скачать книгу бесплатно
– Знаете, что самое сложное в журналистской работе? – спрашиваю коллегу и тут же отвечаю: – Оставаться беспристрастной. Относиться к героям своих интервью как к случайным людям, но при этом проявлять к ним искренний интерес.
Это я знаю не из книжек: я проработала в газетах пять лет пять, писала на общественную тематику. Вчера уточнила: в России более тринадцати миллионов инвалидов. Из них почти треть – трудоспособного возраста.
Мы решаем позвонить Ренату и напомнить об авансе. Георгий – многодетный отец. У меня тоже есть кое-какие обязательства перед детьми.
Ренат назначает нам встречу в Домжуре через два часа. На время прощаюсь с режиссером. Мне надо побыть одной, да и пообедать бы неплохо. В Домжуре бутылка воды стоит сто рублей. Сколько там стоит тарелка супа, я даже боюсь представить.
Еду к Третьяковской, нахожу там сетевое заведение и утоляю голод. Надо где-то скоротать еще час.
Выхожу в Климентовский переулок, иду к Третьяковке. По пути зачем-то сворачиваю к Храму Всех скорбящих радости. К религии я отношусь спокойно, но иногда бывают такие моменты, когда хочется прикоснуться к чему-то очень важному. Хорошо, что у меня с собой панама.
В Храме темно и прохладно. Прошу две больших свечи, спрашиваю, где образ Николая Угодника. Служительница указывает в левый придел. Подхожу к старинной иконе и шепотом прошу Чудотворца о чуде. Кого же еще просить, как не его?
– Святой Николай Чудотворец, верни зрение рабу божьему А.Клёнову! Сподобь его снова увидеть солнышко! Спасибо, тебе святой Никола!
Зажигаю свечку.
Вторую просьбу прошу за себя. Зачем о ней писать, если она еще более несбыточная, чем первая?
Воск оплавляется. Прозрачные капельки стекают и застывают друг на дружке. Свечи сгибаются от жара. Рядом на подсвечнике их стоит еще штук пятнадцать – потоньше, потолще. В каждой – чья-то надежда на чудо. Если отнять у людей эту надежду, то что тогда останется? Вера и надежда всегда идут рука об руку. Нельзя отнять надежду, не отняв веру. А если все отнять, то останутся только страх и злость.
Выхожу из церкви, иду мимо Третьяковки. Солнце палит изо всех сил. Отличная погода, но мне почему-то нерадостно.
Поднимаюсь на горбатый мост, возведенный бывшим градоначальником. На мостике – железные деревья, на которых молодожены оставляют замочки, а ключики выкидывают в реку. Деревьев уже много. Вон, даже на противоположном берегу целая аллея выстроилась.
Навстречу мне спускается пара молодоженов преклонного возраста. Представила вдруг на их месте себя и Клёнова.
Бред какой-то! Я, наверное, перегрелась.
Выхожу на Болотную площадь, сажусь на троллейбус, доезжаю до Нового Арбата.
В Домжуре уже сидит Георгий. Он похож на усталого сенбернара. Быстро подходит Ренат. У него вид гончего пса. Я же, если продолжать собачью тему, старая такса. Приветливо виляю хвостом, готова побегать за мячиком, но быстро утомляюсь.
Попили водички за сто рублей бутылка, поделились с продюсером впечатлениями об утренней встрече. Между прочим, отметила, что у нашего героя есть спецфонд для матримониальных целей.
Ренат сразу оживился:
– Так, кто выходит замуж за Клёнова?
Он оценивающе оглядел нас обоих и стал развивать эту мысль дальше:
– Георгий и я – вряд ли по понятной причине. А вот ты, Оля, вполне подходишь по гендерному признаку. Так что каждому выходит по 33 процента. Это сколько ж от 20 тысяч? – спрашивает он абсолютно серьезно.
На мою долю выходит 6 тыс. евро.
– Так, сейчас переведу по курсу, – задумчиво говорит продюсер.
Я перевожу взгляд с одного на другого. Ладно, пускай поприкалываются, мне сегодня спешить некуда. Я знаю, что Геогрий уже на моей стороне и готовлюсь выдвигать продюсеру веские аргументы.
– Знаешь, Ренат,– заявляю я как можно решительнее, – мне не хотелось бы зависеть от Клёнова. Я работаю на тебя, а не на него. Мы собрались в Старогородск на три дня, и нам надо где-то есть и ночевать. Да и телефонные разговоры тоже кусаются.
Георгий в знак согласия кивает окладистой бородой. Продюсер смотрит на меня искосо. Он всерьез думал, что я пришла на проект из романтических побуждений.
– Ладно, – нехотя соглашается он. – На днях получите аванс.
На том и разошлись. Я забыла в Домжуре свою панаму.
2
В день отъезда будильник запищал в 5.45. Мог бы и не стараться, все равно я не спала всю ночь. За окном темень и льет сильный дождь. На улице огромные лужи. В нерешительности закрываю окно. Выходить из дома под таким ливнем – значит сразу вымокнуть и заболеть.
Накануне договорились с Георгием, что поедем все вместе на его машине. Он живет под Москвой, и заезжать за мной ему не по пути. Я же не оператор с камерой, которую надо беречь, как зеницу ока! Договорились встретиться на Киевке в семь часов, чтобы не попасть в пробку. После разговора с режиссером позвонила Клёнову. Сказала, что приедем около десяти.
– Когда доедете до поворота на Дядьково, позвоните. Вас встретят,– коротко ответил он.
Хорошо бы надеть резиновые сапоги! А еще лучше остаться дома и не ехать ни в какой Старогородск. Но мяч уже в игре, и надо его ловить. Обреченно надеваю босоножки: быстро вымокнут, но и высохнут быстро. На улице настоящий тропический ливень, а на дворе ни одного водостока. Хорошенькое начало, ничего не скажешь!
На Юго-Западной стоит несколько маршруток до Внуково. Стоимость посадки – сто рублей. Через сто метров останавливается муниципальный автобус, который также идет по Киевке, но за двадцать пять рублей. Никто не знает, как называется первая остановка за окружной.
Звоню Георгию, говорю, что выйду на первой остановке, пусть ловит меня там через десять минут.
– Нет, – говорит, – раньше, чем через сорок не получится. Я жду оператора. У меня серебристая «Судзуки Леана».
А уже, между прочим, семь ноль пять.
Вылезаю на первой остановке за МКАД, вглядываюсь в темноту. Серебристых машин выстроился целый хвост – только на противоположной стороне шоссе. Дождь стал еще сильнее. Хорошо хоть, что на остановке сообразили сделать навес.
Переминаюсь с ноги на ногу час двадцать. Уже светает. Снова звоню.
Георгий явно недоволен:
– Да мы тебя, видать, проскочили. Мы уже в Одинцово.
Интересно, как их туда занесло?
Стараюсь держать себя в руках и контролировать препродакшн:
– Это ваш косяк. Езжайте без меня, встретимся в Старогородске.
Мне холодно и очень мокро.
Георгию хорошо – он сидит в машине: там не холодно и не мокро, зато ничего не видно из-за капель на лобовом стекле. Найти нужного человека в сильный дождь на трассе – все равно что тысячу рублей на дороге в солнечную погоду. Правда, солнышка в ближайшие часы ждать не стоит. А вот мне чего ждать? Пробка в Москву рассосется часа через три. На Киевский вокзал я попаду в лучшем случае к десяти, да и то, если не передумаю. А то ведь могу свернуть домой – отогреваться. Нет, надо все-таки наступать на Старогородск, а для начала найти железную дорогу. Места, конечно, знакомые, но уж больно мокро.
Снова звоню Георгию:
– Я передумала. Мы должны приехать в Старогородск все вместе, чтобы Клёнов не собирал нас, как грибы. Давайте, подъезжайте к аэропорту. Там мы, точно, не растеряемся.
Машины обдают друг друга грязными волнами. Хорошо, что подошел еще один автобус, правда в него не залезть. Ну ладно, мне торопиться уже некуда: к счастью, я не опаздываю на самолет.
С аэропортом «Внуково» у меня связано одно веселенькое воспоминание. Когда-то, лет семь тому назад, я провожала старшую дочь Юлю на международную экологическую конференцию в Турцию. Заранее сделала ей нужную справку для пограничного контроля, а заодно и еще одну, точно такую же, для лагеря на Украине. Мне тогда очень хотелось, чтобы ребенок много путешествовал с приучался к самостоятельной жизни.
В день вылета в аэропорту нас уже поджидал Юлин школьный учитель и ее одноклассница со своими родителями. Отдаю дочке документы и последние указания, целую на прощанье и желаю произвести научную сенсацию. Возвращаюсь домой, автобус уже на шоссе. Вдруг – звонок : «Мам, ты мне какую справку дала?» Я как-то сразу догадалась, что не ту. Бумажки в сложенном виде были абсолютно одинаковыми.
Самолет из-за одной девочки задерживать не стали, но я каким-то чудом успела обернуться за час. По-моему, тогда было воскресенье, и в то время еще не было таких пробок. Из Турции дочь привезла золотую медаль и диплом первой степени на английском языке.
С тех пор я больше не была в аэропорту Внуково. За семь лет тут все сильно изменилась. Пожалуй, теперь я бы за час не обернулась туда и обратно. Я уже битый час выглядываю в потоке маленькую машину серебристого цвета.
Наконец, о чудо! – она подъезжает и распахивает мне заднюю дверь, приглашая занять место рядом с тремя не слишком чистыми кофрами. Мы что-то ворчим себе под нос – я и режиссер. Рядом с ним на переднем сидении сидит незнакомый мужчина, который даже не оборачивается в мою сторону. Ну и ладно – впереди у нас еще три дня: успеем познакомиться. Радио громко поет что-то про любовь. Мужчины молча курят. Машина проскакивает нужный поворот: видимость по-прежнему не супер. Мы возвращаемся и молчим еще километров восемьдесят.
Когда не о чем говорить, надо пожевать. У меня всегда с собой что-нибудь есть на такой случай. Режиссер за рулем недовольно поглядывает на меня в зеркальце и облизывается. Наверное, он с утра тоже ничего не ел. За окнами мелькают щиты с рекламой пончиков, а придорожные кафе еще не работают.
Наконец, въезжаем в Старогородскую область. Тут как-то сразу поприветливее – и дождя не было, и закусочные уже открылись.
Хмурый оператор вылезает первым и молча идет в сторону синего ангара. Режиссер молча сует мне три бумажки от продюсера. Я чувствую необычайный творческий подъем – теперь могу шикануть и выпить кофе в компании с интеллигентными творческими людьми. Жизнь прекрасна!
У тарелочек стоит оператор и выбирает пельмени. Его зовут Денис.
Едем дальше, обсуждаем, что будем снимать. Все-таки, на сытый желудок мужчины гораздо охотнее говорят о работе. Проезжаем поворот на Дядьково. Пора звонить Клёнову. Вчера я целый вечер искала пункт «Билайна», чтобы установить роуминг, но, видать, вышла на поиски слишком поздно. Теперь придется говорить по дорогому тарифу.
Прошу телефон у Георгия, набираю номер, слышу: «На счете недостаточно средств». Моя военная хитрость не удалась.
– Слушайте, а как бы вы стали звонить Клёнову, если у вас даже нет его номера? – поддразниваю я мужчин и набираю нужный номер на собственном мобильнике.
– А мы как-то и не подумали насчет этого, – зевает режиссер. – Хорошо, что мы все-таки тебя нашли.
Клёнов как будто ждал моего звонка. По крайней мере, сразу узнал. Он начинает долго объяснять, но мне не до этого. Меня тошнит – не то дыма, не то от сытости. Даю трубку Георгию. Он внимательно слушает и уточняет дорогу. Теперь недостаточно средств на моем счете.
Подъезжаем к заправке, вылезаем. Кругом простор Среднерусской равнины. Никаких пробок, никакой спешки, даже никакого дождя. Вдали виднеются крепкие домики, в поле работает трактор. Начинаем гадать, какая машина приедет за нами.
Говорю в шутку:
– Три джипа охраны.
Георгий рассказывает анекдот в тему:
– Запорожец врезался в «Мерс». Из джипа сопровождения выскакивает братва, бежит к «Запору» и вытаскивает хозяина – старичка бомжиного вида. «Ну все, – говорят, – отец. Сейчас мы тебя кончать будем. Все равно с тебя ничего не возьмешь.» А он им: «Подождите, сынки, сейчас договоримся. Я только сыну позвоню. Он у меня директор птицефабрики, у него деньги есть.» Старичок достает мобилу, говорит, куда ехать. И вот, минут через десять на дорогу выскакивают три джипа, из них выпрыгивает спецназ и кладет всю братву на землю. К старичку подходит самый главный и говорит: «Папаня, я же тебе столько раз объяснял: я не директор птицефабрики. Я командир спецподразделения «Беркут».
Мы смеемся: это современный юмор. Георгий и Денис закуривают. Я достаю из сумки абрикос, чтобы удержаться от вредной привычки. На заправку выруливает темно-синяя машина, наверное, «Опель». Из нее выходит невысокий молодой человек в светлой рубашке и черных очках. У него напряженная походка.
– Вы к А.В.?
Киваем утвердительно.
– Следуйте за мной.
Едем за синей машиной, заводим речь о нашем герое. Я выдвигаю очередную версию: судя по личной охране, он тут человек важный. Может, даже возглавляет местную ОПГ.
«Опель» нашего провожатого въезжает в город, делает несколько поворотов и застревает в пробке. Съеденный абрикос вот-вот полезет обратно, а мне самой уже совершенно все равно, чем занимается наш герой и как его снимать.
– Держись, – говорит режиссер и галантно выбрасывает сигарету в окно. – Скоро приедем.
Синий «Опель» теперь тащится по центральной улице мимо торговых рядов девятнадцатого века и хрущевских пятиэтажек. Ослепительно светит солнце. Я начинаю дремать. Наконец, сворачиваем в маленький дворик и останавливаемся на площадке перед одноэтажным серым зданием, похожим на кафе. На стене две вывески. На нижней написано: «Ассоциация ветеранов». Ну что ж, доехали почти без приключений.
Съемочную группу встречает приветливая секретарша раннего пенсионного возраста. Она смотрит на нас с таким уважением, как будто мы, и в самом деле, люди из кино. Хорошо, что здесь есть туалет. Он слева от входа. Справа – наш главный локейшн, офис главного героя.
Тут желтые обои, такой же ядовито-желтый свет, а жалюзи плотно закрыты. Слева в углу черный кожаный диван, на стенах фотографии в рамках. На высоком шкафу – чучело какого-то пернатого хищника. Над диваном – две шпаги эфесами вверх. Справа – стол для совещаний с четырьмя стульями.
Клёнов неподвижно сидит за рабочим столом. Он поводит ухом в сторону двери, с улыбкой выходит из-за стола и протягивает руку в пустоту. Мы по очереди пожимаем мягкую ладонь.
– Я тебе нужен, Владимирович? – заглядывает в дверь наш провожатый. Он слегка грассирует.
– Пока свободен, – неопределенно говорит шеф.
Мужчины-гости располагаются на диване, оглядываются. Мне места на диване не хватило, но зато я первая получаю чашку чая от Тамары Никаноровны.
Клёнов тоже ставит перед собой чашку и спрашивает, что будем снимать. Я начинаю рулить:
– Проведите совещание с помощниками, потом запишем интервью.
Он не против и предлагает для начала перекурить. Мы с режиссером вываливаемся во дворик, следом осторожно выходит сам хозяин офиса. Денис остается колдовать с софитом. Помощники деловито снуют к машине и обратно.
Клёнов в элегантном костюме и при галстуке. Ему нещадно печет бритую голову.
– А снимите, как я плавать буду, – не то требует, не то мечтает он.
Я тоже начинаю фантазировать:
– Еще хорошо бы, как вы едите. И как идете по городу. Может, с кем-нибудь за руку поздороваетесь…
– Может, и поздороваюсь, – уклончиво отвечает он. – А пройтись я могу у памятника, куда вам тоже надо поехать. Его наша организация месяц назад открыла.
Все, свет установлен. Оператор зовет героя на рабочее место и укрепляет ему микрофон на лацкан. Все готово к совещанию.
Мы с Георгием больше не помещаемся в маленькой желтой комнате, и Денис выгоняет нас на улицу. Там уже моросит мелкий дождик, и мы жмемся под козырьком, "прощупывая друг друга". Режиссер спрашивает, знаю ли я что-нибудь о Лени Рифеншталь, и сильно удивляется, что да. Меня, если честно, больше всего восхищает, что любимый режиссер Гитлера фрау Рифеншталь дожила до 101 года.
– Пропаганду надо делать по канонам высокого искусства, – зачем-то демонстрирую я свою ученость. – Серьезная политика нуждается в красивых кадрах, которые решают все.
– Пропаганду надо делать по канонам высокого искусства, – зачем-то демонстрирую я свою ученость. – Серьезная политика нуждается в красивых кадрах, которые решают все.
«!Вот бы и нам выиграть тендер на съемки Олимпиады!» – мечтаю уже про себя, представляя, как буду выстраивать в кадре спортсменов, передающих друг дружке Олимпийский огонь. Они должны быть похожи на ангелов – все в белом. А вот наш нынешний герой на ангела совсем не похож. На кого он похож – я еще и сама не разобрала. Ну что ж, у нас еще два дня впереди. Разберемся.
Когда две сигареты выкурены, отношения с режиссером кое-как начинают завязываться.
– Ну все, я снял, – кричит Денис.
Статисты расходятся.
– Так, сейчас будем писать синхрон, – командует Георгий.
