скачать книгу бесплатно
– Не знаю сынок. Мне некуда тебя спрятать, теперь даже в Польшу нам не сбежать. – не выдержав, мама заплакала.
– Мама не плачь, может все еще обойдется. Он учится еще не закончил, ему же еще не исполнилось двадцать. – моя сестра попыталась ее успокоить.
– Говорят, в Берлине есть еще коммунисты, в Польше наверняка ополчение соберут.
– Ты погибнуть хочешь? Упекут же в гестапо, отчим первый тебя продаст. Ради Бога, не связывайся ты с ним!
– Где он?
– Не знаю, с утра куда-то ушел. На работу, сегодня пятница.
– Мама, я послезавтра в Берлин, на занятия надо, да и дочку свою не видел. Инга умерла, а я про нее забываю.
– Только будь осторожен, я очень тебя прошу! Не связывайся ни с кем!
– Хорошо, не буду. Честное слово! – пообещал я.
Вскоре, 17 сентября в Польшу вошли и советские войска. То, что Польша была оккупирована и разделена, определенно мне никакой радости не доставляло. Успокаивало только одно, что в районе оккупации советских войск военных действий не велось, все было сделано мирно, под видом не допустить дальнейшего продолжения конфликта, а также защитить население западной Украины и Белоруссии. Ранее, 23 августа 39-го между Германией и СССР был заключен мирный договор, пакт Молотова-Риббентропа, что все же вселяло определенную надежду, но слухи о том, что война между СССР и Германией может начаться все же ходили. Опасаясь за безопасность северных границ, в Районе финского залива и Ленинграда, Советское правительство объявило войну Финляндии, поскольку та отказалась добровольно отодвинуть свои границы.
9 апреля 40-го года Германия вторглась в Данию и Норвегию, 10 мая оккупировала Бельгию. 14 июня германские войска без боя взяли Париж, а 22 июня Франция капитулировала. До вторжения на территорию СССР оставался еще год. Не успел еще закончиться первый передел мира, как начался следующий.
Если раньше призыв в немецкую армию был добровольным, то с 16 марта 35-года, он был уже обязательным, была введена всеобщая воинская обязанность. Призывались лица начиная с 20-ти лет, а срок службы составлял 2 года.
В 40-м году я должен был окончить университет и мне предстояло сдать заключительные экзамены. Уже в июле, незадолго до октября месяца я должен был явиться на призывной пункт и пройти врачебную комиссию, о чем на адрес по месту моего проживания было выслано соответствующее уведомление. Проходить ту самую комиссию я, конечно, не очень-то торопился. Отчим же к тому времени перешёл работать в гестапо (в отдел политической полиции), где занимался именно всеми инакомыслящими и неугодными нацистскому режиму. Зная это, до определенного времени, я предпочитал с ним не связываться и особо ему не перечить. Вначале, пока работал криминальным следователем, до того, как к власти пришел Гитлер, к моей матери он относился довольно терпимо. Но чем дальше, тем хуже. Рихард все чаще стал выпивать и до нас доходили слухи, что у него есть любовницы. Мама была для него всего лишь прислугой, которая должна была выполнять каждую его прихоть, а он предъявлял претензии по каждому поводу, и терпел исключительно ради дочери.
Чтобы как следует подготовиться к выпускным экзаменам, я, конечно, приехал домой, поскольку с Эльзой я даже выспаться не мог и изрядно уставал. Мне не очень хотелось видеть Рихарда, но из двух зол приходилось выбирать меньшее.
Прямо с утра, я разложил книги стопками и начал читать. До обеда еще оставалось какое-то время, и взяв со стола аппетитное, сочное яблочко я смачно его надкусил. За усердным занятием, решив, почитать один из конспектов, я почему-то не мог его найти. В комнату зашла мама…
– Ты конспекты мои не видела? – спросил я ее. – Куда я их дел? А, вот они! Вот растеряха!
Мама смотрела на меня с каким-то умилением и восхищением, не отводя глаз, при этом улыбнулась. Видимо моя фраза ее насмешила.
– Какой ты у меня уже взрослый! Ты бы поел что-нибудь?
– Потом… не хочу… Заниматься надо. – ответил я ей.
Тут домой на обед заявился Рихард. Скинув обувь, он крикнул прямо с порога: «Я есть хочу, голодный как волк.» – зашел ко мне в комнату и застав меня конспектами. Мама уже суетилась и торопливо накрывала на стол.
– Что? Учишь студент?
Я поднял глаза и молча окинув его презрительным взглядом продолжил читать.
– Ты чего молчишь? Я тебя спрашиваю? Отвечай!
– Не видишь, я занят. Экзамены скоро. – ответил ему, не отрываясь от записей.
Отчим повернул мою голову, поднял вверх подбородок, похлопал по щекам и уселся за стол. Хельга тоже садилась за обед.
– Папа, у брата экзамены!
– Рихард, не видишь, он учит? Не трогай его.
– А ты молчи! Тебя никто не спрашивал! Скажи еще спасибо, что на улицу не выкинул и кормлю тебя вместе с твоим щенком! – нагрубив жене, он оттолкнул ее, демонстративно отставил тарелку, хлопнул дверью и вышел вон.
– Слава Богу, ушел! Тупой жандарм! Сволочь нацистская! – зло процедил я сквозь зубы. – Если мог бы – убил!
– Что ты сынок! Не надо, всех убьют! – с каким отчаянием сказала мне мама.
Мы уже легли спать, как поздно вечером раздался стук в дверь, да такой, что та едва не слетела с петель! Я проснулся, а мама включила свет, и накинув халат пошла открывать.
– Кто там?
– Открывай! – послышалось снаружи.
– Это отчим пьяный напился, того гляди, дверь выбьет! Опять этот Рихард! Господи помоги! Когда же ты отстанешь от мамы? Шел бы на войну, там тебя и прибили бы! – сказал я, вскочив с постели, на ходу натягивая штаны.
– Открывай!
В дом ввалился Рихард, пьяный в хлам, ее ворочая языком.
– Опять пьяный? Сколько можно?
– Молчи, польская шлюха! Еще раз вякнешь, я тебя и ублюдка твоего зашибу, ничего мне за это не будет! – он оттолкнул мою маму.
– Мама! Отстань от нее свинья!
– Ты что-то сказал? – он еле ворочал языком от выпитого спиртного.
– Отстань от нее! – я пытался его оттащить.
– Ах, ты щенок! Ублюдок!
Этого я уже не выдержал и схватил его за грудки.
– Еще раз тронешь ее – убью!
– Иоганн, сынок, не трогай его! Не связывайся с ним, я же тебя просила!
Завязалась драка, мама кинулась нас разнимать. Еще немного, и я бы, наверное, его задушил!
– Мразь, тьфу! Ненавижу! – плюнул в лицо и повернулся к нему спиной. Вдруг услышал, как сзади раздался выстрел, пуля разбила стекло и осколки со звоном посыпались на пол. Благо, что все это было летом! Рядом стояла насмерть перепуганная сестренка, бледная и плакала навзрыд.
– Папа, не надо. Уходи, пожалуйста. – она едва выговорила заикаясь.
Рихард встал, и еще раз окинув нас взглядом, вышел из дома.
Оказалось, что отчим целился в меня, но мама успела его вовремя толкнуть. Учитывая то, что он был изрядно пьян, то конечно же промахнулся.
Глава 12
Утром, едва рассвело снова раздался стук в дверь. Мама, не спавшая почти всю ночь, уснувшая только под утро, пошла открывать.
– Кто там?
– Полиция, гестапо! Откройте!
Дверь выбили ногой, и гестаповцы ввалились в дом, двое солдат с одним офицером.
– Где сын? – незваные гости ворвались в мою комнату, стянули одеяло и буквально вытащили из постели.
– Я никуда не пойду! – меня схватили за волосы и пытались вытащить из комнаты, но увидев, что я без брюк, в одних подштанниках заставили одеться.
– Пойдешь, куда ты денешься?! Германии солдаты нужны, а ты отсиживаешься дома?! Долг не хочешь свой выполнять? Немец ты или польская сволочь?!
– Пустите его, умоляю! Не забирайте у меня сына! Хельга, доченька, что же это такое? – мама заплакала.
– Мамочка! Не плачь, мамочка! – Хельга пыталась успокоить маму.
– Пустите меня! Пустите! – меня взяли под руки и вытолкали за дверь, после чего усадили в машину и доставили в отделение.
Явиться на призывной пункт, для прохождения медкомиссии в назначенное время я не успел, поскольку был еще в Берлине. Отчиму же сказал, что мне сначала надо сдать экзамены, но тот обвинил меня в том, что я пытаюсь уклоняться от призыва.
В отделении меня тщательно допросили и заставили подписать протокол, выбивали признания, после чего отправили в берлинское гестапо. Рихард сказал, что я журналист, неблагонадежный элемент и сочувствую коммунистам и евреям.
В берлинском гестапо меня сперва поместили в общую камеру следственного изолятора, где было достаточно много народу. На следующий день за мной зашел надзиратель.
– Локке кто? Ты? – указал на меня. – Пойдешь со мной.
Мы прошли по длинному, темному, узкому коридору, дверь открылась, и меня завели в кабинет. От резкого яркого света я зажмурил глаза. Передо мной стоял офицер, в чине майора, штурмбанфюрер «СС», худощавый в очках. Для начала он добродушно улыбнулся и заговорил со мной приветливым тоном.
– Доброе утро!
«Какое оно к черту доброе» – подумал я про себя, и молча поднял на него глаза.
– Садитесь. – мне придвинули стул. – Мы всего лишь хотим побеседовать с вами. Вы же не глупый молодой человек. Сколько иностранных языков вы знаете? Вы хорошо учились, мы наслышаны о Вас. Вы хотели стать журналистом? Какие статьи вы хотели писать и о чем?
– О птичках. – ответил я безразличным, презрительным тоном.
– О птичках? Забавно! – усмехнулся следователь. – Вы юный натуралист?
Также добродушно улыбаясь, он неспеша подошел ко мне, повернулся спиной и неожиданно развернувшись, вдруг резко ударил меня по лицу со всего маху. Больше я ничего не помнил, очевидно упал со стула и ударился головой. Очнулся от того, что мне в лицо плескали водой. Меня подняли с пола и усадили на стул. Из носа текла кровь, и чтобы ее остановить мне дали какой-то платок.
– Вы что, думаете, мы будем шутить? Вчера вы напали на своего отца, доблестного офицера «СС». Вы коммунист? Отвечайте!
– Я студент, у меня скоро последние экзамены…
– Для вас этот день может стать последним. Вы отказываетесь выполнять свой долг перед Отечеством?! Вам должно быть стыдно. В то время как страна воюет, вы прохлаждаетесь дома. У нас обязательная воинская повинность для юношей достигших 20-ти лет. Вы не хотите служить великой Германии? Каждый порядочный гражданин счел бы это за честь! У нас есть сведения, что вы по повестке не являлись на призывной пункт и отказываетесь пройти медкомиссию.
– Я не отказывался! Меня не было дома, я был в Берлине и о повестке не знал!
– Вы врете!
– Нет! Это правда!
– Что ж, вы еще можете подумать над своим поведением. Уведите его! – он окликнул охранника и шепнул надзирателю – Поддайте ему, только осторожно, сильно не надо, он еще здоровым нужен, пока… Может еще одумается. Заодно, проведите ему экскурсию и покажите, что мы делаем с коммунистами и евреями.
Поместив в одиночную камеру, меня слегка отпинали, а на следующий день доставили в одну из тюрем в центре Берлина. Там мне наглядно показали, где и как содержат всех неугодных и несогласных с действующим режимом. Пожилого мужчину, лет пятидесяти, предположительно еврея, жестоко избили прямо у меня на глазах. Я с трудом мог это выдержать, и пытался отвернуться.
– Смотри! Смотри! Ты видишь, что с тобой будет? Видишь?! Смотри! Запомни!
Меня завели в соседнюю камеру, снова как следует отпинали ногами, закрыли и ушли. На следующий день я был доставлен к тому же следователю.
– Ну что? Вы хорошо подумали? У Вас было время. Сознавайтесь, вы коммунист?
– Нет.
– Пойдете в Вермахт?
– А если я не соглашусь?
– Вас расстреляют за неподчинение властям или отправят концлагерь, за трусость и большевистскую пропаганду, сочувствие коммунистам и евреям.
– Что за чушь?
– Вы видели, что мы делаем с евреями и коммунистами? Вас ждет та же участь! Возможно, вашу мать тоже… Вы думаете мы не знаем, что у Вас по бабушке и матери русские корни? Ваш дед поляк и вы имеете родственников в Советском Союзе. Ваша тетя живет в Одессе, ее муж офицер Красной Армии! Вы будете это отрицать?! Вы хотите, чтобы мы привели сюда вашу мать? Благодарите вашего отчима, что он оказался к вам добр и любит вас как родного сына, хотя мы обычно не церемонимся. Мы решили дать вам шанс, за что вы должны быть нам благодарны. Учтите, что в случае вашего отказа, вас расстреляют на глазах у вашей матери. Мы также знаем, что у вас есть дочь и то, где она находится.
– Хорошо, я согласен.
– Кто бы сомневался, не таких обламывали.
– Только разрешите мне сдать экзамены! Я вас очень прошу!
– Хорошо. Как только сдадите экзамены вы незамедлительно должны явиться на призывной пункт, по любому месту вашего проживания и пройти медкомиссию до 1 октября. Возможно, нам скоро будет нужно ваше знание русского. Вы хорошо знаете русский язык?
– Да.
– Вот и отлично! Думаю, мы нашли общий язык. Вы можете быть свободны, вас отпустят домой.
Глава 13
После того, как меня освободили, я еще какое-то время восстанавливался, после избиения на теле остались синяки и ссадины. Слава Богу, что очень сильно меня не покалечили, очевидно не хотели основательно подорвать мое здоровье, поскольку пойти на службу я тогда бы не смог. На один из экзаменов я едва не опоздал, но все же в итоге сдал.
После сдачи экзаменов мне надлежало явиться на призывной пункт, для прохождения медкомиссии. Конечно же я дал объяснение по прошлой неявке, причину сочли уважительной и назначили время на другой срок. Когда вернулся домой мама меня не узнала, я был бледный, уставший и резко осунувшийся.
– Мама, меня забирают в Вермахт. Ты скрывала повестки?
– Тебя не было дома.
