скачать книгу бесплатно
После нас
Александр Солин
Ты можешь со мной не соглашаться, можешь искать свое будущее, но я свое разглядел, и это очень хорошее будущее. Я знаю: что бы дальше ни произошло, кто бы ни правил Россией, какие бы козни ей ни строили, она будет жить столько же, сколько и всё человечество. Будет либо жить, либо погибнет вместе со всеми. Не знаю, как тебе, а по мне это отличная новость.
После нас
Александр Солин
Человек будущего уже среди нас.
Л. Толстой
Литература – это феномен языка,
а не идей.
В. Набоков
Когда в череп мой вселится ветер,
Когда зелень украсит скелет…
Б. Виан
© Александр Солин, 2024
ISBN 978-5-0062-5905-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
Человек средних лет – очкастый, коренастый, с невыразительным лицом и расчетливой небрежностью в одежде сообщил собравшимся:
– Вот вам для примера отрывок из Набокова.
После чего гримасничая и морща лоб, прочитал:
«Обсаженная среднего роста липами с каплями дождя, расположенными на их частых черных сучках по схеме будущих листьев (завтра в каждой капле будет по зеленому зрачку), снабженная смоляной гладью саженей в пять шириной и пестроватыми, ручной работы (лестной для ног) тротуарами, она (улица) шла с едва заметным наклоном, начинаясь почтамтом и кончаясь церковью, как эпистолярный роман. Опытным взглядом он искал в ней того, что грозило бы стать ежедневной зацепкой, ежедневной пыткой для чувств, но, кажется, ничего такого не намечалось, а рассеянный свет весеннего серого дня был не только вне подозрения, но еще обещал умягчить иную мелочь, которая в яркую погоду не преминула бы объявиться; всё могло быть этой мелочью: цвет дома, например, сразу отзывающийся во рту неприятным овсяным вкусом, а то и халвой; деталь архитектуры, всякий раз экспансивно бросающаяся в глаза; раздражительное притворство кариатиды, приживалки, – а не подпоры, – которую и меньшее бремя обратило бы тут же в штукатурный прах; или, на стволе дерева, под ржавой кнопкой, бесцельно и навсегда уцелевший уголок отслужившего, но не до конца содранного рукописного объявленьица – о расплыве синеватой собаки; или вещь в окне, или запах, отказавшийся в последнюю секунду сообщить воспоминание, о котором был готов, казалось, завопить, да так на углу и оставшийся – самой за себя заскочившею тайной»
Прочитав, человечек картинно перевел дух и изрек:
– Вот яркий пример того, как сегодня не надо писать!
Дело происходило на литературном мастер-классе, куда двадцатичетырехлетнего Федора Разумова заманил за некусачую сумму некий литературный ресурс – один из тех, которые нынче так умело пощипывают струны авторского тщеславия. Перед началом присутствующим раздали листки с текстом и попросили ознакомиться. Федор с крепнущим недоумением пробежал текст и хотел было загрустить, как грустят в предчувствии обманутых ожиданий, но решил дождаться ясности. Прочитал же он, господи прости, следующее:
«Сижу я как-то в парке и жмурюсь от весеннего солнца. Вдруг чувствую – прогнулась скамеечка. Не иначе кто-то подсел. Приоткрыл один глаз, скосил в сторону, вижу – парень. Повернулся ко мне и на меня пялится. Ладно, парень, так парень. Сижу дальше. Только вдруг слышу:
– Дядя, а ты козел.
Я глаз открыл, чтобы поглядеть, кто козел, а парень на меня смотрит, рожу растянул, зубы щербатые выставил, глазки поросячьи щурит и лыбится. У меня зачесался правый кулак.
– Ты чего, урод? В шайбу захотел? – говорю.
– Да, захотел! – отвечает он, но сидит спокойно. А у самого под правым глазом уже синяк красуется.
Смотрю на него – парень не парень, мужик не мужик. Неопрятный, небритый, нечесаный, но довольный. Ждет моих дальнейших действий.
– Ты кто, урод? – спрашиваю я его.
– Никодим Ведьмаков, – отвечает.
– Ну, и чего тебе надо, козлина нечесаная?
– Побазарить за жизнь.
– А с чего ты решил, пидор дешевый, что я с тобой базарить буду?
– А мы уже базарим, дядя.
Тут я задумался. Чувствую – что-то здесь не так. Это какой же козел будет нынче так откровенно на кулак нарываться? Может, в кармане чего прячет сомнительное? Я на всякий случай отодвинулся немного, но про себя знаю, что я ему по-любому башку откручу, чего бы он там не прятал.
– Ладно, – говорю, – продолжай.
– А чего продолжать-то? Вижу, ты, дядя, неграмотный, читать, писать не умеешь, и в личной жизни у тебя полный облом, – щурит он свинячьи глазки.
Я прикинул – врет. И читать, и писать умею, и с личной жизнью все в порядке. Тут уж я смутился, интересно мне стало.
– Горбатого, – говорю, – лепишь! Базарь по делу!
– А еще, – говорит он мне, – ты мудак и педрила.
Тут уж я не выдержал и до него дотянулся. Упал он со скамейки. Лежит. Через некоторое время очухался и снова на скамейку забрался.
– Ну что, – говорю, – сучонок, добавить?
– Пока не надо, дядя, спасибо, – отвечает и за скулу держится.
Сидим. Щуримся. Потом он говорит:
– Ты, дядя, не журись, все нормально. Это хобби у меня такое – людей доводить до белого каления. Получаю от этого неизъяснимое удовольствие. Вроде оргазма. Ты не серчай, ты лучше со мной поговори.
– Да о чем с тобой, урод, говорить можно?
– А ты сделай вид, что обиделся, обматери меня, да слова покрепче выбери!
Я думаю: «Ну, попал к психу на прием!», а самому все интереснее становится. Это что же, думаю, за экземпляр неизвестной породы с ярко выраженным извращением? Это до чего же он может дойти и почему жив до сих пор?
– Ты скажи спасибо, – говорю, – что тебе такой добрый человек, как я попался. Другой бы на моем месте давно убил.
– Да, – говорит, – сам вижу – не повезло с тобой. Для моего дела злые нужны. Ну ты, хоть, попытайся! Что ж, я зря сюда явился?
Мне даже не по себе стало. Вижу – мучается человек. Дай, думаю, попробую.
– Ну… козел, – говорю.
– Так…
– Ну, пидор дешевый.
– Это ты уже говорил
– Ну, этот, как его… член, зажаренный в говне…
– О! Хорошо! Еще!
– Е… ый по голове!
– Отлично! Пошло дело!
– Ублюдок отмороженный!
– Не давай слабину, дядя!
– Гнида вонючая!
Он сморщился и говорит:
– Э-э, дядя, с тобой каши не сваришь! Слабак ты по этому делу!
– Ну, не знаю! Может, тебе по е… лу еще раз заехать? – отвечаю я ему.
– Нет, пока хватит! – говорит.
А сам откинулся на скамейку, глаза закрыл и лицо распустил. Я смотрю на него и не знаю, что думать.
– Нормально, – наконец говорит он и открывает глаза. – Есть небольшой приход…
– Ты же больной! – говорю я ему.
– Не скажи, дядя! В каждом деле свой кайф! Вот ты, например, чем увлекаешься?
– Да пошел ты, чтоб я тебе еще докладывал про свои увлечения!
– Вот видишь! Я свои от тебя не скрываю, а ты скрываешь! Выходит, твои еще хуже моих! Вот все вы так – только строите из себя нормальных, а на деле – не дай бог!
– Ну, ты и правда урод! – не выдержал я.
Он удовлетворенно улыбнулся.
– Вот видишь – ты уже разозлился! Ладно, не обижайся, я по-дружески!
– Ты где, урод, друга увидел?
– Ну, ладно, урод так урод, только не сердись! Давай поговорим нормально!
– Что, уже не с кем поговорить? Всех отшил?
– Да я, дядя, с кем хочешь и о чем хочешь говорить могу! Только с кем говорить-то? Кругом же одни козлы!
– Как же ты тогда живешь, мил человек? – поглядел я на него, однако жалеть не стал.
– Так и живу. Раньше, конечно, тяжелее было. Работать приходилось вживую. Не скрою – через это пары зубов лишился, и приобрел переломы отдельных членов. Ну, потом Интернет появился, форумы разные, а это, дядя, скажу тебе, совсем другое дело! Ты думаешь, человека в говно окунуть просто? Не-ет! Тут, дядя, особый талант нужен! Вот я кого хочешь обмакнуть могу! Нет, конечно, не просто так! Я же от этого торчу! Ты вот только представь – они в говне, а я во всем белом! Нет, дядя, тебе это не понять!
– Ты точно больной! – не выдержал я, – и своей смертью не помрешь!
– Это да. Меня даже маманя родная иначе как мудаком не называет и грозится все время убить.
– А чего же ты на природу вылез, если Интернет есть?
– Да так. Иногда по старой памяти тянет вживую поработать.
– Слушай, ты ведь еще хуже, чем пидор! А бабы-то у тебя есть?
– Дядя, да при таких способностях мне никакого секса не нужно! Эх, не понимаешь ты меня, дядя! Давай лучше расстанемся! – потухли его поросячьи глаза и обвисло лицо.
– Ну что ж, – встал я со скамьи, – будь здоров, береги себя. Времена сегодня сам знаешь какие. Нарвешься не на того – весь кайф обломают.
– Иди уже, – потухшим голосом обронил экстра-экстремал и отвернулся.
И я заторопился прочь с таким чувством, будто неосторожно наступил на собачье дерьмо»
В поисках объяснения, Федор обратил глаза на соседа и, обнаружив на его лице родственное недоумение, протянул руку:
– Разумов. Федор.
– Тимофей. Сомов, – с энергичным достоинством подхватил руку сосед.
– Как думаете, что это? – спросил его Федор.
– Не знаю, – пожал тот плечами. – Смс-литература какая-то…
– А наш лектор – он кто?
– Сочинитель из нынешних. Что, первый раз?
– Первый… – признался Федор.
– А я, видимо, последний… – усмехнулся сосед.
