скачать книгу бесплатно
Недавно я услышал по радио сообщение о введении в строй в Израиле установки по очистке сточных вод. Известно, что воды в этой стране решительно не хватает; крупным источником ее пополнения являются сточные канализационные отходы, которые после очистки используются для ирригации на полях. Недостатком существующих систем была плохая фильтрация, которая не могла отделить мельчайшие микробы и вирусы, находящиеся в канализационных стоках. Они попадали на выращиваемые растения и делали их непригодными в пищу. В новой установке используются наноматериалы, которые имеют столь малые отверстия, что даже вирусы и микробы через них не проникают. И снова инициаторами данного начинания были ученые и просвещенные политики, ведь нанотехнологии возникли только на рубеже нынешнего столетия.
Плодами человеческих усилий являются не только локальные новшества. Глобализация дала возможность осуществлять международные проекты самого широкого масштаба. Еще несколько десятилетий назад считалось, что экономика любой страны подвержена циклам развития – «семь жирных лет» сменяются «семью тощими годами». Так повелось со времен, когда Иосиф, один из двенадцати сыновей библейского патриарха Яакова, попал в Египет. Сейчас в результате глобальных тенденций в мировой экономике «тощие» циклы перестали нам угрожать, во всяком случае, такая угроза в значительной мере смягчилась и не проявляется все последние десятилетия. Да мало ли что еще! Примеры переделки мира человеком можно приводить без конца.
Важно подчеркнуть, что человек не начинает своих преобразований без предварительного их обдумывания и планирования. Он также изменяет свою тактику и стратегию в ходе самих преобразований, когда встречается с непредвиденными препятствиями. Даже и по завершении проектов люди продолжают отслеживать их плюсы и минусы, постоянно совершенствуя уже достигнутые результаты. Это и есть сознательная и разумная деятельность, отличающая Человека от Природы по выполнению ими божественных функций созидания нового. При этом человек постоянно совершенствует самого себя: он учится на своих достижениях и на своих ошибках. И к следующему предприятию приходит уже в ином качестве – совсем другим человеком. Таким образом обеспечивается постоянное качественное и количественное нарастание процесса созидания человеком нового в мире и нового мира.
Некоторые характеристики онтологической реальности
В онтологической реальности можно различить следующие объекты: предметы, явления и события. Чтобы их унифицировать, я выбрал термин вещи и буду говорить о вещах всякий раз, когда захочу рассказать обобщенно обо всем, что в данной реальности происходит. Вещи по моей концепции противостоят идеям, которые обозначают то, что происходит в нашем сознании, когда мы мыслим. Иногда я буду использовать слово мысли как синоним термина идеи. Так что материальное vs. идеальное сохраняется и в моей схеме, хотя я придаю их взаимоотношениям совершенно иной характер, чем это делается в работах других философов. Я повсюду буду подчеркивать их взаимодействие и сотрудничество, а не их противоположность и взаимное отторжение.
Онтологическая реальность первоначально возникла и развивалась без человеческого участия. Такое развитие наблюдается и сегодня в тех ее сегментах, до которых человек еще не добрался. Там, где люди присутствуют, возникают совершенно новые условия – человек начинает активно воздействовать на окружающую его материальную среду, существенно ее изменяя. Объективную реальность, сохранившуюся без изменений под воздействием человека, я буду называть первой природой, а то, что было переделано людьми, – второй природой. Эти термины были предложены еще древними греками, и они адекватно отражают две ипостаси онтологической реальности, существующие совместно и во взаимодействии. Вместе они и составляют то, что мы называем онтологической реальностью (иногда я буду употреблять сокращенный термин – онтология).
Самой разительной чертой онтологии является то, что существующие в ней вещи не остаются одинокими, но объединяются в системы. То есть, хотя обычно мы имеем дело с индивидуальными вещами, но они суть единичные проявления целого класса аналогичных объектов. Получив опыт обращения с отдельной вещью, мы привыкаем к обращению с целым классом вещей, и это дает нам возможность более эффективных подходов к данной категории вещей в целом. На этом принципе построено обучение – за познанием нескольких примеров стоит привыкание к ним и правильное с ними обращение. Такое привыкание может превратиться в профессиональное занятие, когда мы узнаем больше, чем остальные люди, о какой-либо категории вещей, и получаем за это денежное либо иное вознаграждение. Данное свойство вещей (быть похожими) в первой природе объясняется тем, что в определенных аналогичных обстоятельствах те же самые частицы преобразуются похожим образом и дают тот же результат.
В конечном счете все сводится к малому количеству частиц, которые взаимодействуют между собой, ограниченные особенностями своего строения при вступлении во взаимные отношения. Возможные комбинации между ними могут завершаться положительным результатом, который допускает их последующее развитие. И так далее, по линии превращения одной мутации в иную, которая становится следующей ступенью развития всей системы. В присутствии человека (во второй природе) действуют несколько иные причины и следствия; я писал об этом выше. Мы действуем, замышляя изменения в лучшую сторону, создавая при этом идеи будущих объектов и институций, необходимых для нашего более благополучного существования. Эти идеальные представления реализуются в разных культурах по-разному, хотя за ними стоит одна и та же мысль (аристотелевская форма). Я возвращусь к этому пункту в главе, посвященной виртуальной реальности. Там он станет моей стартовой площадкой для описания специального типа реальности – виртуальной.
То, что я написал выше, касается лишь одного параметра появления вещей. Есть и иной аспект: любая конкретная вещь в природе представлена не индивидуально, но в рамках какой-то системы, куда она включена. Земля является частью более крупной системы, которая называется Солнечной; Солнечная система встроена в более крупную схему всех небесных тел, составляющих галактику. Миллионы галактик образуют наш постоянно расширяющийся мир. Столовая ложка – лишь одно из орудий, используемых для перемещения сыпучих и текучих тел; в иной модификации (и большем масштабе) она превращается в лопаты различных видов; в еще большем масштабе – в черпалки. Все это вместе составляет системы, которые мы изучаем и постоянно совершенствуем. Та же ложка вместе с вилкой и ножом составляет еще и систему столовых приборов.
Включение в разные иерархии позволяет нам познавать вещи не только как отдельные и не связанные между собой предметы, но как части соответствующей системы. Мы изучаем свойства отдельных вещей и, наряду с этим, их функции в рамках системы. Это дает нам возможность формулировать законы развития тех вещей, которые мы изучаем, чтобы пользоваться этими законами во всех случаях, когда мы с ними сталкиваемся. Без такого способа обобщений не было бы никакой науки, ибо не было бы возможности предвидеть что-либо и подготовиться к встрече с ним. По мере открытия новых аналогов известных в природе либо выдуманных людьми вещей мы пополняем соответствующую систему новыми образцами и совершенствуем формулировки уже известных нам законов природы.
Системное построение самих вещей и то обстоятельство, что они должны быть включены в системы более высокой организации, является первым и основным законом природы. Внесистемные вещи существовать не могут; они либо просто не могут появиться, а если и появляются, то их существование продолжается недолго и они обычно не дают потомства. Мы видим это по рождаемости людей с мутационными отклонениями. В большинстве своем люди рождаются нормальными; если же они появились на свет с существенными отклонениями, то выживают ненадолго и требуют помощи и сопровождения на весь отпущенный им жизненный срок. Система заранее отлажена, и она может функционировать только в приемлемых для ее существования рамках. Экземпляры с отклонениями не могут длительно и самостоятельно существовать и обречены на вымирание. То же самое относится ко всем вещам, а не только к живым организмам. Внесистемные вещи существуют лишь в виде курьеза.
Вторым законом существования вещей в онтологической реальности является то, что они требуют определенного количества энергии, дающей им возможность быть и действовать. Энергия в системе может либо уменьшаться, либо пребывать на неизменном уровне, либо увеличиваться за счет ее притока извне. Показателем наличной энергии в системе служит энтропия. В закрытых для притока энергии системах энтропия показывает постепенный распад системы. Поэтому в онтологии системы должны быть постоянно открытыми для поглощения новой энергии. Иначе они погибают.
По этому параметру онтологические системы существенно отличаются от семиотических, которые, даже будучи закрытыми, не требуют непрестанного пополнения энергии и продолжают существовать в своем прежде достигнутом состоянии. Например, существует несколько тысяч мертвых языков, и каждый из них является системой. Мертвыми эти языки становятся потому, что вымирают их носители, но сами языки, как таковые, остаются. Иногда тот или иной язык возрождается, как это случилось с древнегреческим или с ивритом (языком древних евреев). Тогда берутся старые письменные тексты, их модифицируют по нормам современной жизни (то есть, подпитывают новой энергией), и язык снова становится действующим инструментом общения. Более того, в семиотике имеются системы, которые специально закрываются для нововведений; к ним, в частности, относятся алфавиты, которые очень неохотно принимают новую кровь, дающую им бо?льшую энергию в применениях.
Третьим законом существования и развития онтологических систем является то обстоятельство, что, несмотря на постоянную подпитку энергией, все онтологические системы в конце концов стареют и умирают. Это нисколько не противоречит второму закону, о котором я говорил выше. Если систему не подпитывать энергией на протяжении всего периода ее существования, то она умирает немедленно; а так она умирает в естественные отпущенные для нее сроки. За это время система обычно проходит три стадии развития: период становления, период полного созревания и апогея и период увядания, завершающийся смертью. Обычная схема существования вещей выглядит следующим образом:
Слева стрелкой показан период становления: он происходит сравнительно медленно и требует особой энергетической подпитки. По достижении периода полного созревания развитие продолжается, но лишь в пределах более или менее стабильного состояния, показанного на схеме в виде плато. Этот период в обычных (не экстремальных) условиях значительно длиннее двух остальных. Наконец, система, доходит до точки, за которой наступает ее увядание. Этот последний период происходит быстрее двух других и отмечен постепенной утратой характеристик, достигнутых ранее. В конце него наступает гибель системы. Гибель неизбежна в любой системе, какой бы вечной она нам ни казалась. Уйдет род человеческий, уйдет наша планета, вся Солнечная система и даже вся вселенная. По стандартной космологической модели она снова становится маленькой точкой, из которой в результате большого взрыва возникает новая вселенная.
Четвертым законом существования онтологических систем является их матрёшечное расположение по отношению друг к другу. Самая крошечная матрешка – это конкретное проявление вещи. Затем следует класс таких же самых вещей, включенный в соответствующую более высокую категорию, и так далее. Все это компонуется в законченную картину нашего мироздания, которое представляется нам самодовлеющим целым, хотя на самом деле оно распадается на миллионы различных более мелких систем, отличающихся друг от друга. Найти в этой картинке различные составляющие, представляющие собой ее существенные и однородные части, – одна из основных задач науки, что должно быть обосновано в гносеологии, то есть теории познания.
Гениальный Огюст Конт, который в своих трудах посвятил много места классификации наук, обозначил правильный философский подход к решению этой проблемы, но и сегодня она остается актуальной и практически решается по наитию. Междисциплинарный подход в научных исследованиях весьма плодотворен, но он может быть реализован только на базе уже существующих и четко структурированных наук. Между тем, объявление той или иной темы в качестве междисциплинарной чаще просто прикрывает беспомощность ученого в описании предмета своего исследования, а не точное определение тех наук, к которым данная тема имеет отношение.
Наконец, последней чертой онтологической реальности, которую я здесь укажу, является ее многообразие, которое не дает нам возможности подходить к изучению этого типа реальности с одних и тех же позиций. В ней следует выделить три сферы, различающиеся по характеру происходящих в них пертурбаций: сфера доступного наблюдения с помощью наших органов чувств и специальных приборов; микромир, недоступный для непосредственного наблюдения и функционирующий по иным законам, нежели в первой сфере, и макромир, который также недоступен для непосредственного восприятия из-за его отдаленности от нашей планеты. В начале ХХ столетия ученые начали активное исследование атомной и субатомной природы вещей и обнаружили, что она совершенно иная, нежели близкий нам мир реальности, доступный непосредственному наблюдению. Целый век ушел на подробное изучение этого мира, и дело еще далеко от завершения. Пришлось коренным образом изменить подходы к исследованию, сформулировать новые методы презентации изучаемых феноменов и применить иные знаковые системы. Равным образом изменилась и космология, которая на протяжении последнего века полностью пересмотрела свои позиции, перейдя от статичной модели к модели постоянно расширяющейся вселенной (Хаббл), к теории большого взрыва, черных дыр и темной материи.
Кроме этих достаточно ощутимых сдвигов в теории познания происходит и другая революция, менее очевидная, но не менее существенная. Онтологическая реальность требует особого подхода к ее изучению не только в трех указанных сферах, но и в любой специфической области своих проявлений. Для этого мы должны прибегать к особым знаковым системам, к специальным приборам и иным средствам наблюдения и фиксации разных проявлений изучаемой онтологии, что в свою очередь предполагает специфическую подготовку будущих ученых в той или иной сфере познания. Наука начинается на студенческой скамье и в учебной лаборатории, где будущие исследователи получают первые знания и навыки будущей специальности. Поэтому в высших учебных заведениях следует не только преподавать уже известные в данной науке факты, но стараться их усовершенствовать уже в ходе лабораторных работ и опытов. Только так мы сможем не только следить за уже достигнутыми успехами, но и заложить фундамент их дальнейшего продвижения. Создание таких лабораторий в вузах является необходимым не только как средство заработать деньги для учебного заведения, что само по себе позитивно, но и как необходимая ступень подготовки будущих научных прорывов.
Кроме того, мне представляется необходимым ввести дополнительный параметр ранжирования различных наук: на науки общего плана, ориентирующиеся на разнообразные приложения во всех «прикладных» науках, и на конкретные науки, касающиеся специфических предметов изучения. Первую группу наук я называю синтетическими, к ним можно отнести философию, математику, лингвистику, логику и информатику. Каждая из них имеет разделы, приспособленные к использованию в разных областях практических применений. Так, математика требует особых приложений в плоскостной картографии, в строительной технике, в космологии; каждый раз требуется иная математика. Логика применяется в любой жизненной ситуации, но каждый раз по-иному. Один язык используется для обычных бытовых аппликаций; отличный от него – в науке, а в ней еще выделяются языки, специально создающиеся для компьютерного программирования (так называемые искусственные). К тому же на все это накладывается и то обстоятельство, что каждая национальная общность имеет свой язык. То же относится и к информатике.
Эта разноплановость разрешается в конкретных практических приложениях, которые следует учитывать уже на стадии подготовке будущих специалистов. Но возникает еще одна серьезная проблема. Очаги человеческой цивилизации возникали в разных уголках планеты автономно, ориентируясь на местные особенности существования и на имеющиеся ресурсы, потребные для реализации тех или иных намерений. В результате одинаковые потребности на разных территориях получали свои практические аппликации, отличные друг от друга. Так создавались все национальные культуры. Сегодня, когда мы подходим к решению тех же задач, обогащенные накопленным научным знанием и иными возможностями в возникающем глобальным мире, приходится это делать уже по-другому.
Возьмем для примера проблему стоимости отчуждаемого либо продаваемого товара, то есть проблему его цены. Исторически первым решением проблемы стоимости продукта повсеместно был бартер (натуральный обмен товаров). Кто-то на глазок оценивал находящийся у него товар и товар, предлагаемый ему для обмена, и, если стороны соглашались, обмен производился. Это как бы естественный метод определения стоимости по наитию; он реализовывался в наглядной форме и назывался натуральным обменом. Потом пришло озарение в виде идеи обращения в материальному посреднику, который служил бы мерой для определения цены обмениваемых продуктов. Таким эквивалентом стоимости обычно становился наиболее ходовой товар: где-то пушнина, где-то соль и пр. Так возникали культурные различия в разных странах. Потом пришел наиболее длительный этап денежного обращения. Где-то (кажется, на территории нынешней Ливии) возникла идея всеобщего эквивалента стоимости в виде денег. Сначала для этого использовали полноценные, сделанные из дорогих металлов монеты, потом догадались пользоваться простыми металлическими монетами, наделенными гарантированной стоимостью либо вексельными дензнаками. За этим стояла идея, что дензнаки обеспечивают свою номинальную стоимость, получая гарантию от солидного финансового источника, – известного банка либо даже от государственного казначейства.
Параллельно получили хождение векселя. Это – те же дензнаки, но ради удобства самые большие суммы можно было уложить в маленькой бумажке. Удобство обращения обменных денежных документов стало ведущим способом реализации эквивалента цен. Сначала использовались векселя, потом – банковские переводы, производимые путем переписки между банками сторон, заключавших сделку. Сегодня в глобальном мире оказалось возможным это делать во всемирном масштабе при помощи единой международной системы СВИФТ. Она гарантирует легальность сделки и утверждает международные реквизиты ее реализации. Кажется, деньги в наше время вообще уходят в прошлое. На их место приходят условные единицы, в которые переводятся дензнаки различных стран. Такими условными единицами могут стать любые согласованные между сторонами абстрактные знаки, в том числе и криптовалюты, о которых сейчас так много говорят. Такой способ служит для меня примером решения самых различных задач, связанных с унификацией многих кардинальных установлений, возникших в условиях разобщенного мира и требующих иных подходов в новом глобальном обществе, возникающем сейчас на планете.
Для осуществления глобализации одинаковых устремлений, прежде решавшихся на основе конкретной культурной традиции, стало необходимым объединить конкретные воплощения одной и той же проблемы, ранее решавшиеся на базе локальных подходов. Этот способ объединения различных трендов в один общий образ действий стал для меня путеводной звездой в двух научных начинаниях. По профессии я прикладной лингвист (преподаватель английского языка в российских школах и иврита в израильских ульпанах). Упомянутая идея подвигла меня на написание книги «О языке и языках»[19 - Соломоник Абрам. О языке и языках. Москва, «Спутник+», 2017.], где я попытался свести характерные для отдельных языков особенности в едином для всех гипотетическом языке. Еще раньше я написал книгу по семиотике, которой занимаюсь несколько десятков лет. В ней я постарался объединить все кардинальные положения науки о знаках в единую «Теорию общей семиотики»[20 - Solomonick Abraham. A Theory of General Semiotics. Cambridge Scholars Publishing, 2015.]. То же самое предстоит сделать в тех областях знания, где это еще не сделано. Во всяком случае, в настоящей книге я пытаюсь построить такую теорию общей философии познания, которая объединила бы частные теории познания, характерные для отдельных наук.
Глава 3. Что такое семиотическая реальность. Как она возникла и развивалась
Важным фактором процесса познания является изобретение человеком новых знаков и знаковых систем и овладение уже существующими. Именно знаки и знаковые системы отвечают за три важнейших компонента, без которых процесс развития мира и самого человека не мог бы состояться. Во-первых, знаки обеспечивают межличностную коммуникацию, без которой не было бы кооперации между людьми. С помощью знаков люди разъясняют друг другу свои планы и гарантируют этим тесное сотрудничество в их исполнении. Во-вторых, сами эти планы являются результатом проекции того, что уже существует, на то, чего еще нет. Без учета уже достигнутого нельзя построить ничего нового, и семиотические проекции выполняются поначалу в человеческом уме, овеществляясь в виде знаков, а потом уже и в реальности – вне человека. В-третьих, знаки и знаковые системы передают накопленный опыт предков следующим поколениям, что, в конечном счете, определяет последовательное накопление результатов перестройки мира в разных знаковых источниках. Последнее обстоятельство отвечает за рост и преемственность культуры и за подготовку новых участников к ее продолжению, то есть, за их обучение и дальнейшую специализацию.
Вследствие всех этих причин человек постепенно становится средоточием знаков и символов, что дает основание называть его символическим животным. Именно это обстоятельство отличает его от всех других живых существ. Определение человека как символического животного принадлежит немецкому философу Эрнсту Кассиреру (1874–1945). В его трудах это понятие получило наиболее фундаментальную разработку. Вот как описывается данный вопрос в одном из учебников по истории философии:
«Не только логика науки интересует Кассирера. Культура, по его мнению, основана на символической активности человека. <…>
Миф, искусство, язык и логика как фундаментальные формы “понимания” суть символические формации, типические формы человеческого производства. Философия призвана освоить эту фундаментальную структуру как органическое целое. Символические формы придают феноменам форму и смысл, организуют опыт. <…>
Как “animal symbolicum” (символическое животное) человек вышел за пределы органического мира, перевернув его. Человек не может не подчиниться этим новым условиям существования, которые он сам и создал. Язык, миф, искусство и религия образуют символическую ткань универсума. Даже небольшое продвижение в области мышления и опытного освоения мира уплотняет и стягивает эти своеобразные сети. Вне всякого сомнения, человеку все сложнее выйти на встречу с подлинным бытием. Кажется, – продолжает Кассирер, – что физическая реальность сокращается, а символическая – нарастает».[21 - Реале Джованни и Антисери Дарио. Западная философия от истоков до наших дней, т. IV. «Петрополис», Санкт-Петербург, 1997, с. 281–282.]
Для тех, кто читал мои семиотические работы, ничего нового в этих высказываниях нет. Я повторяю те же мысли почти в тех же самых словах. К тому же это – философское изложение также и моего основного постулата, которому я пытаюсь придать конкретное и развернутое воплощение в настоящей работе: семиотическую слагаемую в развитии человека и его роль в приспособлении к окружающей действительности путем ее изменения трудно переоценить. Она властно вошла в жизнь и стала кооперироваться с онтологической реальностью в производстве нового знания.
Один из основных тезисов настоящей книги таков: семиотическая реальность (то есть совокупность знаков и их систем) – это специфическая форма бытия людей, существующая наряду с онтологической, но имеющая свою сферу деятельности и свои законы развития. По-моему, семиотическая реальность должна рассматриваться и анализироваться отдельно от онтологической, хотя она возникла в результате изучения последней и как средство приспособления к ней. Я убежден, что одной из причин пробуксовки философии в современном мире является игнорирование этого обстоятельства. Подход к материальной субстанции как единому и нерасчлененному целому не позволяет нам выделить подлинные составляющие процесса познания и последующей перестройки как самой онтологии, так и человека, который инициирует и осуществляет все подобные начинания. Рассмотрение новых типов реальности, сначала семиотической, а потом и виртуальной, составляет главное содержание настоящей работы. Начнем с семиотической реальности.
Учение о двух видах реальности
По моему глубокому убеждению, семиотика начинается там и тогда, где и когда мы выделяем два типа реальности: реальность онтологическую и реальность семиотическую. Реальность онтологическая – это реальность феноменологического мира вокруг нас и в нас самих, включенных в этот мир (наше тело, наш мозг и его деятельность). Реальность семиотическая – наши выводы по поводу феноменологического мира, оформленные в виде знаков и знаковых систем. Оба типа реальности существуют объективно, вне нашего сознания. Они, конечно, проявляются в различных формах и в нашем сознании, когда мы о них размышляем, но выступают также и самостоятельно, даже когда мы о них и не подозреваем. Именно поэтому я и называю их реальностями.
Одна из них – реальность, данная нам в ощущениях и первоначально созданная без нашего участия. Ее я называю онтологической. Рождаясь на свет, мы вынуждены приспосабливаться к этому типу реальности, познаем ее, а в процессе познания используем и зачастую изменяем свое окружение и самих себя. Пока все мои рассуждения не выходят за рамки принятого в философии противопоставления: «материальное – идеальное». Но в моих рассуждениях это противопоставление обретает дополнительные нюансы, ибо в ходе познания онтологической действительности мы вынуждены создавать новый тип реальности, – реальность семиотическую.
То, как мы мыслим, остается пока за пределами точного знания, но результаты наших размышлений отражаются исключительно в знаках, что является неоспоримым эмпирическим фактом. В то время как объекты и явления окружающей действительности предстают перед нами в виде синкретической (слитной, неразделенной) картины, в ходе познания мы их анализируем, расчленяем и, в конечном итоге, представляем в виде пространственно организованной и логически обоснованной совокупности знаков. Такое представление является для нас единственно возможным, поскольку оно позволяет нам произвольно остановиться в любой точке познавательного процесса, оценить уже сделанное и представить результаты в обозримой для обсуждения форме. Мы можем возвращаться к ним снова и снова, изменяя и самый ход рассуждений и формулируемые выводы, – промежуточные или окончательные.
Представление в знаковом виде результатов изучения онтологической реальности позволяет оформить их в виде законов природы и использовать для обработки всех аналогичных случаев, которые могут иметь место в будущем. При этом используются знаки самого разнообразного семиотического наполнения; наиболее эффективным является оформление законов природы с помощью математики. Законы гравитации, представленные Ньютоном в виде нескольких математических уравнений, стали одним из краеугольных камней философской картины мира. Законы наследственности, завершенные Грегором Менделем числовым соотношением наследуемых признаков, позволили им превратиться в основополагающую веху всей будущей генетики. (Подробнее о законах природы см. ниже, в главе 9.)
Таким образом, в ходе познания мы переходим от хаотической и нерасчлененной онтологической картины к ее внешне и внутренне организованному и дискретно представленному семиотическому обозначению, а в более сложных случаях – и к семиотическим моделям, которые играют решающую роль в реализации следующего типа реальности, – виртуального плана. Сначала мы создаем отдельные знаки, подменяющие в нашем сознании онтологические предметы и явления, затем создаем из них знаковые системы, а в результате суммарных усилий всего человечества на протяжении всей его истории создается и оформляется знаковая материя особого, отличного от онтологической реальности вида.
Эту реальность я и называю семиотической, поскольку она состоит из знаков и знаковых систем, изучаемых семиотикой. Особенно важно подчеркнуть, что этот тип реальности не менее, так сказать, реален, чем реальность онтологическая. Он объективируется в виде закрепленных общественной традицией знаков и знаковых систем, изучается людьми и составляет основу того, что называется культурой. Семиотическая реальность не только объективно существует вне нашего сознания, но еще и развивается по своим собственным законам, отличным от законов развития онтологических систем. Эти реальности существенно отличаются одна от другой: одно и то же явление, даже рассмотренное под одним и тем же углом зрения, они представляют по-разному. Я продемонстрирую это на самом простом примере.
У меня был малолетний внук, которого я начал обучать географии, используя для этого семиотические модели представления объективной действительности, – карты. Начал я с карт Израиля, страны, где мы живем, и где мой внук успел попутешествовать и многое увидеть. Я называл ему какое-то место и предлагал найти его на карте. В большинстве случаев внук мне говорил: «Дедушка, я знаю, где находится это место, я там был», но найти его на карте он не мог. Причина этому ясна. Все, что он видел в реальной жизни, не только не помогало ему решить поставленную мной задачу, но активно мешало, ибо две картины в его мозгу абсолютно не совпадали, они мешали одна другой. В семиотической реальности мы не только пользуемся иными образами действительности, но и оперируем иными понятиями и их параметрами. Поэтому обе ситуации существенно отличаются, и их приходится анализировать, пользуясь различными логическими алгоритмами.
За время развития человеческой цивилизации знаков и знаковых систем, которые используются для адаптации людей к окружающему миру, накопилось огромное количество. Прежде всего, это – результаты исследований множества научных дисциплин, которые были созданы человеком на всем протяжении истории. Кроме того, существуют и результаты донаучных стадий развития человечества – мифологической и религиозной, их тоже нельзя сбрасывать со счетов. Эта семиотическая реальность передается в распоряжение все новых поколений людей. Она хранится в устных преданиях, в обычаях, наконец, в виде книг, картин, фильмов, церемониальных отправлений и иных форм материальной культуры. В настоящее время мы гораздо чаще черпаем знаковые результаты человеческих взаимоотношений с онтологической реальностью из этих и других подобных источников, нежели из непосредственных соприкосновений с ней.
Более того, развитые науки, давно приблизившиеся к тем границам исследования, которые не поддаются непосредственному восприятию, вынуждены прибегать все чаще к открытиям «на кончике пера», то есть к операциям с созданными ранее знаковыми моделями онтологической действительности. Знаковая реальность никак не менее реальна, чем онтологическая, – она объективно существует вне нас; нам приходится делать усилия, чтобы овладеть ею и зафиксировать в памяти. После этого мы можем использовать имеющиеся знания в дальнейших взаимодействиях с онтологической реальностью.
Таким образом, возникает треугольник взаимодействий между онтологической реальностью, нашим сознанием и реальностью знаковой. Изменения в любой части этого треугольника автоматически ведут к изменениям в двух других его частях. Создание знаковой реальности, ее сохранение, использование данных для нужд нашего развития, социализации и дальнейшего приспособления к окружающей среде должны, по моему глубокому убеждению, стать предметом семиотики, которая по самому названию (учение о знаках), по истории ее возникновения и по достигнутым результатам призвана именно к этому.
Следует особо подчеркнуть (ибо в этом положении кроется ключ к моему пониманию места семиотики среди всех других наук), что семиотическая реальность (знаки, их системы, а также вся совокупность семиотических знаний) вовсе не полностью определяет процесс познания, хотя и является его обязательным компонентом. Для познания онтологической реальности люди научились использовать инструментарий многочисленных наук. Они пользуются методами специфических наук для наблюдения над феноменами действительности, для экспериментирования над ними, наконец, они формулируют выводы, применяя понятийный аппарат различных наук, не выходя при этом за пределы избранной научной дисциплины.
В задачи семиотики, с моей точки зрения, входит обобщение полученных другими науками знаковых результатов, их анализ семиотическими средствами и представление полученных выводов для использования в любой области знания. Семиотика должна изучать продольный срез результатов познавательной и других видов деятельности, зафиксированных в виде знаков, то есть всю семиотическую реальность. Иначе говоря, семиотика представляется мне наукой вторичной, но не в том смысле, что она менее значима, а в том, что для своих разработок она использует результаты, полученные в других науках (и не только науках) в собственной семиотической интерпретации. Указанное различие между двумя видами реальностей является для нас кардинальным. Нам следует прочно усвоить, что семиотическая реальность вопреки тому, что она возникла в результате изучения объективной реальности, имеет свои собственные законы развития.
Сочетание непрерывного и дискретного в двух видах реальности
По-моему, основной дисбаланс между онтологической и семиотической реальностями возникает из-за того, что в них по-разному сочетается непрерывное с составляющими его дискретными частями. Сам принцип сочетаемости этих двух начал я отношу к основам существования любой материи, но отделение одного от другого в двух указанных ипостасях реальностей представляется мне зависящим от их противоположной направленности. В объективной реальности мы чаще всего встречаемся с уже существующим цельным феноменом, который нам предстоит проанализировать, выявить его характеристики и отдельные дискретно расположенные части. Мы можем ошибиться в своем анализе, но в принципе такие дискретные составляющие изучаемого явления или события выделяются довольно легко. В семиотической же реальности мы оперируем знаками, которые всегда дискретны, и идем прямо противоположным путем, составляя из дискретных знаков нечто цельное. Здесь анализ заменяется синтезом, причем, мы иногда синтезируем наугад и довольно часто не достигаем нужного результата.
Манипуляции со знаками, как и любые другие мыслительные операции, почти ничем не ограничены – наша мысль свободна в своих проявлениях, – и мы вынуждены проверять свои выводы в онтологической практике. Такая проверка зачастую очень трудна и может быть надолго отсрочена. В этих случаях наши выводы, полученные в ходе знаковых манипуляций, временно остаются как бы подвешенными в воздухе, что болезненно сказывается на еще неподтвержденных результатах.
Кроме сказанного, следует отметить и то обстоятельство, что наше мышление склонно забегать вперед и соблазняться привлекательным конечным итогом. Тогда мы забываем о промежуточных стадиях процесса и сразу обращаемся к его концу. Стоит вспомнить о событиях прошлого века, когда миллионы людей немедленно и безотлагательно бросились строить светлое будущее, не заботясь о средствах и возможностях его построения. Понадобилось почти столетие, чтобы люди поняли тщету своих неоправданных ожиданий.
Еще о несовпадении непрерывного и дискретного в двух типах реальности
В двух реальностях, хотя бы и одного содержания, не совпадает не только изучаемая материя (например, какая-то территория и ее картографическое представление), но и способы связей элементов, лишь гносеологически зависимые друг от друга и выведенные по правилам семиотики, которые не напрямую вытекают из их реального содержания (о последнем мы зачастую лишь догадываемся). Продолжая пример с географией, мы можем сказать, что представление круглого земного шара на плоской поверхности карт один к одному невозможно. Соответствия одного с другим мы добиваемся с помощью математических моделей и нашего психологического приспособления к ним. Даже и в этих случаях мы получаем лишь приблизительную картину, которая, однако, оказывается удовлетворительной для нас с точки зрения восприятия наших органов чувств.
Дело в том, что они (органы чувств) активно приспосабливаются к приблизительной картине объективной действительности, делая ее в нашем мозгу как бы «законченной и единой». Так, доказано, что глаза ребенка поначалу показывают перевернутую картину окружающего мира, но очень скоро приспосабливаются к тому, чтобы увидеть «настоящую» картину и наше «реальное» в ней положение. Так же нами воспринимается и «непрерывное» движение объектов на экране, если оно воспроизводится со скоростью 24 в секунду дискретно расположенных на ленте кадров.
Несоответствие объектов рассмотрения и направления нашего анализа, о чем я писал выше, приводит в ряде случаев к невозможности их совмещения в двух параллельных плоскостях – объективного мира и его семиотического отражения. Мы различными способами пытаемся нивелировать эту диспропорцию, но не всегда удачно. Впрочем, после многочисленных усилий ученые обычно находят выход из положения. Так, в начале ХХ столетия физики потерпели фиаско, пытаясь выразить в математических формулах ньютоновской механики движение субатомных частиц. Но благодаря открытию квантовой механики и принципа дополнительности, эта задача была вскоре решена.
Проблему совмещения онтологической и семиотической реальностей я считаю одной из самых важных в теории познания и посвящаю ей ниже специальную главу (см. главу 10).
Несовместимость двух типов реальности и философские парадоксы
Наш подход к вопросу о неполной совместимости онтологической и отражающей ее семиотической реальности позволяет разрешить загадки некоторых философских парадоксов, которые издавна мучили человечество и наиболее показательно были представлены в апориях Зенона. Напомню хорошо известную апорию об Ахиллесе и черепахе. Они соревнуются в беге. Ахиллес дает черепахе фору и начинает ее догонять. По истечении какого-то времени он покрывает половину разделяющего их расстояния, но и черепаха проходит некоторый участок пути. Затем Ахиллес еще раз оставляет за собой половину дистанции, а черепаха снова удаляется от него на энный промежуток, и так может длиться до бесконечности… Но только в математике, постулирующей бесконечную делимость пространства и времени. В жизни мы наблюдаем противоположное: Ахиллесы непременно догоняют и перегоняют черепах.
Почему “две такие разницы”? Потому что математические системы исчислений работают по своим алгоритмам, а реальные события – по своим. И их постоянно приходится подгонять друг к другу. Однако спешу успокоить читателей – всегда обнаруживаются алгоритмы, которые устанавливают максимальное соответствие двух подходов – надо только подобрать правильный путь решения. Вот что пишет о философских парадоксах Вилли Креймер: «Давние и новые парадоксы Зенона, Рассела, Бергсона, кажущиеся неприступными с точки зрения логического позитивизма, лишаются смысла, если анализировать их методом разделения реальностей. Рассмотрим для примера парадокс Б. Рассела, который он сформулировал в статье “Почему я не христианин” в виде вопроса: “Может ли Бог создать камень, который не сможет поднять?”. Здесь использованы понятия из онтологической реальности: мочь, создать, камень, поднять и понятие Бога, которому теологически приписывается свойство всемогущества. Оно отсутствует в онтологии, что позволяет отнести его только к семиотической реальности. Соединение понятий из двух реальностей в вопросе делает ответ невозможным. Из невозможности ответа логически следует недействительность вопроса»[22 - Вилли Креймер. Психология и символы еврейского народа. В: https://peoples-peace.blogspot.com/2010/07/ (июнь 2018).]
