скачать книгу бесплатно
– Третья штурмовая рота, – сказал Дирк, в свою очередь разглядывая гостя.
– Так это вы!.. Вы должны были прибыть четыре часа назад! Штабные телеграфисты едва не порвали все свои провода, разыскивая вас!
– Не сразу вас нашли, пришлось поплутать по округе… Эти проклятые снаряды изменили местность до того, что все германские карты уже бесполезны.
– Скоро придется менять и учебники географии, – буркнул лейтенант, с отвращением сбрасывая с подошвы жирный ломоть грязи, – раз уж не получилось с учебниками истории…
– Я готов был поклясться, что в трех километрах от вашего полка находится лес, но мы не заметили ничего подобного.
– Леса нет скоро уже как год, – неохотно ответил лейтенант. – Что пушки выкорчевали, что сгорело в феврале восемнадцатого… Однако я не могу понять, что за форма на вас. Вы не из семнадцатого батальона?
– Никак нет, господин лейтенант. 302-й батальон Чумного Легиона, штурмовая рота «Веселые Висельники».
Дирк часто видел, как неожиданно меняется человеческий взгляд. Как секунду назад блестевшие живые глаза, принадлежащие обычному человеку, вдруг мертвеют, покрываются изнутри тончайшей ледяной корочкой. А их хозяин, сохранивший на лице удивленное выражение, падает лицом в землю, и между пальцев у него течет что-то густое и темное.
Что-то подобное произошло и с лейтенантом. Он даже подался назад, словно его тело уловило исходящую от Дирка опасность и отреагировало на нее, в то время как потрясенный мозг еще пытался осмыслить происходящее. Опасность, которая опытным фронтовиком улавливается рефлекторно, сродни свисту снаряда.
На открытом и, в общем-то, приятном лице, украшенном аккуратными усами, промелькнуло выражение отвращения и ужаса. Это Дирку тоже часто приходилось видеть.
– В-вы… смеетесь, что ли? – лейтенант стиснул зубы и перестал казаться молодым и сколько-нибудь вежливым. – Это шутка?
– Едва ли.
– Чумной Легион?
– Только лишь его рота.
– Поверить не могу. Мы запросили подкрепление, чтобы вышвырнуть лягушатников из наших же траншей, и что мы получили? Тухлое мясо?
– Могло быть хуже, – спокойно заметил Дирк. – Вы могли ничего не получить.
Это замечание прошло для лейтенанта незамеченным. Наверно, сейчас у того появилось слишком много собственных мыслей. И редкие из них можно было назвать приятными.
– Я думал, нам пришлют… – он заколебался, – людей. Нормальных солдат, вы понимаете.
– А я со своей стороны рассчитывал, что нас отправят не в осточертевшую Фландрию, а куда-нибудь в более живописные места. Например, на Лазурный Берег. Так что мы оба, полагаю, можем считать себя обманутыми в лучших ожиданиях.
Лейтенант уставился на него с таким выражением, точно шутка показалась ему в высшей степени нелепой и даже сумасшедшей. Наверно, четвертью часа ранее Дирк сам так же смотрел на странного солдата с консервной банкой в руке.
– Так вы… вы оба… О, дьявол.
– Мы оба, – вежливо подтвердил Дирк. – Но не думаю, что это станет проблемой.
– Станет проблемой? Вы смеетесь? Если мы не получим подкрепления, завтра лягушатники нанесут еще один удар, и мы потеряем даже то, что осталось! Проблемой?.. Черт возьми, да! Это наверняка станет проблемой. Наверно, это какая-то ошибка. Нам не нужно тухлое мясо! Убирайтесь в свои гробы и укатывайте.
– Если это ошибка, вы сможете обсудить ее с моим командиром, – сказал Дирк и добавил в свой голос немного холодка. Совсем немного. Того холодка, что лежит на мраморной могильной плите, прикрытой тенью, в жаркий летний день. Но в сочетании с прямым взглядом это произвело должное впечатление, лейтенант сбавил тон. – Думаю, вам удастся разрешить ее к нашему обоюдному удовлетворению.
– Командиром? А вы кто?
– Унтер-офицер Дирк Корф, командир второго взвода «Веселых Висельников».
– Кто вами командует?
– Наш тоттмейстер, хауптман Бергер. Но его еще нет на месте, мы обогнали его на марше. Состояние дорог отвратительное, его «походная кухня»[2 - «Походная кухня» – распространенное среди солдат название немецкого танка A7V.] застряла в перелеске недалеко отсюда. Думаю, он появится здесь через час или два.
– У меня приказ оберста фон Мердера, командующего двести четырнадцатым полком, доставить к нему командира прибывшей роты.
– Увы, не могу вам ничем помочь. Наш единственный люфтмейстер вместе с ним, а обычные линии связи протянуть, как вы понимаете, еще не успели.
– Значит, вы единственный старший чин роты, присутствующий здесь?
– Именно так.
Лейтенант о чем-то задумался, но не очень надолго. К счастью, он относился к тем людям, которые быстро принимают решения. Ценное качество для всякого, оказавшегося в здешних краях.
– Хорошо, тогда со мной пойдете вы.
– Я всего лишь унтер-офицер, вряд ли господин оберст сочтет меня подходящим представителем роты. Кроме того, мое присутствие…
– Следуйте за мной.
– Так точно, господин лейтенант.
Прежде чем уйти, Дирк повернулся к Карлу-Йохану:
– Закончить работу без меня, ефрейтор. Я схожу к хозяевам и выясню, что у них здесь творится. Спрячьте транспорт и подготовьте отдельные стрелковые окопы для взвода. Нечего нам пока соваться в общие траншеи… Ах да, если прибудет мейстер Бергер, попросите лейтенанта Хааса, чтобы сразу связался со мной по своим люфтмейстерским каналам.
– Так точно, господин унтер! Шеффера с собой не возьмете? Я могу крикнуть ему.
– Нет, – быстро сказал Дирк, – обойдусь без денщика. Нечего снаряжать целую делегацию. Выполняйте!
Вместе с лейтенантом они двинулись туда, где Дирк недавно обозревал укрепленный район. Лейтенант шел уверенно, твердо выдерживая направление. Судя по всему, лабиринт из десятков или даже сотен ходов давно был ему знаком не хуже, чем комнаты в родном доме. Значит, не из штабных котов. Дирк отметил, что, несмотря на долгую жизнь под открытым небом, в немилосердной фландрийской грязи, лейтенант выглядел более чем опрятно – чистая выглаженная форма, аккуратно подстриженные усы, выбритый подбородок, даже пикельхельм[3 - Немецкий пехотный шлем старого образца с пикой наверху.] выглядел новеньким и был обтянут чистой тканью без единой прорехи.
Дирк не любил аккуратистов и излишних педантов, но ценил редко встречающуюся у фронтовиков способность оставаться человеком даже в окопах. Если человеку не все равно, как он выглядит даже тогда, когда французские гаубицы ровняют землю с небом, а со всех сторон бьет смертоносный свинцовый шквал, это говорит о немалой выдержке и самообладании. Важные качества для офицера. Дирк надеялся, что у оберста таких людей много. Ради его же пользы.
Странный солдат, гонявший жука в банке, остался на прежнем месте у кострища. Он лежал на спине, подстелив плащ, заложив руки за голову, и внимательно смотрел в небо. Наверно, жук, с которым он развлекался, сбежал или сдох.
– Кстати, кто это? – спросил Дирк, когда они проходили неподалеку.
– А что вам?
– Да странный тип.
– Абель, рядовой. Местный сумасшедший.
– А почему он не в траншеях?
– Потому что, даже если ему оторвет осколком голову, он глупее не станет! – резко ответил лейтенант. – Унтер, вы не слишком много задаете вопросов?
– Извините, господин лейтенант. Больше вопросов не имею.
На самом деле у него было множество вопросов. Какова численность французов на этом участке фронта и из каких они частей? Есть ли танки? Сколько артиллерийских батарей выявлено в непосредственной близости? Ведется ли подземно-минная война? Случаются ли налеты аэропланов? Есть ли схемы минных полей?
Эти вопросы полагается решать основательно, ведь каждый из них – тот кирпич, из которых складывается общая ситуация. Выбей или криво поставь один, и вместо цельного понимания тактической обстановки у тебя окажется никчемное нагромождение фактов. Такие вопросы решаются в батальонных и ротных штабах, в блиндажах, в землянках, на наблюдательных пунктах, да и просто в траншеях, примостившись с «цейсом» возле бруствера. Обмен подобными вопросами между «стариками» и прибывшими, «аборигенами» и «гостями» составляет обязательный ритуал, которому всякий офицер отдаст все свое свободное время.
Лейтенант из двести четырнадцатого не собирался поддерживать эту добрую традицию. И Дирк, вынужденный разглядывать его крепкую спину, пришел к выводу, что лезть с расспросами бессмысленно.
От Дирка не укрылось, что лейтенант старался держаться подальше от него. Вполне понятное для всякого человека желание, видимо безотчетный страх заставлял считаться с собой даже такую выдержанную и дисциплинированную натуру, как этот лейтенант.
«Нельзя его винить, – подумал Дирк, соблюдая принятый лейтенантом интервал, – он еще неплохо держится. Были люди, которые при встрече со мной падали в обморок или мочились от страха. А он лишь скорчил такое лицо, словно ему подали на обед несвежую колбасу».
Они спустились в траншею, воспользовавшись замаскированной, почти незаметной со стороны лестницей, и продолжили путь уже в ней. Траншея была широкая, выкопанная в лучших традициях из имперского «Наставления по саперной службе». И даже без помощи линейки Дирк был готов поклясться в том, что ширина рва по дну составляет ровно два метра и ни одним миллиметром меньше. Достаточно просторная траншея, чтобы два человека могли идти бок о бок. Но лейтенант двигался впереди, точно посередке, и унтеру оставалось только следовать за ним.
Эти траншеи знавали и лучшие времена.
Со стороны этого не было заметно, но стоило оказаться внутри, чтобы сразу понять – здесь давно не было человека. В некоторых местах земля обвалилась, отчего траншея походила на небрежно выкопанную канаву для водопроводных труб, иные брустверы размыло практически под основание, некогда любовно выровненные бермы[4 - Берма – небольшая земляная полка в окопе, служившая упором для локтей стрелка, а также для хранения патронов и прочих вещей.] местами почти неразличимы. Конечно, дела у двести четырнадцатого пехотного полка в течение последнего года шли далеко не лучшим образом, но Дирк скорее поверил бы в то, что кайзер принял мусульманскую веру, чем в то, что оберст позволил траншеям прийти в подобное состояние. Нет, здесь явно не ступала нога человека на протяжении долгого времени. В некоторых местах пол траншеи успел прорасти травой и ржавым мхом. Пустующие канавы выдавали места, где прежде был телефонный кабель, от траверсов[5 - Траверс – поперечная перегородка в траншее, часто выполненная из набитых землей мешков.] осталось лишь по паре мешков. Несколько раз Дирк чуть не наступал на мертвых ежей.
«Унылая картина, – решил он, озираясь. – Точно идешь по брошенному дому, в котором уже оползли обои и протекла крыша».
Наконец им начали встречаться люди. Обычные пехотинцы в потрепанных серых кителях, «штейнграу»[6 - «Штейнграу» – принятый в немецкой армии серый цвет обмундирования, заменивший «фельдграу».] которых на фоне мундира самого Дирка казался бледно-серым, под цвет фландрийской грязи. При виде широко шагающего лейтенанта они вскакивали и отдавали честь, статуями замирая вдоль стен. Кажется, нынешней ночью они пережили нечто похуже, чем ледяная вода в траншее. У некоторых головы были обмотаны грязным бинтом из гофрированной бумаги, сквозь который проступили коричневые пятна, другие держали руки на перевязи. У некоторых угадывался пустой рукав. Но было еще что-то, указывавшее на то, что эти люди не так давно прошли сквозь тяжелое испытание. Особенное выражение их лиц, кажущееся одновременно забитым и ожесточившимся.
Лица солдат посерели и казались твердыми на ощупь, как маски из плотного, но подгнившего дерева. В глазах у многих плавал скользкий, как угорь, страх. Этот взгляд тоже был хорошо известен Дирку. Страх затаенный, тщательно прикрытый, но норовящий прыснуть из глаз, стоит лишь их обладателю встретить чей-то взгляд. Страх перед чем-то, что эти люди недавно пережили.
От них пахло тяжелым запахом пота, грязи и мочи. И еще здесь царил тошнотворный сладковатый запах, который был верным спутником гангрены. Дирк улыбнулся ему, как старому знакомому. Этот запах он знал в совершенстве, со всеми его тысячами оттенков.
Окопной блохой закопошилась в сознании мысль – вот он, Дирк, идет среди солдат, и на его фоне они кажутся не живыми людьми, а странными существами, явившимися с другой планеты, жалкими и уродливыми. Где в них прекрасная и гордая жизнь, чье совершенство принято воспевать? В гноящихся от газа глазах? В беззубых провалах ртов? В острых кадыках, торчащих из тощих грязных шей? Где след этой силы, которая сидит под пожелтевшей тонкой кожей и называется жизнью? Которая делает их выше солдат Чумного Легиона?
Но эти странные существа, оборванные, обессилевшие, черные от гари, истощенные до крайности, едва шевелящиеся в своих земляных норах, похожие скорее на озлобленных оборванцев, чем на армию кайзера, все еще оставались людьми. Свидетельства тому Дирк видел во множестве.
Блиндажи, мимо которых проходили Дирк с лейтенантом, в большинстве своем были затоплены, перекошены и производили впечатление скорее братских могил, чем убежищ. Внутри было по колено воды, из темных недр доносился тяжелый липкий запах разложения, перекрытия часто были разрушены прямым попаданием или развалились ворохом подгнивших бревен.
Но почти все блиндажи были подписаны, где углем или краской по дощечке, где гвоздем по металлу, и Дирк, идя импровизированной улицей, читал эти надписи: «Общежитие юных гимназисток № 3», «Швайнсбург»[7 - «Швайнсбург» – замок на воде в Саксонии, дословно можно перевести как «Город свиней».], «Клоповница», «Трижды проклятое дважды обрушенное убежище имени Х.К.Б. фон Мольтке», снова «Клоповница», но под номером пятым, «Отель Фландрия», «Пивная «Свежий иприт», «Блошиная казарма», «Гороховая батарея», «Пансион для благородных особ всех полов», «Глист и свирель», «Сапожный взвод», «Вюрцбургская резиденция, вход платный»…
Нехитрый окопный юмор просачивался быстрее, чем масло из пробитой шрапнелью масленки, въедался в каждую пору этого сырого земляного города, в каждую складку кожи его обитателей. Жизнь была здесь, в этих раскисших земляных ущельях, полных едва шевелящихся в грязи человекоподобных существ, жизнь, не бьющая ключом, привычная, сытая, а другая: липким крысиным язычком прибирающая крохи тепла и выныривающая на поверхность то доносящимся издалека тягучим напевом гармоники, то прыскающая хриплым жутковатым смехом, то пляшущая в звоне невесть откуда здесь взявшегося бутылочного стекла. Эти люди, смотревшие на Дирка безумными глазами, были живы и, забыв про события последних дней, радовались тому, что могут дышать и видеть.
Обитатели траншей занимались кто чем горазд. Некоторые, расположившись на раскисших земляных приступках, играли в карты, другие спали, свернувшись в самых немыслимых позах и закутавшись в рванину, читали окопные листки или сворачивали папиросы – из них же. Кое-где слышался спор или сочные, с характерными выражениями, окопные анекдоты.
В соседней траншее дрались. Едва держащиеся на ногах пехотинцы в тишине, нарушаемой лишь хриплым дыханием, с ненавистью мутузили друг друга кулаками и подошвами сапог, сцепившись, как дряхлые бродячие псы в уличной драке.
Но когда офицеры проходили мимо них, Дирк ощущал чужое пристальное внимание, незримое, но скользящее по нему. Нехорошее, настороженное внимание, полное самой настоящей злобы. Дирк встречал солдатские глаза, и горящий в них огонек безошибочно выдавал их мысли. Обходя грязные тела, он ждал, когда первый из солдат произнесет это слово.
И это произошло довольно скоро.
Сперва слово шелестело где-то за их спинами, неуверенное, следующее за ними по пятам, как трусливая крыса, привлеченная запахом хлебных корок. Но чем дальше они продвигались, тем громче и звучнее оно становилось. Это слово набрало силу и теперь обернулось подобием ветра – того самого сквозняка, что дует иногда в глубоких окопах, гудящего, как вихрь в печной трубе. Теперь оно звучало не только сзади, но и впереди. И когда Дирк проходил мимо, чьи-то рты повторяли его снова и снова, почти беззвучно.
– Мертвец.
– Мертвец.
– Покойник.
– Тухлое мясо.
– Мертвец.
– Нежить.
– Мертвяк.
– Начинка для гроба…
Его появление встречали полные ненависти и страха глаза. Но выдержать его взгляд они не могли. Дирк чувствовал их спиной, как ранее ощущал невидимый прицел французской винтовки. Наверно, только из-за страха перед лейтенантом они могли выразить ненависть лишь в этом свистящем шепоте, который преследовал идущих по пятам. Страх перед офицером был обыденным, мелочным, но именно он сдерживал их. Дирк это знал.
– Надо было подождать тоттмейстера Бергера, командира нашей роты, – сказал он вслух, глядя на ровно подстриженный лейтенантский затылок под пикельхельмом. – Мое появление в расположении полка вряд ли принесет что-то хорошее. Вы знаете, как быстро распространяются в траншеях слухи.
– У меня приказ оберста – привести командира. И я собираюсь его выполнить, даже если вы сам Сатана в человеческом обличье.
– Едва ли мое появление хорошо скажется на моральном состоянии ваших солдат. Сейчас, полагаю, их настрой и так неважен после, – Дирк чуть не сказал «поражения», но вовремя исправился, – вашего недавнего отступления.
– А вы чего ожидали? – огрызнулся лейтенант на ходу. – Что они забросают вас цветами и оливковыми ветвями?
– Я служу императору во славу Германии, как и они. Как и вы.
Наверно, он зря это произнес. Дирк видел, как напряглась спина лейтенанта, имя которого он позабыл узнать.
– Не смейте так говорить!
– Почему же?
– Вы не имеете на это права! Мои солдаты с гордостью умрут за своего императора!
– Тогда отличие между нами только в том, что я уже это сделал, пока они собирались, – заметил Дирк, – и явился сюда, чтобы проделать этот номер во второй раз.
– И чего вы требуете на этом основании? – лейтенант смерил его тяжелым неприятным взглядом. Здесь, в окружении привычных траншей и знакомых лиц, он чувствовал себя увереннее. Но не лучше.
Лучше бы найти с ним общий язык, решил Дирк. Пока он способен говорить и смотреть в лицо, пока между ними остается тончайший мостик, под который уже заложена взрывчатка, мостик, который в любое мгновение может рассыпаться прахом, оставляя лишь два крутых берега и бездонную пропасть между ними.
– Я ничего не требую, лейтенант. Но я хочу, чтобы вы относились ко мне более спокойно. Я не говорю про солдат. Они часто верят во всякую ерунду, и дай бог, если один из тысячи видел Чумной Легион за работой. Но они знают слухи. Они нас боятся. И ненавидят. Поэтому никто и никогда не создавал смешанные части. То, что нас прислали сюда усилить ваш двести четырнадцатый полк, – вынужденная мера. Но вы, господин лейтенант… Я понимаю, что могу быть вам неприятен. Заверяю, это вполне естественно. Однако вы офицер. Если завтра начнется наступление на французский участок, мой взвод могут приписать к вашему отряду – и тогда нам придется работать вместе. Честно говоря, мне совершенно плевать, какие именно чувства я у вас вызываю. Мне это безразлично, как безразличны многие другие вещи. Но это не должно отразиться на наших взаимоотношениях по службе. Понимаете? Я не хочу терять своих солдат только лишь потому, что мы с вами не сошлись характерами. Это единственное, что меня сейчас волнует. А красную ковровую дорожку и оливковые ветви можете приберечь для другого случая.
Лейтенант остановился. Так внезапно, что Дирк врезался бы ему в спину, если бы обладал немногим менее развитой реакцией.
– Вы осмеливаетесь давать мне советы? – неожиданно хриплым голосом спросил лейтенант, словно в один миг подхватил жестокую простуду. – Вы даже не настоящий унтер, черт вас возьми!
– Просто я подумал, что иной возможности для разговора нам с вами может и не представиться, – как можно искренне произнес Дирк. – Возможно, нам с вами придется делить этот кусок земли на протяжении долгого времени. Может быть, нескольких месяцев. А может, нас обоих завтра ждет французская пуля. Война – довольно непредсказуемая штука. Именно поэтому я бы хотел быть уверенным в том, что могу полагаться на вас, когда здесь станет по-настоящему жарко.
– Замолчите! – рявкнул лейтенант. Даже глаза у него побелели от сдерживаемого гнева. – Вы не человек! Вы всего лишь покойник, мертвец, поднятое из могилы тоттмейстерскими чарами тело! Вы гниете, и от вас смердит, как от самого настоящего покойника! Если вы считаете… – он даже поперхнулся, видимо, не хватило воздуха на всю тираду, – если вы полагаете, что мы с вашими… вашими мертвецами будем действовать в едином строю, то я сразу могу сказать, что это невозможно! Живые не воюют вместе с мертвыми!
– Верно, хоть мертвым позволительно воевать против живых, – согласился Дирк, спокойно выдержав его взгляд. – Знаете, немногие любят нашу компанию. Но мы, мертвецы, лучшие солдаты среди всей германской армии. И если вы не согласны с этим, значит, ни разу не сталкивались с Чумным Легионом. Мы прибыли, чтобы спасти вас от разгрома. А раз так, вам, вероятно, стоит пересмотреть некоторые свои воззрения. Пока противоречия между нами не привели к чему-то, о чем кто-то из нас может пожалеть.
