Красавчик

скачать книгу бесплатно


– Ну давай, показывай. Что там у тебя? – подал голос Красавчик. Парень хотел видеть новое творение подруги-художницы.

– Мы требуем, чтобы искусство принадлежало народу. – Август наконец отвернулся от мерцающего экрана. У Лилии все руки были испачканы масляной краской. Она повернула холст лицевой стороной к зрителям. Те оценили эту работу крайне высоко. К примеру, Лжец сказал:

– Прекрасно… Действительно прекрасная картина. Как вон там сочетаются краски! А вот здесь глубина цвета гипнотически затягивает в себя! Гамма, палитра… Идеально! Это шедевр. Ше-де-вр.

Лилия держала в руках чистый холст. Картина была по-настоящему великолепна. Её не было вообще.

Август даже (картинно) зааплодировал. К нему присоединились остальные.

– Всё! Хватит! Аплодисменты – стадный рефлекс, – хозяйка дома начала спускаться по «неправильным» ступеням. Она прислонила свой так называемый «шедевр» к тёмно-жёлтой стене. Краска давно высохла и частично облетела не только снаружи дома, но и внутри. Впрочем, кое-где имелись старинные обои (тоже желтоватого цвета). Они ещё не совсем отвалились.

Лжец вполне обоснованно предложил слово «Пустота» в качестве имени для группы. Опять что-то не очень удачно.

Кино из Преисподней продолжалось. Лилианна сходила на кухню и смыла там свой (Лик Смерти) «образ художницы». Её картины валялись под столом, помещались за холодильником. Одна даже была прибита к потолку. На этом полотне виднелись две рыбы в форме инь-янь.

Лилия в шутку называет свои произведения «красочные проказы». Её причёска напоминает птичье гнездо. Главное, что ей это очень идёт. Лилия почти всегда одета в джинсовый костюм чёрного цвета. Всегда, когда пишет картины. Сейчас на ней ещё и голубая (под цвет глаз) футболка. Рукава джинсовой куртки закатаны как попало.

Хозяйка Жёлтого дома номер 16 присоединилась к просмотру адской телетрансляции. Перед этим она выключила свет в холле, стало совсем темно. Голубоватый экран, мягко мерцая, освещал лицо Лилианны так, что был виден шрам, тоненькой бледной линией лежавший у неё на щеке. Она называла его «подарком из детства». Шрам совсем не портил эту девушку. Пусть она была немного худой (и уступала Сахару в объёмах форм), но красота её являлась какой-то ангельской, чудесной, сияющей, неповторимой навскидку…

– Август, смотри! – Сахар не отрывала своего «разноглазого» взгляда от экрана. – Вон на том мертвеце терновый венец из гвоздей.

– Ну да, – с сомнением вымолвил парень.

– Она о том, что у тебя примерно такая же внешность, – сообщила Лилия. – Но ты живой, конечно.

– Ну да, – вторил сам себе Август, стал снимать свои пирсинг-шипы с головы (ведь спать-то с ними не будешь).

Лжец уже задремал. Глубокая ночь сладко убаюкивала. Занавески на окнах мерно дышали свежим осенним воздухом.

– Эфир всегда такой слащавый, – Сахар (способная завести любого мужика) завела разговор.

– Ага… – кивнула Лилианна. – Я, кстати, пока на чердаке с картиной время проводила, о самоубийстве думала. Но не о своём, не пугайтесь… Размышляла о суициде в общем и целом. Когда кто-нибудь, кто угодно, себя убивает в мирное время, тогда про него, про неё ли, говорят, дескать, слабость проявил и всё в этом духе… Короче, сразу же кричат о важности утраченной жизни. Такой расход человеческих ресурсов просто невыгоден. Зато миллионы попадают в эфир и становятся участниками трансляции, если уходят из жизни так, как нужно. Но какие же они все при этом уродливые. А вот ты – красавчик, Красавчик.

Лилия почти восхищённо смотрела на парня, «оккупированного» брюнеткой Сахар. Август тоже нежно глядел на друга. Тот улыбнулся всем в знак признательности.

«Но ведь Красавчик и вправду самый-самый…»

На экране же в это время проходили «тщательные выяснения». Ватага грешных душ, претендующих на лучшее место в эфире, расправлялась с горсткой каких-то страдальцев, которые вполне сносно справлялись с болью.

Как Лилия переключила на другой канал.

С экрана глядел человек. Внизу висела полоска с его именем и фамилией. Он что-то говорил о дезорганизации существующей власти, политически верных пропорциях и вроде бы о выборах предметов…

Лилия вообще выключила телек. Из глубины кромешной тьмы она тихо сказала:

– Бог – это цензор. Он решает, что можно, а что – нет…

По комнате неспешно шёл призрак, приветливо лоснясь голубоватым светом. Он медленно проплыл мимо тахты и остановился у окна в лёгкой задумчивости. После – привидение исчезло.

– Какой-то новый, – подметила Лилия. – Я его раньше не видела.

– Да…

Красавчик хорошо помнил всех привидений, которых ему посчастливилось встречать в этом ненормальном доме. Сахар обвила руками его шею. Нежно чмокнула в щёку и предложила:

– Займёмся чем-нибудь?

Короткая реальность

Когда он открыл дверь, то совсем не ожидал увидеть её.

Его любимая стояла на пороге, а если быть точным во всём – на коврике для ног. Её по-настоящему идеальных, красивейших ног.

Эта девушка пристально всматривалась в его глаза из полутьмы лестничной клетки. Она была здесь, но её вообще не было.

– Можно зайти?

Не дожидаясь ответа девушка сразу прошла в квартиру, направилась на кухню. Песок на полу. Жёлтый след ночного одиночества. В темноте таился и таял его грустный взгляд. Тёмные волосы распущенны, розовая блузка застёгнута только на одну пуговку (аккурат промеж грудей), белая короткая юбка плотно обхватывает задницу, туфли на высоком каблуке тоже белого цвета.

Всё, что он успел рассмотреть в её образе на сегодня.

Они сели друг напротив друга. Их разъединяет один только кухонный стол. Темнота повсюду. В окне чернеет синее небо, заляпанное звёздами. Она говорит:

– Зачем я тебе? Я же почти шлюха. Эгоистичная, озабоченная только своей внешностью. Капризная стерва. Многие считают меня всего лишь давалкой, только и способной что ноги раздвигать. Зачем я тебе?

Он молчит и смотрит на неё. Она говорит:

– Ты будешь согласен со мной во всём? У меня всегда будет много требований. К тебе, к другим. Требования, как у секс-террористки. Ты захочешь их выполнять для меня?

Она говорит:

– А если я не смогу любить тебя по-настоящему? Что тогда? Бросишь меня?

Он хочет что-то возразить, но она быстро снимает свои трусики и запихивает их ему в рот. Такой кляп легко его затыкает.

Она говорит, но уже о другом:

– Надо не унижать людей, а самому становиться лучше… Вот твои друзья. Они же все как подставные лица. Им приходится быть теми, кем они кажутся тебе. Словно в шоу. В Жизни. Их жизнь – она такая. Притворная и обманчивая.

Он спокойно глядит ей в глаза. Они разного цвета. Левый глаз зелёный, а правый – голубой.

Она говорит, улыбаясь:

– Мне всегда становится смешно, когда на улице я вижу какую-нибудь красотку с аппетитными формами, которая выставляет их напоказ всеми возможными способами… Чисто символическое платье (желательно вообще просвечивающее), короткая (почти исчезающая) юбочка, отсутствие лифчика, туфли на шпильках и многое-многое другое. Будто больше её и полюбить-то не за что. Только за свою агрессивную сексуальность она может заслужить чьё-то внимание? Больше никак?

Он ей не ответил. Трудно говорить, когда трусики/кляп у тебя во рту.

– Нам всем необходимо нравиться кому-то… Хотя бы даже себе.

Луна, по-телевизионному мерцая, освещает её лицо. Идеальное совершенство. Изгиб бровей; губы, будто сахарные; волшебные глаза; чудесный носик; длинные порхающие ресницы… Красота.

У неё отваливается правая рука. Симпатичные ушки ссохлись, стали напоминать смятую бумагу. Идеальные ноги и грудь начали крошиться, подобно кусочкам замысловатой мозаики. Прекрасное лицо девушки превратилось в уродливый слепок глины, коряво покрытый трещинами.

Она сказала:

– Красота проходит. Совершенство не вечно. Что-то прекрасное и идеальное непременно постареет. Потеряет свою былую притягательность. Всё это произойдёт когда-нибудь…

Девушка не может договорить. Её нет.

В дверь опять звонят.

Он идёт к ней, открывает.

На пороге – вполне себе реальная аргентинская «звезда мыльных опер». Мария Селесте Сид. В своём сногсшибательном красном платье она неотразима. У неё короткая стрижка. Мария Селесте Сид – жгучая брюнетка. Очень красивая.

– Можно зайти? – вопросец с акцентом.

Он не в силах ответить. Мешают трусики любимой.

Мария Селесте идёт на кухню, тихо ступая по песочному полу. Он следует за ней. Они садятся друг напротив друга.

Темнота повсюду. Луна с любопытством заглядывает в окно.

Мария Селесте Сид говорит:

– Любовь – это полноценное отрицание себя в пользу другого человека. Только человек, которого ты любишь, имеет значение. Ты – ничто. Тебя вообще нет. Никакого эгоизма. Любимый человек – это главное. Всё ради него. Всё из-за него. Когда эти чувства взаимны, это и есть любовь. Правда ведь?

Он медленно вынимает намокшие от слюны трусики изо рта.

И говорит:

– А что тогда ненависть?

Красавчика разбудил странный шорох на лестнице. Но на этот раз обошлось без присутствия призраков. Сахар зашла в его комнату. На ней не было ничего. Только чёрные стринги.

Вот что он бы не отказался запихнуть себе в рот.

Утро. Завтрак. Тараканы

Все внутри Жёлтого дома номер 16 давно проснулись. Лилия что-то готовила на кухне. Август опять занял ванную комнату. Он периодически бреет всё тело, как бодибилдер перед соревнованиями.

Иногда тяжело привыкнуть ко всему. Лжец и Сахар смотрели телек. Стандартная утренняя процедура. Опять показывали Ад. А вот к этому давно все привыкли.

Красавчик прошёл на кухню. Лилианна насыпала кофе в чашку, затем добавила туда сахар. Обе (не растворившиеся пока) субстанции лежали на дне в «инь-янь форме». Красавчик подметил это и спросил:

– Что для тебя любовь?

Девушка строго посмотрела на него, налила в чашку воды, помешала ложечкой и ответила: