скачать книгу бесплатно
Файт не помог справиться с нападениями межгалактических пиратов, которые охотились за золотом, и противостояние переросло в военный конфликт. Ариания и Огр пали.
Дольше всех держался Пеллактур – главная резиденция Основателей. Они оградили себя непроницаемыми «экранами забвения» и отказались покидать планету. Тайная связь с ними поддерживалась Ольвиусом и Энаром: только они знали коды «экранов».
Для того чтобы существовал этот канал передачи информации, Кристаллы несколько земных лет накапливали энергию.
Их невозможно было спрятать, укрыть в глубоких подземельях по одной причине: без солнечного света они не продуцировали субстанцию для образования золота. Поэтому посвященные поступили по-другому. Кристаллы открыто находились на площади Храма Солнца. Их называли Глаза Трейи, невесты Солнца, и для всех это были культовые сооружения.
Об истинном предназначении Глаз Трейи знали только трое: Ольвиус, Эрарх и Энар. Они не делились этой тайной ни с кем. Даже император оставался в неведении. Правители менялись, а подлинные вожди Сольгера, владеющие способностью осознанно переходить из жизни в жизнь, оставались теми же. Они имели тайные имена, которые запрещалось произносить вслух, а лица скрывали под золотыми масками. Они были призраками, существующими в мире теней.
Призраки ведут особое существование. Они по-иному думают, чувствуют и поступают. Они – эхо забытого прошлого…
Замок Братства, где обитал Энар, представлял собой сооружение такое же непостижимое, как и его хозяин. Попасть внутрь можно было через парадную арку. Входящий сразу же оказывался в длинном коридоре со стенами из гладко отполированных панелей. Панели сливались с пространством коридора, так что бесчисленные повороты и ответвления становились невидимыми, и гостю оставалось полагаться на милость судьбы и собственную интуицию. Чистота помыслов была единственной гарантией его безопасности. В Замке было несколько входов и выходов, о которых знали только избранные. В подземных хранилищах располагался Арсенал – склад оружия. Маленькие изящные «раковины» из серебристого металла назывались цонами. Один цон мог уничтожить целый город. Столь сокрушительное оружие до сих пор не применялось. Его мощь являлась избыточной при том уровне развития, которого достигли здешние обитатели. Обычные «поглотители» – дрейзы – могли легко справиться с чем угодно. Сольгерийские оружейники изготавливали дрейзы на любой вкус – от миниатюрных, встроенных в перстни и наручные браслеты, до продолговатых подвесок, которые воины носили на поясе.
Запасы Арсенала приводили в восторг неофитов. Они благоговели перед силой Братства и постигали воинское ремесло с воодушевлением, давно не испытываемым ветеранами.
Энар давно охладел к оружию. Борьба и разрушение утомили его. Могущество достигается другими способами. А здесь о нем вообще смешно говорить, – невежественные аборигены трепещут и в панике разбегаются при появлении одного только лейриса. Наверное, летающее суденышко представляется им чем-то вроде «колесницы небесного Духа» или «огненной молнии». Бедняги!
Обитатели маленькой планеты, обогреваемой карликом-Солнцем, не представляли для него интереса. Сольгерийцы являлись для них расой Богоподобных Существ, и их вполне устраивала эта роль.
– Энар…
В бесшумно отворившемся проеме показался молодой воин, начинающий обучение в Братстве. В обязанности новичка входило выполнение любого поручения старшего по положению в иерархии воинской касты.
Энар прикрыл лицо золотой маской и повернулся к вошедшему, который застыл в почтительной позе, не лишенной, впрочем, достоинства.
– Слушаю тебя, брат, – сказал Энар.
– Вам передали послание, – опустив глаза, произнес ученик. – Вот оно.
В Сольгере входили в моду «письма». Считалось изысканным изложить свои мысли в виде символов на тонкой серебристой пластинке и передать с посыльным адресату. Хотя давно вошли в применение кристаллы, которые умели хранить и накапливать информацию. Эти данные использовались по мере необходимости либо оставались невостребованными в случае, если в них не было нужды.
– Благодарю тебя, брат, – кивнул головой Энар, принимая послание.
Дверь за неофитом закрылась, и Энар остался один в зале. Он снял с пластинки печать. Даже не глядя на оттиск, Энар догадался, от кого послание. Золотой треугольник – символ сердечной привязанности – использовала только Рейя, дочь императора. Право на пользование символами превратилось в игру, которую вели представители высшей знати.
Энар усмехнулся и пробежал глазами содержание «письма». Оно было полно высокопарных выражений и пожеланий увидеть, наконец, Энара возглавляющим тайную экспедицию на материк, в Большие Горы. Там обитали существа, укрывающиеся в толще горных пород. Их называли «гереями» – подземными жителями. Они одни не покорились Сольгеру и оставались независимыми. Чудовищная толщина породы, под которой скрывались гереи, делала их недостижимыми. Применять в Больших Горах цоны было крайне опасно, так как мощь этого оружия могла привести к необратимым процессам.
Рейя испытывала к Энару болезненную привязанность. Она желала видеть его завоевателем – непобедимым и безжалостным. Ей было недостаточно почти безграничного владычества. Слово «почти» приводило ее в недовольство.
– Большие разрушения начинаются с маленькой трещинки, – любила повторять она. – Всякое уродство берет начало с крошечного несовершенства.
– Совершенство недостижимо, божественная Рейя, – возражал Энар. – Неужели нельзя просто наслаждаться жизнью?
– Я начала забывать, что такое наслаждение… – томно прикрывая глаза, вздыхала императорская дочь. – Напомни мне, высокочтимый Энар. Это под силу сделать только тебе…
Глава 10
Москва. Наше время
Во время летних каникул Казаков занимался репетиторством. Он набирал нескольких учеников, которым предстояло сдавать математику, и готовил их к экзаменам. За пару месяцев Вадим Сергеевич зарабатывал больше, чем за весь год.
– Что ты все работаешь и работаешь? – ворчала мама. – Отдохни, съезди куда-нибудь. В Крым, например. Или на Волгу. Ты давно собирался.
– Некогда мне, – сердился Казаков. – Я еще зимой дал обещание, что подготовлю ребят к экзаменам.
– Тебе о здоровье думать надо.
– Прекрати! – взрывался Вадим Сергеевич. – Что ты из меня инвалида делаешь?
Ольга Антоновна не сдавалась.
– Пока ты еще не инвалид, – в ее голосе слышалась скрытая угроза. – Но непременно им станешь, если не научишься отдыхать. Посмотри, на кого ты стал похож! От тебя осталась половина…
Она плакала и уходила в свою комнату. Казаков некоторое время слушал ее надрывные рыдания, потом не выдерживал и шел мириться.
– Ну ладно… ладно, прости, мам. Я не хотел тебя обидеть.
Ольга Антоновна поднимала на сына заплаканные глаза.
– Ты же знаешь, у меня никого и ничего нет, кроме тебя, Вадик!
Они обнимались и долго утешали друг друга. После подобной сцены на пару дней воцарялось спокойствие, а потом… все повторялось. Вадим Сергеевич уже не мог определить, от чего он больше устал, – от работы, от притупившегося страха или от маминых слез. Он снова оказался на грани нервного срыва и позвонил Ангелине Львовне…
– Почему бы вам действительно не поехать куда-нибудь? – сказала она после сеанса. – Развеяться, сменить обстановку всегда полезно. Пожилые люди, даже самые близкие, бывают невыносимы. С одной стороны, их можно понять… Жизнь стала другой, период активной деятельности завершился, организм изношен. Беда стариков в том, что они теряют смысл существования. Им ничего не остается, как «поедать» окружающих.
– Я не могу уехать, – вздохнул Казаков.
– Почему?
– Не знаю. Меня что-то держит в Москве. И это вовсе не работа… Деньги тут тоже ни при чем. С финансами у меня не густо, но на поездку найдется.
– Что же тогда? – удивилась докторша. – Ученики? Перед ними можно извиниться, все объяснить. Долг перед матерью? Но ведь она сама советует вам отдохнуть.
– Если бы я знал! – с истерическими нотками в голосе воскликнул Вадим Сергеевич. – Я не знаю! И это пугает меня. Я… словно привязан. Недавно мне приснился сон… страшный сон. Как будто я просыпаюсь в своей комнате. Ночь… светит луна, а на фоне окна… силуэт мужчины. Он стоит, спиной ко мне, и…
Вадим Сергеевич посерел и закашлялся. Казалось, он вот-вот упадет со стула. Закревская привстала.
– Вам плохо? – обеспокоенно спросила она.
– М-можно воды? – прохрипел Казаков. – У меня в горле пересохло.
– Сейчас…
Ангелина Львовна налила в стакан минералки и подала ему. Он с трудом сделал несколько глотков.
– Вы рассказывали сон… – напомнила она, когда кашель утих и лицо пациента обрело нормальный цвет.
– Да… я очень испугался тогда, во сне… просто прирос к дивану, не в силах пошевелить пальцем. Тот… человек у окна сказал… «Ты нам нужен!» Да… так и сказал: «Ты нам нужен. Не вздумай никуда отлучиться!» Он таким тоном это произнес… таким… ужасным голосом… что у меня волосы на голове зашевелились…
Вадим Сергеевич допил воду и поставил стакан на стол.
– Это был… страшный человек. Он не поворачивался ко мне лицом, потому… потому что… если бы он повернулся, я бы умер. Точно. Я это знаю, и он это знал. Понимаете? Он это знал! – голос Казакова сорвался. – Он это знал! А что… если в следующий раз он… повернется?..
Собственное предположение повергло пациента в шок. Он застыл с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами. Ангелине Львовне стоило немалого труда привести его в чувство.
Казаков вышел из ее кабинета, не испытывая обычного после сеанса облегчения. Наоборот, его нервы взвинтились до предела.
В метро его окружили люди. Они втискивались в переполненные вагоны, дышали друг другу в затылок, вяло огрызались, пробирались к выходу. Перед эскалатором образовалась настоящая толкучка. Наконец, Казаков добрался до ребристых ступенек и медленно поехал вверх. Сзади кто-то закричал. Люди начали оглядываться. Пожилая женщина с сумками в обеих руках не удержалась и упала. Но не это привлекло внимание Вадима Сергеевича. В толпе у эскалатора мелькнуло лицо… Лены. Или ему показалось? Холодный пот прошиб завуча.
– Господи, – затравленно оглядываясь, прошептал он. – Господи! Помоги мне, Господи!
Его тянуло повернуться назад и проверить свою догадку. А что, если там… действительно она, Лена? Нет, не может быть. Она уже успокоилась, перестала его преследовать. Почему вдруг опять?
Казаков поднялся вверх и, влекомый толпой, вышел через вестибюль к дверям. Оказавшись на улице, он судорожно задышал. Теплый воздух не освежал. Здание, у которого остановился Вадим Сергеевич, ремонтировалось. Строительные леса тянулись до самой крыши, вниз сыпались обломки кирпичей и штукатурки.
– Ты че рот раззявил? – заорал с лесов на Казакова молодой парень в каске и рабочем комбинезоне. – Ограждения не видишь, мудак? Получишь по башке кирпичом, отвечай потом за тебя!
Парень зло сплюнул и выругался. Вадим Сергеевич попятился, наткнулся на оградительный трос и чудом удержался на ногах. И правда, как он попал в опасную зону? Перешагнул через ограждение и не заметил?
– Вали отсюда, дядя! – теряя терпение, заорал парень.
Казаков повернулся и неуклюже перелез через трос. На брюках осталась пыльно-известковая полоса. Он начал отряхиваться и тут… боковым зрением увидел Лену. Она вышла из метро, остановилась и наблюдала, как Вадим Сергеевич возится с брюками. Вернее, он так решил. На самом деле Лена была в темных очках, и видеть направление ее взгляда Казаков не мог.
Он выпрямился и заставил себя махнуть ей рукой. Лена продолжала стоять, как стояла. На ней было длинное свободно спадающее серое платье и легкий шарф на голове. Вывалившаяся из метро толпа на мгновение скрыла ее от Казакова, а когда люди схлынули, Лены на прежнем месте не оказалось.
«Я трус и паникер, – принялся стыдить себя Вадим Сергеевич. – У меня развивается мания преследования. Допустим, это в самом деле была Лена, хотя я мог и обознаться. В очках и шарфе любая женщина покажется мне Леной, потому что я боюсь ее. Впрочем, она могла случайно ехать в метро по своим делам. Ей давно наплевать на меня».
Казаков шел по улице, борясь с желанием оглянуться. По его спине катился пот, руки и ноги дрожали. Мучительная тревога сменилась дурнотой. Только бы добраться до квартиры. Только бы…
Уже входя в подъезд, он не выдержал и оглянулся. В десяти метрах за ним шла Лена, прямая и напряженная. Ее глаза через очки пригвоздили Казакова к месту. Он опомнился, рванулся в спасительную дверь, побежал по лестнице.
– Что с тобой? – испугалась Ольга Антоновна, когда он, едва не сбив ее с ног, ворвался в квартиру.
– Закрой дверь! – вне себя от ужаса, завопил Казаков.
Она поспешно захлопнула дверь и бросилась к нему.
– Что случилось?
Вадим Сергеевич ничего не ответил. Он отдышался, выпил воды и присел на диван в гостиной.
– Что случилось? – повторила Ольга Антоновна.
– Мама! Оставь меня в покое! – огрызнулся он. – Пойди, займись чем-нибудь.
Глаза матери вмиг наполнились слезами, но Казакову было наплевать. Он поколебался и набрал номер Калитина. К счастью, тот сразу взял трубку.
– Это вы! – обрадовался Казаков. – Как я рад вас слышать!
– Что-то произошло? – догадался Марат.
– Д-да… Лена Слуцкая! Моя б-бывшая невеста. Она опять… преследует меня. Сегодня в метро она… следила за мной.
– Вы не ошибаетесь?
Марат знал, что Слуцкая временно живет в Подлипках, на даче. Вряд ли она станет возвращаться в Москву с целью досадить Казакову. Зачем ей это нужно?
– Я не ошибаюсь! – потерял самообладание Вадим Сергеевич. – Помогите мне, умоляю! Она… убьет меня! Убьет! Вы обещали…
Глава 11
Таймыр
В доме было натоплено, но Седова знобило. Все восемь человек, вернувшихся в поселок, еще не оправились от странного недомогания. Им стало полегче, но и только. Приезду Жилева искренне обрадовались.
– Думал, не дождусь тебя, Степа, – похлопывая его по плечу, говорил Седов. – Такая хворь навалилась… прямо эпидемия. Ряшкин и тот приуныл.
– А что доктор говорит?
Степан Игнатьевич посмотрел на врача. Тот развел руками.
– Переутомление, простуда… Последствия переохлаждения.
– Ты сам в это веришь? – разозлился Седов. – Здесь не кисейные барышни собрались. У нас с Шелестом две полярных экспедиции за плечами.
– Шелест выздоравливает, – возразил врач.
– Вот именно. Потому что он с нами на это чертово становище не ходил. И вы с Костей здоровы. А остальные хандрят.
Константин, ученый-палеонтолог, который оставался в поселке вместе с доктором и больным Шелестом, угрюмо молчал.
– Хватит тебе, док, тень на плетень наводить, – подал голос неугомонный Антон. – Говори, как есть. Степан Игнатьич должен быть в курсе дела.
Доктора Дмитрия Бологуева в команду привел Седов. Полярные зимовки для Бологуева были не в новинку, и опыт позволял ему сохранять спокойствие в любых обстоятельствах. Тем более ничего страшного не случилось. Ну, приболели ребята, – слабость, плохой аппетит, озноб, – не смертельно. Отдохнут с недельку и очухаются.
– Я бы не паниковал, – сказал доктор. – Арктика и не такие сюрпризы преподносит. Не стоит все приписывать аномальным явлениям. Думаю, становище тут ни при чем. И эта штука, которую вы откопали, тоже.
Жилеву не терпелось увидеть долгожданную находку.
– Не томи! – глядя на Седова, взмолился он. – Покажи, что вы нашли. Мне каждую ночь кошмары снятся, будто я приезжаю, а ничего нет. Ты меня встречаешь на пристани и говоришь: «Ошибочка, мол, вышла, Степан. Зря ты из Москвы сорвался, дела не доделал. Извини…»
Седов вздохнул тяжело, поднялся.
– Идем, – сказал. – Я эту… вещицу… в сараюшке припрятал. Не хотел в доме держать.
– Да ты что?! – возмутился Жилев. – Такую ценность…
– Правильно! – вмешался Линько. – Мало ли что? Вы, Степан Игнатич, не торопитесь. Сначала разобраться нужно.
