скачать книгу бесплатно
– Балычев ухаживал за Дорой?
– Боже сохрани! Нет, конечно. Такие перестарки, как Дора, его не интересуют. Он обожает нимфеток. Болтают, что у него есть собственный бордель где-то под Москвой. Исключительно для личного пользования. Правда, иногда он берет с собой какую-нибудь важную персону, которой желает угодить.
Люлю наклонилась и, дыша на Катю смесью ментола и алкоголя, шепотом добавила:
– Ходят слухи, он большой шалун, этот Балычев. Нимфетки от него без ума. Он умеет угодить и самой распущенной, и невинной скромнице. Впрочем, это только слухи. Мужчины сплетничают почище нас, особенно когда речь идет о сексе!
Люлю захихикала и направилась к шкафчику с посудой. Кухня в ее квартире была совмещена с гостиной, и хозяйка могла «без отрыва от производства» готовить угощение. Она включила чайник, достала чашки и коробку с шоколадом.
Катя подошла и принялась ей помогать.
– А что не поделили Балычев и Генрих?
– У них произошел серьезный конфликт, – сообщила Люлю, насыпая заварку в старинный фарфоровый чайничек. – Еще в Париже. Ты бывала во Франции? Кабаре «Мулен Руж» знаешь?
– Муж водил меня в «Лидо». Это на Елисейских полях.
– Так вот. У Генриха с Балычевым произошла стычка в «Мулен Руж». Чуть до драки не дошло. Хорошо, что на представлении было много наших. Они вмешались и замяли ссору.
– Из-за чего же они сцепились? – удивилась Катя, вспоминая Балычева. Вероятно, он был неприметной внешности, раз ничем не выделился среди гостей Доры.
– Говорю же, из-за женщины. В «Мулен Руж» артистки как на подбор – все по метру восемьдесят, талия, грудь, ножки. У Генриха там племянница танцует.
– В кабаре?
– А что такого? Престижное место, между прочим. Надо же было случиться, чтобы Балычев запал именно на родственницу Генриха. В общем, он свихнулся на этой долговязой красотке! Начал подбивать к ней клинья, а Генрих возьми и настучи ее папаше. Париж – не Москва, там другие порядки. Словом, Балычев получил от ворот поворот и затаил обиду. Он подловил Генриха прямо в зале, на представлении, подошел к его столику и устроил разбор полетов. Тот не смолчал, и пошло-поехало.
– У Генриха родственники во Франции?
– Ну да! Ты не знала?
Люлю разлила чай в чашки, поставила их на поднос и отнесла на столик перед компьютером. Катя взяла в рот шоколадку. Сладкое стимулирует работу головного мозга.
– Двоюродная тетка Генриха живет в Париже. У нее там цветочный магазин, муж и дочь, из-за которой и разгорелся сыр-бор. Кстати, Дора познакомилась с Генрихом в Париже, на площади Тертр. Он купил ее картину, она растаяла. Бедняжка…
Люлю тяжело вздохнула и прослезилась. Но тут же осторожно промокнула ресницы салфеткой, чтобы не потекла краска.
– Зачем было приглашать на помолвку Балычева, если они с Генрихом не ладили? – спросила Катя.
– Дора его не приглашала. Он сам пришел.
– Как это сам? Клуб «Фишка» не забегаловка, куда пускают всех подряд. Тем более на заказную вечеринку.
– На помолвку была приглашена подружка Балычева Соня. Очевидно, Дора понятия не имела, что у них роман.
– Дора могла не знать, – кивнула Катя. – Чего нельзя сказать о Балычеве. Он-то с какой стати увязался за Соней?
– Ты плохо знаешь Балычева. Когда он влюблен, то ни на шаг не отпускает от себя новую пассию. Его страсть сильна, но скоротечна. Остудив жар, он забывает о своей любви и устремляется на поиски следующей. Ах, где мои весенние года? – игриво поправила кудри Люлю. – Жаль, что я не в его вкусе.
– Какой у него вкус? Двухметровые блондинки с ногами от шеи?
– Дело не в росте. Балычев тащится от молоденьких кошечек с недоразвитым бюстом. Поэтому он обожает танцовщиц из «Мулен Руж». У них ценятся естественная, в меру полная грудь и, разумеется, аппетитная попка. Плюс антураж: павлиньи перья, складки, рюшечки, чулочки со швом, стразы и блестки. У Балычева это пунктик.
Катя подумала, что среди гостей Доры были несколько девушек, которые могли сойти за подружку Балычева. Она не обращала на них внимания, о чем теперь пожалела.
– Неужели ты не помнишь Соню? – удивленно протянула Люлю. – Она была неподражаема в коротком зеленом платьице с желтым боа из перьев.
Катя вспомнила. Ей таки бросилась в глаза девушка с желтым боа. Но кто был рядом с ней, она не заметила. Видимо, мужчина совершенно терялся на фоне своей экстравагантной спутницы.
Потом, когда Дора взобралась на сцену, все взгляды были прикованы к ней и ее жениху. Смерть Генриха повергла публику в шок, от которого гости не скоро оправились. Таким образом, Соня и ее спутник выпали из поля зрения Кати. Она больше не видела желтого боа ни возле трупа, ни потом при разъезде людей из клуба.
Значит, Балычев с подружкой сбежали.
– Спасибо, Люлю! – восторженно воскликнула она, указывая пальцем на экран ноутбука. – Я беру этих пастушек!
Хозяйка просияла и сразу забыла о «бедняжке Доре» и безвременной кончине ее очередного жениха. Бизнес – прежде всего. Ей удалось всучить Кате Прозориной дорогое полотно неизвестного мастера девятнадцатого века. Правда, опытные эксперты сомневались в том, что картина датирована верно. Но это уже проблемы покупателя, а не продавца.
Выпорхнув из квартиры Люлю, Катя торопливо набрала номер Лаврова.
– Я знаю, кто убил Генриха! – выпалила она, едва тот взял трубку…
Глава 8
Дневник Уну
За ужином в придорожной гостинице я вышла в туалет и больше за стол не вернулась. Это был отель, расположенный прямо на трассе. Мне удалось протиснуться в окошко туалетной комнаты и выскользнуть в теплую летнюю ночь.
На заднем дворе кошки делили объедки, брошенные им сердобольной поварихой. Светила луна. Гудело комарье. Извилистая тропинка вела к лесу. Я побежала в чащу, не думая ни о чем, кроме желания поскорее скрыться в спасительной темноте. Не пройдет и десяти минут, как меня хватятся и пустятся в погоню.
У меня не было с собой ни вещей, ни денег. Мой паспорт остался у Хозяина, и я понятия не имела, куда мне теперь податься. Лес пугал меня мраком и сыростью. Я не знала, какие звери здесь водятся, и боялась заблудиться. Под ногами хрустели сучья, я то проваливалась во что-то мягкое, то натыкалась на гнилые пеньки и стволы деревьев. Пару раз я чуть не разбила себе лоб, и замедлила шаг. Лицо и руки облепили кровососы, они лезли в нос и глаза, щекотали мне уши. Вскоре все открытые места на моем теле горели и чесались. Я плакала от страха и боли. Ветки расцарапали мне кожу, и ранки саднили. У меня не было времени разглядывать, что со мной. Я молилась, чтобы не упасть и не подвернуть или, не дай Бог, не сломать ногу. Тогда мне конец.
Я не знала, сколько прошло времени, и остановилась передохнуть, когда уже не могла дышать. Пот заливал мне глаза, сердце выскакивало из груди, в горле пересохло. Со всех сторон меня обступали безмолвные мрачные стволы. Пахло прелью и болотом. Неужели я забрела в топь? От этой мысли внутри все оборвалось.
Комариный звон становился нестерпимым, вокруг меня что-то трещало, ухало и чавкало. Словно леший с прочей болотной нечистью облизывались и причмокивали в предвкушении вкусного обеда. Крики ночных птиц казались голосами чертей, а лесные шорохи – крадущимися шагами медведя или волка. Сюда не проникала луна, и я ощутила себя в разверстой могиле, темной и глубокой. Далеко вверху подрагивали почти невидимые звезды. Где-то за деревьями дышала трясина. Из-под земли вырывались жуткие стоны и бульканье.
«Что ты наделала, Уну? – звучало в моей голове. – Ты погибнешь! Пропадешь!»
Я многое бы отдала, чтобы вновь очутиться в уютной и светлой гостинице, за столом в окружении моих язвительных и злобных товарок. Даже участь быть убитой Хозяином теперь не приводила меня в ужас. Может, я бы не так уж долго мучилась. Гораздо хуже утонуть в болоте или быть съеденной волками.
От усталости и боли накатило забытье. Я провалилась в темноту, из которой меня вывел громкий мужской басок.
– Глянь-ка, что я нашел! Вот это гриб, так гриб!
Я с трудом расплющила веки. Они отекли от укусов, и мои глаза не открывались. В узкую щелочку я увидела бородатую рожу и закричала.
– Живая! – обрадовался мужик. – Поди-ка сюда, Сенька!
Рядом со мной на корточки опустился мальчишка в спортивной курточке и кепке с мятым козырьком.
– Ого, батя! Ничего себе!
– Ты как тут очутилась? – спросил меня бородатый.
– За… заблудилась…
– Где корзина-то? Потеряла?
– Ага…
– Чего ж ты так вырядилась? – недоумевал мальчишка, уставившись на мои босоножки. – Руки голые, ноги босые!
– Лес – не танцплощадка, – качал головой бородатый. – А где твои-то? Бросили тебя?
– К-кто?..
– Ну, компания, от которой ты отбилась?
Я испугалась, что мальчишка с бородатым мужиком отведут меня в гостиницу и отдадут Хозяину, и сделала вид, что мне плохо.
– Горе с этими грибниками, – сердился мужик. – Понаедут, сунутся в чащу без компаса, без навигатора. Потом ищи их! Хоть бы позвонили, сообщили, что человек пропал. Небось, водки хряпнули и домой уехали. А эту бедолагу ночью в лесу оставили.
– Батя, она чуть в болото не угодила, – ввернул мальчишка. – Тогда бы ей хана!
– Цыц, ты. Не пугай девчонку. Видишь, она и без того сомлела. Страху, небось, натерпелась…
Он взял меня под мышки, поднял, взвалил на плечо и понес. Легко, словно куклу. Мне было неудобно висеть вниз головой, но я терпела.
Бородатый мужик оказался местным лесником, а мальчик Сеня – его сыном, который приехал к отцу на каникулы. Они жили в деревянном доме с печью и баней во дворе. В этой баньке я с удовольствием помылась и намазалась бальзамом из трав, от которого боль и зуд сразу утихли.
После бани я надела большую мужскую рубашку, которая была мне ниже колен, и вернулась в дом.
– Ты чья будешь? – спросил лесник, накрывая стол. – Городская? Из района?
– Ага, – торопливо кивнула я, желая избежать дальнейших вопросов.
– Ты ешь, ешь. Пища у нас простая, щи да каша. Зато полезная. Сенька, подай медку к чаю! Конфетами-печеньями мы не балуемся.
Аппетит у меня совершенно пропал. Я из вежливости запихнула в себя пару ложек щей и отодвинула тарелку.
– Не могу больше…
Лесник заставил меня выпить чашку густого травяного чая с медом, уложил на деревянную кровать и велел поспать, а сам отправился во двор. Они с Сенькой о чем-то переговаривались. Сквозь дрему я слышала, как поют за окном птицы и шумит лес. Потом все пропало…
Не помню, что мне снилось в тот летний солнечный день, полный запаха скошенной травы и птичьих трелей. Сон был тревожный и некрепкий. Кто-то нашептывал мне на ухо странные и непонятные слова: «Аф… йомен… эвибр… тах…»
Я вздрогнула и вскочила. В деревянной горнице, залитой светом, никого не было, кроме толстого рыжего кота. Свернувшись клубочком, он спал у меня в ногах.
Я вздохнула и осторожно встала с кровати, стараясь не разбудить кота. На окошке цвела красная и розовая герань, за окошком виднелся деревянный сарай, стог сена, забор и зеленый лес. Я покосилась на свои ноги – они были изранены, порезы и ссадины едва затянулись. Медленно ступая по теплому от солнца полу, я подошла к двери. Она была не заперта.
– Иди, куда хочешь, Уну, – пробормотала я. – Никто тебя не держит.
Я сообразила, что назвала себя чужим именем, и поразилась. Оно все-таки пристало ко мне. Потом я вспомнила о Хозяине. Он, вероятно, занят поисками беглянки. Что он со мной сделает, когда найдет?
Между окнами стоял столик, над ним висело овальное зеркало в деревянной резной раме. Я мазнула по нему взглядом и отвернулась. Руки чесались запустить в него чем-нибудь тяжелым. Например, глиняным горшком. Я спрятала руки за спину и поскорее отошла. Нехорошо портить вещи людям, которые меня приютили.
«Аф… йомен… – звучало в моей голове, – …эвибр…»
Я зажала уши, но назойливые слова продолжали звучать в моем сознании. От них было не скрыться, не избавиться.
«Аф… йомен…»
Я подумала, что лесник как-то добирается до своей сторожки. Можно дойти до трассы и поймать попутку. Только у меня нет денег, чтобы заплатить водителю. И я не знаю дороги, поэтому могу опять заблудиться.
«…эвибр… тах…» – отдавалось в моих висках.
Я замотала головой, рассердившись на новую напасть. Нервное напряжение, бегство и ночевка в лесу пагубно повлияли на мой рассудок. Чего доброго, я слягу и попаду в больницу. А там…
Я ни разу в жизни серьезно не болела. Несмотря на чудовищные бытовые условия и постоянное недоедание, здоровье меня не подводило. Странные слова в моем мозгу пугали меня больше, чем перспектива снова встретиться с Хозяином.
«Аф… йомен…»
– А-аа-аааа! – что было сил завопила я, пытаясь заглушить бредовые звуки. – Ааа-а! А-аааа! Аа-аааа!
Хлопнула дверь, и в комнату ворвался мальчишка.
– Ты чего орешь?
Я замолчала и застыла на месте, прислушиваясь – исчезли слова или нет.
– Дура! – с чувством произнес Сенька и сплюнул. – Напугала, оглашенная! Думал, ты кипятком обварилась. У нас чайник тяжелый. Можно уронить. Ты его не трогай. Лады? Если захочешь чаю, батю кликни.
Я опустила руки и кивнула. Внутри было тихо.
– Лады, – сказала я и повернулась к печи. Там стоял огромный пузатый чайник, черный от копоти. Мне вдруг захотелось пить.
– Налить тебе воды? – догадался Сенька. – Погодь, я колодезной принесу.
Вода из колодца была холодная и чистая, как слеза. От нее сводило зубы.
– Мне домой надо, – солгала я, возвращая ему кружку. – Трасса далеко отсюда?
– Не-а. Ты по лесу крюк сделала, чудом в болоте не утопилась. Болотце у нас маленькое, но топкое. Один неверный шаг, и буль-буль.
Я содрогнулась и мысленно поблагодарила судьбу, что она уберегла меня от страшной смерти.
– Проводишь меня к трассе?
– Отчего же не проводить? – улыбнулся щербатым ртом Сенька. – Оклемаешься, и пойдем. Только завтра уже.