скачать книгу бесплатно
Львы и розы ислама
Владимир Соколов
Тысяча лет ислама в одной книге. Подробный и достоверный рассказ об одной из самых многогранных и блестящих цивилизаций в истории человечества.
Владимир Соколов
Львы и розы ислама
Предисловие
Мир Востока, и особенно мусульманского Востока, всегда представлял для европейцев трудную загадку. Отношение к нему, как у переменчивых влюбленных, колебалось межу отталкиванием и влечением, зачарованностью и враждой. В западной культуре долго господствовал интригующий образ арабо-персидского эдема, где смуглый падишах в чалме льет «на узорные шальвары пену сладких вин», а полногрудые красавицы в кисее и блестках услаждают его взор, томно изгибаясь среди надушенных мускусом подушек. В таком пряном, экзотическом Востоке, полном роскоши, неги и соблазна, европеец находил воплощение своих гедонистических мечтаний о dolce far niente, о вседозволенности плотских наслаждений, а заодно и детской тяги к чудесам, потому что слова «Восток» и «сказка» значили почти одно и то же. В долгие холодные зимы северянам грезилось, как где-то далеко, в знойных южных странах, живут волшебные пэри и мудрые факиры, робкие невольницы прячутся в тени гарема, холя свои нежные тела, а злобные ифриты похищают прекрасных дев и уносят в набитые сокровищами пещеры, давая пылким юношам проявить смекалку и бесстрашие.
Но это была только одна сторона европейского ориентализма. На другой ее стороне стоял глубокий, ксенофобский скептицизм в отношении всего восточного, «варварского», нехристианского, инородного, предельно чуждого по духу и культуре. Как только речь заходила об обществе, политике или религии, сладостный мираж рассеивался и в дело вступал трезвый разум, говоривший о том, что исламский Восток – неприятное, грубое и отсталое общество, где кроме бесчеловечных нравов и смехотворной веры в Магомета существует множество вещей, неприемлемых для цивилизованного разума и вкуса. В сознании просвещенного Запада жизнь мусульман состояла почти целиком из крикливого бескультурья и пережитков азиатской дикости, проявлявшихся в бытовой нечистоплотности, торговле невольниками, религиозном фанатизме, уродливом низкопоклонстве перед властями и т. п. В таком мире европейцу не только не хотелось жить – ему приходилось с ним бороться, как борются с сильным и опасным противником, чьи обычаи и идеалы радикально противоположны твоим собственным и с которым поэтому невозможно ни соседствовать, ни договориться.
Прошло много лет, прежде чем представления о восточном мире начали меняться. Путешествуя по исламским странам, изучая книги и манускрипты, европейские ученые нашли тысячи новых первоисточников и перевели множество увлекательных трудов, где прошлое Востока предстало в своем подлинном обличье. Вместо мифов и фантазий в арабской истории зазвучали голоса живых людей: поэтов, правителей, ученых, торговцев, богословов, воинов, наложниц. Мусульманская культура, некогда вдохновлявшая Европу, а потом почти полностью забытая, снова раскрылась и засияла перед европейцами во всем своем великолепии, как старые сундуки в сокровищнице султана.
Несмотря на это, было бы преувеличением сказать, что сегодня мы хорошо знаем и понимаем мир ислама. С восточной историей и сейчас далеко не все обстоит благополучно. На карте мусульманской хронологи до сих пор, наподобие выжженных пустынь, зияют белые пятна, не заполненные никакими фактами и документами. Не только конкретные детали, но и общая канва событий колеблется и ускользает из рук исследователей. Знаменитый русский арабист Игнатий Крачковский жаловался, что востоковеды буквально тонут в море второсортных рукописей, где только с трудом можно найти что-то ценное. Другой выдающийся историк, Василий Бартольд, писал, что для истории Востока не выполнена еще самая предварительная, черновая работа и даже крупным специалистам в этой области приходится больше задавать вопросы, чем получать на них ответы. Неудивительно, если не слишком сведущий читатель примет чью-то догадку за историческую истину, а предположение – за непреложный факт.
Книга, с которой мы предлагаем ознакомиться читателям, – не строгая научная работа и не академически точный и выверенный труд. Ее цель – представить популярный обзор тех неполных и неокончательных результатов, которых на сегодняшний день достигла история мусульманского Востока. Это больше историческое и образовательное путешествие, чем серьезное исследование. Следуя за путеводными звездами нескольких громких и признанных имен, таких, как ат-Табари, аль-Масуди, Рашид ад-Дин или Джувейни, мы отправимся по странам и эпохам исламской ойкумены, окинем взглядом общее устройство мусульманского общества и полистаем хроники обоих халифатов и его преемников, постаравшись не запутаться в паутине бесчисленных княжеств и династий. Мы также обратимся к истокам ислама, глубоко изменившего жизнь арабов и других народов, и попытаемся выяснить, как арабам удалось с такой головокружительной быстротой стать хозяевами полумира и кто были те удивительные люди, которые с помощью Книги и меча выковали новую цивилизацию. Но не только история и религия станут предметами нашего интереса. Мы пройдем по восточным базарам и невольничьим рынкам, заглянем в мечеть и дворец халифа, посетим дома зажиточных мусульман и городские бани, попробуем проникнуть в гарем и поучаствовать в состязаниях поэтов, побеседуем с богословами и проникнемся мудростью факихов и ученых. Наш взгляд будет обращен на все, что поможет лучше понять жизнь мусульман и по достоинству оценить сложность и богатство исламского мира, сотни лет существующего рядом с нами: смысл и основание его правил и устоев, его правду и его заблуждения, его успехи и неудачи.
Возможно, ознакомившись с этим трудом, кто-то придет к выводу, что западная и восточная цивилизации в основе своей очень близки друг к другу и разногласия между ними – только следствие застарелых мифов и легенд. А кто-то, наоборот, еще больше укрепится в мысли, что «Восток есть Восток» и пропасть между ним и Западом непреодолима. В любом случае, корни большинства проблем, существующих сегодня в мусульманском мире, – как и ключи к пониманию движущих им мотивов и устремлений, – лежат в его блестящем прошлом, и мы надеемся, что благосклонный читатель, прочитав эту книгу, получит если не удовольствие, то хотя бы пользу.
Часть I. На пути Аллаха
Глава 1. Аль-Джазира
Географическая пустошь
С географией и климатом Аравийскому полуострову не повезло: находясь на самом «горячем» перекрестке Земли, между Азией, Европой и Африкой, он почти весь покрыт бесплодными пустынями. На том месте, где могла бы бурно кипеть жизнь, расти города и развиваться богатая культура, тянутся только песчаные дюны и барханы, из которых торчат голые камни.
Самая характерная черта Аравии – это красный песок, весь взрыхленный и измятый, по выражению одного историка, «как будто его с утра до ночи топтали табуны лошадей». Пустыня здесь вся красная, и даже пшеница – ее называют фасс – дает красноватые зерна, из которых получают красную же муку. Плоская земля кое-где покрыта полукруглыми возвышениями в форме копыта, обрамляющими занесенные песком впадины глубиной до полусотни метров и диаметром от нескольких десятков метров до нескольких километров. Реже встречаются более крупные, тянущиеся от горизонта до горизонта плоскогорья, изрезанные глубокими ущельями. В этих горах по ночам холодно даже летом, а зимой можно замерзнуть насмерть. В одном из таких мрачных ущелий, наводящих своим видом неизъяснимую тоску, по преданию, был похоронен Каин.
Ветра в Аравии чаще всего дуют с востока. Восточный ветер саба считается у арабов самым мягким и приятным, а западный самум («отравленный») – самым ужасным: он высушивает воду и убивает людей зноем и жаждой. Северный ветер шималь несет резкий холод и вызывает пыльные бури, а южный каус опасен для моряков, поскольку вызывает штормы.
Постоянных водоемов на полуострове нет, но есть подземные реки, выходящие то там, то здесь мелкими ручьями. Иногда встречаются русла пересохших рек – вади, наполняющихся водой после дождя и становящиеся настоящими реками раз в двести-триста лет, когда в их бурных потоках можно утонуть. Еще воду можно найти в остающихся после дождей прудах, называемых гадир.
Дождь здесь называют «милостью Бога», а слова «щедрость» и «влажность» на арабском – синонимы. Лучше всего время после зимних дождей – это раби, арабская весна, когда стоят теплые солнечные дни и прохладные ночи.
Самая большая пустыня Аравии, Руб-эль-Хали, – по-арабски «пустая четверть», – занимает миллион квадратных километров. Самой страшной считается ее западная часть – Бахр-Ас-Сафи, так называемое «море чистоты». Кроме невыносимой жары, здесь полно зыбучих песков и подвижных дюн, которые могут засосать человека вместе с верблюдом и где исчезали без следа целые караваны.
Температура в тени +50. Все вокруг раскалено добела, на небо невозможно смотреть, воздух превращается в колышущееся марево. Каждый шаг дается с трудом, все время мучает жажда. Аравийский зной, как писал один впечатлительный путешественник, «выжигает мозг в костях, мечи в ножнах делает мягкими, как воск, а драгоценные камни превращает в уголь».
Путешествие по пустыне – пытка. В летописях говорится, что воины царя Кабмиза и Птолемея Лага, вторгшиеся в эти земли, могли идти только по ночам. Каждый переход через пустыню был риском, и требовались большая смелость и знания, чтобы пуститься в путь от Омана до Мекки или из Хаиля в Джауф. Знаменитый переход кавалерии Халида ибн алб-Валида через безводную пустыню из голого известняка (634 год от Р. Х., или 13 год Хиджры) считался образцом невиданной храбрости. Обычные караваны шли короткими переходами по 3–5 дней от одного оазиса до другого. Оазисы бывали мелкие, состоявшие из нескольких шатров вокруг колодца, а бывали большие и богатые – целые города с пальмовыми рощами, роскошными домами, где жили купцы и знать, базарами, лавками ремесленников и всеми благами, которые могла дать цивилизация. После суровой безводной пустыни, где каждый шаг был борьбой за выживание, для путника это составляло поразительный контраст: он словно попадал из ада в рай. Некоторые из оазисов – например, Джубба, – были очень древними, здесь находили камни и скалы, испещренные рисунками и надписями, которые уже никто не мог прочесть.
Глубина пустыни была неизвестна – никто не отваживался там бывать. Ходили слухи, что в самом ее центре существовала страна изобилия, полная деревьев и воды. Говорили также, что путешествие у ее границ так трудно, что каждый день там проходит как три года и юноша после трех недель пути возвращается глубоким стариком. Иногда в переходах бедуины встречали людей, говоривших на непонятном языке. Пустыню населяли демоны, джины, шайтаны, призраки и боги.
Еще больше таинственности пустыне добавляли миражи, показывавшие то, что происходило не здесь или не происходило совсем.
Аравия пустыня – место, где все живое постоянно и отчаянно борется за воду. Свежая зелень появляется здесь только в короткий сезон дождей и исчезает два-три месяца спустя, едва успев дать семена. Мясистые суккуленты вроде молочая и алоэ на время засухи накапливают воду в толстых стеблях, из-за чего кажутся неестественно раздутыми. А деревца побольше, акации и другие многолетники, почти все время проводят в спячке и лишь ненадолго просыпаются вместе с дождями. На полуострове живут самые ядовитые на земле существа – гюрза, эфа, рогатая гадюка, тарантулы, скорпионы.
Из растений и деревьев в Аравии всегда больше всего ценились финиковые пальмы, которые в оазисах росли целыми лесами. Из фиников делали мед, вино, уксус, настоем фиников поили скот, а косточки использовали как топливо. Пророку Мухаммеду приписывают такие слова: чтите пальму, она сделана из той же глины, что и Адам. У арабов существовал целый культ финиковой пальмы, она описывалась в поэзии и прозе в бесчисленных вариантах, детально и любовно, со множеством красочных сравнений.
Но главное в Аравии – это верблюды, которые могут долго обходиться без воды и дают молоко, заменяющее в пустыне воду. Не будь верблюдов, путешествовать в пустыне было бы невозможно. Эти невероятно выносливые животные могут носить почти полтонны груза, проходить за день десятки километров и целую неделю обходиться без питья. В отчаянных случаях, когда кочевникам грозила смерть от жажды, они убивали верблюдов и выпивали жидкость, хранившуюся в их желудках. Именно благодаря верблюдам бедуины стали полными и единственными хозяевами аль-Джазиры, или Полуострова, как называли его арабы.
Глубокая древность
Аравия на карте – большое серое пятно, по краям которого жмутся зеленые прибрежные зоны. На огромной территории, почти три миллиона квадратных километров, только 5 процентов пригодно для жилья. Остальное – полупустыни, где можно жить только зимой, а летом все вымирает и люди уходят в другие места, где есть зелень, вода и тень.
Великие цивилизации древности доходили до ее границ – и останавливались, не в силах справиться с пустыней.
Жизнь, история кипели снаружи, а на внутренних землях почти не менялась в течение тысячелетий. Здесь жили арабы. «Араба» на древнееврейском и значит – пустыня. Сами арабы называли себя «ахль-аль-бадв» – люди пустошей. В Аравии никогда не было никого, кроме арабов: никто сюда не приходил, никому не были нужны эти земли.
Век за веком скотоводы и кочевники пасли здесь огромные стада овец, свиней и коз, которые давали им мясо и молоко, шерсть и кожу. До них доходили только отголоски истории. Какая им была разница, с кем торговать шкурами и шерстью – римлянами или персами? Для арабов существовали лишь пастбища, шатры, колодцы и небо над головой. Чужаков они пропускали через свою территорию за деньги, давая их караванам конвой и проводников. Без их помощи ни одни путешественник не добрался бы до цели живым.
Между тем Аравия находилась совсем не на задворках мира, а как раз наоборот – в самом центре истории.
Совсем рядом была колыбель цивилизации – Месопотамия. Пока арабы продолжали кочевать и пасти свой скот, там одно за другим появлялись и исчезали мощные государства – шумеры, аккадцы, Вавилон, Ассирия, Лидия, Мидия. В соседнем Египте сменялись великие династии, возводились пирамиды, расцветала великая культура.
Первыми властителями земного мира были аккадцы – царь Саргон и его наследники, объединившие всю Месопотамию и дошедшие до Армении и Средиземного моря. В Аравию они вторглись, чтобы добывать ценный материал – черный диорит, из которого изготавливали свои статуи.
При фараоне Тутмосе Первом сюда раз или два наведались древние египтяне, а потом больше 1000 лет царствовала одна Ассирия.
Ассирийцы были одной из тех цивилизаций, которые ничего не создают, а только принуждают других отдавать плоды своих трудов. Они воют лучше всех, беспощадны и жестоки, разрушают и уничтожают все при малейшей попытке сопротивления. Ассирийцы в чистом виде воплощали идеологию абсолютной власти – право сильного, не смягченное никакими моральными и общественными законами. Их цари запечатлевали себя рвущими губы и глаза у побежденных, гордо перечисляли свои подвиги: сколько городов сожжено, сколько людей убито. «Я велел построить стену перед Большими воротами города, – хвалился ассирийский царь Ашшурбанипал, – я велел содрать кожу с вождей восстания и обил стену этой кожей. Некоторых из них я велел замуровать в стену; другие были распяты на кресте или посажены на кол вдоль стены. Со многих из них я велел содрать кожу в моём присутствии и покрыл стену этой кожей. Я велел сделать венцы из их голов и гирлянды из их проколотых тел».
С той же неумолимой и последовательной жестокостью ассирийцы воевали с арабами. Их не пугала пустыня: они проникали везде и уничтожали врагов до тех пор, пока не подавляли всякое сопротивление. Царь Тиглатпаласар Третий в VIII веке до н. э. победил бедуинов и взял в плен аравийскую царицу Забибу. «Он наложил на царицу дань, – сообщал ассирийский летописец, – и она склонилась у его ног. Ее люди принесли ему золото, серебро, верблюдов и целовали ноги. Он взял в плен 1100 людей, 30 тысяч верблюдов, 20 тысяч голов скота, 5 тысяч связок всех сортов специй и кувшины богов».
Особенно жестоко и методично преследовал арабов другой великий царь – Ашшурбанипал. Он начал кампанию летом, в самые жаркие месяцы, заранее составив подробную карту с указанием источников и запасов воды. Ассирийцы захватили все эти источники, оставив арабов без воды. «Мы задержали воду, жизнь их душ, – поэтично рассказывал летописец, – и сделали ее питьем, дорогим для их уст». Большинство арабов погибли от голода и жажды, другие резали верблюдов и пили кровь и навозную жижу. После победоносного похода Ашшурбанипал впряг в свою триумфальную колесницу несколько царей, в том числе аравийского. Он отобрал у арабов изображения богов, тем самым лишив их небесной поддержки.
Почитатели богов. Ассирийцы при всей их свирепости были очень богобоязненны. Их пример показывает, что ни одно государство или одно общество не способно держаться только на культе силы: вольно или невольно приходится прибегать к помощи законов, к священным установлениям предков или воле богов. Несмотря на грубость и жестокость своего режима, ассирийцы демонстрировали величайшую почтительность к высшим силам, воздвигали величественные храмы и приносили щедрые жертвоприношения, словно для того, чтобы уравновесить свои бесчинства. Чем больше бедствий они обрушивали на соседей, чем сильней угнетали собственных подданных, тем с большей охотой подчеркивали свою «святость» и покорность Богу, смиренное благочестие и послушание служителей, исполняющих веления небес.
Но власть ассирийцев со временем закончилась, как и всякая другая. Арабы на время получили передышку. Только египтяне время от времени делали вылазки в Аравию. Фараон Ментухотеп III однажды устроил большую экспедицию в глубь полуострова, послав три тысячи солдат, каждый из которых нес по два кувшина воды и 20 караваев хлеба, чтобы хватило на пятидневный переход. Они прошли по пустыне полторы сотни миль, выкопали по пути несколько колодцев, взяли с арабов дань и ушли обратно.
Древние греки, несмотря на свою любознательность, арабов почти не заметили: Александр Македонский во время своих знаменитых походов предпочел обойти Аравию стороной, решив, что ему нечего там делать. Только македонский царь Антиох III, всюду тянувший свои руки, воевал в Аравии с купеческой и портовой Геррой, которая предпочитала откупаться от захватчиков благовониями и серебром.
Потом пришло время Рима.
Поход Галла
Римляне, стремившиеся подчинить себе всех и все, не сделали исключения и для Аравии. Самих арабов они при этом ценили невысоко. Страбон пренебрежительно говорил, что арабы – это скорее торгаши и купцы, чем воины. Рим интересовали только богатства южной Аравии, о которых у римлян были почти сказочные представления.
Вот как Диодор Сицилийский описывал эту волшебную страну:
«В глубине ее стоят густые леса, в которых рядом произрастают большие ладаноносные и мирровые деревья, а также полоны, аир, киннамон и другие душистые растения, и совершенно невозможно распознать особенности и природу каждого из них, ибо число их велико, а ароматы смешаны в один общий аромат. Он кажется необъяснимым и божественным и поражает обоняние и чувства каждого. И даже путешественники, проезжающие вдали от берега, становятся причастны этому наслаждению. Ибо летом, когда ветер дует со стороны материка, случается, что ароматы мирровых и других благоухающих деревьев разносятся ветром и распространяются на ближайшие морские пространства. Тот, кто вдохнул от этих ароматов, поверил, что вкусил амброзию».
Эти благословенные земли римляне называли Arabia Felix – Счастливая Аравия. В ее оазисах и в лесистых районах вдоль береговой линии с давних времен жили оседлые арабы. На узкой полоске плодородной почвы, зеленым ожерельем обрамлявшей пустыню с севера и юга, на протяжении веков появлялись и исчезали блестящие царства. Самым знаменитым из них было Сабейское. Диодор писал о нем так: «Что касается сабейского народа, то он превосходит не только все соседние аравийские народы, но и все народы вообще богатством и даже роскошью. Всевозможные чаши украшены золотой и серебряной резьбой, кровати и треножники у них стоят на серебряных ножках, а остальная мебель роскошна невероятно. У сабейцев во дворцах высокие колонны, одни позолоченные, другие с серебряными фигурами на капителях». В Библии рассказано о том, как иудейскому царю Соломону приезжала царица Сабейского царства – царица Савская, привезя в подарок благовония, самоцветы и 120 талантов золота (талант – около 34 кг). В наши дни от всего этого великолепия остались только руины плотин, обломки крепостей, горстка монет и несколько загадочных надписей.
Именно эту Счастливую Аравию, которую римляне считали чудесной страной благовоний и золота, император Октавиан Август поручил завоевать префекту Египта Эллию Галлу.
Римляне, как всегда, хорошо подготовились к походу. Армия Галла состояла из 10 тысяч человек пехоты и флотилии в 130 кораблей. К ним присоединились военные отряды, присланные царем Иродом и набатеями во главе с Силлеем, вызвавшимся быть проводником.
Но поход оказался неудачным. Высадившись на северо-западе Аравийского полуострова, римское войско несколько месяцев ничего не предпринимало, пытаясь сориентироваться в незнакомой местности. Когда армия, наконец, двинулась в глубь Аравии, то еще раньше, чем столкнуться с врагом, потеряла большую часть людей от голода, жажды и болезней. Эллий Галл без труда захватил несколько оазисов, дошел до Сабейского царства, но при этом остался почти без армии и был вынужден повернуть назад. Всю вину за неудачу римляне свалили на Силлея, которого обвинили в измене и казнили. Но эта бесславная экспедиция навсегда отбила у Рима желание покорять южную Аравию.
Дион Кассий о походе Галла. «Пустыня, жара и плохая вода доставляли войску такие мучения, что большинство погибло. Кроме того, на них напал мор, который был иным, чем обычный. Вначале он поражал голову, которая совершенно высыхала, отчего большинство тотчас же погибало. У выживших болезнь затем поражала остальное тело и охватывала ноги, которые приводила в ужасное состояние. Ничего не помогало, только если пить вино, смешанное с маслом, а также натирать им кожу. Но это могли делать лишь немногие, ибо ни вина, ни масла страна не производит и запасы их у войска были невелики. Вследствие мора враги не только отняли у римлян все, но и изгнали остатки их войска из страны. Это были первые, а может быть, и единственные римляне, которые в качестве врагов так далеко вторглись в эту часть Аравии, ибо они достигли крупного города Атулия».
Общее мнение римлян об арабах подытожил историк Аммиан Марцеллин: «Нам не следовало бы желать иметь сарацинов ни друзьями, ни врагами, так как они блуждают или ездят туда и сюда и в кратчайшее время опустошают все, до чего могут добраться. Они подобны хищникам коршунам, которые хватают добычу, высматривая ее с высоты, и тотчас улетают, если им не удалось нанести удар. Никогда и никто из них не берется за рукоять сохи, не сажает деревьев, не ищет пропитания, обрабатывая землю. Они вечно блуждают, передвигаются вдоль и поперек, без дома, без определенного места жительства, без законов. Они не могут длительно оставаться под одним и тем же небом, и им не нравится одно и то же место на земле, их жизнь постоянно в движении».
Аммиан Марцеллин служил в армии императора Юлиана Отступника, который погиб от стрелы, выпущенной арабом.
Набатея и Пальмира
Счастливой Аравии римляне противопоставляли ее бедные районы, населенные бедуинами: Пустынную Аравию, расположенную в центре полуострова, и Каменистую Аравию, на севере. Здесь во времена Рима существовало два сильных государства, сыгравших важную роль в истории Римской империи и соседних стран, – Набатея и Пальмира.
Набатейское царство возникло на самой северной границе аравийской пустыни. Его столицей была знаменитая Петра – город в скалах. Укрытая среди гор в долине, к которой вела одно только узкое ущелье, она могла без труда выдержать любую осаду. С помощью прочных терракотовых труб жители собирали воду со всех источников в округе и благодаря этому никогда не испытывали недостатка в воде. В городе имелись водопровод, бани, несколько жилых кварталов, множество роскошных усыпальниц и греческий театр.
Набатеи держали сильную армию, состоявшую из пехоты и кавалерии, которая двигалась верхом на верблюдах. В отличие от других кочевников, набатейские солдаты ставили жесткие седла прямо на горб, а не позади него, что позволяло верблюду бежать быстрее. Правители Набатеи были искусными стратегами и строили на вершинах холмах крепости, откуда наносили врагам быстрые и внезапные удары. Они окружали пограничные города крепостными стенами, восстанавливали старые сторожевые башни, создавали в самых глухих и безлюдных местах дозорные посты. С помощью крепостей, дорог, сети колодцев и караван-сараев – промежуточных пунктов для караванов и войск – набатейские цари распространяли свою власть далеко вглубь пустыни. Благодаря этому они были хорошими союзниками римлян, которые ценили их организацию и боеспособность.
В это же время посреди сирийской пустыни расцвела и знаменитая Пальмира. По-арамейски ее называли Тадмор, то есть «чудо». В III веке это было мощное государство, грозившее самому Риму и претендовавшее на императорскую власть. Царь Оденат и его жена Зенобия сумели разбить войска персидского шахиншаха Шапура Первого и римские легионы, завоевав весь Ближний Восток и Египет. Ударную силу пальмирской армии составляла тяжелая конница, закованная в кольчуги и доспехи из металлических пластин. Даже кони были целиком покрыты броней, а всадники устойчиво сидели в высоких четырехрогих седлах. Не менее сильны были лучники с крепкими дальнобойными луками – их делали композитными, то есть составленными из разных материалов, что увеличивало пробивную силу. Патрульные отряды пальмирцев стремительно перемещались по пустыне на верблюдах и конях.
По культуре Пальмира была греко-римской, с эллинистической архитектурой и укладом жизни. Почти через весь город тянулась широкая улица – продолжение караванной дороги – с триумфальными арками и четырьмя рядами двухъярусных колонн. С обеих сторон ее окружала сплошная застройка из огромных храмов, дворцов, акведуков и римских терм, среди которых выделялись здание амфитеатра и местного Сената. Имперская грандиозность соединялась здесь с восточной утонченностью, а варварская роскошь – с безупречным вкусом.
Но пышному расцвету Пальмиры положил конец римский император Аврелиан. Для разгрома государства он использовал соседние арабские племена, которые римляне называли сарацинами. Сейчас на месте этой «невесты пустыни», как называли ее в древности, – сирийская деревня.
Себба и Джазима. История Пальмиры в фантастическом виде преломилась в легенде о Себбе и Джазиме, пользовавшейся большой популярностью у арабов. В этой истории рассказывается о том, как царица Себба, родная сестра Зенобии, отомстила убийце своего мужа Джазиме. Заманив его в замок обещанием выгодного брака, она пленила своего врага и спросила, какой смертью он хочет умереть. «Королевской», – не смутившись, ответил князь. Себба устроила для Джазимы роскошный пир, напоила допьяна и вскрыла ему вены. Кровь убитого требовалось собрать в одну чашу, чтобы впоследствии его смерть не была отомщена, но в последний момент князь шевельнул рукой, и кровь брызнула на пол, обагрив одну из мраморных колонн. Возмездие стало неотвратимым.
Преемник Джазимы, которого звали Амр, отомстил Себбе с помощью хитрости. Он отправил к царице своего преданного слугу Кайсира, который добровольно отрезал себе нос, а Себбе пожаловался, что ему пришлось сбежать от изуродовавшего его хозяина. Он привел с собой большой караван со спрятанными в мешках воинами Амра, которые, войдя в ворота, выскочили из укрытия и захватили замок. Пытаясь спастись, Себба бросилась в подземный ход, но Кайсир отрезал ей путь, и в последний момент она выпила яд, чтобы не попасть в руки врагу.
Лахмиды против Гассандидов
Что происходило в это время в самой Аравии, почти не известно. От ранней бедуинской истории остались только отдельные имена местных царей, воевавших с византийцами и заключавших с ними непрочные союзы. Существует легенда, что аравийская царица Мавия послала ромеям помощь против готов, осаждавших Константинополь. В решающий момент один из арабов бросился на врага с ножом, перерезал ему горло и стал пить его кровь. Это привело готов в такой ужас, что они обратились в бегство.
Унаследовавшие власть византийцы переняли у римлян их богатый опыт общения с арабами. Для христианских императоров северные арабы играли ту же роль, что казаки в России: они охраняли южные границы, делали набеги на соседей и получали за это льготы и деньги. Этим «ромейским арабам» (их назвали Гассанидами, по племени гассан) противостояли «персидские» арабы из племени лахм, которые, наоборот, воевали с Византией на стороне персов и создали династию Лахмидов.
Византийцы и персы поделили Аравию на зоны влияния и в мирных договорах всегда указывали необходимость придерживаться этого деления, то есть не переманивать ромейских арабов на сторону Персии и наоборот. Но существование мелких арабских княжеств среди таких крупных «акул», как Византия и Персия, всегда было шатким и недолгим. Большим империям в конце концов надоели их игры в независимость, и они прибирали их к рукам. К VII веку персы захватили лахмидское и химьяристкое царства, а Византия – гассанидское.
Независимыми остались только кочевые племена в центре Аравии, до сих пор почти не участвовавшие в истории. Главным городом здесь была торговая Мекка.
Глава 2. Аравия перед исламом
Племя вместо государства
В наши дни принято считать, что арабы переселились в Аравию из древнего Междуречья. В то время обитаемыми на полуострове были только южные районы, где жители вели оседлый образ жизни и занимались земледелием. Арабы первыми заселили внутренние, пустынные районы и занялись кочевым скотоводством. По преданию, возглавлял этих переселенцев дядя Авраама по имени Кахтан (в Библии его называют Иоктан), чьи потомки и по сей день считаются «истинными арабами».
Арабы с самого начала делились на северных и южных. Северные, называвшиеся также бедуинами или кайситами, отличались смелостью и воинственным характером. Это были бедные кочевники и пастухи, «горячие парни», мужественные и стойкие, но невежественные и не склонные к культуре. Полную противоположность им составляли южные арабы, известные как йеменцы или калбиты, – состоятельные землевладельцы, ценители мирной и приятной жизни, знавшие толк в деньгах и приносимых ими благах.
Бедуины и йеменцы все время спорили между собой, кто из них настоящие арабы и кто превосходит других своими достоинствами. Южане, более зажиточные и цивилизованные, свысока смотрели на грубых и нищих северян и считали себя потомками праведного Исаака, а северян – изгоя Исмаила, сына Авраама от рабыни Агари. Бедуины отвечали презрением к южанам-неженкам и обвиняли их в недостатке благочестия и отсутствии хороших манер. Себя они видели наследниками традиций и защитниками древних устоев, а южан – развращенными и ни к чему не годными людьми.
Обе стороны были по-своему правы. Южанам жилось гораздо легче и привольней, чем кочевникам пустыни. Географически Йемен, называвшийся «страной направо», то есть на юг, делился на две части: береговую и горную, – но одинаково благоденствовали и та, и другая. Прибрежные воды у йеменских берегов так щедро изобиловали рыбой, что даже верблюдов здесь кормили сардинами. В местных рудниках добывали золото, на горных террасах выращивали благовонный ладан, в море ловили драгоценный жемчуг.
Лежавший к югу от Йемена горный Оман богател на благовониях и сладких финиках. Это был крупный военный и торговый порт, знаменитый своими пиратами и сильным флотом: южные арабы с древних времен славились как рыбаки и мореплаватели. В Омане из индийского малабарского леса и кокосовых пальм строились великолепные корабли, не уступавшие по качеству финикийским. Оман вообще был очень древним и известным государством: еще во времена шумеров его жители на гребных судах плавали в Индию и Цейлон и создавали там свои колонии. Когда в Египте правили первые династии, оманцы уже добирались морем до Китая, Индонезии и Мадагаскара. Как и йеменцы из Адена, они были первыми настоящими моряками, плававшими не только вдоль берега, но и в открытом море. Однако ко времени появления ислама от этих славных и богатых государств не осталось никаких следов.
На севере государств не было совсем. Бедуины не имели никакой центральной власти и питали отвращение к любому принуждению. Функцию и назначение государства у них целиком выполняло племя, которое по-арабски называлось «кабила». Племена делились на кланы, а кланы – на хамулы, группы из нескольких семей. Хамулы собирались в кочевые общины, которые вместе передвигались по пустыне и разбивали отдельный лагерь, где каждая из семей жила в своем шатре. Шатер был домом, частной собственностью, принадлежавшей только семье, а пастбища, земли, вода – собственностью племени и клана.
Размер племени мог быть очень разным, от нескольких сотен до нескольких десятков тысяч человек. Самыми крупными арабскими племенами считались Мудар, Рабиа и Ваиль, которые постоянно враждовали друг с другом, особенно Мудар и Рабиа. Слабые племена со временем исчезали или вливались в сильные. Племена то и дело заключали межу собой мирные договоры, но соблюдали их только до тех пор, пока одно племя не становилось сильней других: тогда оно нарушало договор и действовало силой.
Настоящее государство в Аравии было невозможно уже потому, потому что в ней не было постоянных поселений. Любые границы в пустыни были зыбкими, как песчаные барханы, которые ветер может носить туда и сюда, как хочет. По выражению одного немецкого историка, вся аравийская топография была начертана на спине верблюда.
Не способствовал общественным союзам и гордый, заносчивый нрав кочевников. Между ближайшими союзникам по сущим пустякам в любой момент могла вспыхнуть смертельная вражда, а потом запускался маховик кровной мести, который было очень трудно остановить.
Примером может служить «война аль-Басус», вспыхнувшая из-за простой верблюдицы.
Однажды к Джессусу, шурину вождя Кулейба, приехал гость и по обыкновению пристроил свою верблюдицу в общее стадо. Случилось так, что верблюдица чужака раздавила яйца в гнезде жаворонка, и Кулейб, очень любивший этих птиц, возмутился и пригрозил ее убить. Джессуса это покоробило, а его тетка аль-Басус, еще больше подлила масла в огонь, требуя уважения к правам гостя: ведь он находится под их покровительством. После многих ссор и препирательств взбешенный Кулейб схватил лук и пронзил верблюдицу стрелой, угодив ей в вымя.
Тогда аль-Басус начала причитать и стенать, что теперь Джессус вконец опозорен. Она делала это несколько дней подряд, пока не довела его до такого исступления, что тот посреди ночи встал и отправился убивать Кулейба. Догнав вождя на тропинке, Джессус крикнул: «Берегись, я убью тебя!» – но Кулейб из гордости даже не обернулся, и Джессус всадил копье ему в спину. Родственники Джессуса попытались сохранить мир, откупившись за убийства верблюдами и выдав преступника, но пламя погасить не удалось, и дело кончилось большой войной, продолжавшейся несколько десятилетий.
Другой случай – война из-за коня. У Кайса, сына Зухейра из рода Абс, был знаменитый скакун Дахис, считавшийся самым быстрым в Аравии. Но Хузейф и Хамаль из соседнего племени Зубьян стали спорить, утверждая, что их кобыла Габра лучше. Кайс долго уклонялся от пари, боясь, что это приведет к раздору, но насмешки зубьянцев заставили его принять вызов и даже увеличить ставку – с десяти верблюдов до ста. Лошадей не поили двое суток, потом наполнили ров водой и выпустили их в поле, договорившись считать победителем ту, что первой припадет к воде. Дахис обогнал Габру, но в последний момент зубьянцы сжульничали, отогнав его от водопоя, и Габра пришла первой. Кайс и его племя почувствовали себя одураченными; пролилась кровь и вспыхнула новая война. Только спустя 40 лет нашлись люди, которые сумели добиться мира, выплатив контрибуцию в 3000 верблюдов, но сам Кайс отказался принимать в этом участие. «Я больше не могу смотреть в глаза женщинам зубьянцев, – сказал он, – потому что у каждой из них убил сына, мужа или брата». Бросив все, он уехал в Оман, принял христианство и стал монахом.
Кичась своей гордостью и мужеством, бедуины постоянно попадали в одну и ту же ловушку – беспрерывную кровавую бойню между двумя равно храбрыми и непримиримыми противниками, которые не могли ни победить друг друга, ни прекратить войну. Каждый раз происходило одно и то же: вспышки гнева, призывы к мести и боевой азарт, пылкое нетерпение воинов, воодушевленных своей правотой и жаждущих справедливо наказать обидчиков, а заодно изумить всех своими подвигами и добыть славу и трофеи; постепенное уставание от драк, сражений, крови, смертей своих и чужих; и, наконец, последняя степень утомления и отвращения, когда всех уже тошнило от кровавого месива и идея примирения начинала сама собой носиться в воздухе. Тогда появлялись мудрые миротворцы, восхваляемые всем народом, поэты мрачно кляли ужасы войны, а измученные бедуины заключали новые союзы, чтобы вскоре снова разорвать их по пустяшному поводу.
Племенная и родовая связь у арабов была так сильна, что когда позже они начали заселять города, представители одного племени селились в одном квартале и отделялись от других стеной. В результате город оказывался разделен множеством перегородок, обозначавших границы племен.
Индивидуалисты
По своим убеждениям и по складу характера были ярыми индивидуалистами. «Символ веры» бедуина выглядел примерно так: каждый член племени – свободный воин. Он делает только то, что сам считает правильным, и никто не может ему ничего приказать, даже шейх. Бедуин не платит племени никаких налогов, потому что это оскорбительно: воин сам должен собирать дань. Верить он может в любых богов.
Кочевник следовал примерно тем же правилам, что средневековые рыцари или пираты: он всегда был вооружен, независим, в любой момент мог уйти куда пожелает, жил грабежом и силой оружия. В то же время считалось, что бедуин – это смелый боец, готовый бросить вызов или принять его от кого угодно: он должен всегда верить и доказывать, что он сильней и лучше всех, даже самых прославленных воинов. Если такой вызов сделан, у него только один выбор – победить или умереть.
Разумеется, такая свобода могла существовать только в рамках определенных правил. Бедуины выработали обязательный набор качеств, которым должен был следовать каждый воин, чтобы уважать сам себя и быть уважаемым другими. Этот арабский кодекс чести назывался «мурувва», то есть обладание мужскими качествами. В них входили смелость, благородство и великодушие, верность своему слову, соблюдение кровной мести, почитание старших, щедрость. Были тут и благородные «рыцарские» свойства: защищать слабых, жертвовать всем ради чести, терпеливо переносить несчастья и боль. Неудивительно, что позже араб Саладин и европейские рыцари так хорошо понимали друг друга.
Но у этой свободы была и обратная сторона. Человек не мог существовать один, без племени: если племя его изгоняло, он превращался в хали, изгоя, которого не защищали никакие законы. Закон и жизнь целиком заключались внутри племени, за его пределами царили только беззаконие и произвол сильных. Одинокий человек становился добычей и мишенью для каждого, кто превосходил его силой или числом: «каждый дюжий ему господин». К тому же внутри племени почти все были связаны друг с другом кровной связью. Родство могло быть не только по крови, но и по браку, по клятве – когда люди или целые общины давали друг другу клятву верности, и это заменяло кровную связь. Даже в именах арабов на первом месте стояло название племени и лишь потом – его личное имя. Родословие было в таком почете, что бедуины знали имена своих предков до восьмого колена. Очень часто родословную подделывали, чтобы придать себе больше веса.
Бедуины говорили: кровная связь крепка как асир (веревка, которой палатку привязывали к кольям). Самыми тяжелыми считались преступления против родства, и только потом шли моральные и уголовные. Бедуин видел себя живущим внутри своего клана, весь остальной мир для него не существовал. Вся история бытия сводилась для него к основанию рода, а о том, что было раньше, он не думал. Даже под «Аравией» араб понимал только ту территорию, на которой жило его племя. Это было единственно возможное место обитания, родина, окруженная землями врагов и чужаков. Границы владений тщательно размечали, и преступление их означало войну. Правда, особо воинственные племена любили подчеркивать, что у них нет границ, что они «ставят свои палатки, где хотят». Буйное воображение рисовало им, как они захватывают весь мир и «суше становится от них тесно», и даже «спину моря они покрывают кораблями». «Весь свет, и все что есть на свете – наше», – писал поэт, восхваляя свой клан.
Занятия арабов
По представлениям бедуинов, любой араб – это прежде всего скотовод. Выпас скота и связанный с ним природный ритм почти целиком определяют его образ жизни. Зимой, когда идут дожди, кочевники странствуют от пастбища до пастбища. Воду в это время почти не используют: люди пьют верблюжье молоко, а скоту хватает сочной и свежей травы. Летом, когда всюду царит засуха, кочевые арабы собираются у колодцев, принадлежащих племени. Пастбища и колодцы надо защищать: соседи зарятся на них, и если проявить слабость, их могут отнять. Отсюда вечная вражда между кланами, с объединением племен в союзы и т. д.
По поводу скота у арабов была своя классификация. Верблюжатники считались выше и важнее, чем те, кто разводил овец и коз. Они были самыми неутомимыми странниками, не боявшимися безводных пустынь. Гордость их была так велика, что они считали для себя позорным заниматься чем-то, не имеющим отношения к верблюдам. У них были верблюжьи шкуры, шерсть и мясо, а все остальное они выменивали на них: кофе, финики, пшеничное зерно, ткани, оружие, посуду, инструменты. Постоянных поселений у них не было, все нужное они возили на своих верблюдах, в том числе шатры, которые разбивали на привалах. Расставили жерди, натянули верблюжьи шкуры – вот и готов дом.
Кочевники гордились своими верблюдами, одногорбыми дромадерами, не только выносливыми и незаменимыми во время переходов, но и быстрыми бегунами. Часто бедуины устраивали соревнования, где каждое племя выставляло на гонки своего претендента, а победитель получал общее уважение и почет. Особенно славились дромадеры Махры – их называли махари: считалось, своей необыкновенной быстротой они были обязаны тем, что рождались от союза верблюдиц с джиннами.
Овец и коз арабы ценили гораздо меньше. Овцеводы больше стремились к оседлости, прибивались к деревням и городам и в конце концов превращались в простых пастухов.
Особое отношение у бедуинов было к коням. Если верблюды считались «рабочей лошадкой», то кони – чем-то вроде спортивного автомобиля. Их использовали на скачках, ездили на них на прогулки, но никогда не применяли для работы. Конь – это предмет гордости и престижа араба и в то же время – верный друг, чуть ли не самое родное и близкое существо, с которым хозяин ощущает почти кровную связь. Кони стоили очень дорого, иногда на хорошего коня меняли 25 верблюдов. Содержать их тоже было невыгодно: они потребляли много корма и воды.
Кроме коней и верблюдов, были еще ослы, но их употребляли только на юге и только для работы: ездить на ослах у арабов считалось позором. Иногда кочевники держали у себя сторожевых собак, похожих на шакалов, и крупных кошек, а в оазисах – кур, гепардов, ручных обезьян.
Помимо скотоводства, арабы знали еще один традиционный способ зарабатывать на жизнь – набеги. Они без конца воевали за землю и воду. Им всегда не хватало пастбищ и колодцев, и они захватывали их у соседей. Это были стремительные и внезапные рейды на территорию противника, чтобы угнать его скот и забрать женщин и детей, за которых потом требовали выкуп. Во время набегов арабы проявляли свою смелость и молодчество.
Третьим любимым занятием бедуинов была охота. Каждый араб являлся прирожденным охотником и часто именно этим добывал себе пропитание в пустыне. В арабской поэзии, книжных миниатюрах, биографиях, записках путешественников полно живописных сцен с охотой на птиц, львов, зайцев и антилоп. Вот как описание охоты звучит у одного бедуинского поэта:
