Черная голубка

скачать книгу бесплатно

– Обычно ели то, что дают, в меню не заглядывали, а тут на тебе, всё, что пожелаешь.

– Да мне без разницы, хоть с картошкой, хоть с капустой, – ответил Михаил.

– Я тогда, Миша, ещё компот сварю.

– Ну, сваришь, так вари, – ответил что-то заподозривший Михаил.

Людмила скрылась в доме, а Михаил ещё часа полтора сбрасывал снег. Делал он это аккуратно. Широкой лопатой из фанеры, нарезая снег на квадраты, словно резал торт, Михаил размышлял. Что-то тут не то. А вот что не то, так и не смог догадаться. Он спустился с крыши, когда его Людмила необычно любезно пригласила к ужину. На столе были котлеты с его любимой гречкой. Компот был налит в стаканы с подстаканниками, а не как всегда – в эмалированные кружки.

Ну, прям, как на Первое мая. Любопытно, чем это всё закончится? Какой будет разгадка? И задал вопрос:

Какой нынче праздник?

В отпуск меня выгнали, летом хотелось пойти, а начальница мне говорит, график у неё. Сама не знаю, что теперь делать? Может, побелкой заняться?

Михаил чуть не подавился. Для него самой страшной в жизни из всех работ по дому была побелка. Нужно было двигать всю мебель, вытаскивать шмотки во двор, и, поскольку Людмила не имела малярного навыка, у неё известь на стенах и потолке оставляла полосы, всё время приходилось перебеливать на несколько раз. Пол бывал заляпан известью, как будто его белили специально. На две комнаты, кухню и коридорчик в лучшем случае уходило дня три. Эти три дня приходилось спать, где попало, и есть, где придется.

Грустная Людмила достала письмо и стала читать его вслух. Михаил слушал, о чём пишет Валентина, и ел без всякого аппетита. Закончив читать, Людмила низко склонила голову и дрожащим голосом произнесла:

– Прям, не знаю, что и делать?

– Тут и знать нечего, езжай к ним, проведай! – моментально выпалил Михаил.

– Да ну, Миш, сколько ж денег на дорогу надо, да и как я Светку с тобой оставлю, она же без моего присмотра не сможет.

– Ты её с собой возьми. Пусть раз в жизни на свою бабку посмотрит и сестёр двоюродных увидит, – размахивая вилкой, сказал Михаил.

Светлана закричала:

– Мама, я хочу с тобой на поезде к бабушке!

– Ладно, не выдумывайте, давайте я вам лучше ещё котлеток подложу.

Светланка затопала ногами:

– Мама, поедем к тёте Вале!

Михаил произнёс своё веское слово:

– Езжайте вместе.

– Как же ты один, без нас, целую неделю жить будешь? – не поднимая опущенной головы, спросила Людмила.

– Мне не привыкать. Проживу. Не маленький.

«Когда же это он успел привыкнуть? – подумала Людмила. – До женитьбы жил с родителями. За одиннадцать лет, прожитых вместе, ни на один день никогда не расставались, если не считать родильного дома, в котором она пробыла как раз неделю. Да и то видела его под окнами каждый день, и жил он тогда у матери».

Людмила подняла грустное лицо, посмотрела на своих домочадцев:

– Ну что ж. Если вы так настаиваете, – и спросила у дочери: – Когда у тебя каникулы начинаются?

– Через два дня, мам! – почти закричала от радости дочь.

– Ладно, схожу завтра на станцию, узнаю, когда поезд, ведь и билетов может не быть.

– Ты сегодня сходи, ещё успеешь, касса допоздна работает, – посоветовал Михаил.

– И то правда, – снова тяжко вздохнула довольная собой Людмила, взяв уже заранее приготовленные свой паспорт и свидетельство о рождении дочери, поспешила на станцию. После её ухода Михаил щёлкнул пальцами, вот только что вслух не сказал: «Ловко я её спровадил».

Половину следующего дня Людмила моталась по магазинам, приобретая подарки. На одежде решила не зацикливаться. Потому как размеров своих племянниц она не знала, взяла обеим духи не дешевые и не дорогие, в общем, для девок – малолеток в самый раз. Валентине она купила то, о чём сама мечтала, но позволить пока себе не могла и откладывала на потом, на когда-нибудь – австрийский утюг в прозрачном корпусе. За маминым подарком пришлось идти в аптеку, там уже давно Людмила заприметила огромную электрическую грелку, по форме как валенок, сразу для согрева обеих ног. В дорогу приготовила традиционные блюда: сварила курицу и нажарила пирогов с повидлом. Ехать-то всего восемнадцать часов. Будем чай пить с пирогами да в окно глядеть.

Михаил в день отъезда отпросился с работы, там препятствовать не стали, отнеслись с пониманием, проводить жену – святое дело. Почти всю предыдущую ночь и всё утро он выслушивал инструктаж, где что лежит, чего есть и пить, а чего не пить, кого в дом не пускать и во сколько ложиться спать. Три свежих рубашки на смену она повесила на видное место. Михаил запротестовал – зачем три, у меня одна рубаха от бани до бани. На неделю едете, а как будто на полгода смотаться решили.

Спорить с Людмилой было бесполезно, и Михаил на её наставления только кивал и с нетерпением ждал, когда же они сядут в поезд. Большого загула он, конечно, не планировал, но расслабуху себе учинить хотел. Но недооценил он жену. Людмила предупредила соседскую бабку держать мужа под контролем, навещать их дом два раза за вечер и Мишке сказала, только попробуй не открыть ей дверь. А вот когда в поезд садилась, испытала какое-то новое чувство, глянула на мужа и слёзы заблестели на её глазах.

Всё, кажется, предусмотрела Людмила перед отъездом, одного не учла: не заглянула в сумку дочери, а там – альбом для рисования, ещё в прошлом году весь изрисованный, в нём три пятёрки учительницей поставлены. Ясное дело – хвалиться своими оценками решила. Дневник вот с тройками не взяла Кроме альбома в сумке у дочери Людмила обнаружила пластилин, шашки и игрушки, замусоленные, ещё те, которые с детского сада остались, вот досада, выбросить жалко и везти стыдно, что сестра скажет? Зачем хлама навезли?

– Отшлёпала бы тебя, Светка, за это, да в поезде как-то стыдно, вот вернёмся домой, будут тебе тумаки. Придется, наверное, твою сумку на вокзале сдать в камеру хранения, чтоб не позориться.

– Ладно, мама, сдадим, – согласилась с ней дочь.

– Сдадим, сдадим, это ведь денег стоит, забесплатно её никто не возьмёт. Ну, ничего, будешь у меня за это без мороженого.

Они ехали и пили чай с пирожками, смотрели в окно. Людмила представляла себе, как завтра она пройдёт по своей улице, увидит соседей, конечно, узнает всех, навестит подруг. Представила себе встречу с мамой, и как с сестрой они лягут спать вместе на большую кровать и будут разговаривать с ней почти до рассвета. От этих представлений становилось у неё на душе тепло и уютно. К их чаепитию присоединились соседи с верхних полок, стали знакомиться и разговорились. Оказалось, супружеская пара ехала от сына из войсковой части. Проведывали сына, тот отслужил полгода, домой писал, что у него всё хорошо, но вот неделю назад приснился матери страшный сон, будто война идёт, лежит её Серёженька раненый и смеётся, красная кровь по погонам течёт. Проснулась она – и к соседке, та сны всегда всем разгадывала. Истолковала она так: если кровь на обоих плечах, значит, худо ему, домой он к родным просится – последний раз на мать с отцом посмотреть, а если ещё смеётся, то, пожалуй, не видать вам больше его. Прибежала мать домой и мужу говорит:

– Ты как хочешь, а я к нему еду.

Муж поддержал её, так как знал, что материнское сердце вещун, и сам собрался с ней. Приехали они в часть и сразу к командиру, за грудки его схватили – почему он их не известил о гибели сына?! Мать глаза ему готова была выцарапать. Командир кое-как отбился от них, попросил успокоиться, рассказать всё толком. Выслушав их, позвонил он в казарму и вызвал прапорщика.

– Сейчас придёт его непосредственный командир и расскажет, как погиб ваш сын, он был всему свидетель, – а сам сел за стол и закрыл лицо руками, у самого плечи вздрагивают. – Действительно, – говорит, – материнское сердце не проведёшь.

– Постучали в дверь, вошёл прапорщик, мужик лет сорока, подтянутый такой, и доложил:

– Прапорщик Пасько по вашему приказанию прибыл.

Командир так сурово глянул на него:

– Доложите, прапорщик, что произошло в прошлое воскресенье с рядовым Даниловым.

– А прапорщик сделал каменное лицо и говорит:

– Рядовому Данилову было присвоено звание ефрейтор.

– Где сейчас ефрейтор Данилов? – спросил командир.

– Дневальный в казарме у тумбочки.

– Так вот, Пасько, помоги его родителям устроиться в гостиницу, а ефрейтору Данилову дай увольнение в город на двое суток.

Что там в кабинете у командира было! Родители Данилова чуть со стыда не сгорели, со слезами просили прощения и обещали ему такое устроить соседке за разгаданный сон, что она навсегда забудет, как мозги людям запудривать.

С сыном они встретились и жили с ним в гостинице два дня. Прапорщик им сон истолковал по-своему: если кровь на плечах, значит, ему на погон соплю повесили, лычку значит.

Людмила не знала, смеяться ей, сочувствовать им или удивляться. Какие только оказии с людьми не случаются! Чаепитие ещё не закончилось, как на очередной станции в вагон вошла цыганка с огромной сумкой и пуховыми шалями через руку. Идя по проходу, она предлагала купить у неё недорого качественный товар: паутинки, платки и шали из козьего пуха. Никто из пассажиров не изъявлял желания даже смотреть на разрекламированные изделия коробейницы. Цыганка, по-видимому, потеряв всякую надежду на успех коммерческой операции, решила действовать более напористо. Она поставила сумку как раз в проходе, где были места Людмилы с дочерью, и стала расстилать перед ними шали, приговаривая: «Смотрите, девочки, какая красота, возьмите, если хоть не себе, так кому-нибудь на подарок». Самую большую шаль она накинула на Светланину сумку, а сама стала трясти тонкой белой паутинкой, доказывая всем, что это чистейший козий пух, который свободно проходит через обручальное кольцо, и она была готова поклясться своими детьми, что это действительно так. Людмила покупать ничего не собиралась и соседка тоже. Они сказали цыганке, что зима кончилась, пора думать о летней одежде. Цыганка тяжко вздохнула и стала собирать товар в свой баул и вместе с большой шалью прихватила незаметно для окружающих Светланину сумку с замусоленными игрушками, альбомом с единственными тремя пятёрками, шашками и пластилином. Больше нигде не задерживаясь, поспешила на выход. Сумку хватились часа через два, когда Светлана предложила соседям сыграть с ней в шашки. Бегать за цыганкой по вагонам не было смысла, она наверняка орудовала уже в другом поезде. Сначала все негодовали и возмущались, почти каждый проверил свой багаж и карманы. И, облегчённо вздохнув, с сочувствием говорили:

– Надо же такому случиться

А потом Людмила хохотала:

– Цыганка ведь не знала, что в сумке, она, может, даже спрыгнула с поезда на полном ходу. Представляю себе её рожу, как она вынимает из сумки игрушки и рассматривает картинки в Светкином альбоме. Наверное, думает, что это Репин рисовал. Единственное, что мне жаль, так это три пятёрки в этом альбоме. Тебе их, Светка, больше никогда в жизни не получить.

Потом все стали рассказывать по очереди и наперебой криминальные истории, произошедшие когда-то в поезде. Этим самым нагнали на себя такого страха, что для того, чтобы не быть задушенными, зарезанными или обворованными ночью, готовы были не спать или дежурить по очереди. Светлана попросилась у матери спать вместе с ней на одной полке, на что Людмила ответила:

– Ты посмотри на себя, здоровая, как лошадь, завалишься со мной на узенькую лавку, какой тут сон. Одно мученье.

Светлана надулась, легла на своё место и отвернулась от матери. Людмиле стало жаль её и она перебралась к ней, обняла, и так они проспали до утра. Поутру просыпались все одинаково – вначале, убедившись, что они живы, ощупывали свои карманы, осматривали вещи и, довольные тем, что всё в порядке, приступали к завтраку. Их соседи, родители ефрейтора, сходили раньше, им оставалось ехать ещё часа три, но они уже упаковали свой багаж и смотрели в окно, ожидая с нетерпением, когда покажется их станция.

Эти три часа показались им вечностью, за это время они устали так, как будто ехали три дня. Прощались они с Людмилой и Светланой уже как близкие родственники. Записали им свой адрес и приглашали их в гости, а потом, стоя на перроне, долго махали им.

Ну, а через полтора часа должна была быть конечная станция Людмилы. Предвкушая встречу с родными и отчим краем, она просто прилипла к оконному стеклу, родной пейзаж вдохновлял её и уводил в воспоминания. Вот сейчас начнутся картофельные поля, на них три года подряд возили всё её производство на уборку, тут она и познакомилась со своим Мишкой. Он тогда служил в армии и их, дембелей, отправили тоже сюда на заготовку картофеля для войсковой части. Михаил заметил её раньше и стал оказывать ей всяческие знаки внимания: то картошку в неё запустит и сделает вид, будто бы не он, или выберет солдата послабее и начинает с ним бороться, обязательно свалит его и смотрит на Людмилу, выпятив грудь, вот, мол, я, дескать, герой какой. А однажды приехали солдаты все в гимнастёрках, а один он в мундире и значков на нём всяких, как будто маршал какой, а бляха на ремне начищена так, аж глаза щиплет. Подошёл он к ней, покраснел, как рак, и говорит:

– Через месяц мне домой, на дембель, не дашь адресок, заеду проститься?

Неожиданным было, конечно, предложение, но приятным. Вытащил Мишка блокнотик и наборную из зубных щеток шариковую ручку:

– Диктуйте, я записываю.

Людмила упираться не стала и продиктовала свой адрес.

Спрятав в карман блокнот, он протянул ей ручку:

– Дарю на память собственноручное изделие.

– На ручке было вырезано «ДЕМБЕЛЬ 90».

С того дня Людмилу больше не отправляли на уборку картофеля, но зато она стала получать каждый день письма из воинской части. В них Михаил писал о себе, о своих планах после службы и о своей мечте – купить мотоцикл, о том, что понравилась ему Люда, и что после их разлуки он не может уснуть, а по ночам пишет ей письма и каждый раз бежит первым в ленинскую комнату, когда туда приносят почту, а, не получив долгожданного письма, готов застрелиться на посту в карауле.

После месяца такой переписки Людмила, придя с работы, сама бежала к почтовому ящику и вечером при свете настольной лампы писала ответ. В своей переписке они постепенно договорились, что будут вместе. Михаил, демобилизовавшись, приехал к ней в мундире, в котором она видела его на картошке, только в дополненном варианте: на плече висел аксельбант, будто бы он служил в посольстве, а не в стройбате. Вся улица таращила на него глаза. Откуда такой гусар взялся, интересовались, может, кавалерист какой.

В тот вечер они поцеловались. Этот поцелуй для обоих был первым, если не считать тот с одноклассником на выпускном вечере, зажавшим её в коридоре, за что и получил по морде. Ей было тогда противно, от него пахло бражкой. А вот с Мишкой ей даже очень понравилось. Погостил он тогда у них пару дней и уехал домой, пообещав скоро вернуться. Не соврал, приехал, и не один, с отцом. И, слава Богу, не в мундире. Привезли подарки ей с матерью. Людмиле вишнёвые туфли на каблуке с пряжкой, и, что удивительно, они пришлись ей впору. Позже Мишка сознался, что, когда от неё уезжал, вытащил стельку из её тапочка, по ней и туфли подбирал. Будущей тёще купили скатерть с кистями и ещё две бутылки шампанского и конфет разных целую кучу.