скачать книгу бесплатно
– Ну чем не Дэвид Копперфилд, – услышал я мысли Билла. – Зачем столько сил тратить на одного старика? Неужели нельзя решить эту задачку попроще?
Я обернулся к Биллу в негодовании, но ничего сказать не успел. Раздался оглушительный взрыв. И свет померк.
Глазам постепенно возвращалась способность видеть. Не без труда я разглядел, что сад исчез. Мы стояли внутри собора Святого Петра среди горы обломков того, что еще недавно представляло собой золотой балдахин и райские врата.
Даниил был по-прежнему рядом с Папой, тот стоял на коленях и истово молился с сомкнутыми веками. Я услышал встревоженный гул швейцарцев папской охраны и голос Симона, перекрывающий его:
– Ваше Святейшество, что с вами?
Охранники было бросились к Папе. Но Даниил поднял руку, и они застыли в нелепых позах, как дети, играющие в морские картины. Однако Симону Даниил позволил подойти к понтифику.
– Сын мой, пробил мой час… Всю жизнь я готовил себя к нему, но не смог встретить достойно, и оттого печально мне. Времена Спасителя грядут… – тяжело говорил Папа.
Даниил смотрел на Папу не отрываясь. И мне казалось, что это он говорит с Симоном, звуча набатом в голове старика.
– Не мне решать… Но вряд ли конклав найдет более достойного кандидата, чем ты. И ты будешь самым счастливым из нас, ибо вернешь ключи их хозяину. Вот Он стоит передо мной, а я перед Ним на коленях, как и должно быть. А теперь ступай и помни: ты – для Него, приидет царствие Его.
Симон бросил быстрый взгляд на Даниила и попытался встать перед Ним на колени. Но Даниил остановил его жестом и поблагодарил улыбкой. Симон отошел в тень и двинулся прочь. Вместе с ним отправилась и ожившая охрана.
Даниил наклонился к Папе и помог встать.
– Спасибо. Видел, как тяжело тебе, ценю подвиг твой.
Папа глядел на Даниила во все глаза. Я чувствовал, как он мучительно пытается поверить в то, что Даниил и есть Мессия.
– Прости, если обидел Тебя. Там, в Царствии Небесном, я увидел все и понял, как прекрасно обещанное нам. Отпусти меня туда… Умоляю, отпусти…
Даниил обнял Папу. Они стояли, как отец и сын, перепутавшие возраст.
Папа ослабил объятия и, отодвинувшись, повторил:
– Отпусти меня!
– Быть по сему. Не пройдет и трех дней, как будешь ты восседать у трона Отца Моего на почетном месте по праву, заслуженному тобой.
Даниил развернулся и зашагал к выходу из храма. Неведомая сила подхватила нас, и, не успев осознать, мы уже шли в шаге за ним.
Не оборачиваясь, Даниил произнес:
– За храм не беспокойся, не его Я пришел разрушить.
Эти слова не долетели еще до алтарной части, а частицы разрушенного устремились друг к другу и, как солдаты, выбегающие на плац, в момент разобрались по веками заведенному порядку построения. И вот уже ничто не выдавало ночного свидания, кроме зияющего провала райских ворот.
Выйдя на улицу, Даниил остановился и посмотрел на нас. Глаза Его были печальны.
– Простым прохождением под сводом грехов не искупить, но и врата оставлять в таком виде негоже. Да простит Меня Папа, что не в его руке мастерок, – сказал Он и направился через площадь к ждущей нас машине.
Мы следовали рядом. Не оставалось никакого сомнения, что не успеем мы дойти до машины, как врата будут стоять в первозданной красе.
Глава 20
Через несколько минут мы были около отеля.
За недолгое путешествие никто не проронил ни звука. И только когда машина мягко остановилась у входа в гостиницу и красавец в ливрее манерно распахнул дверцу лимузина, Даниил широко улыбнулся:
– Я проголодался. Пойдемте, отметим сегодняшний день, ибо потрудились мы на славу.
«Отметить – идея хорошая, – подумал я. – Но не мешало бы переодеться, так как со всеми треволнениями и катавасиями, с бросаниями то в жар, то в холод разум справляется, а вот потовые железы – не очень. Короче, душ не помешает».
– Хорошо, – прочитал мои мысли Даниил, – через пятнадцать минут в местном ресторане. И не говорите долго по телефону.
Не знаю, как чувствовали себя мои предшественники в пыльных хламидах, когда пробирались тайком по Земле обетованной, укрываясь в расщелинах от римских дозоров, питаясь подножным кормом и пренебрегая элементарной личной гигиеной, с глубоким презрением относясь к необходимости санации полости рта и не догадываясь о прелестях туалетной бумаги… Ими двигала одна цель – сохранить себя как живых свидетелей явления Его и донести Благую Весть до страждущих. А что будет с несчастными, попавшими под их тяжелое дыхание, их мало беспокоило. Скажем так – вера у них сочеталась с ослабленной чувствительностью к запахам. Иначе они отдали бы Спасителю душу на третий день служения. Впрочем, может, все общество жило так, дурные запахи были обыденностью, народ принюхался и на эту тему особенно не тревожился… Кто знает?
Особенно приятно порассуждать об этих материях, наблюдая, как пузырящиеся потоки воды наполняют джакузи.
Придя в номер, я почувствовал жуткий голод и устремился к встроенному холодильнику – прости, мама, я даже не помыл руки, – а уж потом, с сокрушительным хрустом поглощая орехи, отправился в олимпийский бассейн, притворяющийся ванной комнатой, оставляя за собой шлейф из выроненных орехов, шелухи и фрагментов одежды. Вода набиралась быстро, и я с несказанной радостью проверил Архимедовы посылы.
Хорошо… Все же что хорошо, то хорошо… Я мог бы развивать этот тезис минут сорок. Но был прерван на взлете телефонным звонком. К счастью, аппарат располагался на расстоянии вытянутой руки.
– Пронто, – лингвистически безупречно начал я.
– Здравствуйте, Владимир Рудольфович! Вас беспокоят из администрации президента. С вами хотел бы переговорить Александр Стальевич Волошин.
С главой администрации я лично знаком не был, но знал о нем премного интересного. Судя по рассказам, он по меньшей мере реинкарнация кардинала Ришелье. Появившийся на этой должности еще при Борисе Демократизаторе, он перешел к преемнику вместе с прочими атрибутами власти – такими, как скипетр, держава, шапка Мономаха, конституция, вечно нуждающаяся в поправках, и ядерный чемоданчик, коим все меньше что можно было запустить.
– Я готов.
– Приветствую вас, Владимир Рудольфович. – Голос звучал тихо, но уверенно. – Мы наслышаны о ваших путешествиях и очень хотели бы с вами встретиться.
– Кто «мы»?
После паузы последовал ответ:
– Для начала давайте скажем так – я. А в зависимости от развития ситуации, может быть, нам придется встретиться и с руководством страны. – Небольшой вздох, потом очередная пауза, и, так как я не прервал ее радостными возгласами согласия, Волошин договорил: – Я имею в виду президента.
– Звучит неожиданно… Такая честь для простого российского журналиста…
– При этом, заметьте, в формате дружеской беседы, без согласования вопросов с пресс-службой.
– Я могу подумать?
– Можете. Вас заберут в гостинице через два часа сорок минут. Об остальном не беспокойтесь. С нетерпением жду личной встречи. Всего вам самого доброго.
– Спасибо, до встречи.
Я положил трубку, выдохнул и опустился под воду. Вынырнув, принялся в срочном темпе намыливать себя без свойственной этой процедуре мечтательности. Намылил голову и, теребя волосы, поймал себя на том, что думаю о Данииле.
Он ведь знал, все знал – и про звонок, и про необходимость поездки в Москву. Ну почему не сказать по-простому? К чему эти семитские штучки – прости Господи, от семита и слышишь! Я что, меньше буду верить, если мне правду рубить прямо в глаза? А то все экивоками, мол, НЕ ГОВОРИ ДОЛГО ПО ТЕЛЕФОНУ… Дальше, Владимир Рудольфович, извольте сами домысливать.
Я был готов пыхтеть еще некоторое время, но услышал голос Даниила: «Спускайся в ресторан, орехами и ворчанием сыт не будешь».
Назло всем я не стал вытираться наспех, а еще и высушил голову феном.
Не торопясь оделся.
Ужаснулся себе в зеркале.
И лишь затем отправился в ресторацию.
Глава 21
Несмотря на небольшие размеры гостиницы, ресторан оказался почти полон. В зале царило роскошное движение, создающее глубокий низкий гул хорошо отлаженной машины, каждый агрегат которой находится в гармонии с соседями и прекрасно знает, чего от него ждут. Официанты двигались уверенно и незаметно, материализуясь практически из воздуха. Присутствие кухни читалось лишь по появлению из ниоткуда блюд. Всем великолепием заправлял мэтр, чья улыбка могла затмить северное сияние.
– Синьор Владимир, какая честь! Ваши друзья в нетерпении! Надеюсь, у вас был прекрасный день. – Он продолжал речь, сопровождая меня к угловому столику, отделенному от основного зала подиумом и аркадой, декорированной вьющимися вечнозелеными растениями, названия которых мне неизвестны. Признаюсь, ген Мичурина – не из моего набора. Элегантно отодвинув кресло и усадив меня, мэтр бросил дежурную фразу: – Могу ли я вам предложить аперитив?
Я посмотрел на стол и увидел, что Даниил и Билл уже заказали красное вино.
– Если только воды с газом – без газа у меня течет из крана дома, – неудачно пошутил я. Потом сказал Даниилу и Биллу: – Простите, что заставил себя ждать.
– Ты уже собрал вещи? – Даниил посмотрел на меня, и мне показалось, что я прочитал легкую усмешку.
Меня буквально подбросило. Я и так завожусь с пол-оборота, как мопед «Верховина», а тут сказалось недосыпание и нервное напряжение… Я чуть не сорвался на крик, не стесняясь ни Билла, ни Божественного присутствия.
– Даниил, что за игры?! Сколько можно?! Ты нас держишь за слепых котят! И Твои намеки – совершенно хамское тыканье нас мордой в наше небожественное… Я…
Да, я не знаю, что случится в следующие полчаса, и да, может быть, Аннушка пролила масло, но Ты-то что не скажешь прямым текстом?! Нам уже ничего не надо доказывать, мы в Тебя верим безусловно и жизнь свою готовы за Тебя положить… Так нельзя ли попроще, в самом деле?
Эта мысль, может быть, Тебя удивит, но мы тут тоже не пальцем деланные и в своих областях преуспели – Билл, конечно, поболее, но вот в блатных песнях он ни звука. Но сейчас не об этом речь…
Зачем? Почему просто не щелкнуть пальцами, произнести заклинание – скажем, эники-беники, бумки-бурумки, – и все верят, все правильные, все сразу всё осознали и поползли на коленях в сторону Иерусалима… Вид сверху такой картины впечатлил бы. Муравьи, возвращающиеся в муравейник, сиречь в Иерусалим. Братская любовь и покаяние гарантированы.
И чтобы не нарушать принципа свободы выбора, пожалуйста, давай предоставим выбор. Пусть ползут как хотят, хоть на карачках, хоть по-пластунски, хоть по часовой стрелке, хоть против, земля ведь круглая, с этим же никто не спорит… Твоя хваленая свобода выбора ничем не отличается от моей. Как вся свобода индивидуального человеческого выбора ограничивается смертью, так и свобода всего человечества – Твоим пришествием.
Все, тема закрыта, всем спасибо, никому не надо дергаться, свершилось – Спаситель уже здесь, не надо толпиться в очереди, конец света никто не прозевает! Сейчас удобненько поставим двенадцать стульчиков под Твоим престолом и начнем судить. Праведники налево, остальные, извините, до соответствующих директив – в чистилище…
Ну бред это! Сколько времени отведено на судебную процедуру? Лет пять тысяч с хвостиком? Народу-то народилось… Да и нагрешили немало… Пока всех заслушаешь… А что будем делать с теми, кто не из двенадцати колен? По жребию судить или оптом в чистилище – мол, не от тех родились?..
Я почувствовал, что перегибаю палку, и приготовился превратиться в горстку пепла. Когда я поднял глаза, Даниил продолжал смотреть чуть иронично, но не зло. А Билл уставился в пустоту, будто увидел левые окна, установленные в ресторанном компьютере. Он ужасно напоминал постаревшего и располневшего Гарри Поттера. Нет, никакой ты не волшебник, просто очень богатый и не очень обаятельный недоучившийся сукин сын, беззлобно констатировал я.
– Браво, вы как сговорились! Билл тут, хотя и не столь остроумно («Спасибо», – подумал я), выражал схожие претензии. Тебя огорчает поездка в Москву и робость от предстоящей встречи с твоим президентом. Да, конечно, встреча состоится. А Билла вывел из равновесия звонок от Симона и последовавший за этим разговор с внезапно заартачившимся Тедом Тернером. Примерно в то же время, что ты полетишь в Москву, Билл опять отправится в Атланту.
Причина вашего раздражения понятна. Вы впервые не на первых ролях. Вы привыкли манипулировать в том или ином виде многими. Или, цитируя тебя, Владимир, Билл, конечно, поболее… Теперь вы не принадлежите себе. Смириться с тем, что Божественная воля не просто существует, а воплощена в человеческом образе (и этот образ – не вы), тяжело, особенно принимая во внимание ваше гиперэго.
Если угодно – это ваше испытание и служение. Как алмазы, вы нуждаетесь в скрупулезной и долгой обработке, прежде чем засверкаете всеми гранями, превратясь в бриллианты. Вот и человечество должно пройти долгий путь самосовершенствования, набивая шишки и теряя многих, накапливая общий духовный потенциал, который позволит распахнуть врата и войти в них. Заметь, это не единое действо. Сейчас врата распахнуты, и поэтому Я с вами, но пройти сквозь них непросто. Требуются усилия многих, а привести этих многих в движение досталось вам. Поднимите взоры людей к небесам, чтобы увидели они Меня, и поведу Я их дорогой спасения.
Стыдно признаться, но впервые речь Даниила меня не поглотила всего. Я заметил, как некрасиво у него кривится рот и подергивается веко…
Господи, что я себе позволяю… В поисках веры я посмотрел на перстень, и надпись, пульсирующая на камне, успокоила меня – «Приидет царствие Мое».
– Не бойся этого чувства, Владимир, бойся отсутствия веры. Вот что приводит к Иудину греху. Внезапная любовь грозит горьким разочарованием. В попытке обрести себя так легко свершить предательство. А Я силы свои приумножаю верой агнцев. Поэтому и сказано, что вы ловцы человеков и умножаете силы Мои подвигом своим.
Билл поднял глаза и подал голос:
– Хорошо, с этим я согласен. Но зачем надо сломя голову лететь в Атланту и договариваться с Тедом, если так мы сильно теряем позиции. При нормальных переговорах мы можем добиться бесплатных телевизионных трансляций. Но, оказывая чрезвычайное давление, мы ставим себя в зависимое положение и будем вынуждены идти на условия этого деляги. А он из-за высоких рисков и возможных судебных исков религиозников может потребовать изменения собственной доли акций в Си-эн-эн.
«Деляга… Кто бы говорил», – подумал я. Мне показалось, в этот момент на лице Даниила промелькнула улыбка.
– Да что вы себе позволяете! – возмутился Билл. – Хотелось бы вам напомнить, что вы здесь находитесь во многом благодаря моим связям! Да и все, что сегодня случилось, произошло не без моего скромного участия. Не буду уточнять сумму, в которую обошлось участие Симона… Пусть это называется пожертвованием, но для бухгалтерских книг это минус. Могу представить, во сколько еще мне обойдется его братская помощь…
Да, Владимир, ты еще не знаешь, он отзвонил, сообщив, что сразу после нашего ухода Папа почувствовал себя очень плохо, но тем не менее потребовал к себе на подпись документы, среди которых и благословение на проведение сравнительного анализа ДНК Даниила и генетического материала с Туринской плащаницы. Ответственным за предоставление материала назначен Симон.
– А как сейчас самочувствие Папы? Мне он понравился. Может быть, сыграло роль родство славян, но, по-моему, он держался молодцом…
– Его просьба услышана, – произнес Даниил. – Завтра к вечеру Папа предстанет перед Отцом Моим, но мы к этому времени уже будем далеко от Италии. Билл, успокойся, все будет как будет, и Тед не потребует ничего. Сколько раз Я помогал тебе, когда, казалось, не было выхода… Верь, и сила придет.
«Ну, прямо Джедаи какие-то», – подумал я, но тихохонько, чтобы никто не расслышал. Однако успел получить порцию холодных взглядов. Чтобы перенаправить поток, я сказал:
– Зачем мы собираемся в ресторане, если все равно рот занят разговорами? Может быть, по дороге в Америку кормят и неплохо, но я самолетной пище предпочитаю ресторанную. И, без обид, чтобы не попадать на всякие ваши кашруты, свинины-шминины, козленка и молоко его матери, – заказывайте сами, а я беру на себя почетное обязательство все съесть.
Глава 22
Время приближается к первой встрече с родным официозом. У меня будет встреча с президентом. Еще совсем недавно я бы много отдал за интервью с ним.
Ну это я, конечно, привираю. Не много бы отдал, а много бы получил. Статусно, что и говорить. Рейтинг был бы… Мечта… А сейчас это уже и не очень будоражит фантазию. Ведь не я его, а он меня просит о разговоре. Практически подготовка саммита на высшем уровне, где я выступаю в роли шерпа, причем гораздо более могущественной инстанции, чем принимающая сторона. Интересно, будут ли присутствовать дядьки в рясах с бородами, – вот бы позабавился…
А вдруг я не понравлюсь президенту? Странная мысль… Но все же, что потом – искать другую Родину? Что делать, если ты с ним общаешься, а он смотрит на тебя и не спеша говорит: «Какой же вы неприятный, гадкий и глупый тип»? Ждать следующего президента, а пока впасть в революционный экстаз либо в летаргический сон?
Обидно… Ведь это практически встреча с Богом – проси чего хочешь. Например, порулить газовой или нефтяной компанией, и Билл Гейтс покажется тебе замухрышкой.
Стоп. Насчет встречи с Богом я, кажется, загнул. По этому вопросу ко мне. Красиво сказал. Гений. Великий. Актерище.
Тут я встаю, поднимаю руки. Кланяюсь. Зал рукоплещет.
Не надо, не надо оваций, говорит весь мой вид. Я тоже люблю вас. Особенно сейчас, когда в свете софитов неразличимы ваши лица. И чем меньше знаю, кого именно, тем крепче люблю.
Кстати, а что делать ему, если он не понравится мне? Искать себе другую жизнь? Хо-хо-хо, вот будет номер!
Ладно – я… А вот не понравится он, скажем, Даниилу – и что дальше? Тут ведь другой Вселенной и то не отделаешься. Рвать на себе одежды, раздирать лицо в кровь, вздымать светлы очи к небесам и тихонечко спрашивать: «Простите, а там, случайно, больше никого нет?» Как монотеист монотеисту отвечу: «Нет!!!» Могу добавить по-марксистски: «Не было и не будет!» У нас с этим строго. Бог, понимаешь, един. Хотя тут пошли на уступки страждущим и выдали на-гора в трех лицах, но это так, адаптация к неразвитости религиозного чувства масс. Адаптация…
Конечно, этот бред я себе позволил не за общей трапезой, унылостью блюд и постностью лиц, напоминавшей кормление детсадовских отличников, а в номере, собирая море шмотья, доставшееся от Билловых щедрот.
Я чувствовал, как накапливается неясное раздражение. Кручусь словно белка в колесе, себе не принадлежу, телевизор в последний раз смотрел в Детройте. Мысли о барышнях были тогда же. Я что, обет безбрачия на себя наложил? Такого уговора не было. Я-то как раз еще очень даже ничего. Уже все знаю – еще многое могу. Прямо-таки в полном соку. Учитывая мой вес, а это, простите, далеко за центнер, полнота моего сока не должна вызывать сомнений.
Кстати, о весе. Неловко как-то. Все-таки апостол, а жирный, как боров. Надо бы похудеть. Да, похудеть. Похудеть… Похудеть…
Напевая на все лады «похудеть», я продолжал кидать вещи в чемоданы и вдруг почувствовал, что с меня упали брюки и, извините за подробности, белье. Носки съехали к ступням. В области живота образовалась впадина, и еще недавно натянутая, как барабан, одежда повисла складками слоновьего брюха.
Опаньки!
