Извилистая тропа

скачать книгу бесплатно

Извилистая тропа
Ирина Солоненко

Ева родилась в благополучной семье, но после того, как отца посадили за убийство, а мать с горя начала пить, жизнь девушки пошла под откос. Она решает во что бы то ни стало доказать невиновность отца и смыть позор со своей семьи.

Извилистая тропа

Ирина Солоненко

© Ирина Солоненко, 2021

ISBN 978-5-0053-8686-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Говорят, что человек – натура сложная и порой противоречивая. Кто из нас знает себя так, как Господь Бог? Да никто. Мы просто живём, потому, что так надо, потому как не можем управлять своими мыслями и чувствами, и даже когда сон овладевает нами, не контролируем своё заветное, неисполнимое желания быть кем-то другим. Кто же я такой на самом деле?

1 Глава

Дневник.

Взгляд девушки устремился вдаль. Ева стояла уже несколько часов, обворожённая красотой города Севастополя, и, несмотря на то, что она видела его не в первый раз, хотелось утонуть в голубой лазури безоблачного неба.

В летние дни солнце стоит в зените, и этот город, словно магнит, притягивает историческими живописными местами посетителей; лёгкий бриз и грация в полёте птиц заставляют сердце трепетать от волнения и умиротворения. Когда вдали послышится птичий зов, и раскинувшиеся крылья, будь это голубь или чайка, приблизятся в поле зрения какого-либо мечтателя, разобьют его размышления о неприятном, тогда он почувствует, что есть на свете что-то более высокое, чем просто человек, пытавшийся забыть, зачем встал ни свет ни заря, сел в утренний автобус и прибыл сюда, чтобы забыться и окунуться в мир грёз.

Ева называла это место голубой лагуной, потому как оно стало чем-то вроде круга, спасающего её от жизненного водоворота. Тонкие пальцы, которые остановились на первой странице, немного дрожали, глаза, как маятники, переходили от одной строчки к другой; при этом, отводя взгляд, она пыталась не заплакать от только что узнанного о своей матери.

Еве было восемнадцать. Её чёрные распущенные длинные волосы запутались под дуновением сильного ветра; на тонкой шее – голубая шаль, которая словно волной развивалась под холодным потоком воздуха. Она была взволнована, и в то же время напугана и до неузнаваемости задумчива.

Дневник матери пролежал в сарае долгое время. Это были истории, написанные на бумаге её же рукой, события, которые мама попыталась стереть из памяти, спрятав их от людского взгляда, надеясь, что её единственная дочь так и не найдёт дневник в чемодане со старыми вещами. Тут, на этих помятых страницах, тлели остатки её молодости. Первое знакомство с дневником оставило неизгладимый след в душе девушки. Оказывается, многое так и останется в памяти её матери, и наверняка, это всего лишь маленькая частица её жизни, и сегодня, пусть хоть мысленно, она перенеслась на страницы болезненных воспоминаний, и кое-какие описанные события открыли ей причину её поведения. Некоторые строчки читались легко и свободно, другие, словно нож, вонзились в сердце, заставляя задуматься, знала ли она на самом деле то, что хранится в глубине тонкой души матери.

Её сковало, когда она узнала о притворной любви матери к отцу, о той грустной улыбке, появляющейся на немолодом лице, о печали и непонимании всего происходящего с ней до сегодняшнего дня.

И всё это вызвало бурю эмоций.

– Бедная моя мама, – мыслила она вслух, и ветер будто подхватывал её слова и сохранял в своём порыве её новые чувства. Закинув волосы назад, она оторвалась от чтения, кинула кусочек хлеба птичкам и, как ребёнок, улыбнулась дикому голубю, запутавшемуся у неё в волосах.

Нет, это ей совсем не мешало. После того, как прелестная птица сложила свои крылья на скамье рядом с ней, Ева продолжила своё чтение.

За несколько часов перед ней пробежала жизнь отца, и тропинка, ведущая в зелёный сад, оказалась вдруг пропастью.

Только из отрывков воспоминаний матери стало ясно, что она вконец была разочарована. Да, последнее, что отец сделал – худшее из зол. Этот его поступок, по мнению матери, как тёмное пятно, которое невозможно отбелить письмами из тюрьмы, которые приходили домой, но так и остались лежать грузом непонимания в её сердце.

– Я виноват. Это моя вина! – извилистая строка так и прыгала перед глазами Евы, еще больше запутывая эту историю.

– Если не верит, значит, о любви и говорить не стоит. – Он сидел в тюрьме за убийство, но Ева не верила в его виновность. Что же на самом деле произошло между родителями, что заставило мать возненавидеть его? Да, правда, может быть он и неидеальный муж, но как отец безупречен, и он всё еще её отец, чего она не желала менять.

Ева была не согласна со строками на бумаге, в её душе происходил настоящий бунт, внутри всё смешалось. Эти строки совсем не любовное признание жены к мужу, не счастливые воспоминания, переданные на бумаге, это было описание печальных моментов жизни, из сердца лилось необъяснимое чувство, фальшивая жизнь молодой девушки, и с каждой строчкой почерк становился корявей, мысли всё беспорядочней, а сердце черствее.

– Я не выйду за него замуж, – сообщала следующая строка. – Я всегда буду любить другого мужчину, и если вы все думаете, что это когда-нибудь пройдёт, то вы ошибаетесь. Это – как отнять у человека дыхание, как заставить солнце больше не согревать землю, а море не наделить волнами.

– Я совершила безумие. Мама, я поддалась уговорам, я продала своё тело за несколько копеек. Я больше не живу, я существую.

После этих строк Ева заплакала.

– Нет, я не скажу маме о том, что прочитала её дневник. Нет, не стану ранить её больше, чем она уже выстрадала и пережила. Пусть это будет нашей с тобой первой тайной, – обратилась она к дневнику. – Причина ясна: мама пьёт, чтобы не думать обо всём этом. Отец в тюрьме, и хоть она и говорит, что его совсем не любит, всё равно переживает. Нет, мама, ты меня не обманешь, – проговорила Ева и захлопнула тетрадь.

Ева вернулась домой. А стоял их дом на возвышении, на пустыре; старый, большой дом с черепичной крышей, светлыми окнами, и большим огородом. И, несмотря на то, что он не представлял ничего особенного из себя, был для Евы родным очагом, где она проводила многие часы на веранде, пристроенной к дому, закутывалась в одеяло, наблюдая, как белая ночь рисует небесные узоры, оттеняя и отделяя огромный шар, нависший над деревней. Пыль пробегала по широкому полю, цепляясь за зерновые колоски, зелёная сочная трава шелестела от прохладного ветра, мгла, будто колыбель, укачивала стоявшие рядом огороженные частоколом дома, а осоковые заросли обнимали речную гладь, будто мать ребёнка.

Живописный узор этой ночи был особенным, что заставило Еву с трудом оторваться от этой красоты, лечь на мягкую перьевую подушку и попытаться заснуть в пришествии утра.

– Пусть следующий день будет лучшим, чем этот, – крутилось в голове, когда сон нежно убаюкивал юную девушку.

2 Глава

Неожиданная встреча.

Рано на рассвете Еве всё же подумалось спросить маму о дневнике, но момент оказался неподходящим. Она приготовила рагу, положив в него немного перца и соли, но не рассчитала ингредиенты, что вызвало недовольство матери и крики в её сторону.

– Я не могу это есть! – возмутилась Светлана.

– Мама, ты что, опять встала не с той ноги?

Ева поправила заколку на волосах, выкинула в мусор бутылку из-под спиртного и окинула мать добрым, но непонимающим взглядом.

– Почему ты на меня всё время кричишь?

– Не смей со мной так разговаривать! – Светлана поднялась на ноги, неуверенной шатающейся походкой подошла к шкафу и нашла последнюю заначку – бутылку виски.

– Вот ты где! А я думала, уже не вспомню, куда положила, – говорила она сама с собой, что в последнее время происходило гораздо чаще. Светлана пошатнулась к стене, в зеркале отразилось её некрасивое синюшнее лицо с отёками под глазами.

Да, этот ужасный вид указывал на её возраст, а ей так хотелось повернуть время вспять и снова превратиться в молоденькую девушку, но нет, ей было уже сорок, а по виду можно было дать все шестьдесят.

Её светлые волосы были спутаны, глаза потускнели от горя, тонкая фигура была обтянута зелёным платьем, пальцы трусились. Взяв острый нож, она быстро открыла бутылку и жадными глотками пригубила алкогольный напиток, зацепив при этом озадаченную дочь.

– Не путайся у меня под ногами! Иди лучше, займись огородом!

– Но, мама, сегодня ведь рабочий день, и я должна быть в салоне. И так уже опаздываю!

– А когда зарплата?

– В конце месяца. Как обычно.

– Говорила я тебе, бросай этот парикмахерский салон и найди себе что-то стоящее. Посмотри на меня. Это последняя моя закуска, – взяв в рот кусок вяленого мяса, проговорила Светлана.

– Мама, давай обратимся к специалисту. Тебе помогут. Я поговорю с Алексеем. Он всё-таки разбирается в таких вещах. Есть же какое-то средство против этой зависимости.

– Ты что считаешь, что я больна?! – возмутилась Светлана. Её веки приподнялись, руки всё продолжали труситься, но это не остановило её выпить весь стакан этой жгучей смеси.

– Хоть ты и не хочешь понимать, но это болезнь.

– Яйцо курицу не учит. Поживи с моё, вот тогда посмотришь.

– Мамочка, я же не со зла. Ну, сделай это хотя бы если не для себя, то для меня, если я вообще что-то для тебя значу.

– Конечно. Мать же самая плохая. Разве я виновата, что не могу противостоять боли. Думаешь, от хорошей жизни пью? Тебе восемнадцать, пора бы и позаботиться обо мне. А то пропадаешь постоянно в этом салоне, который приносит гроши!

– Я без профессии. Кто меня возьмёт на другую работу?

– А ты поищи, может быть, кто и заинтересуется.

– Как бы мне хотелось, чтобы всё стало по-прежнему, когда мы сидели все за общим столом. Мне так не хватает папы. За что нам такая кара?

– Да не в каре дело, просто в жизни всё, как бумеранг. Он отнял жизнь у этого человека, стал на тропу убийства, чего я никак не ожидала, а всему виной его самодовольство, желание получить от жизни больше, чем дано ему судьбой. А против своей доли не пойдёшь. Ну, нет у нас фортуны! Не попалась ему богатая наследница с огромным состоянием, а простая деревенская девушка, единственным богатством которой был лишь деревянный домик на краю деревни и красота, которая увяла, как цветок в саду.

– Ты ведь любила отца, правда?

– Ах, дочка, даже не знаю. В жизни есть не только любовь, но ещё ответственность, уважение, привычка, привязанность. Что я чувствовала и ощущала, я не знаю. Да и как мне понять? Твой отец появился, как луч солнца в темноте, вошёл в мою жизнь тогда, когда моя мать умерла, отец воспитывал меня один, а потом женился на другой, оставив меня на произвол судьбы. Его лицо излучало такое довольство; говорил, что никогда так никого не любил, а перед моими глазами были грустные глаза умирающей матери, страдающей от болезни, и мне стало так невыносимо обидно, что один родитель ушёл по принуждению, а другой по своей воле.

В глазах матери была такая боль, будто кто-то пытал её, заставляя сознаться; её веки были приподняты, губы дрожали.

– Вот я и решила выйти замуж за первого встречного, вытеснить при помощи фальшивого счастья свои обиды и боль. В конце концов, я получила фальшивый брак, ненастоящую любовь и презрение таких же фальшивых друзей, которые только и ждали, чем бы уколоть меня, заставить вспоминать о прошлых ошибках. А обвинить меня было не в чем, кроме того, конечно, что я сама заставила себя поверить в то, что влюблена. А самоуничтожение, как говорится, самый большой порок. Поэтому, наверно, я не любила твоего отца, но верила, что со временем это придёт, что и я буду испытывать к нему чувства.

– И ты веришь в его виновность? – спросила Ева, внимая ей, так как за долгое время не слышала от матери откровенности, выражаемой сейчас в каждом её слове.

Она смотрела на её лицо, измождённое этой болью, – в глазах нет огонька, будто хорошего вспомнить действительно нечего. Да и Ева думала, что той совсем незачем её обманывать и придумывать небылицы.

– Наверняка, если бы твоя бабушка не умерла, то я и не вышла бы замуж, дождалась бы своего человека и, разобравшись в своих чувствах, приняла бы правильное решение. Мной овладели разные противоречивые чувства. Нет, твой отец не был плохим человеком. Он был внимательным и хорошим мужем и отцом. Кто знает, можно ли заставить свое сердце полюбить? В его любовь я всегда верила, а вот невиновность должен доказывать суд, а не я. Первое время я даже подумывала, что его не осудят, но, окажись это правдой или неправдой, всё одно на нём всегда будет клеймо убийцы.

Светлана зажмурилась, подойдя к окну и взглянув на широкую дорогу, потом обернулась к Еве и села на диван, всё еще покачиваясь. Говорила ли она так под влиянием спиртного или это были её настоящие чувства, Ева не имела понятия, но что-то подсказывало ей, что невозможно говорить того, чего не чувствуешь на самом деле.

Ева задумалась.

– А вот я не верила и не смогу поверить в его виновность, даже если суд признает его таковым, я не поверю. Справедливость должна восторжествовать. Не должно и не может быть по-другому, – сказала девушка.

– Ах, Ева, моя маленькая Ева! Ты ещё совсем наивна и не видела жизни. Мечтай, моё солнышко, мечтай, пока хватит духу и сил, и даже если твоя мечта не осуществится, не утеряй эту возможность верить в лучшее.

Слова матери были такими бессвязными, похожими на бред, но, всё же, в одном она права: Ева продолжала лелеять надежду о невиновности отца, и что рано или поздно что-то произойдёт, и всё станет на свои места. Светлана подошла к шкафу, достала фото своей матери, и слезы покатились по её щекам. Светловолосая блондинка будто говорила с ней через плотную глянцевую бумагу, протягивала руки к дочери, чтоб хоть как-то её успокоить, но нет, эти воспоминания были слишком сильными, чтобы верить в лучшее; для Светланы, по крайней мере, эта мечта была не осуществима.

– Одно наверняка, Ева: мать была моим самым верным другом, советчиком, поэтому с её смертью вся моя жизнь пошла под откос.

– А ты на неё очень похожа, – утвердила Ева, кинув взгляд на размытые от старости черты на фотографии; голубые глаза бабушки, словно зеркало, отражали её доброе сердце.

– Да. – Светлана улыбнулась, и её лицо как-то преобразилось. Губы хоть и были бледными, а глаза пустыми и безжизненными, всё же Еве удалось рассмотреть в них то, что никогда не замечала, а именно, что, по-видимому, она слишком любила свою мать. Потерь в её жизни было слишком много, поэтому последний удар сломил её окончательно.

В шкафу лежала очень красивая пуховая шаль. Светлана дотронулась до неё, будто эта вещь была самым дорогим, что есть в доме.

– Твоя бабушка очень хотела бы, чтобы ты носила эту вещицу. Она всегда утверждала, что эта шаль приносила ей удачу. И пусть это только её мнение и никак не подтверждается, что это действительно так. Всё равно, возьми! Теперь она твоя.

Ева ничего не сказала, зашла в комнату, накинула шаль, посмотрела в зеркало. Она выглядела очень нарядно; шаль ей очень нравилась. И девушке казалось, что частичка бабушкиного тепла передалась ей. Да, Ева не знала бабушку лично, да и разговоров о ней в доме никогда не было, а если и были, то обрывались матерью в два счёта. Кто была эта таинственная родственница? От неё осталась лишь одна фотография, которая хранилась у матери и которую она не показывала до сих пор никому, а вот сегодня таки решилась поведать о ней Еве, после чего сложила её в свой блокнот, накрепко закрыла дверцу шкафа ключом и громко заплакала.

– Тебе очень идёт. Ты у меня красавица, – всхлипывала Светлана. Она покрутила Еву, взяла за руки и крепко обняла.

Ева не двигалась.

– Иди, а то опоздаешь на работу.

Ева одела босоножки, взяла сумочку, села в автобус, который за полчаса доставил её в посёлок Озёрное.

Она шла по зелёной тропе, в окружении больших деревьев, рядом небольшой памятник, вокруг череда старых скамеек. Если бы не каждодневная усталость, то Ева бы могла присесть здесь и понаблюдать за горожанами, смотря на лица молодых парней и девушек, которые жили другой, ей неизвестной жизнью. Было в этом то, что её привлекало. Она была девушкой очень любопытной, и при случае всегда становилась невольным наблюдателем каких-нибудь интриг. Но сегодня ей даже на мгновение показалось, что мать стоит на пороге какого-то выбора. Пусть она накричала, грубо начала разговор, но потом это признание, будто всё между ними налаживается.

Зеленая трава ковром растелилась перед глазами, подкрашенная жёлтыми лучами улыбчивого солнца, и те, кто не любит крымское жаркое солнце, прятались в тени деревьев, которые широко раскинули свои длинные ветви, привлекая своими высокими верхушками горлиц. Высокие стволы деревьев были покрыты пышной листвой, и, смотря на неё, можно поверить в то, что каждая пора, будь это лето или поздняя осень, расскажет путнику свою заманчивую историю.

Возле парка было кафе. Ева присела за стол, заказала чашку горячего кофе, так как до открытия салона это можно было себе позволить. Ей представилась неприятная картина. Ева частенько не могла оторвать глаз от происходящего здесь каждый день, но этот случай заинтересовал её намного больше.

Кто-то, будь он обычным посетителем или новым приезжим, сидел за соседним столом, перелистывая страницы утрешней газеты.

– Что будете заказывать? – спросил официант, подойдя к элегантно одетому господину.

– Чашку кофе. И быстрей! – приказал мужчина, не отрываясь от чтения.

Его глаза округлились, когда ободок от кофе становился меньше, и его количество стало уменьшаться с каждым выпитым глотком.

Этот господин был широк в плечах, на нём был элегантный светлый костюм. Внешность его была незаурядная: лысая голова, круглое лицо и щелочки вместо глаз. Ева предположила по нервному движению его пальцев, что он иностранец или актёр. Одним взглядом он убил официанта, который не успел принести ему заказ вовремя; и ему не понравилось обслуживание в этой,,забегаловке»», как он успел выразиться хозяину, который стоял, прикусив губу от стыда, и в тот момент услышал о себе больше гнусностей, чем когда бы то ни было.

Тот глумился недолго, присел на место, и, решив, что раз он всё-таки заплатил за утренний кофе, нужно его допить. Зачем портить себе утро из-за парочки неудачников?

Ева смотрела на лицо богача, и ей подумалось, что такие люди как он оскверняют землю, насыщают её грязью, недовольством и ненавистью.

Тот обратил внимание, что привлёк своим поведением девушку, и улыбнулся ей в ответ. Эта улыбка вызвала в ней лишь непонимание; его громкий грубый голос, услышанный несколько минут назад, продолжал звучать в её подсознании.

– Что за противный старик! – подумала она про себя.

Тот словно услышал, о чём она подумала; его улыбка скользнула по небритому лицу. Он подсел к ней рядом, так будто бы она была его прислугой, натянув на себя довольную гримасу.

– Молодая леди недовольна? – спросил он, оттопырив свой мизинец, оценивающе изучая её светлое лицо и голубые глубокие глаза.

– Чем это я, по-вашему, должна быть недовольна? Я, как и все, пришла просто выпить кофе перед работой, а утро сегодня не такое холодное, как обычно, поэтому причин злиться нет.

– Хм…, кстати, я Трофим Петрович. Для вас – просто Трофим. – Он взял её руку и, уставившись на тонкие ноготки, поднёс её к губам.

– Прелестное вы создание, но вам, право, надо бы отнестись к своей внешности более серьёзно. Не воспринимайте мои слова как неуважение, но если вы хотите чего-то добиться, то делать это нужно не с таким выражением лица.

– Что это вас так заинтересовало моё лицо? Еще некоторое время назад, позволю себе заметить, вы хотели убить молодого официанта только за то, что вам дали неполную чашку кофе. А я прохожу мимо этого кафе не раз в день, и мне нравится, как здесь варят кофе.

– А вы что, пробовали когда-нибудь другой кофе, сидели в дорогих ресторанах, где вам подносили холодные напитки через каждые двадцать пять минут, валялись на шёлковых простынях отеля где-нибудь, скажем, за границей, и вас встречали аплодисментами при виде вашей очаровательной улыбки?

– Ну, знаете ли, каждому своё. Каждый живёт соответственно своему материальному положению.