скачать книгу бесплатно
– Ясно, что в зале. Сидела за столиком, как и все. Рядом с Тетериным… покойным… Только поближе к сцене. Я ужасно переживала за артистов, из-за того, как они выступят, как шеф отреагирует.
– Что вы называете сценой?
– Специальный помост, предназначенный для таких случаев. Иногда мы приглашаем на вечеринки музыкантов, и они там устанавливают свою аппаратуру, инструменты…
– Понятно. Донна Луна подошла к краю помоста, когда произносила те слова?
– Да, к самому краю, и встала как раз напротив Тетерина… То есть она сознательно его выбрала мишенью для… для колдовства!
– Гипноз – не колдовство. Если это был гипноз.
Смуглое лицо Долгушиной покрылось красными пятнами. Она отпрянула и с возмущением произнесла:
– Вы меня за идиотку принимаете? По-вашему, я тут комедию ломаю? Между прочим, Баба Яга отлично вошла в роль, она будто саму себя играла! У меня мороз по коже пошел, когда она затянула: «Смотри на меня неотрывно…» Между прочим, я посмотрела… Если хотите знать, я глаз не могла оторвать от ее черных зрачков! Маска сверкала, у меня слезы текли градом, а я все смотрела и смотрела… Как вы думаете, на меня ее ворожба тоже… могла подействовать?
– Но вы же до сих пор живы, – улыбнулась Астра. – Когда была вечеринка?
– Две недели назад… Мало ли что? На всех гипноз влияет по-разному… На одних сразу, на других позже…
Теперь она волновалась по-настоящему, Астра это почувствовала.
– Хорошо, я попробую отыскать эту Донну Луну. Но мои услуги стоят дорого.
Ей хотелось проверить, сколько денег готова истратить бухгалтерша фирмы «Маркон» на частное расследование. Судя по внешнему виду, она не богата. Хотя… внешний вид бывает обманчив.
– Я заплачу, – уверенно заявила смуглая дама. – Сколько скажете. У меня есть сбережения. Если я умру, деньги мне не понадобятся…
Глава 6
Москва. Август 1917 года
Ольшевский купил эти письма на Кузнецком у махонькой сгорбленной старушки. Его не заинтересовала шкатулка из темного дерева, похожая на сундучок, которую она держала в руках. Скользнул взглядом и отвернулся. Старушка робко тронула его за рукав.
– Возьмите, сударь… мне больше нечего продавать…
Она казалась такой несчастной, неприкаянной, что он ощутил угрызения совести.
– Сколько? – спросил он, кивая на сундучок.
Старушка назвала сумму. Ольшевский прикинул, хватит ли на книги, и полез в карман. Хорошие манеры, как, впрочем, и многое другое, отошли в прошлое. Он был ученым, знал несколько языков, писал труды по германской филологии. Кому теперь все это нужно? Нынче все германское стало, мягко говоря, непопулярным. За одно упоминание об этих познаниях его запросто побить могут.
Затяжная война на Западном фронте обозлила людей. Сотни калек возвращались из госпиталей и просили милостыню на церковных папертях. Армия роптала… Народ, подстрекаемый революционерами, устраивал митинги и забастовки. Повсюду стало неспокойно. Из северной столицы приходили тревожные вести. Фабрики и заводы останавливались. Деньги обесценились, продовольствия не хватало… Участились грабежи и случаи разбойных нападений на граждан. Надвигалась тяжелая голодная зима. Никто не знал, что будет дальше…
– Спасибо, сударь, – прослезилась старушка, пряча деньги за пазуху поношенной кофты. – Дай вам Бог удачи!
В том, что она пожелала ему не здоровья, а удачи, чувствовалась всеобщая неуверенность в завтрашнем дне. Ольшевский не хотел брать сундучок.
– Не надо… оставьте себе…
– Что вы, что вы! Нельзя… Мне уж на тот свет пора, а они должны жить…
– Кто «они»?
– Письма…
– Ведь вам жаль с ними расставаться, – он отвел ее руки, сжимающие шкатулку. – А мне чужие письма ни к чему. Я просто рад помочь… Простите…
– Вы должны их взять, – настаивала она. – Я даже не знаю, кому они адресованы. Возможно, они найдут того, кому предназначались…
– Мне, право, неловко будет читать чужую переписку, – отнекивался он.
– Они развлекали меня долгими годами одиночества… они заслуживают внимания, поверьте!
В ее голосе прозвучали нотки мольбы, и он сдался:
– Хорошо, давайте.
Старушка просияла. Ольшевский готов был поклясться, что судьба писем волновала ее куда сильнее, чем собственная. Испытывая странное чувство вины перед ней, он поспешил скрыться в толпе. Держа сундучок под мышкой, он пробирался между торговцев. Нашел задешево нужные словари, и, довольный, вернулся домой, где его ждала работа.
– Надобно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума, – говорил его сосед, доктор Варгушев. – Вот я, старик, а добровольно хожу в больницу, пользую раненых. Хотя мог бы давно уехать к сестре в Крым. Она звала. У нее там морской воздух, персики, виноградник во дворе. Делал бы вино – и в ус бы не дул. Однако не то нынче время! Опасное! Подует вражий ветер, всех сметет… и нас с вами в том числе…
Что именно Варгушев подразумевал под «вражьим ветром», он не уточнял. Так он называл неведомую и грозную силу, которая клокотала не только на фронте, в жестоких кровопролитных сражениях, но и в тылу. Император отрекся от престола. Вековые устои государства Российского вдруг поколебались, привычный порядок сменился хаосом. В Петрограде положение Временного правительства было шатким. Многие предусмотрительные люди переводили капиталы за границу, иные пустились прожигать жизнь, словно не видели впереди никакой перспективы. В среде интеллигенции царило брожение. У всех на устах было заветное и пугающее слово – «революция»…
– Вы бумажный червь, Ольшевский, – добродушно критиковал его доктор. – Скрипите пером, когда надо браться за оружие!
– Я не годен к военной службе… у меня слабые легкие…
– А вас никто не агитирует идти воевать. Но как вы собираетесь дать отпор в случае нападения грабителей? Давеча квартиру купца Филатьева, который верхний этаж снимает над нами, обчистили. Обобрали до нитки! Вы небось не слышали?
– Меня дома не было. Я в библиотеку ходил…
– В библиотеку! – смешно выкатывал глаза Варгушев. – Вы чудак, ей-богу! Не от мира сего. Вокруг земля горит, а он по библиотекам шастает. Неужто библиотеки еще открыты?
– Представьте, да! Не все… – справедливости ради добавил Ольшевский. – Я свой труд хочу закончить.
Доктор хрипло смеялся, его смех был похож на кашель.
– Не обижайтесь, милый вы мой, – вытирая выступившие слезы, извинялся он. – Вы правильно делаете. Лучше не думать о том, что творится на улицах. Армию объявили свободной, преступников выпустили из тюрем… город наводнен дезертирами и уголовниками. Они, между прочим, вооружены… Мне-то бояться нечего, я свое пожил. А что будет со всеми вами?..
Он долго, с наслаждением живописал грядущие ужасы. Ольшевский только делал вид, что слушает. В сущности, Варгушев был прав, но что толку в правильном диагнозе, если нет средства излечить болезнь?
Отделавшись от разговорчивого соседа, Ольшевский запирался у себя и всецело предавался германской филологии.
В этот раз он начал не с книг, а со шкатулки, которую всучила ему старушка. В нем внезапно проснулся дух исследователя. Он водрузил приобретение на стол и поднял крышку…
Каково же было его удивление, когда он прикинул примерный возраст писем. Не меньше двухсот лет… Где, каким образом хранились они? Как уцелели? Кем были написаны? А главное – кому?
Ольшевский пожалел, что не расспросил старушку, как к ней попали эти исписанные английскими буквами желтые, сложенные вчетверо листы, хрупкие от времени, истертые на местах сгибов, с потрепанными краями…
Сначала он все ходил на Кузнецкий, надеясь встретить там пожилую даму или хотя бы узнать, где она живет. Но никто ее не запомнил. И сама она более не появлялась. Сколько ей было лет? Семьдесят? Восемьдесят? К какому сословию она принадлежала? В ее речи и жестах сквозило хорошее воспитание, но одежда выдавала крайнюю бедность. Раз она читала письма, то знала языки… Вероятно, она окончила Институт благородных девиц, давала уроки детям из богатых семей, учила их говорить по-французски, по-немецки, по-английски… Вероятно, была замужем, но все ее близкие умерли или уехали из охваченной волнениями России… Вероятно, она решила умереть там, где прошли лучшие годы ее жизни…
Предположения, догадки…
* * *
Москва. Наше время
Паровые котлеты были такими же пресными, безвкусными, как и рагу. Ни соли, ни пряностей, ни румяной хрустящей корочки. Матвей вяло жевал, проклиная свою слабость. Пошел на поводу у Ларисы, позволил испортить себе обед!
«Ну, погоди же, отплачу я тебе сторицей! Знаю твой чувствительный мозоль!» – подумал он и с наслаждением заговорил о Калмыкове.
– После пятидесяти у мужчин наступает вторая молодость, – с мстительной радостью заявил Матвей, глядя, как вытягивается холеное, почти без морщин, лицо Ларисы. – Они наверстывают упущенное. Твой муж – не исключение.
– Ты же сам только что говорил про переломный период…
– У всех это проходит по-разному. Последняя любовь куда безрассуднее первой. Как бы Калмыков не развелся с тобой…
– Типун тебе на язык! – возмутилась она. – У нас же ребенок, сын!
– Если мужчина влюбляется, его ничто не останавливает.
– Ты нарочно меня пугаешь…
Матвей промолчал, пережевывая кусочек котлеты. Лариса тоже молчала, осмысливая его слова.
– Я хочу выяснить, кто она! Что их может связывать?
– Есть несколько вариантов. Бывает платоническая любовь, – не унимался он. – Или роковая поздняя страсть! В зрелом мужчине вдруг вспыхивает непреодолимая тяга к юной девушке. Если верить Фрейду, редкая дочь не мечтает переспать со своим отцом. А старики охотно женятся на молодых. Таким образом они надеются возродить сексуальную функцию.
– Какая страсть? Я тебя умоляю… Калмыков и в молодости-то не горел, а тлел, как затухающий костер. Ему давно необходим допинг, чтобы хоть раз в месяц исполнять супружеский долг! Но и это становится проблемой. Лишний вес, переедание, полная гиподинамия сделали его ленивой неповоротливой тушей! Он слышать не желает о тренажерном зале или мало-мальски умеренном питании.
Матвей отодвинул тарелку и раздраженно вздохнул.
– К чему ты клонишь, Лара? Хочешь, чтобы я взял Калмыкова в свою группу? Он уже вышел из подросткового возраста. И потом, раз у него появилась любовница, все не так безнадежно…
Она со стуком бросила вилку и сплела белые, не знающие физического труда пальцы. Два золотых кольца – обручальное и перстень с топазом – были подобраны с безукоризненным вкусом.
– Это самое подозрительное! – прошептала она, наклонившись вперед. – Помоги мне, Карелин. Я не могу на старости лет остаться на улице без копейки за душой. Это несправедливо!
– Вот чего ты боишься… Расслабься! Калмыков тебя не обидит. У него хватит денег и для тебя, и для любовницы.
– Вдруг он и правда вздумает разводиться?
– Переживешь. Не ты первая, не ты последняя…
– Не смей так говорить! – оскорбилась Лариса. – Я промучилась с ним всю молодость, потратила время и силы, чтобы теперь какая-то длинноногая свистулька увела у меня мужа?!
– Ба, ба, ба! Что я слышу?! Ты боишься потерять Калмыкова или доступ к его банковскому счету?
– Какая разница? Он – мой! Я завоевала его, терпела все его причуды, родила от него, наконец! Чуть не испортила себе фигуру беременностью и родами! Я заслужила все, что у меня есть, и не собираюсь уступать без боя. Да, я привыкла к достатку, к высокому уровню комфорта… Я имею на это право!
Лариса распалилась не на шутку. Матвей гадал: прикидывается она или действительно взволнована? Эта женщина могла решиться на любую интригу… от пресыщенности, которая толкает порой людей на странные вещи.
– С чего ты взяла, будто Калмыков завел любовницу?
– Он начал следить за собой. Одеваться тщательнее, чем обычно, пользоваться дорогим парфюмом. Раньше он не придавал этому значения. Даже когда ухаживал за мной! Я чувствую, с ним что-то происходит… Он начал скрывать от меня, куда идет, где задерживается… Иногда я ловлю его на лжи!
– Не все же тебе обманывать…
– Я никогда не обманывала Калмыкова, – возразила она. – Между нами существует взаимная договоренность – не ущемлять свободу друг друга.
– Но до сих пор этой свободой пользовалась только ты.
– Неправда! Он тоже ни в чем себя не стеснял… И потом, я никогда не помышляла бросить его!
– Еще бы! Отказаться от курочки, несущей золотые яйца? Ты ведь умная женщина, Лара.
– Я готова была бы закрыть глаза на его похождения, если бы не знала, что у него напрочь отсутствует либидо. Ты понимаешь?
– Любое чувство может внезапно проснуться.
– Не зли меня, Карелин. Лучше скажи: поможешь?
Зал ресторана постепенно заполнялся, преимущественно обеспеченными пожилыми дамами. Они не просто обедали, но и оживленно болтали, с интересом разглядывая Матвея и Ларису. Официантки разносили заказы, виляя тощими бедрами.
– Смотря, в чем это будет заключаться… – осторожно произнес он.
Раздался мелодичный сигнал мобильного.
– Твой телефон звонит, – недовольно сказала Лариса. – Не бери трубку. Неужели нельзя хоть раз спокойно поговорить?
– Извини… – Он все-таки достал мобильник, взглянул на дисплей и коротко ответил: – Что-то срочное? Нет? Понял… я перезвоню попозже… Немного занят… Вечером буду… Да. Обязательно.
Женское чутье подсказало ей, с кем он говорил. Его взгляд потеплел, голос смягчился, черты лица разгладились…
– Это она? – догадалась Лариса. – Твоя барышня? Обвиняешь меня в меркантильности, а сам путаешься с богатой наследницей? Небось, не нашел себе девчушку-простушку!
– Ревнуешь?
– Нет… констатирую факт.
– Я не намерен обсуждать с тобой Астру. Кажется, я уже предупреждал, что…
– Успокойся! Никто никого не обсуждает. Я даже рада, что ты с ней… близко знаком. Ходят слухи о ее необычных способностях. Она на самом деле видит людей насквозь?
– Не больше, чем ты и я. Астра умеет оригинально мыслить и делать выводы, которые не приходят другим в голову. Только и всего.
– Завидую.
