скачать книгу бесплатно
Аз воздам
Артём Соломонов
До весны 1922-го года Маррания была мирной и процветающей империей, но после вторжения киммерийцев, что считали себя высшей расой, всё изменилось. Маррания утратила былое величие, варвары киммерийцы оккупировали все марранские земли, а коренных жителей изгнали на полуостров Гарден, где в каждом регионе были установлены гетто. Однако есть и те, кто не сдался и вошёл в состав тайной организации «Белый пятилистник», которая стала символом Сопротивления.
Артём Соломонов
Аз воздам
1
Юго-восток от столицы Маррании, весна 1922 г.
В глазах молодого офицера Йохана Эйнера стояло чудовищное багровое зарево. Стрельба, повсюду была слышна стрельба из пушек, зловеще поднимались чёрные столпы дыма. А где-то невдалеке, сквозь громко падающие плиты и разбитые окна чьих-то домов слышались голоса… Нет, крики обезумевших женщин и детей, совершенно не понимающих, что происходит.
Тем временем почти весь юго-восток Марранской империи полнился запахом удушающей гари. А на выжженной от снарядов земле лежало поруганное знамя Маррании в виде золотого диска на ярко-лазурном фоне.
Киммерийские войска громили стены крепости, которые прежде считались неприступными. Эти люди казались безжалостными и выжигали всё и вся на своём пути, подобно тем же огнедышащим тварям, что были изображены на их рукавах в виде зигзага. Они даже истребляли безоружных мужчин, среди которых было немало стариков и просто больных – таких же киммерийцев, только живущих на территории другого государства. И это не считая тех, кто пал под этими самыми стенами. Что до женщин, то их участь была менее завидной. Женщин, а особенно юных, подвергали насилию, причём на глазах у детей.
Одни говорили, что возможной причиной для войны послужили ресурсы, которыми Маррания была богата, ещё задолго до образования самого государства. В прошлом народ Маррании прошёл через колоссальные унижения и рабство, и это всегда подталкивало его к вере в Бога. Во время асурского плена не только погибло много людей, но даже запрещалось исповедовать так называемое единобожие. Однако несмотря на это марранский народ выжил. Другие же считали, что причина была в ином, а именно, в личной неприязни вождя к мараннской расе. Доходили слухи, что существуют некий «марранский заговор», согласно которому марраны давно стремятся к мировому господству и считают себя наследниками Римской Империи. И почему-то никого не смущало, что на это место претендовали многие, в том числе и народ Киммерии, который и сам был не прочь оказаться единственным победителем на мировой арене. Также в сводке новостей мелькала какая-то женщина, с которой Митлер якобы делил постель. По всей видимости, та оказалась марранкой и заразила его одной постыдной болезнью, которую среди киммерийцев и других народов называли «марранской чумой», что, естественно, не могло не внушать ужас и отвращение. И, наконец, третьи утверждали и то, и другое, что в итоге и вылилось в эту бессмысленную кровавую бойню.
– Эйнер! Эйнер! Ты чего там застрял? – окликнул товарищ, чьё ружье, впрочем, как и руки, уже были в чьей-то крови.
– Карл, иди без меня, – сказал Йохан, заметивший марранку, которая пробежала вдоль полуразрушенной стены и скрылась за развалинами. – Я тебя догоню.
– Не потеряйся!
Кивнув своему товарищу, он тотчас же поспешил за беглянкой. Дойдя до развалин, Йохан замедлил шаг и, вооружившись револьвером, последовал внутрь. Озираясь по сторонам, он обратил внимание на разбитые статуи и полуразрушенные колонны, неподалёку лежали засыпанные обломками и пылью картины Рафаэля и Рембрандта и старенький граммофон, на котором стояла пластинка «Mozart: Requiem». Проведя пальцем по пластинке, Йохан печально вздохнул.
– Покажись! – выкрикнул офицер. – Я тебя не трону!
Через какое-то время тень марранки неуверенно качнулась в сторону мужчины.
– Ну, не бойся… – опустив револьвер, тихо произнёс Йохан. – Должен сказать, не все киммерийцы разделяли восторг от предстоящего вторжения. Я вот, к примеру, был обычным пианистом, любил играть Моцарта и никак не желал, чтобы наши люди убивали друг друга, приносили боль и разрушение… Молчишь? Что ж, у тебя есть все основания не отвечать мне. Я знал, на что шёл.
Офицер подошёл к девушке поближе, но она отпрянула, с тревогой глядя на лежавший рядом с ней пистолет.
– Ладно, я понял… Успокойся!
И в этот момент раздался голос Карла-Отто Геральда. Мужчина обернулся.
– Эй, Эйнер! Тебе там помощь случайно не нужна?
– Не нужна! – крикнул в ответ офицер.
И глядя на эту испуганную незнакомку, на её беспомощные карие глаза, в которых таилось чёрт знает что, Йохан поднял пистолет и стремительно зашагал в сторону улицы. С этого момента он не мог отделаться от мысли, что она в опасности, что её могут в любое время обнаружить. Хотя какое ему до неё дело? Она – марранская женщина, он – киммерийский офицер. К тому же оккупант. Да и видел он её только раз. Впрочем, с тех пор как его взору предстал абсурд захватнической войны и весь её ужас, он впервые в жизни начал стыдиться, что он, Йохан Эйнер, киммериец.
– Ну что, нашёл кого-нибудь? – спросил товарищ.
– Нет, – с усмешкой ответил Йохан, – одни развалины!
***
Ночью офицеру было не до сна. Он даже и не раздевался вовсе, а просто лежал, беспокойно глядя в тёмно-синий потолок, на свисающую люстру, похожую на белый корабль, который всё больше от него отдалялся. А подняв руки над головой, нервно закатывал глаза. Так ему было страшно за марранскую женщину, которую он был вынужден оставить совсем одну. И, будучи уже одетым, он встал с постели, надел начищенные до блеска сапоги, застегнул две верхних пуговицы, накинул серую шинель, на рукаве которой светился шеврон с изображением красного дракона, после чего быстрым шагом направился к двери. На выходе ему встретился рядовой с измученным видом.
– Герр лейтенант, капитан Карл-Отто Геральд просил вам передать, что он ждёт вас на площади. Там у них сейчас праздник.
– Праздник? – переспросил офицер.
– Ну да, – ответил рядовой, почесав затылок. – Они там литературу инакомыслящих сжигают.
После этого он с ним простился и сразу поспешил к развалинам.
Однако путь к ним лежал через ту самую площадь, на которой проходила эта чудовищная демонстрация, где предавали огню всё неугодное новому режиму.
Посреди плаца горел огромный дьявольский факел, позади которого медленно развевалось на ветру змееподобное знамя Киммерии. И кто-то из военных начал с довольным видом, если не сказать, с наслаждением, вырывать страницы из толстой книги и бросать в самое пекло. От этого костёр разгорался ещё сильнее, а страницы напоминали не то взлетающих птиц, не то бабочек, которых тотчас же подхватывали безумные языки пламени и превращали в жалкую горстку пепла. Всматриваясь в лицо офицера, Йохан остановился. Не было сомнений, что это был его товарищ Карл-Отто Геральд, чьи хищные глаза фанатика любовались уничтожением контркультуры. Естественно, за ним повторили все остальные, в том числе и гражданские.
Йохан приподнял воротник шинели и зашагал дальше. По пути он завернул в ближайшую лавку и, окинув взглядом прилавок, попросил у продавщицы немного хлеба, сыра и печёного картофеля. Расплатившись, офицер вынул из кармана платок, завернул в него все продукты, затем в один миг всё это сунул под шинель.
Жизнь во время оккупации продолжалась в ритме безумного канкана, где главной целью было выживание.
Всё так же работали местные закусочные, рестораны, учебные заведения, заводы. Люди по-прежнему посещали театры, выставки. Публичные дома приобрели новых посетителей. Вот только куда ни глянь – киммерийское знамя в виде зловещего красного дракона. Да и марранских беретов стало значительно меньше. Совершенный по дизайну киммерийский мундир подавил серый привычный костюм, а изогнутой зловещей фуражке киммерийца могла оказать сопротивление лишь маленькая женская шляпка, с которой марранки почти не расставались.
А спустя некоторое время Йохан уже был на месте. Из серой шинели он достал небольшой свёрток с едой и положил на стул, который находился недалеко от граммофона.
Стоя за стеной, незнакомка в своём потрёпанном платье вся тряслась от холода. Он подбежал к девушке и, скинув с себя шинель, быстро укутал её. И вдруг неожиданно она бросилась к нему, и ошеломлённый Йохан обнял её за плечи и прижал к себе. Наверное, девушка поверила, что он хороший человек и может защитить её. Потом Йохан разжёг костёр, у которого они долго сидели молча, пока он наконец не решился прервать тишину.
– Знаешь, а это ты меня спасла… – держа девушку в своих объятиях, проговорил Йохан. – Если б не ты, то я никогда бы не понял, что я здесь делаю. Зачем участвую в этом бессмысленном кровопролитии… Ты, ты открыла мне глаза! Теперь-то я знаю!
– Лея. – внезапно произнесла девушка, переведя взгляд на шеврон, который блестел на шинели.
– Что? Ты понимаешь наш язык?
– Мой отец всю жизнь изучал вашу культуру. А этот змей – имперский символ вашего могущества, не так ли?
Йохан ничего не ответил.
– Где бы только найти Уастырджи[1 - Имеется в виду Св. Георгий, отвращающий от человека змей, что отвечает его роли драконоборца. Согласно легенде, он побеждает змея-людоеда, которому на съедение отдана прекрасная дева. Св. Георгий выступает как рыцарственный заступник обречённой невинности.], который поразит его своим копьём…
Они немного помолчали. Йохан понимал, что киммерийские военные, вероятно, уже убили родных этой несчастной. Именно поэтому он не решался спросить про её отца.
– А как твоё имя? – спросила вдруг она.
– Йохан… – ответил офицер. – Йохан Эйнер!
– Йохан, мы же оба знаем, что нам не позволят быть вместе! – продолжила Лея, посмотрев ему прямо в глаза.
– Да, – ответил он. – У нас с этим строго. – Йохан отвёл взгляд. Солнце уже скрылось за горизонт. – Ладно, пожалуй, я пойду… А то Геральд меня, наверное, обыскался.
– Ты ещё придёшь?
– Я не знаю, Лея. Но одно могу сказать точно: мне очень этого хотелось бы.
Прошло чуть больше месяца с тех пор, как Йохан впервые увидел Лею. Они по-прежнему встречались втайне. Эти развалины стали для них чем-то вроде прибежища, если угодно, раем в шалаше. Именно там они сидели у костра, говорили о жизни, об искусстве, делились своими самыми смелыми и заветными мечтами, подолгу лежали в объятиях друг друга. Они даже отыскали старенькое, но вполне рабочее пианино. Йохан часами музицировал, а девушка внимала его игре. Но… может ли счастье длиться вечно?
2
На следующий день Карл-Отто Геральд проснулся от лая собаки. Он потянулся за серебряным портсигаром, лежавшем на полу, и, открыв его, взял одну сигарету, а затем закурил, выпустив кольцеобразное облако из дыма.
– Ты уже проснулся, мой дорогой? – произнесла светловолосая женщина в белом пеньюаре. Геральд вздрогнул – он уже и забыл о её существовании.
– Да, – недовольно рявкнул он. – Свари кофе!
– Мог бы и как-нибудь повежливее!
Так и не дождавшись кофе, Геральд оделся и направился в штаб. Зайдя в свой кабинет, он сразу же плюхнулся в просторное кожаное кресло и прикрыл глаза. На стене сияло чёрное и зигзагообразное знамя так называемой Киммерийской империи. А справа от знамени висел портрет славного, но плешивого вождя Вольфа Митлера, над которым была надпись: «Один народ, одна империя, один вождь».
Потом включил радиоприёмник, по которому неизменно передавали его пламенную, но несколько сбивчивую речь:
«Народ Великой Киммерии!
В течение долгого времени мы страдали от серьёзный проблемы… проблемы созданной Генсальским трактатом… Простите, диктатом, которая усугублялась, пока не стала невыносимой для нас. Гарден был и есть киммерийский полуостров. Юго-восточные земли были и есть киммерийские. И то, и другое по их… по их… по их культурному развитию принадлежит исключительно киммерийскому народу. Гарден был отнят у нас, юго-восточные земли были захвачены марранскими свиньями. Как и на других киммерийских территориях на востоке, со всем киммерийским населением, проживающим там, обращались как с какими-то… дикарями! Более чем миллион киммерийцев были отрезаны от их исторической родины.
Как всегда, я пытался мирным путём добиться пересмотра, я бы даже сказал, изменения этого унизительного поражения… То есть положения! Это – ложь, когда весь мир говорит, что мы норовим добиться перемен силой. По своей собственной инициативе я много раз предлагал пересмотреть эти невыносимые условия. Все эти предложения, как вы знаете, были отклонены – предложения об ограничении вооружений и, если необходимо, разоружении, предложения об ограничении военного производства, предложения о запрещении некоторых видов современного вооружения… Вы знаете о предложениях, которые я делал для восстановления киммерийского суверенитета над киммерийскими территориями. Вы знаете о моих бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирного урегулирования вопросов с Эвстрией, потом с Субетской областью, Богамией. Все они оказались напрасны».
Затем Геральд выключил радио, придвинул к себе телефон и набрал номер дежурного.
– Зайди ко мне.
Через некоторое время к нему постучались.
– Да-да, проходи!
– Рядовой Кляйн по вашему приказанию прибыл!
– Ну что, узнал что-нибудь?
– Герр капитан, мне неприятно об этом говорить… но герр лейтенант…
– Ну, что дальше? Не тяни!
– Герр лейтенант наносит визиты одной женщине… А точнее, марранской женщине!
– Не может быть!
– Это правда, герр капитан.
– Что ж, в любом случае мне нужно в этом убедиться, – озадаченно проговорил Геральд, сложив руки в замок. – Ты свободен, Бруно! Спасибо за службу!
– Слава вождю! Слава Киммерии! – вытянув перед собой правую руку, прокричал Кляйн.
Спустя час к Геральду снова постучали.
– Герр лейтенант по вашему приказанию прибыл!
– Проходи, садись, герр лейтенант, – холодно проговорил капитан. – Почему тебя не было на вчерашнем празднике? И да, где твоя шинель?
– Мне нездоровилось. Шинель, должно быть, забыл дома.
– Что? Поинтереснее ничего не мог придумать?
Геральд поднялся с кресла, невозмутимо закурил сигарету и подошёл к окну.
– Мне всё известно.
– Что именно?
– Ты спутался с марранской сукой! – перешёл на крик Геральд. Он подошёл в упор к лейтенанту и затушил об его руку сигарету. Йохан скривил губы. – И шинель сейчас у неё! В общем, тебя казнят по моему приказу, а твою шлюху отправят вместе с остальными на полуостров Гарден.
– Предатель! – с негодованием крикнул Йохан, плюнув Геральду в лицо.
– Предатель, говоришь? – ухмыльнулся капитан, вытирая лицо платком. – Это ещё с какой стороны поглядеть. Осквернил киммерийскую кровь, честь офицера и после этого ещё смеешь меня обвинять в предательстве? Это ты предал нашу страну и вождя!
– Какая же ты всё-таки сволочь.
Геральд снова потянулся к телефону и начал набирать номер.
– Быстро ко мне! – рявкнул он в трубку.
В кабинет вошли два охранника.
– Герр Блексмит и герр Шульц по вашему приказанию прибыли!
– Заберите его с глаз моих… И бросьте в самый вонючий карцер, где полно крыс!
– Будет сделано, герр капитан! Слава вождю! Слава Киммерии!
***
Тем временем Лея заворожённо смотрела на танец огня, подставив ему свои бледные ладони. До войны она любила сидеть у тёплого камина, у которого нередко мерещились разные образы причудливой формы.
Она сидела всё в той же серой шинели Йохана, которая была ей велика, и ждала с ним встречи. Хотелось молиться, да получалось, что и некому. Всех убили. У кого просить помощи?
В какой-то момент девушка стала прислушиваться к каждому звуку, а затем встала и подошла к окну. По надтреснутому и блеклому стеклу бежали капли дождя, но офицера по-прежнему не было видно.
Почему он так долго? Задержали на службе? Должен вернуться.
А потом в кармане Лея нащупала какую-то записку. Девушка развернула её и поняла, что это письмо… письмо от Йохана:
«Милая чужестранка, если ты читаешь это письмо, то, скорее всего, меня схватили и приговорили к смерти. Не жалей, любовь моя, что сегодня ты изнываешь от нестерпимой боли. Да, когда ты смотришь на небо, на глаза твои наворачиваются слёзы.Ты увидишь, любовь моя, ты непременно увидишь: там, где ныне царит скорбь и уныние, там, где правит бал тиран, потерявший рассудок, там, где люди в ветхих одеждах жмутся сильнее друг к другу, где повсюду разлагаются тела стариков, заваленные газетами или страницами из книг, где дети, содрогаясь, шепчут: «Мы умираем от голода» – и роются в отбросах, точно крысы, где убитые горем женщины воздевают руки, тонкие, словно ветви ивы, в последних бесплодных молитвах, где холода и болезни навеки закрывают глаза несчастным, – там, моя любовь, там ещё настанут те великие, те самые благодатные дни, о которых мы с тобой так мечтали!».
