Портрет обнаженной

скачать книгу бесплатно

– Свинью им заколоть можно?

– Вряд ли. Длина клинка – тринадцать сантиметров. Если свинья откормленная, с хорошей жировой прослойкой, то клинок ей до сердца не достанет. Во всяком случае, я бы не рекомендовал этим предметом свинью колоть.

– Может, – предположил Айдар, – этот кортик кто-то просто так, на память о войне, оставил, без всякой цели.

– Странный предмет, – повертев орудие убийства в руках, сказал я. – Кто-то не поленился заново наточить поломанное лезвие и придать ему первоначальную форму. Подождем, что наши эксперты скажут.

Я вернулся к кушетке, встал на колено, замахнулся кортиком, прикинул, как он должен был войти в тело Каретиной.

– Женщина могла бы нанести им удар такой силы, чтобы лезвие вошло по самую рукоятку?

– Смотря какая женщина, – ответил эксперт. – Моя бы дочь не смогла, силы бы не хватило. А вот Елена Николаевна, которая у нас полы моет, девчонку бы запросто проткнула. В ней, в Елене, килограмм сто живого веса, она полные ведра с водой играючи носит.

– Понятно, – призадумался я.

В морге я расстался с Айдаром, вернулся в городское УВД, зашел в экспертно-криминалистический отдел, поинтересовался результатом исследования отпечатков пальцев, изъятых в комнате Луизы.

– На тумбочке, кроме следов потерпевшей, есть еще отпечатки пальцев, – сказал мне эксперт. – Их оставила некая Лапшина Татьяна. Ее же палец есть на коробке из-под чая. Поверх ее отпечатков пальцев на тумбочке есть смазанный след.

– После Татьяны кто-то еще открывал тумбочку? – спросил я.

– Андрей, не будем гадать на кофейной гуще! Есть две группы следов. Первые – четкие, поддающиеся идентификации. Второй след – поверхностный, смазанный. Человек, который оставил его, спешил. Больше я тебе ничего сказать не могу.

– Как со следами в квартире?

– Их оставили или потерпевшая, или ее мать, или гости. Неопознанных следов пальцев рук нет.

Часов около четырех с похорон вернулся продрогший Айдар.

– Ничего интересного, – сообщил он. – Слезы, рыдания, бабушка Луизы чуть в обморок не упала, пришлось нашатырем в чувства приводить.

– Мать на похоронах была одна или с мужчиной?

– Стоял рядом с ней какой-то молодой человек, но она больше с мужем общалась, с ним и уехала. Муж, кстати, с этим парнем за руку поздоровался.

– Муж с женщиной был или один?

– Он, как приехал с матерью Луизы, так и уехал с ней.

Вечером на подведение итогов нас собрал Мельниченко.

– Записывайте или запоминайте, – сказал он, сверяясь со схемой, составленной Садыковым. – Расстановка гостей за столом в квартире Каретиных. Слева, во главе стола, сидела Шершнева Валентина, восемнадцать лет, лучшая подруга потерпевшей, бывшая ее одноклассница, одно время занималась в творческой студии «Возрождение». В списке участников застолья она будет под номером один. Далее, на диване, номер два – сама потерпевшая. Рядом с ней номер три – Кутикова Светлана, восемнадцать лет. Коллеги, я больше про возраст говорить не буду, так как все они, кроме одного парня, ровесники. Нет, еще одна девушка моложе остальных. Я о ней скажу отдельно. Итак, номер три – Кутикова Светлана, внешне похожая на мальчика, когда-то занималась в студии «Возрождение», покинула ее по собственному желанию. В настоящее время студентка спортивного факультета пединститута. Номер четыре – Чистякова Елена, ей семнадцать лет, она одногруппница Каретиной. На диване все. Напротив Шершневой, с другой стороны стола, номер пять – Чистяков Андрей, брат Чистяковой Елены. Ему двадцать два года, учится в мединституте. Номер шесть – Долженко Андрей, сидит на табурете слева от Чистякова, напротив его сестры. Учится в техникуме на механика, когда-то посещал студию «Возрождение». Рядом с ним номер семь – Веселов Сергей, одногруппник Каретиной. Последний участник застолья с этой стороны стола – Лапшина Татьяна, одногруппница Каретиной. Ей присвоен номер восемь. Все записали?

Мельниченко передал схему Садыкова мне. На ее обороте Федор сделал отметку: «4–6, 7–8, 3–5».

«Это пары, которые уединялись в комнате Луизы, – догадался я. – Лапшина Татьяна, проверившая содержимое тумбочки потерпевшей, была с Веселовым, когда-то поведавшим Волкову о распутстве Каретиной. Начало интересное, будет над чем поработать».

Во время совещания в кабинет Мельниченко позвонил Ласковый и пригласил меня к телефону.

– Андрей, – сказал он, – мы получили предварительные результаты биохимического исследования образцов, изъятых из трупа Каретиной. Экспертиза будет готова позже… Андрей, ты сидишь или стоишь? Если стоишь, то сядь. Новости у меня сногсшибательные. Ты приготовился? Слушай: в крови, моче и содержимом желудка Каретиной обнаружен морфий в высокой концентрации.

– Я от слова «морфий» должен в осадок выпасть? – удивился я.

– Можно подумать, что ты наркоманов-морфинистов каждый день встречаешь, – по голосу Ласкового я понял, что он употребил мензурку спирта после окончания рабочего дня и сейчас готов обидеться на любую мелочь.

– Модест Сергеевич, у меня к вечеру чувство юмора тупеет, так что не обращайте внимания, – примирительно сказал я.

– Ладно, проехали! – засмеялся в трубку эксперт. – Незадолго до смерти Каретина перорально, с пищей или с напитками, приняла большую дозу морфия заводского изготовления. Не отвара опийного мака, а чистого морфина. Доза была рассчитана настолько точно, что Каретина не вырубилась за столом и не умерла от передозировки, а впала в сонное состояние и уснула на кровати. Как тебе такой поворот событий?

– Где можно достать чистый морфий? – не задумываясь, спросил я.

– На химфармзаводе, в больнице, на медицинском складе войск гражданской обороны. Морфий можно много где поискать, но одно я тебе скажу точно: в аптеки он не поступает.

Я задал Ласковому еще пару вопросов и положил трубку.

– Коллеги, – обратился я к участникам совещания, – у нас новость: перед тем, как потерпевшая была убита, ее привели в бессознательное состояние с помощью морфия заводского изготовления.

– Какой у нас, однако, изощренный убийца, – сказал один из оперов.

– Или два убийцы, – предположил я. – Один хотел отравить Каретину, но не рассчитал дозу, и она осталась живой, а второй ее зарезал.

– В любом случае это кто-то из гостей, – высказался Бойко. – У ее матери алиби на этот вечер, у отца – тоже. Волкова ты сам исключил из числа подозреваемых. Случайный человек в квартире Каретиных отпадает.

– Не будем спешить! – подвел итог Мельниченко. – Для начала опросим всех участников застолья, а уж потом начнем делать выводы.

7

Допрос свидетелей я решил начать с Чистякова Андрея.

«Если он действительно случайный человек в компании Луизы, то ему незачем было убивать хозяйку, – размышлял я. – Разгорячившись после коньяка, он мог бы повздорить с Каретиной. Мог наброситься на нее с кулаками, мог и за нож схватиться, но выглядело бы это как обычная бытовуха: вскочил со стула, схватил первый попавшийся в руки нож – бац в бочину – и весь разговор. У нас же продуманное изощренное убийство, а не застольная склока».

Чистякова я вызвал не в городское управление, а к себе в отдел. В городском УВД для меня с Айдаром отдельного помещения не нашлось, а квартировать у кого-то на положении бедных родственников мне не хотелось.

Свидетель оказался высоким парнем, худощавым, узкоплечим, с длинными руками. У него были карие, слегка навыкате, глаза и тонкие губы. Во время разговора Чистяков периодически досадливо кривился, как прораб, обнаруживший неровную кирпичную кладку на стройке. Вел себя Андрей Чистяков раскованно, временами бравируя своими откровениями.

«Это не он, – с первой минуты допроса решил я. – Этот парень держится так уверенно потому, что у него есть неопровержимое алиби. Ну что же, посмотрим, на чем основана его уверенность».

– Короче, все началось с того, что я поссорился со своей чувихой, – начал он. – Мы встречались полгода. Она временами пробрасывала тему: «Не пора ли нам узаконить отношения?» Я, как мог, отшучивался, и она решила переменить тактику. Накануне демонстрации она говорит: «У меня задержка». Короче, она старше меня на год, учится в том же институте, что и я, живет в общаге. Я ее как будущую жену никогда не рассматривал. Спрашивается, на фиг мне такая супруга, у которой ни кола ни двора, ни распределения в областном центре? Куда я ее после ЗАГСа поведу? В квартиру к родителям? Я как услышал про «задержку», все сразу же понял и говорю: «Любимая, я с первого класса знаю, что детей не аисты приносят. Если у тебя «задержка», обратись к ее автору, я тут не при делах». Она психанула, обозвала меня «подонком» и ушла зализывать раны. Дело к празднику, а мне податься некуда. У мединститута три общаги. Есть где оттянуться, но ни в одну не пойдешь. В первой бывшая любимая встретит, во второй я вахтершу «старой сукой» обозвал, и она во всеуслышание заявила, что я попаду в общежитие только через ее труп. Третье общежитие на другом берегу, туда ехать – себе дороже будет. Оставалось два варианта: пойти к приятелю на квартиру, посидеть в чисто мужской компании, или остаться дома с родителями. У приятеля все посиделки сводятся к тупой пьянке. С родичами сидеть скучно. Они, как подопьют, начинают о политике рассуждать или стонут, как раньше все было хорошо, а стало все плохо: в магазинах полки пустые, за бутылкой водки надо два часа в очереди стоять. Словом, до вечера 6 ноября я не знал, где буду праздник встречать. Тут сеструха говорит: «Пошли со мной, развеешься, на моих подруг посмотришь». Я обрадовался такой перемене, отдал ей десятку и после демонстрации пошел к Каретиной.

– Тезка, – сказал я свидетелю, – так вы скидывались на застолье?

– По чирику с носа. Если все поровну сдали, то получится восемьдесят рублей. На выпивку и закуску хватит, если продукты в магазине покупать, а не на рынке. У Луизы, как я понимаю, с этим делом был полный порядок – для ее мамаши любой магазин с «черного» хода открыт. Мой батя перед праздником купил кусок свинины по три пятьдесят кило и похвалялся целый день, что дешево достал, а Луиза так, вскользь, обмолвилась, что ее мать не смогла сервелат купить. Говорит: «Мама поздно в магазин пришла, блатные уже все расхватали». Вы представляете, о чем речь? Сервелат! В магазине! Если бы мой батяня, выпив пол-литра, такие речи услышал, он бы народ на баррикады призвал, новую революцию против буржуев делать.

– Оставим политику в стороне, – велел я. – Перейдем к застолью.

– Короче, мы встретились с сеструхой и ее парнем около рынка, к Каретиной пришли все вместе. Я как вошел, сразу понял, что родители Луизы деньги до получки не занимают. У нее в прихожей стены финскими обоями оклеены. Шик, блеск, красота! У меня дома стены побелены, а у нее в коридоре – обои! Дальше – больше. В стенке в зале стоял японский телевизор. Не верите? Я сам его видел! Настоящий японский телик. «Сони». Я всю гулянку на него косился, прикидывал, сколько такое чудо техники должно в комиссионке стоить. А магнитофон! Двухкассетный «Филипс»! Захочешь у приятеля кассету переписать, не надо бегать, второй магнитофон искать.

Чистяков посмотрел на меня и, поняв, что увлекся описанием квартиры Каретиных, перешел к размещению гостей за столом. По ходу его рассказа я сверялся со схемой Садыкова, делал пометки о перемещениях молодежи в квартире.

– Короче, все собрались на кухне, покурили, и Валя позвала нас за стол. Меня посадили во главе стола, спиной к окну. Я сам это место не выбирал, я бы где-нибудь в уголке примостился, но друзья-подруги Каретиной быстренько расселись за столом, и мне ничего больше не оставалось, как занять свободное место. Сейчас, задним умом, я благодарю бога, что сидел у всех на виду и на меня даже тени подозрения не может упасть.

– Почему ты так решил?

– После того, как Валя с лошадиным лицом увела Луизу в спальню полежать, я из зала в коридор не выходил. Все выходили, а я на месте сидел, к свободным девушкам присматривался. Выпивал, закусывал, кассеты на магнитофоне переставлял, но мимо спальни не проходил.

– Пройдемся по гостям. Кто где сидел?

– Напротив меня – Валя. Это место, по идее, должна была занять хозяйка квартиры, а села ее подружка. Я вначале подумал: «Что за ерунда, что за скромность?» А потом присмотрелся и понял, что они специально так сели. Валя эта какая-то простоватая, как будто из деревни приехала. Но это все так, для виду. Ей, наверное, неудобно было при посторонних в роли служанки выступать, вот она простушкой и прикинулась. Но в то же время Валя все время подчеркивала, что она лучшая подруга хозяйки и должна ей помогать во всем. Она, единственная из всех гостей, называла Луизу не по имени, а «Лу». Короче, Валя эта все застолье бегала на кухню. Посидит немного, Луиза ей вполголоса указание даст, и она стартует то за закуской, то вилку заменить. Если бы она на диване села, то ей пришлось бы каждый раз человека во главе стола тревожить, а так она выходила и приходила, не причиняя никому неудобств.

– С Валей – Шершневой Валентиной – все понятно, давай дальше.

– На диване сели: сестра около меня, рядом с Валей хозяйка, посередине Кутикова Света, будь она неладна! Вы в курсе, что потом было?

Я на всякий случай кивнул головой, хотя не понял, о каких событиях идет речь: то ли о его уединении с Кутиковой в комнате Луизы, то ли еще о чем, чего я пока не знал.

– Леха, парень моей сестры, сел слева от меня, потом еще один парень, я не запомнил, как его зовут, потом Татьяна, девушка красивая и приятная. У нее не такая броская внешность, как у Луизы, зато она – настоящая. Я непонятно объясняю? Каретина – красавица, слов нет, но она вся манерная, с ней разговаривать неинтересно, да и не о чем, а Татьяна – девочка что надо. Если бы мне довелось кого-то из девушек выбирать, то я бы, не раздумывая, остановился на ней. Короче, о чем я говорю: между двумя красотками напротив меня сидела чувиха с лошадиным лицом, с косой, как у отличницы. Волосы назад зачесаны, лоб в прыщах, не накрашенная, одета так себе. Представили картину? Две красавицы, лошадь, и я напротив сижу, глаз положить не на кого. Я прикинул расстановку сил и заскучал, потом думаю: «Всяко бывает! Может, хозяйка напьется и на меня внимание обратит, а может, Татьяна со своим парнем поссорится, и ее некому будет утешить, а тут – я!» Короче, сели за стол, первый тост толкнула Валентина.

Горбунов, не проронивший во время допроса ни слова, не выдержал и спросил:

– Вы за годовщину Октябрьской революции пили?

– Даже мои родители за революцию не пьют, – удивился Чистяков. – Обычно первая рюмка за то, что все собрались за одним столом. Потом пьют просто так, со словами «Ну, поехали», или пьют за здоровье. Когда кровь после пары рюмок разойдется, могут за женщин тост поднять, но это редко. А за революцию какой дурак будет тост поднимать? Тем более в молодежной компании. Первый тост мы выпили за знакомство. Они между собой все знакомы были, так что получилось так, что первый тост за меня был. И вообще это был не тост, а приглашение выпить. Потом начала говорить Луиза, и все, как по команде, стихли, даже жевать перестали. Она говорила о студии «Возрождение», что эта студия вместо творческого подъема стала погружаться в трясину застоя. Луиза так и сказала «застой», чтобы все поняли, что там больше ловить нечего. Короче, суть ее рассказа свелась к тому, что надо отделяться от «Возрождения» и организовывать свою студию. Я смотрю: у гостей это предложение энтузиазма не вызвало. Светлане Кутиковой, по-моему, вообще до фонаря все искусство было, она о чем-то своем думала. А остальные стали поддакивать, типа «да, надо отделяться», но не решительно так соглашались, а для виду, чтобы Луизу не обидеть. Потом была обычная пьянка: включили магнитофон, стали об искусстве говорить, о студии «Возрождение». Кто-то предложил потанцевать, но на улице было еще светло, и стол мешал, так что до танцев дело не дошло. Короче, как всегда на гулянке, гости разбились на мелкие группы. Татьяна, Луиза и Валя стали обсуждать, как им организовать новую студию. Парень Татьяны заговорил с Кутиковой о спорте, а мы, то есть я, сестра и ее парень, – о музыке. У Луизы фонотека – закачаешься! «Модерн токин», «Лэйд бэк», «Джой» – все последние диски на кассетах были. Тут я смотрю: Леха стал пьяненьким прикидываться. Сестра пошла на кухню, по пути Валю с собой позвала. За ними Луиза. Там они все перетерли, очередность установили. Сеструха вернулась, глянула на своего парня и говорит: «Что-то ты опьянел. Пойдем я тебя в комнату отведу. Отлежишься немножко и за стол вернемся».

– Твоя сестра давно с Долженко Алексеем знакома? – уточнил я.

– Вы про «это», что ли? Они давно дружат – месяца три, наверное. Там, на гулянке, собрались все свои и на уединение парочек внимания никто не обращал. Все же понимали, что Леха не напился, а это условность такая: он пьяный, она его полежать ведет. Там даже одеты были все соответствующе.

– Это как? – спросили мы с Горбуновым хором.

– Луиза была в платье, то есть она неприкосновенна. В платье же она не будет на кровати валяться, а времени раздеваться-одеваться нет. Мамаша Луизы не сказала, во сколько точно приедет, вот гости и не стали откладывать хорошее дело в долгий ящик. Короче, хозяйка уединяться в начале застолья не планировала. Из остальных девушек в джинсах была только Света. С джинсами, сами понимаете, сколько возни будет, а с юбкой проще – если материал не мнется, то и снимать не надо. Даже Валя была в юбке, видать, что-то выгадать хотела, но не получилось: Света опередила. Я до последнего момента…

– Подожди, Андрей, – перебил я свидетеля. – Давай вернемся к уединению первой парочки. Твоя сестра и Долженко ушли. Что остальные делали?

– Я пошел в туалет. Это был единственный раз, когда я вышел из зала в сторону кухни и спальни, где потом обнаружили Луизу. В туалете я услышал шум в коридоре. Стою и думаю: «Если это мамаша вернулась, то надо любым путем задержать ее, дать сестре возможность привести себя в божеский вид». Я вышел, а у входной двери стоит не мамаша, а Луиза. Она посмотрела на меня и говорит: «Дурак». И тут же ушла на кухню. «Дурак» – это не я, а тот, кто остался за дверью, к кому она выходила на лестничную клетку. Потом, после первого допроса, я вспомнил этот момент и пришел к выводу, что это из-за меня Луиза входную дверь не закрыла. Это я своим внезапным появлением сбил ее с толку.

– У тебя есть какие-нибудь предположения, кто был за дверью?

– Однозначно мужчина. Больше ничего не могу сказать. В туалете я пробыл минуты три. За это время Луиза успела выйти на лестничную клетку, переговорить с мужчиной и вернуться. Дальше рассказывать? Я пошел в ванную, а там, бог ты мой, все сверкает, как в операционном отделении. Кафельная плитка до потолка, краны никелированные, полотенца махровые. Я сполоснул руки, стою, на полотенца смотрю и не знаю, каким можно воспользоваться. У нас дома какое полотенце под руку попалось, такое и бери, а тут, черт его знает, какие в этом доме порядки. Пока я думал, Луиза позвала на кухню Валю. Та спрашивает: «Кто это был?» Каретина отвечает: «Да так, ерунда». И дальше – шу-шу-шу, они на шепот перешли. Я вытер руки о штаны, пошел в зал, сел возле стенки, стал кассеты перебирать. Почти все они были со штампом звукозаписи, то есть Луиза предпочитала в киоске звукозаписи кассеты покупать, а не самой записывать. Чудно, правда? У нее японский двухкассетник есть, а она деньги на покупные кассеты тратит. Потом я заскучал, сел за стол и, пока все отвлеклись, налил себе полную рюмку коньяка и выпил. Вернулись сестра с парнем, все сели за стол. Опять начался разговор о новом творческом объединении, об уходе от старого наставника. Все выпили, и тут Луизе стало нехорошо. Она как-то обмякла, прямо на глазах поплыла. Я еще подумал: «Как ей, однако, шампанское в голову ударило!» Валя заметила, что с хозяйкой плохо, спрашивает: «Лу, ты как, нормально?» Каретина отвечает: «Пойду минутку полежу, а то что-то голова кружится». Валя увела Луизу в спальню, и за столом стало веселее. Без хозяйки гости расслабились: я с Лехой коньячка накатил, Татьяна со своим парнем уединились, остальные девушки расселись с другой стороны стола и что-то стали обсуждать, но не новую студию. После ухода Каретиной о новой студии никто не вспоминал. Потом мы еще выпили, и Леха позвал меня в кабинет посмотреть на портрет полуобнаженной Луизы. На самом деле он захотел приколоться, послушать, что там, в комнате Луизы, происходит. Леха даже ухом прильнул к двери, засмеялся и показал мне большой палец: «Класс! Сам послушай!» Мне эти охи-вздохи даром были не нужны, и я вернулся за стол. Выпил и чувствую, что мне похорошело: Валя уже не такая страшная стала, и Света вроде бы ничего, если присмотреться. В отсутствие хозяйки гости расслабились, стали бродить по квартире, на кухню покурить раз за разом бегали. В какой-то момент смотрю, Валя налила себе коньячка, выпила и стала мне глазки строить. Я догадался, на что она намекает, хотел к ней подсесть, но тут Татьяна вернулась и заняла место рядом с Валей. Чувствую: облом! Последний шанс из рук уплывает, и в этот самый момент Света говорит: «Пойдем, я тебе кое-что покажу». Мы вошли в кабинет, она стала про фламинго на портрете с Луизой рассказывать, про тени какие-то, но я-то чувствую, что не в птицах дело. Я говорю: «В той комнате ничего интересного нет?» Она улыбнулась и отвечает: «Пошли посмотрим». Как только мы вошли и закрыли за собой дверь, я стал целовать Свету, усадил ее на кровать, пуговички на батнике расстегнул. Замечу, не зря столько анекдотов придумано про водку и некрасивых женщин! Когда я трезвый на Свету смотрел, она мне показалась самой невзрачной из девушек: грудь плоская, стрижка под мальчика. А как коньячка выпил, так у Светы округлости появились и сама она похорошела. Словом, если бы не коньяк, я бы с ней уединяться не стал.

– Не отвлекайся! – велел я.

– В самый разгар прелюдии Света дернулась и говорит: «Надо посмотреть!» Открыла ящик в прикроватной тумбочке, какую-то коробку достала, ничего в ней не нашла и как-то поскучнела. Я еще подумал: «Что можно искать в такой момент? Презервативы?» После картины с обнаженной Луизой я бы не удивился, что у Каретиной в прикроватной тумбочке на всякий случай резинки лежат. Короче, пока я возился с застежкой лифчика, пока уломал Свету батник снять, в другой комнате Луизу обнаружили. Нашла ее моя сестра. Она как увидела кровь, так и завопила! Клянусь, я даже не представлял, что она способна так визжать – прямо кровь в жилах стынет! Вы фильм «Зловещие зомби» видели? Там женщина визжит, когда к ней живой мертвец приближается. Визжит она пару секунд, а моя сестра вопила, пока ей Леха рот ладонью не закрыл. Я, как услышал вопли, выбежал в прихожую, заглянул в спальню, а там – Луиза на кровати лежит с ножом в сердце. Мне кто-то говорит: «Андрей, ты же врач, помоги Луизе!» А чего там помогать? У нее в груди нож воткнут по самую рукоятку. Я потрогал ее – мертвая. Говорю: «Вызывайте милицию, “Скорая” ей уже не поможет».

– Вернемся за стол. Ты уверен, что Валя решила остаток вечера провести с тобой?

– Сто процентов! Я же не в первый раз в молодежной компании отдыхаю. Еще немного, и я снял бы Валю, да Света решила ей рога наставить и меня перехватить. Была бы Валя поинициативнее, я бы с ней ушел, а так меня Света увела.

– Еще вопрос, личного плана. Твоя сестра с парнем…

Я замолчал на полуслове, подбирая подходящее выражение, но Чистяков догадался, о чем я хочу спросить.

– А, вы об «этом», – засмеялся он. – Наша Лена рано повзрослела. В школу пошла с шести лет, в училище поступила на год раньше сверстников. Во сколько лет она «любовь» познала, я сказать не могу, но когда она училась в девятом классе, я подслушал ее разговор с матерью. Мама говорит: «Принесешь в подоле, я с твоим выродком нянчиться не собираюсь». Это было два года назад, даже больше.

– Тезка, как ты думаешь, кто мог совершить убийство?

– Никто! У Каретиной собрались ее друзья, зачем им надо было убивать хозяйку, да еще так демонстративно? Если по фильмам судить, то убийца всегда нервничает, у него руки дрожат, а тут ничего подобного не было: две парочки только и думали о том, как бы уединиться, а остальным гостям… Мне точно никакого смысла убивать Луизу не было. Я в тот день увидел ее в первый раз в жизни.

– Я переформулирую свой вопрос, – сказал я. – На кого из гостей ты бы подумал, если пришлось бы выбирать только из них?

– Пожалуй, на Свету, – ответил он после долгого раздумья. – Она весь вечер была какая-то зажатая, о чем-то своем думала, а потом меня в комнату Луизы повела. Может, алиби хотела создать?