще более, и уже поднят вопрос о мере, подчиняющей всех служащих в магазинах таким же правилам. Все чаще и чаще раздаются требования о бесплатном обучении для всех, и на школьную плату начинают смотреть как на несправедливость; государство должно нести этот расход. Кроме того, многие предлагают, чтобы правительство, рассматриваемое как в высшей степени компетентный судья в деле воспитания бедных, предписывало хорошие методы воспитания и для средних классов, чтобы оно налагало на детей последних свою государственную печать, прекрасное качество которой кажется защитникам такой идеи столь же неоспоримым, каким она казалась китайцам, когда они установили свой метод воспитания. С некоторых пор стали энергично требовать «фондов для взысканий». Каждый год правительство с этой целью выдает 4000 ф. ст., которые распределяет по своему усмотрению Королевское Общество. При этом за отсутствием протестов против давления со стороны заинтересованных лиц, пользующихся поддержкой тех, кто от них зависит, названное общество мало-помалу может установить оплачиваемый «священнический сан науки», которого давно уже требовал сэр Давид Брюстер. Предлагают снова, представляя на то основательные доводы, организовать систему обязательного страхования, по которой люди были бы обязаны с юности делать сбережения на то время, когда они не в состоянии будут работать.

Исчисление всех принудительных мер, которые рано или поздно могут быть применены, еще не окончено. Мы упомянули лишь вскользь об увеличении общих и местных налогов. Частью для того, чтобы оплачивать расходы, налагаемые выполнением этих все более и более умножающихся принудительных мер, из которых каждая требует целого штата служащих, частью для покрытия расходов, вызываемых новыми общественными учреждениями, как, например, школы с пансионом, публичные библиотеки, музеи, бани и прачечные, места для отдыха и т. д., местные поборы увеличиваются с каждым годом, а общие налоги возрастают благодаря субсидиям на воспитание, на ведомство наук и искусств и т. д. Каждый из этих налогов представляет собой новое стеснение и все более ограничивает свободу гражданина. Каждое новое требование заключает в себе следующие, обращенные к плательщикам слова: «До сих пор вы могли тратить эту часть своего заработка по своему усмотрению; теперь же вы не будете иметь возможности делать этого, но мы будем тратить ее для общего благополучия». Таким образом, прямо или косвенно, а в большинстве случаев прямо и косвенно, гражданин на каждом шагу развития этого принудительного законодательства лишается какой-либо из свобод, которыми он пользовался прежде.

Таковы плоды деятельности той партии, которая именует себя либеральной на том основании, что считает себя защитницей все более расширяющейся свободы. Я убежден, что многие члены этой партии прочитали предыдущие страницы с некоторым раздражением: они, конечно, хотели поставить мне на вид большое упущение, которое, по их мнению, разрушает значение моей аргументации. «Вы забываете, – скажут они мне, – основную разницу между властью, которая в былые времена установила ограничения, отмененные либерализмом, и властью, в настоящее время устанавливающей ограничения, которые вы называете антилиберальными. Вы забываете, что первая была власть неответственная, тогда как вторая есть власть ответственная. Вы забываете, что, если новое законодательство ввело различные правила, институт, создавший их, учрежден самим народом и от него получил полномочие делать то, что он делает». На такое возражение отвечу, что не забыл этой разницы, но готов доказать, что она имеет весьма мало значения в данном вопросе.

Прежде всего главный вопрос состоит в следующем: происходит ли большее вмешательство в жизнь граждан, чем прежде, а не в том, к какой категории принадлежит тот агент, который производит это вмешательство. Возьмем более простой случай: член рабочей ассоциации присоединился к другим лицам, чтобы учредить организацию чисто представительного характера. Согласно уставу этой организации, он обязан участвовать в забастовке, если того требует большинство; ему запрещается принимать работу под иными условиями, чем те, которые признаются этим большинством; ему мешают извлекать из своего уменья и из своей более высокой энергии все выгоды, которые он мог бы извлечь из них, если бы был совершенно свободен. Он не может ослушаться, не утрачивая тех материальных выгод, которые заставили его вступить в ассоциацию, и не навлекая на себя преследование и, может быть, насилие своих товарищей. Разве же он менее чувствует стеснение, потому что его голос, вместе с другими голосами способствовал учреждению стесняющего его общества?

Затем, если мне возразят, что аналогия не верна, потому что институт, управляющий нацией, защищающей жизнь и интересы нации, институт, которому все должны подчиняться под страхом общественной дезорганизации, имеет гораздо более распространенную на граждан власть, нежели управление частной организации может иметь на своих членов, я отвечу, что и допуская разницу, данный мною ответ имеет не меньшее значение. Если люди пользуются своей свободой таким образом, что отказываются от свободы, то разве это им помешает сделаться рабами впоследствии? Если народ путем плебисцита выбирает человека, чтобы он царствовал неограниченно, то разве он останется свободным, потому что сам создал этот деспотизм? Разве принудительные указы, изданные этим деспотом, должны считаться законными, потому что они представляют собой продукт народного голосования? Если бы это было так, то можно было бы утверждать, что африканский житель, который ломает свое копье в присутствии другого и тем становится его рабом, все-таки сохраняет свою независимость, потому что свободно выбрал своего господина.

Наконец, если некоторые либералы не без раздражения, пожалуй, отвергнут это рассуждение и скажут, что не может быть полной аналогии между отношениями народа к правительству там, где избран был единый неответственный властитель, чтобы царствовать навсегда, и теми же отношениями там, где существует ответственный институт, подчиненный время от времени переизбранию, – тогда я дам на это мой последний ответ, который удивит многих. Я скажу, что многочисленные ограничительные акты не могут быть оправданы тем, что они исходят от избранного народом института, так как власть подобного института, так же как и власть монарха, не может считаться неограниченной. Как истинный либерализм в былые времена боролся против монарха, который хотел пользоваться неограниченной властью, точно так же и в наше время истинный либерализм будет бороться против парламента, который захочет захватить в свои руки подобную же власть.

Во всяком случае, как в последнее время, так и раньше, истинный либерализм всегда выражал в своих действиях стремление к теории ограниченной парламентской власти. Все эти отмены ограничений, относящихся к верованиям и религиозным обрядам, к обменам и передвижениям, к рабочим ассоциациям и к свободе передвижения рабочих, были молчаливыми выражениями желания ограничения. Точно так же забвение, которому преданы были древние законы против роскоши, законы, запрещавшие те или другие увеселения, законы, предписывавшие этот или иной способ культуры, и другие законы того же рода показывают, что государство не должно было вмешиваться в эти вопросы. Точно так же и меры, принятые либеральной партией последнего поколения для устранения препятствий, встречаемых личной деятельностью в различных ее проявлениях, были выражением той идеи, что в этом направлении и сфера правительственной деятельности должна быть уменьшена. Признавая попытку ограничения правительственной деятельности, приготовлялись ограничить ее в теории. Одна из самых ходячих политических истин есть та, что в ходе социальной эволюции обычай предшествует закону и что раз обычай утвердился, он становится законом, получая официальную санкцию и определенную форму. Итак, очевидно, что либерализм, устанавливая ограничение в прошедшие времена, подготавливал путь к принципу ограничения.

Если от этих общих рассуждений я обращусь к специально занимающему нас вопросу, то я снова повторю мой ответ, а именно: что свобода, которой пользуется гражданин, должна измеряться не сущностью правительственного механизма, при котором он живет – будет ли это правительство представительным или нет, но меньшим сравнительно числом наложенных на него ограничений, и что действия этого механизма, созданного при участии или без участия граждан, не имеют либерального характера, если увеличивают стеснения за пределы необходимого числа, чтобы препятствовать всякому прямому или косвенному нанесению вреда, то есть необходимого числа для защиты свободы всякого против посягательства других: эти стеснения можно следовательно назвать отрицательно принудительными, а не положительно принудительными.

По всей вероятности либерал, а еще более его разновидность – радикал, который более чем кто-либо другой в последнее время воображает, по-видимому, что если цель, к которой он стремится, хороша, то он имеет право проявлять над людьми все насилие, на какое он способен, будут протестовать. Зная, что цель его есть общественное благо, которое должно быть достигнуто тем или другим путем, и думая, что торием, напротив, руководит интерес касты и желание сохранить власть касты, радикал будет утверждать, что в высшей степени нелепо помещать его в одну и ту же категорию, и отвергнет аргументацию, доказывающую, что он действительно принадлежит к ней.

Может быть, при помощи аналогии он лучше поймет ее справедливость. Если бы где-нибудь на Востоке, где личное правительство есть единственная форма управления, он услышал из уст одного из жителей рассказ о борьбе, благодаря которой они низложили порочного жестокого деспота и поставили на его место другого, деяния которого выказывают его заботу об их благосостоянии, и если бы после того, как они выразили бы радость по поводу этой перемены, он сказал бы им, что они не изменили сущности своего правительства, он весьма удивил бы их этим, и, вероятно, ему трудно было бы объяснить им, что замена злого деспота добрым не мешает их правительству быть деспотическим. Точно то же можно сказать и о правильно понятом торизме. Когда торизм есть синоним принуждения со стороны государства по отношению к свободе личности, торизм остается торизмом, независимо от того, распространяет ли он это стеснение из корыстных или из бескорыстных мотивов. Как несомненно то, что деспот остается деспотом независимо от того, будут ли мотивы проявления его произвола хороши или дурны, точно так же несомненно и то, что торий остается торием, преследует ли он корыстные или бескорыстные цели, заставляя правительство ограничивать свободу гражданина сверх степени, необходимой для охранения свободы других граждан. Корыстный торий так же, как и бескорыстный, принадлежит к виду ториев, хотя и представляет собой новую разновидность этого рода. И оба они представляют собой резкий контраст либералу, каким он был в те времена, когда либералы действительно заслуживали этого названия. Определение либерала было таково: «Человек, требующий наибольшей отмены стеснительных мер, в особенности в политических учреждениях».