скачать книгу бесплатно
– Совсем с ума сошла? Впрочем, чему удивляться? Ты никогда с головой не дружила. Была классической истеричкой, а сейчас еще подорвала свою психику пьянством.
– Может быть, и подорвала. Я слабая женщина, но в отличие от тебя – художница, а не барыга. У меня тонкая нервная организация. Сломать меня не стоило труда, вот ты и сломал. Стал преградой на моем пути к цели, присвоил мой талант, ограбил, выхолостил меня. Но я не настолько слаба, чтобы вот так просто раствориться в тебе, исчезнуть как в черной дыре. Моя жизнь бессмысленна, она не состоялась. Однако я больше не могу позволить себе доживать ее тихо.
Я уйду со скандалом и заберу с собой тебя.
– Не понял, куда ты меня собралась забирать?
– Как куда? На тот свет!
– Ты точно сумасшедшая!
– Так ты же сам всем и везде это рассказывал. Надо быть последовательным.
– Так! Давай поговорим спокойно.
– Да я-то абсолютно спокойна. Просто жить хочу, если не в такой роскоши, как ты, но достойно, соответственно моему таланту.
– Ладно, понимаю. Это шантаж. Ты талантлива, я бездарен. Отлично. Сколько ты хочешь?
– Я тебе сказала, что твои подачки мне не нужны.
– Но ты хочешь невозможного. Все твои поезда ушли. Да и вообще, если каждый, с кем мне приходилось работать, будет требовать общественного признания и тех денег, за которые продаю работы исключительно благодаря своему имени, я просто разорюсь. Ты знаешь, сколько денег приходится тратить на раскрутку? Эти баннеры на улицах, постоянное мелькание на телевидении, все эти журнальные интервью? Ты знаешь, ско-о-о-лько это стоит?!
– Да прекрати. Ты всегда устраиваешься на халяву и никогда никому не платишь. Спишь подряд со всеми журналистками, используя их по полной программе. Расплачиваешься натурой сразу, не отходя от кассы. Благодаря этому постоянно поддерживаешь отличную физическую форму – никакого фитнеса не надо. К тому же они еще и счастливы. С мужиками, правда, сложнее. Я помню, как обиделся Нодар Одинашвили, который протолкнул тебя в одну из программ, а ты ничего за это не заплатил.
– Денег я никогда не даю, но всегда дарю альбомы, календари, отдаю все, что мне дарят. Всем и всегда делаю подарки. Постоянно. А мне это не бесплатно достается. Сами по себе работы стоят столько, за сколько я их покупаю. Мои клиенты платят за МОЕ, пусть скандально, но известное имя. Можешь ты это усвоить наконец?
– Не могу. И не хочу. Лучше убью тебя, только так можно вскрыть этот нарыв, обнародовать этот беспредел. Начнется расследование. Вот тут-то все и всплывет наружу. Все узнают, что ты никакой не художник, а банальный мифоман.
– Ты идиотка! Ничего не всплывет. Это никому не нужно. Таких, как я, сотни. Только свою жизнь сломаешь. Тебя посадят – и это все, чего ты добьешься.
– Не посадят. Мне уже давно не хочется жить, противно стало, особенно после общения с тобой. Я и себя убью. Хоть что-то правильное сделаю в жизни. Мы жили недолго и совсем не счастливо, но умрем в один день, – сказала Лена и неожиданно вытащила из сумки, которую она так и держала возле себя, пистолет.
Дело приняло неожиданный и нешуточный оборот. Пистолет ходил ходуном в руках Лены, эмоции захлестывали ее, и было видно, что она уже сама не понимает, что делает. На ее лице отчаяние сменялось то решимостью, то страхом.
– Ну что ты тут устраиваешь «три тысячи лет армянскому театру»? – как бы не замечая всей драматичности ситуации, попытался отшутиться Микис. – Хочешь напугать меня газовым пистолетом? Скажу честно, испугался и вообще боюсь тебя.
Его последние слова утонули в грохоте разлетевшихся часов, стоявших на каминной доске, недалеко от кресла Микиса.
Пистолет оказался самым что ни на есть настоящим, и Лена это очень убедительно продемонстрировала. Правда, стрелять по-настоящему она не собиралась. Только хотела нащупать пальцем курок, но руки дрожали и совершенно не слушались. Грохот выстрела и разлетевшихся на камине часов, в которые она случайно попала, совершенно оглушил ее. Лена испугалась, пистолет выпал из рук, она вдруг вся как-то обвалилась. Напряжение всего вечера – подготовка к визиту, дорога, приход в этот дом, встреча с Микисом – дало о себе знать и вырвалось рыданиями наружу.
«Ну все! Это клиника. Сначала шантажировала, потом чуть не прикончила, теперь устроила истерику», – устало подумал Микис, не в силах пошевелиться и не зная, что ему теперь делать. Он верил, что высшие или, скорее, низшие силы никогда не оставят его в безвыходной ситуации. Всегда случалось, пусть маленькое, но чудо, и любая, даже самая экстремальная проблема переходила в новое качество.
Когда в дверь позвонили, и чудо, столь долгожданное и неотвратимое, произошло, Микис удовлетворенно вздохнул: «Свершилось! Все не так безнадежно!» Видно, удача не собирается от него отворачиваться, и кто-то пришел к нему на помощь. Никогда в жизни Самсонов не слышал более уместного и долгожданного звонка. Кто бы это ни был, но он мгновенно перекинул инициативу в руки Микиса. Однако, поняв это, любимчик Фортуны не бросился за стаканом воды для рыдающей женщине. Лишь пробурчал в ее сторону, чтобы она постаралась успокоиться, и пошел открывать дверь.
Впрочем, звонок моментально отрезвил Елену. Рыдания прекратились. Собственно, это была не истерика, а пьяные слезы. Пьянела она мгновенно, поскольку выпивать стала давно и каждый день. Достаточно было только понюхать спиртное, как в нее словно вселялся другой человек. В студенческие годы она где-то прочла, что такое состояние называется маниакально-депрессивным. Видимо именно это с ней и произошло. Агрессия улетучилась. Решимость покинула ее. Наступила абсолютная апатия. Женщина так готовилась к этой встрече, репетировала каждое слово, представляла, как Микис испугается, если она всем расскажет, что он никакой не художник, а просто удачливый мистификатор. Елена ждала грандиозного результата от этого разговора, который, возможно, во многом изменил бы ее жизнь. Она получила бы достаточно солидную сумму денег за свое молчание, вернулась бы в профессию, привела бы себя в порядок. О как много было планов. Но в какой-то момент все почему-то пошло не так, зачем-то она стала стрелять из пистолета, который, «одолжив» у своего любовника милиционера, взяла просто так, на всякий случай, попугать для пущего эффекта. Специально напоила милиционера и, пока тот спал, решила осуществить свой давно вынашиваемый план. Теперь, придя в себя, Елена жутко жалела, что потеряла столько времени на дурацкие разговоры и пикировку. Почему сразу не призналась, что пришла за деньгами? А теперь при посторонних у нее уже не получиться вырвать у этого самодовольного хвастуна то, за чем сюда явилась.
С чувством сапера, обезвредившего мину, Микис подошел к монитору и увидел Анжелу.
«Мама, дорогая, да что же еще случилось?! Ей-то что нужно?»– мгновенно забыв о недавнем экстриме, недовольно пробурчал он. Этот еще один нежданный приход тоже не сулил ничего хорошего. Опять решила уйти от мужа, опять будет выяснение отношений и обязательно целый ворох неприятных новостей. А тут Елена. Да-а, ничего не скажешь, организовал тихий вечерок наедине с самим собой.
– Открываю, – сказал он в микрофон и с улыбкой повернулся к двери.
Анжела не вошла, а буквально впала в дверь, еле сдерживая накопившиеся за сутки эмоции. Микис вспомнил, что на презентации она не проронила ни слова, мрачно сидела за столом, обидевшись, что он не сел рядом с ней, а общался с Мариной, которая Анжелу всегда безумно раздражала.
– Почему у тебя все телефоны отключены? – с порога завелась Анжела, протараторив это в таком темпоритме, как будто они уже часа два выясняют отношения на повышенных тонах и она на секунду вышла в другую комнату, а вернувшись, продолжает давно начавшийся разговор.
– Я обзвонилась, везде сплошные автоответчики. Нашел время уединяться. Ты решил меня еще больше разозлить? Мало того, что вчера я, как последняя дура, сидела одна и наблюдала твои душещипательные объяснения то с Мариной, то еще с какими-то тетками. Ирка-секретарша позиционировала себя хозяйкой вечера, «королева бала», мама дорогая! С ума сойти можно!
И вообще, ты точно ненормальный! Зачем тебе все это надо было, никому не понятно. Что ты там нес про Пушкова? Написал и написал книгу. Достаточно! Нет, тебя понесло рассказывать пикантные подробности, почерпнутые из общения с твоими муниципальными подружками. Впарил-таки журналистам свою любимую байку про баню, в которую надо идти с Пушковым, хоть из гроба поднимись. Отличный вклад в его предвыборную кампанию…
В какой-то момент Анжела поняла, что монолог явно затянулся, а она пришла сюда вовсе не для того, чтобы произносить пламенные речи. Надо обсудить целый ворох проблем. Микис же, безуспешно пытавшийся найти секундную паузу в тираде Анжелы, наконец воспользовался легким замешательством и приветствовал ее:
– Здравствуй, Анжела! Вот мы тут… с Леной… рады видеть тебя! Ты ведь помнишь Лену? – сказал он подчеркнуто радушным тоном, в душе злорадствуя, что Анжеле видеть Лену еще неприятнее, чем ему самому.
Дама, влетевшая, как разъяренная фурия, пробежав глазами по комнате, вдруг наткнулась взглядом на Лену. Мгновенно оценив ситуацию, моментально примерив несколько масок и выбрав для себя образ добросердечной хозяйки, мило запричитала:
– Леночка! Рада вас видеть. Вы нас совсем забыли, что непростительно некогда близким друзьям!
– А я и не знал, что вы были дружны, – не без ехидства заметил Микис.
Анжела, не обратив внимания на выпад Микиса, стала изучающее разглядывать Елену, словно ей представилась возможность подробно рассмотреть некое ископаемое. Зрелище, надо сказать, было достаточно жалким. Неуклюже ютящаяся в шикарном кресле, неухоженная, перепуганная и вконец захмелевшая, бывшая соперница могла вызвать только чувство сострадания. Анжела возвышалась над ней символом благосостояния, женщины, умеющей построить свою жизнь, умудряющейся извлечь выгоду из любой жизненной ситуации. Главным достоинством Анжелы был огромный бюст совершенно неестественных размеров, за что к ней навсегда прикрепилось прозвище «говорящая грудь». Умри, точнее не скажешь! Невысокая, достаточно изящная фигурка Анжелы казалась позаимствованной у другой женщины: видимо, при раздаче частей тела произошла какая-то путаница. Обладательницу всех этих прелестей несоответствие ничуть не смущало. Она всегда носила обтягивающие кофточки, всячески привлекая к себе внимание представителей противоположного пола. Именно благодаря своим достопримечательностям лет десять назад Анжела и познакомилась с Микисом, который, потрясенный столь необыкновенными формами, зачарованно пошел за ней аж в женский туалет (причем понял это только на выходе из помещения, где произошло знакомство и обмен номерами телефонов). Справедливости ради, следует заметить, что туалет этот находился в месте более чем приличном. Если не вдаваться в подробности, то можно сказать, что Микис познакомился со своей подругой в консерватории, куда заглянул ради встречи с потенциальным клиентом, оказавшимся большим ценителем симфонической музыки. Анжела же и в самом деле была почитательницей классики и завсегдатаем Большого концертного зала.
Во время последующих встреч о музыке они не говорили (понятное дело!) и, вообще, разговаривали мало. Постепенно страстные свидания сменились крепким деловым партнерством. Однако в каком бы направлении ни развивались их отношения, Анжела всегда умудрялась быть первой, единственной и незаменимой в каждом своем новом качестве. Мало-помалу она стала вести все финансовые дела Самсонова и, конечно, была посвящена во все тайны «творческого процесса» модного художника.
Практичная Анжела сразу правильно оценила ситуацию. Она даже почти не удивилась, увидев разбитые каминные часы и валяющийся на полу пистолет. Значит, грохот, который она слышала, подойдя к двери, все-таки был выстрелом. Ну что ж! Это чувство ей хорошо знакомо. Она и сама много раз испытывала непреодолимое желание пристрелить Самсонова, но под рукой никогда не оказывалось ничего огнестрельного. А Лена молодец, запасливая оказалась. Анжела прекрасно понимала состояние неудачливой художницы, мотивы ее поведения и догадалась, что спровоцировало ее появление в этом доме. В недавно изданной книге Самсонова «женские» истории были здорово смикшированны, насколько это вообще было возможно. По сравнению с реальным образом в книге ее герой представлен просто бесполым евнухом. Правда, поначалу Микис хотел рассказать обо всех и все, как было. Однако та самая, не любимая Анжелой Марина и сдружившаяся с ней журналистка Саша, писавшая книгу, все-таки убедили его, что настоящих романтических историй у него не было, а физиологические пересечения изо дня в день с разными дамами описать, конечно, можно, с условием, что опубликовано это будет лет через двести. Пока же все живы, такая информация славы ему не добавит, а то негативное, что витает в обществе, перейдет в убеждение. Однако он настоял, чтобы некоторые истории были упомянуты, но, конечно, в его интерпретации. Так талантливая художница Лена стала глупенькой парикмахершей.
«Нельзя ее оставлять здесь, – подумала Анжела. – Надо отвезти девушку домой. Сама она не доберется, да и поздно уже». Вслух же спросила:
– Лена, мне кажется, вы себя неважно чувствуете. Наверное, серьезный разговор у вас сегодня уже не получится. Может, перенесем его на завтра?
Небольшой тайм-аут был необходим и по причине, связанной с поздним визитом Анжелы в особняк на Успенском шоссе. Сегодня вечером ей позвонил самсоновский «негр», карикатурист Викентий, возмущенный тем, что в книге, для которой Микис заказывал у него рисунки, не упомянуто его имя. Опять получилось, что рисунки принадлежат Самсонову. Роковая книга какая-то! Сколько интервью направо и налево он раздал, а вот этот небольшой кирпичик, вышедший пятитысячным тиражом, всколыхнул такие страсти. Неужели из-за этого камня прорвется железобетонная стена огромной плотины, возведенной более десяти лет назад и казавшейся не просто надежной, а незыблемой?
Лена устало посмотрела сначала на Анжелу, затем на Микиса и смогла выдавить из себя только жалобное:
– Я хочу домой…
– Отвезешь ее? – спросил художник Анжелу.
– Ну уж нет. Поехали вместе. Во-первых, я не знаю, где Лена живет, а во-вторых, возможно, ее придется на себе тащить. Посмотри, она же почти в полуобморочном состоянии. К тому же мне надо с тобой поговорить. Надо решать, что делать с Викентием, – говорила Анжела, помогая при этом Лене подняться с кресла. Та как-то вяло и безуспешно попыталась отреагировать на имя Викентия, но сил не хватило, она совсем сникла, но все же смогла встать на ноги и нетвердой походкой подойти к шкафу, чтобы надеть свое пальто.
Осмотревшись вокруг, Анжела увидела на полу пистолет. Подняла его, сунула в сумку, оставленную Леной на кресле. Убедившись, что ничего не забыто, подошла к Самсонову.
– Ему-то что опять надо? – риторически спросил Микис, помогая гостье надеть пальто, после чего Лена попросила открыть дверь, чтобы немного отдышаться на свежем воздухе. Микис по своему обыкновению сразу из дома выйти не мог, всегда что-нибудь искал – ключи, мобильный, бумажник.
– Все то же. Зря ты с ним вообще связался, – нетерпеливо ожидая окончания всех сборов, резюмировала Анжела.
– Знаешь, на Викентия у меня сейчас уже здоровья не хватит. Давай об этом завтра. А на сегодня мне и одного непризнанного таланта уже по ноздри.
– Какие мы впечатлительные! Ну смотри… Дело вообще-то срочное. Ты денег-то ей дал? Хоть сколько-нибудь?
– Да ты знаешь, ЧТО она требовала? Ничего не дам, а то начнешь, а потом не отобьешься, – решительно отрезал Микис.
– Ну и зря. Ты всегда забываешь, что скупой платит дважды. Когда-нибудь именно на этом ты и сгоришь! Надо дать хоть немного, и человек уже морально связан. Интеллигентные люди, они ведь совестливые. У них куча комплексов – вины, благодарности. Впрочем, тебе это долго объяснять.
– Ладно. Могу дать двести долларов. Больше просто нет, – недовольно пробурчал Самсонов, достав две купюры из внутреннего кармана куртки, которую только что надел. – Сейчас-то зачем это надо? Она даже расписку не сможет написать.
– Ну ты и жмот. Давай сюда. Сегодня двести, а завтра отвезешь ей тысячу, выслушаешь все претензии – пусть выговорится. Возьмешь расписку, что деньги получила, и дело будет закрыто.
Увидев, что Лена уже открывает входную дверь, Анжела, ловко выхватив из его рук зеленые бумажки, направилась вслед.
– Мы потихоньку пойдем по аллее, проветримся. Догоняй, – бодро бросила она на ходу и выскочила за дверь.
Выпроводив дам, Микис живо спустился в гараж, расположенный в подвальном помещении дома, завел машину и в считанные минуты был на аллее. Хотелось как можно скорее закончить всю эту интермедию. До самого дома Елены (минут 30) ехали молча, каждый думал о своем. Вот и улица Ивана Сусанина.
– Не хотела бы я жить на улице имени Ивана Сусанина, – неожиданно сообщила Анжела.
– А на улице Ленина лучше? – спросила Елена. – Сусанин только врагов в дебри заводил… Вот у этого подъезда останови, пожалуйста.
– Да помню я, где ты живешь, – подкатив прямо к дверям, сказал Микис.—
Может, тебя проводить?
– Нет. Спасибо. Я сама.
– Я завтра позвоню, и мы обо всем договоримся, – сумел выдавить на прощание Самсонов.
Она только махнула рукой и скрылась за дверью.
– А позвонить и решить все вопросы действительно надо. С ней что-то происходит, и в таком состоянии она может оказаться совершенно непредсказуемой, – проговорила Анжела.
– Уже оказалась. Непредсказуемей не бывает. Чудом просто не убила, – проворчал Самсонов. – А теперь давай рассказывай, что там случилось, или твой Владислав Маркович опять в Испанию улетел?
– И случилось, и улетел. Только проводила – и сразу к тебе, а здесь веселье в полном разгаре. Накаркала твоя Марина: «Придет день расплаты», «Так долго не может продолжаться», «Надо нормально работать», «Сколько можно тусоваться?»…
Когда машина уже отъезжала от подъезда, на первом этаже дома зажегся свет. Анжела подсознательно отметила про себя, что Лена живет на первом этаже в первом подъезде дома, торцом выходящим на дорогу.
– Марину-то хоть оставь в покое. Я уже не виделся с ней месяца два, – устало сказал Самсонов, а про себя подумал, что ему надо срочно предпринять нужные действия, чтобы восстановить ускользающие в никуда отношения с Мариной. Эта женщина ему необходима. Она всегда была одним из тех спасательных кругов, которые появлялись возле него накануне какого-нибудь жуткого катаклизма. Гибель казалась неизбежной, но рядом вовремя появлялся «спасательный круг», и Самсонов оставался на плаву.
– Значит, так… Звонил Викентий. Утверждает, что ты его избегаешь: работы использовал, а денег не заплатил. Сказал, что найдет на тебя управу. Каким-то образом он познакомился с Гниловым. Теперь вместе заваривают против тебя кашу.
– Не обращай внимания. На него периодически накатывает. Он абсолютно зависит от меня, но при этом дико завидует. Кому еще нужен этот алкоголик? Его счастье, что встретил меня и теперь имеет хоть какие-то средства к существованию. Не хочу, чтобы он приезжал в мой дом. Ладно, разберусь с ним. Это не проблема, вернее, не самая большая проблема.
– Разбирайся как можно скорее. Какая-то тревожная ситуация складывается – Викентий, Елена, Гнилов. Это только за один сегодняшний день, а что будет завтра?
– Сама не каркай. Завтра все будет нормально.
Действительно, следующий день прошел как обычно. Анжела уехала часов в 11 или 12, когда он еще спал. Часа в три дня она, правда, позвонила ему и сообщила таинственным голосом, что все очень удачно сложилось, она дала Лене денег и вообще теперь знает, как вывести эту неудачницу за черту жизненного пространства Самсонова, чтобы та больше не устраивала подобных сюрпризов. Микис тогда был очень занят: приехал заказчик из Самары, и он не мог расспросить подробно, о чем именно теперь можно не беспокоиться. Потом закрутился, а вечером они с Гладьевым поехали на презентацию клипа и день рождения модной в этом сезоне попсовой звезды.
Домой вернулся поздно. На следующий день опять заказчики, потом телевизионная группа… Жизнь продолжила свою дистанцию, и Самсонов думать забыл о Лене Макеевой, во всей этой текучке даже не поинтересовавшись, как все-таки Анжела разрулила с ней ситуацию. В мозгу осело, что все в порядке, а подробности ему были совершенно не интересны.
Пока Самсонов вместе с неожиданно нагрянувшими милиционерами шел в гостиную, события последних нескольких дней шаровой молнией прокатились по его памяти. Не очень уверенно устраиваясь на диване, блюстители закона с интересом оглядывались вокруг. Когда же капитан раскрыл папку с какими-то записями, Микиса будто током дернуло. Он вспомнил тот давний разговор с Анжелой, порадовавшейся, что она «знает, как вывести Лену за линию его жизненного пространства».
– Боже! Она что, решила это сделать буквально? – Внезапное озарение пронеслось у него в голове. – Адрес ей известен. Неужели у нее хватило ума «заказать» эту несчастную?! Идиотка! Как она могла?
Начнется расследование, копание в грязном белье. Всплывут истории, совсем не предназначенные для чужих глаз и ушей. Пронюхают журналисты – будет скандал, который мне совсем не нужен. ТАКОЙ скандал никому не нужен. Тогда и меня могут заподозрить, и доказывай, что ты не верблюд и никого не убивал…
Холодок ужаса пробежал по спине Микиса, но выражение лица ничем не выдало его тревогу.
Он сел в кресло напротив незваных гостей, всем своим видом демонстрируя готовность помочь следствию.
Его спросили, как давно он знаком с Еленой, какого рода отношения у них были, как часто виделись, для чего она приходила в последний раз?
Эти вопросы Самсонов уже предвидел и спокойно объяснил, что когда-то жил с этой женщиной. По-житейски расстались из-за ее невозможного характера, так как она ревновала ко всему, что движется и не движется. Надо сказать, что Лена всегда была неадекватна и непредсказуема. Около месяца назад ни с того ни с сего свалилась, как снег на голову, с претензиями будто бы только вчера расстались. Видимо, у нее было именно такое ощущение: она даже не заметила, как пролетели десять лет после их расставания. Словом, нашла время и место, чтобы сообщить, что он сломал ей жизнь, что она из-за него навсегда разочаровалась в мужчинах, говорила, что не хочет жить.
Затем у Самсонова, естественно, поинтересовались, где он был с 13 до 14 часов дня.
На что он ответил, что был дома и это может подтвердить его секретарь Ирина. Про себя же подумал, что не помнит, когда она пришла на работу. Она часто опаздывала минут на 15–20, и собственно, в данной ситуации это большой роли не играет.
– А почему она пришла к вам через столько лет?
– Хороший вопрос. Если бы я не знал Елену, у меня бы он тоже возник. Как я уже говорил, она человек очень импульсивный, характер неуравновешенный, взрывной, решения принимает под влиянием минутного настроения, а тут прочитала мою книгу, где упомянута, причем довольно подробно. Я вспоминал о ней очень тепло. Возможно, она решила, что можно вернуть прошлое. Не знаю. Мне трудно понять женскую логику.
– Может быть, она что-то требовала от вас, угрожала?
– Угрожала? Да с чего бы это? Зачем ей мне угрожать?
– Вы же говорите, убитая была совершенно непредсказуема и ревнива, а на почве ревности женщины на многое способны.
– Да нет же, – чувствуя что заходит в тупик, проговорил Самсонов. – Ей просто хотелось сделать мне больно, чтобы я мучился тем, что якобы сломал ей жизнь.
– И всё? – изучающее глядя на Самсонова, спросил капитан.
– И всё, – уверенно ответил Микис.
– Странная женщина, – подытожил Власов.
– Здесь с вами трудно не согласиться, – подтвердил хозяин дома, надеясь, что основные рифы разговора остались позади.
– Скажите, а откуда она узнала ваш адрес. Бывала в этом доме? Вы ведь недавно здесь живете? – начал капитан «подкапывать» под Микиса с другой стороны.
– Вот уж не знаю. Все так быстро произошло. Я не успел спросить.
– А что же помешало?
– Приехала моя подруга, и мы вместе отвезли Елену домой. Она, знаете ли, выпила. Правда, совсем немного, но, видимо, для нее этого оказалось достаточно. Кроме того, ей трудно было бы добираться в позднее время на автобусе. Впрочем, в любом случае я отвез бы ее домой.
– А подругу не Мариной зовут? – испытующе глядя на Самсонова, спросил милиционер.
