Письмо для торговца Чжао

скачать книгу бесплатно


Очевидно, рядом с тремя торговыми точками совсем недавно располагалась четвёртая – если судить по размерам, такой же стандартный ларёк, наподобие вино-водочного. Вот только догадаться, что за товары предлагались тут на продажу, было непросто – на месте киоска высился чёрный обугленный остов. Из покорёженных выгоревших досок торчали согнутые страшным жаром гвозди. Асфальт вокруг был измазан густым слоем пепла в застывших тёмных потёках и отпечатках обуви. Что тут произошло? Неужто пожар? Немудрено, подумал Дроздов – столько кругом проводов как попало напутано. Вот и случилось короткое замыкание. Хорошо, если никто не пострадал. Сгоревший ларёк народ обходил стороной, не выказывая ни испуга, ни удивления.

Дроздов скользнул глазами по пёстрой сутолоке уличного базара, но задерживаться у прилавков не стал. В середине монументального здания темнел проход под высокой аркой, увенчанной толстым бетонным венком с пятиконечной звездой. Из-под арки с весёлым писком выскакивали юркие ласточки. Туда и направился Алексей решительным шагом, отмахиваясь на ходу от особо назойливых попрошаек.

– Говорил хозяин ейный,

Что построил два бассейна,

Что имеет новый «Бентли»

И огромный в Берне счёт.. – толкнулась было в спину новая порция прилипчивой песенки. Да тут же и оборвалась, стоило Дроздову ступить под тёмные своды. Его шаги отозвались гулким раскатистым эхом. Не прошло и минуты, как Алексей уже был во дворе.

**********

За аркой скрывался совсем другой мир. Дом под номером сорок четыре, высокий и длинный, словно китайская стена, отгораживал от суматошной улицы тихий обширный двор. Сюда не долетали хулиганские мелодии и гнусавая ругань алкашей. Столетние тополя заслоняли жаркое июльское небо липким зелёным куполом. Стволы тополей по толщине приближались к секвойям. Одно исполинское дерево переломилось под собственным весом и рухнуло, оставив чудовищных размером пень. Ствол с увядающей желтеющей кроной валялся тут же, из под него торчали угол детской песочницы и разломанная на куски деревянная лавка. Вокруг подымалась лесом густая полынь. Похоже, никто и не думал убирать останки упавшего гиганта.

Высоко над головой сладко пели невидимые птицы. Сколько Дроздов себя помнил, из пернатых в Кабановске водились разве что голуби, да воробьи. Но в этом зачарованном уголке из пыльной листвы городских тополей доносились мелодичные трели, словно в сосновом бору. Погоди-ка! – а это ещё что за звук? Д-р-р-р-р-р! Д-р-р-р-р-р! Да-да – на одном из деревьев, уцепившись острыми когтями за кору и опираясь на собственный хвост, барабанил настоящий лесной дятел в плоской красной шапочке.

Алексей осмотрелся по сторонам. В глубине двора параллельно жёлтому дому стояли рядами бараки в два этажа, обшитые половой рейкой в облупленной коричневой краске. К баракам сквозь заросли цветущего репейника тянулись извилистые тропинки. Между бараками и жёлтым зданием, окружённые непролазными зарослями, чернели древние покосившиеся сараи. На их дверях болтались ржавые накладки под висячие замки. Сами замки давно оторвали, сараи, понятное дело, обчистили, и теперь опустошённые хранилища старого хлама с приоткрытыми дверями посреди буйного июльского разнотравья смотрелись жилищами лесных гномов. В одной из таких избушек вполне могла обитать страшная ведьма из сказок братьев Гримм – с кривым бородавчатым носом и жёлтым клыком поверх лиловой губы. Что вообще могли хранить жильцы в этих сказочных кладовых? Вышедшие из употребления вещи? Макулатуру? Дрова? А, может, в голодные послевоенные годы здесь держали свиней. Или дойных коров. Кто знает..

Чёрная дверь одного из сараев отворилась с томительным скрипом. Раскатывая на ходу рукав рубахи, навстречу солнцу вышел худой, неопрятного вида, парень с остекленевшими глазами. Между его кривыми ногами проскочила крупных размеров бурая крыса с поднятым вертикально хвостом. Парень, покачиваясь, направился по ведущей к баракам тропинке, поднося на ходу горящую спичку к зажатой в зубах папироске. Крыса шмыгнула в кучу мусора возле помойки. Помойка имела вполне созвучный времени вид – три проржавевших контейнера, похороненные под огромными пирамидами не вывезенного мусора.

Дощатые стены сараев и сладкое пение птиц унесли Дроздова в то беззаботное время, когда он был уважаемым в народе сельским доктором, возил из колодца на санках воду в молочном бидоне, топил дровами строптивую печку, в лесу и на речке бывал чуть ли не каждый день, а в городе только с редкой оказией. Для полной картины недоставало только кудахтанья кур и тугого мычания дойной коровы. Впрочем, их заменяло с лихвой кошачье мяуканье – напористое, отчаянное и, вместе с тем, заунывное – на заросшей зелёным мхом рубероидной крыше сарая друг против друга застыли, разинув пасти, два кота со вздыбленной драной шерстью.

**********

Ещё одна дверь отворилась. Из соседнего сарая, размахивая лохматым хвостом и припадая на заднюю левую лапу, выбежал дворовый пёс размером поменьше овчарки. Длинный чёрный мех, весь в седине и проплешинах, потускнел и свалялся. Похоже, старый кобель давно зажился на этом свете. Не обратив ни малейшего внимания на орущих котов, зверь затоптался, затанцевал неуклюже у ног Алексея, пытаясь лизнуть ладонь. На шее собаки болтался засаленный брезентовый ошейник. Шерсть под ошейником вытерлась узкой полоской – видать, его не снимали давным-давно. Дворовый пёс напомнил Дроздову проказника Кузю со станции скорой.

– Извини, дружок, – развёл Алексей руками, – Для тебя ничего не припас. В следующий раз колбасы захвачу. Не веришь? Да я серьёзно..

Третьяк неслышно подкрался сзади и смачно хлопнул Дроздова ладошкой по заднице. Лёха подпрыгнул от неожиданности, а чёрный пёс, жалобно взвизгнув, пригнулся к земле.

– Слушай, чувак, предупреждать надо! Смотри, собаку как напугал.

– Ага. Напугаешь бабу мудями. Какая ему колбаса? Ты только погляди на сраного борова! Соседи откормили, как на убой. Прикинь, когда я купил квартиру, этот кобель обитал прямо в моём подъезде. На площадке третьего этажа. Сердобольные граждане устроили псу лежанку в виде старого зассанного матраса. А рядом ещё и миска, полная жорива. Представляешь? Так он там сразу и жрал, и срал, и блох вычёсывал. Даже сучек в подъезд приводил. Житуха была у зверюги – симплекс-комплекс. Вонища вокруг стояла столбом. Ты не поверишь – натурально глаза щипало.

– Так это ты его из подъезда выселил?

– Понятное дело. Вместе с блохастым матрасом и грязной миской. И мусор, кстати, выволок весь на помойку. Веришь, нет – даже лестницу вымыл своими руками. Думаешь, кто-то сказал спасибо? Не тут-то было. Соседи орали, как потерпевшие, обзывали фашистом и живодёром. Пытались даже вернуть барбоса назад. Да только я им быстро ноздри прочистил. Собаководы угомонились, матрас утащили в пустой сарай и там обустроили зверю типа квартиру..

– Пшёл вон отсюда, тупой урод! – грозно заорал Третьяк, внезапно повысив голос. И замахнулся правой ногой, словно собрался навесить лохматому пендаля. Тот поджал испуганно круглые, как у панды, уши и затрусил, хромая, обратно в своё убежище.

– Да оставь ты его в покое, – возмутился Дроздов, – Совсем зашугал бедолагу. Даже если твои соседи придурки, пёс-то в чём виноват?

– Да так-то вроде ни в чём. Просто достал он меня своим ублюдочным видом.. Пойдём уже – вот мой подъезд.

**********

Изнутри подъезд под номером четыре мало чем отличался от сотен других подъездов таких же выстроенных на совесть домов – безмолвных свидетелей великих строек, физкультурных парадов и беспосадочных перелётов. Ступеньки широкой парадной лестницы стараниями Третьяка имели вполне приличный вид – на пять этажей Дроздов насчитал всего четыре окурка. На площадках стояли массивные деревянные сундуки, в которых жильцы при советской власти хранили мешки с картошкой и банки с вареньем.

Давно не беленые стены поверх шершавой извёстки в извилистых трещинах исписаны были обычными для такого места глупостями. От простодушных детских объяснений в любви до совершенно мерзопакостной похабщины, снабжённой грубыми, но довольно красноречивыми иллюстрациями. Взгляд Алексея скользнул по корявым надписям «Сидор – пидор», «Танька Ф. Защеканка» и неожиданному «Слава ГКЧП!» толстым красным фломастером, задержался ненадолго на схематическом изображении полового члена, выгнутого казацкой саблей и утыканного густой щетиной до самой головки, а возле почтовых ящиков с отломанными начисто дверцами наткнулся на забавный довольно стишок, выведенный, как по линейке, круглым девчачьим почерком :

«На опушке на лесной

Собрался народ честной :

Вошки, блошки, мандавошки, пауки, сороконожки;

Раки – розовые сраки, кот без хера после драки

И проказница змея.

Словом, было дох..»

Аккуратные строчки спускались по стене почти до самого плинтуса. Впрочем, узнать судьбу честного собрания на лесной опушке Дроздову сегодня не довелось. Третьяк ухватил его за рукав и потянул по ступенькам вверх. Зашагал уверенно мимо дверей толстых и тонких, железных и деревянных, обитых рогожей, клеёнкой и дерматином, пока не остановился на верхней площадке, где ступеньки закончились, и выше поднималась одна только лестница к чердачному люку в потолке – сваренная из толстых прутьев и приставленная к стене без признаков какого-либо крепления.

На площадку выходили всего две двери. Одна напротив другой. Слева – старая филёнчатая, выкрашенная облезшей от времени охрой, с хлипким никелированным замочком – из тех, что можно открыть перочинным ножом или даже вилкой. Справа – куда повернул Третьяк – в стене темнела гладкая матовая панель с выпуклой линзой дверного глазка в середине и целой шеренгой замочных скважин по краю. Таблички с номером на двери не оказалось, но, по здравому рассуждению, квартира была сороковой.