скачать книгу бесплатно
Бобби кряхтит, пытаясь сбросить меня с себя.
– Этот вонючий помоечный таракан решил вступиться за свою подружку, – смеется Том, поднимаясь на ноги и хищно улыбаясь.
– Иди сюда, малыш, – подзывает меня Брент.
– Я сам. – Тихо произносит Чарли, утирая слюну, выступившую на губе.
Я держусь крепко. Давлю захватом на жирное горло Бобби. Мои глаза устремлены на рыжего – идиот даже не пытается встать, чтобы убежать. Он растерян. Облизывает кровь с губы, прислонясь к стене, и часто хлопает ресницами. Точно придурок!
– Что здесь происходит? – Вдруг гремит за спиной.
Директор школы появляется очень вовремя и разгоняет зевак. Чарли и его дружкам удается все свалить на нас.
В кабинете после уроков для подробного разбирательства остаемся лишь мы – трое: я, Майкл и Бобби. Остальным очень повезло, не приходится слушать нотаций. Рыжий чуть не ревет, просит, чтобы матушке ничего не докладывали. Вот же черт… Беру всю вину на себя. Мне-то ведь все равно. А моей матери и подавно. Так что, какая разница?
Когда нас отпускают, Бобби шипит что-то про месть, но я показываю ему средний палец и ухожу. Чертов ботаник догоняет меня по пути со школы, чтобы поблагодарить. Посылаю его к черту. Трижды. Но он реально тупой, потому что не отстает. Тащится за мной чуть ли не всю дорогу до той дыры, что считается моим домом. Говорит и говорит, будто его прорвало.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Смотрю прямо в лицо. Оно сияет. И это несмотря на распухшую губу и рассеченную бровь. Он ужасно рад. Чему? Хрен его знает. Блаженный какой-то.
– Хочешь, помогу тебе с математикой? – Предлагает. – Слышал, что ты никак не можешь сдать самостоятельную работу.
И моргает. Часто так, что меня это начинает гипнотизировать.
– Ты? Мне? Хм. Поможешь? – Бормочу.
До меня никому обычно дела нет, а тут предлагают помощь. Непривычно как-то и… стремно. Делаю каменное лицо, но этот хренов умник продолжает сиять, будто прихожанин церкви на воскресной службе.
– Да. Где ты живешь?
А вот это лучше ему не знать. У меня все внутри переворачивается при мысли о том, что его начищенные ботиночки ступят в ад трейлерного парка, густо приправленного запахом фасоли, несвежих носков и дымом сигарет.
– Тут. Неподалеку. – Вздыхаю и машинально прикусываю щеку изнутри.
Рыжий так забавно оглядывается по сторонам, словно пытается отыскать среди сломанных бараков и оврагов с помоями что-то пригодное для жилья.
– Тогда давай встретимся завтра после занятий? – Улыбается он. – И ты покажешь.
– Кхм. – Хмурюсь я. – Ну, давай…
Мне жутко не по себе.
– Я Майкл, кстати. – Он протягивает бледную руку.
– Джимми. – Жму ее, мечтая свалить поскорее.
И он улыбается так широко, что меня это опять пугает. Ровно, как и его прикид, и доброжелательность, и наивная гребаная открытость.
Если мы с этим типом станем общаться, нас запишут в педики. Не, точно вам говорю, запишут. А в наших краях этим особо не погордишься. Таковы нравы.
– Буду ждать завтра. – Говорит Салливан.
И я едва не отшатываюсь назад. Киваю. Типа «Ага, ага», пячусь, чтобы быстрее скрыться среди кустов. Но рыжий смотрит так внимательно, словно этим безумным взглядом собирается провожать меня до самых ржавых дверей моего дома.
– Счастливо. – Прячу руки в карманы и ухожу, пиная мусор.
Обернувшись, замечаю, как он приглаживает волосы и отряхивает пыль с брюк. Видать, боится, что от мамки попадет.
Кстати, она у него не рыжая. Это он в папку-ирландца такой «красавчик». Но это я узнаю потом.
А в тот день я мог лишь надеяться, что этот доходяга сам как-нибудь отвянет от меня. Не знал, что мне будет суждено пройти с ним слишком долгий и сложный путь, чтобы он мог называться просто «жизнью».
Вот так, случайно и неожиданно, и было положено начало нашей странной и крепкой дружбе с Майки Салливаном.
Майкл
Я больше не крадусь по улице, ожидая, что матушка выпрыгнет из ближайших кустов и разоблачит мой обман. Ноги ступают уверенно, глаза слезятся от яркого солнца, а мысли постоянно возвращаются к той девчонке.
– Мне насрать! – Снова и снова говорит она.
И ее голос тонко звенит в моей голове.
– Мне насрать, – повторяю, точно в бреду.
И губы сами расплываются в улыбке от уха до уха.
– Насрать… – И радость собирается теплым комком под ребрами. Щекочет, разливается жаром по животу. – Мне насрать…
Неужели, я тоже бы мог вот так запросто ответить мамуле? Но стоит только представить эту картину, как сначала перехватывает дыхание, а потом хочется смеяться долго и громко. Никогда. Нет. Наверное, снег в июле более вероятен, что то, что этот номер сойдет мне с рук.
Сворачиваю к небольшому лесочку, но не вижу ни дороги, ни солнечных лучей, взрезающих густые верхушки деревьев. Только ее глаза. Раскосые, черные, с длинными пушистыми ресницами. Карточный домик моего смущения стремительно рушится: кажется, будь она сейчас передо мной, ничего не стоило бы подойти и поздороваться. Спросить, как ее зовут. Что-нибудь про погоду. Или как дела.
И от одной только мысли вся краска снова бросается мне в лицо. Не-е-ет. Наверное, меня парализует, если я с ней заговорю.
А Джимми вот не такой. Он смелый. А у смелых не бывает проблем с девчонками. Возможно, он уже даже целовался с кем-то. Или даже больше…
Запинаюсь, падаю лицом вниз и приземляюсь на вытянутые руки. Ладони вздымают клубы сухой пыли, которая неумолимо оседает на одежде. Встаю, отряхиваюсь и с неудовольствием замечаю, что черный крем на ботинках обильно впитал в себя мелкий песок с лесной тропинки. Этого только не хватало.
– Мне насрать. – Снова звучит в голове.
И я недоумеваю, как так можно жить, когда тебе на все фиолетово. Так не бывает. Но если бывает, то я очень хочу научиться этому.
– Наконец-то! – Из-за поворота показывается Джимми.
На нем черная майка, мятые шорты и грязно-серая кепка козырьком назад. В глаза бросаются рваные кеды – на одном дыра такая огромная, что, глядишь, скоро вылезет большой палец, а на другом нет шнурков, и язычок выдран с корнем. Но, кажется, парню вполне комфортно в таком прикиде. Да и выглядит он реально круто. Не то, что я.
Мы дружим уже больше месяца, но Джимми и словом не обмолвился о том, есть ли у него подруга. Вот, о чем я думаю, пожимая его руку. И пусть я ни с кем толком не общаюсь, но разговоры-то слышу. Парни на занятиях по физической культуре всей толпой обсуждали, кто из них уже видел и трогал настоящие сиськи. Не то, чтобы мне тоже хотелось похвастаться чем-то таким, но живых сисек я, правда, никогда не видел и начинал бояться, что это мне не светит еще лет десять.
– Держи. – Друг подает мне сверток.
Я скидываю туфли, встаю на траву, аккуратно снимаю брюки и складываю их, как учила мама. Стрелочка к стрелочке и напополам. Готово. Беру из свертка шорты и спешно натягиваю на свои рыхлые бедра. Они мне велики, и смотрятся, как парашюты, но шнурок в поясе делает свое дело – туго привязывает их к моей талии.
Джимми качает головой, когда я осторожно снимаю галстук. Расстегиваю пуговички сначала на манжетах рубашки, а затем на груди. Складываю сорочку так, чтобы сильно не помялась, и прячу в пакет следом за брюками.
– Обязательно делать это каждый раз? – Хмыкает друг.
Я натягиваю его растянутую старую футболку на свою идеально белую майку и пожимаю плечами:
– Даже не представляю, что будет, если я скажу маме, что пошел кататься на велике. Да еще и с… тобой.
– Тебе скоро четырнадцать, мужик! – Джимми снимает кепку и чешет макушку. Волосы у него свалявшиеся и криво остриженные, точно у беспризорника. – Не понимаю, почему тебе нельзя погонять?
– Ну, почему же? – Сглатываю я. Напяливаю кеды, прячу одежду под куст и достаю оттуда большой ржавый велик, добытый для меня на свалке новым другом. Ставлю его на дорогу и с трудом, но отваживаюсь посмотреть Джеймсу в лицо. – Можно погонять. Только если на заднем дворе.
– Твоей матушке место в психлечебнице! – Морщится он.
– Просто для нее очень важны ее правила.
– Это звучит, как бред.
– Никогда не задумывался. – Пожимаю плечами и седлаю своего железного коня.
Тот противно скрипит, переднее колесо кривится налево.
– Просто, если с детства живешь на помойке, – взгляд Джимми темнеет, – привыкаешь к помойке. Если в психушке, то сам становишься буйным. Но говорят, что и из этого дерьма можно выбраться, стоит только захотеть. Я вот хочу.
Гляжу, как он садится на свой велик и ловко стартует, давя на педали и высекая хрустящие песчинки из-под заднего колеса.
– Значит, и я хочу! – Кричу ему вслед.
Нажимаю на педали и пытаюсь выровнять ход кривой железяки. Ускоряюсь, пока мы с ним не равняемся.
– Начни со своего слюнявчика! – Ржет Джимми, еще быстрее крутя педали. – Если хочешь что-то поменять, скажи мамке, что больше не будешь одеваться в эти стремные шмотки.
– И скажу! – Вместе с ветром, врывающимся в мои волосы, у меня прибавляется уверенности.
– Ну-ну, – хмыкает друг, сворачивая вниз, к реке.
У меня не получается так быстро крутить педали, чертова железяка трещит, кренится влево и грозится развалиться на каждой кочке.
– Скажу! – Ору я, поймав азарт. Чем дальше удаляется его спина, тем сильнее мне хочется догнать этого худого, как живчик, пацана и доказать, что тоже способен стать таким крутым и бесстрашным, как он. – Потому что мне нас-рать! На-а-срать!
Слышу, как его раскатистый смех отдается эхом вдоль берега. Потею, но продолжаю крутить педали. Чем быстрее разгоняется адова машина, тем свободнее и счастливее я себя ощущаю. На меня больше не давят идиотский галстук, строгий взгляд материи ее такие же идиотские правила. Мне хорошо и легко.
Ветер отчаянно хлещет по щекам, но я принимаю эти удары, как ласковое прикосновение к новой, неизведанной жизни. Открываю рот и ловлю языком прохладу. Так свободно мне не дышалось с самого рождения. Хочется кричать, смеяться и плакать. Ощущение такое, будто меня сейчас разнесет в клочья от сумасшедшего и пьянящего запаха раздолья.
Но радость обрывается жестким толчком в бок, от которого я сначала падаю в песок, больно ударяясь и царапаясь о велик, а затем кубарем качусь вниз со склона. Собираю по пути все кочки и камни, обдираю локти и колени до мяса. Паника оглушает, дыхание сбивается, конечности немеют, когда мое тело вдруг прекращает падение, наткнувшись на колючий кустарник.
Еще не успеваю открыть глаза, но уже слышу противное хихиканье. Эти голоса мне хорошо знакомы. Мерзкие гиены, Чарли, его братец и сотоварищи, – вот кто так противно ржет, радуясь удавшемуся трюку. Слышен топот их ног, они спускаются ко мне, поэтому спешу сесть и распахнуть веки.
Перед глазами расползаются трещины – очки разбились. Каждое движение отдается дикой болью, во рту привкус земли. Песок противно хрустит на зубах. Поднимаю взгляд и вижу их силуэты. Они движутся ко мне. Пытаюсь отыскать Джимми. Он там, дальше по дороге. Вверху. Кажется, притормаживает, заметив, что больше не еду за ним.
– Ну, что, сосунок? – Старший из братьев подходит ближе и резким движением ноги окатывает меня волной песка и темной пыли. – Думал, мы про тебя забыли?
Его слова вызывают у товарищей смех. Я часто моргаю, не решаясь поднять головы и снять очки. Пялюсь на их колени, ожидая пинка в лицо. Пыль щекочет ноздри, а страх заставляет забыть о боли. Невольно вздрагиваю, стоит Чарли приблизиться. Подонок специально кружит вокруг меня, нагоняя побольше жути.
– Мы ничего не забываем, рыжик! – В эту секунду драный кроссовок старшего Андерсона с силой толкает меня в грудь.
Я падаю на спину и гляжу во все глаза на нависшего надо мной обидчика. Даже сквозь слепящие солнечные лучи, трещины и пыль, осевшую на стеклах очков, вижу, как он улыбается, перекатывая во рту жвачку. Его нога с силой давит на мою грудную клетку, перекрывая доступ кислорода. Он смотрит, как я судорожно хватаю ртом воздух, и это его ужасно забавит.
– Не хочешь извиниться передо мной, придурок? – Спрашивает меня Чарли.
А я взвываю, потому что один из его дружков безжалостно наступает на мои пальцы. А другой давит носком ботинка на запястье второй руки. Я распят. Начинаю дергаться, но ни перекатиться, ни встать не выходит. Бесполезно. Где-то рядом с моим ухом приземляется смачный харчок. Мерзко воняет сигаретами и тухлым содержимым чьего-то желудка.
– Может, мы его того… – Спрашивает Бобби и что-то шепчет братцу на ухо.
Наверняка, что-то пошлое. Хотят унизить меня еще сильнее.
– Неплохая идея, – отзывается тот.
И все дружно начинают ржать еще громче.
Пока громкий хруст не обрывает их смех. Я не успеваю толком ничего понять, когда хватка ослабевает. На берег опускается странная, звенящая тишина. Сажусь и вижу перед собой Джимми со здоровенной дубиной в руке. Видимо, подобрал где-то сухой ствол небольшого деревца и со всей силы обрушил на спину Чарли. Тот валяется у меня в ногах оглушенный, а его приятели растерянно оглядываются друг на друга.
– Кто следующий?! – Кричит Джимми, взмахивая палкой, которая переломилась пополам от столкновения с хребтиной Андерсона старшего. – Ну?
Он резко топает, шагая в сторону Бобби, и у того разом подкашиваются ноги. Выпучив глаза и запинаясь, жирдяй начинает пятиться назад. Дружки Чарли на пару лет постарше нас, поэтому продолжают взвешивать все за и против. Но новый взмах дубиной рассеивает их сомнения, и они отступают.
– Идем, – подает мне руку мой друг.
И я встаю, тяжело дыша. Джимми спасает меня уже во второй раз. Мы пятимся назад, пока они проверяют, жив ли Чарли. Тот мычит, пытаясь встать на ноги. Жив.
– Бежим! – Командует Джимми, отбрасывая тяжеленную палку в кусты.
И мы карабкаемся сначала вверх, а затем удираем по тропинке. Я забываю про боль в конечностях. Больше ничего не боюсь. Этот худой парнишка протянул мне руку помощи и показал, как можно постоять за себя. Дал надежду на то, что мир не прогнил окончательно. И я даю себе клятву, что не забуду этого никогда.
– Через реку! – Подталкивает меня к берегу Джим.
– Нет, – упираюсь пятками, – я не умею плавать.
– Верь мне. – Тянет за руку. – Все будет хорошо.
Я дрожу от страха, когда мы переходим реку вброд. Он показывает, куда ступать, чтобы не провалиться на глубину. И я доверяю. Даже когда вода доходит мне до шеи. Расстояние кажется бесконечным, но, когда путь пройден, чувствую себя мокрым супергероем.
Мы на другом берегу, на уютном островке. В безопасности.
– Здесь нас никто не достанет. – Довольно говорит друг. – Только я знаю, как и где перейти на эту сторону.
– А если они переплывут?
