скачать книгу бесплатно
Демократия создала парадокс и не смогла решить самый важный, логически не решаемый вопрос: «Как не допустить вмешательства в личную жизнь граждан государства, отдельных групп граждан?» Демократическое общество изменило человека. Вмешательство произошло. В новом обществе живут давно уже не те прошлые, а новые, совсем другие люди. Прежнему человеку нет места в новом обществе, зато новому стало очень хорошо.
Две тысячи лет западноевропейский человек подчинялся определенным законам, поскольку христианская идеология была построена на принципе непротивления воле государства. Абсолютное безразличие и покорность пустой воле государства создавали возможность уйти в себя и забыть о воле государства. Еще сто лет назад человек, который оказался в трудном материальном положении и больше не мог содержать семью, обращался к родственникам, к старым знакомым, соседям, напоминал всем, каким он был благополучным и достойным человеком, просил помощи у батюшки или святого отца в церкви, чтобы посодействовал и отрекомендовал состоятельным прихожанам, которые могли бы помочь найти работу.
В ХХI веке никто так больше не живет. К родственникам и старым друзьям обращаются за помощью, если кто-то в семье мечтает найти приличную, хорошо оплачиваемую работу. Тот, кто остался без мечтаний, без работы, понимает, что родственники не помогут и что в этом случае не они должны помогать. Люди обращаются в агентство по трудоустройству, регистрируются как безработные. Это дает им право в дальнейшем отвергать любую работу, пока не появится подходящее предложение, поскольку государство за счет налогоплательщиков оплачивает в большей или меньшей степени вынужденное бездействие большинства работоспособных граждан только из опасения, как бы граждане не натворили ничего хуже. Государство, освобождая человека от власти ближних, порождает граждан, которые в нравственном мире не зависят более ни от кого. Это простые, невинные люди, которым повезло быть гражданами заботливого государства.
Святость – это не просто невиновность
Как определить, кто такой святой человек в современном понимании?
Относительно греховности могут быть различные точки зрения. Относительно святости тоже.
Есть святость и святость.
Можно прожить жизнь в грехе, страдать, как страдал Франциск Ассизский, чувствуя, что каждый наш шаг – это напрасная гибель живого, насекомых, мелких букашек, муравьев.
Можно сказать, всякая жизнь – убийство. То, что возникло, имеет свой вид, свое предназначение, свою форму. Ничего другого вместо того, что уже есть, не появится. То, что уже возникло, не имеет никакого отношения к тому, что еще может возникнуть. Волна, образовавшаяся в результате некоторых обстоятельств, не может быть причиной другой волны. Даже если волны сталкиваются, ни одна из них не может быть причиной другой. Уникальность жизни вызывает потребность беречь всякую жизнь.
Для человека, однако, жизнь не имеет значения. Жизнь – это ценности животного. В животном мире только игуана при определенных обстоятельствах может совершить самоубийство. Миллиарды других животных никогда не будут умирать по своей воле. Живут, не зная ради чего.
Для человека жизнь как таковая не стоит ничего. Возможности воображения превышают всякую ценность данности. Жизнь человека – это точка зрения, ценности, которые сам человек вкладывает в бесполезный инертный материал. Можно жить как все – обычной «массовой» жизнью, но чувствовать себя святым. Если живешь не порочно – значит свят. Если не делал ничего дурного (конечно, иногда оступался, но всегда стремился к доброму), значит свят! Это сила слабости, торжество положительной негативной логики, поскольку отсутствие чего-то, невиновность становятся достоинствами. Это тактическое оружие. Слабость – лучшее средство победить в мирное время. Если мир – это война, то в таком мире не только оружие нападения – это оружие, но и средства защиты – это тоже оружие. В схватке щит так же важен, как и меч. Если проспал битву, в которой все погибли, – это позор, но факт остается фактом, ты – победитель! Святость – это лучшая защита от мира. Это такой щит, который порой спасает надежнее, чем меч.
Святость – тоже религиозное понятие, и его, как и грех, нельзя определить однозначно. Святость – это не просто отсутствие греха, поскольку множество святых, особенно в христианской религии, были грешниками. Святость в современном мире – это личная точка зрения.
Удивительно, что при отсутствии чувства греховности может остаться и жить в душе сладкая уверенность в своей святости. Этому можно найти обоснования. «Невинны как дети» – так говорят, но это выражение лишено смысла. Дети виновны, и, взрослея, они сами понимают насколько! Ребенок виноват уже тем, что не так, как потом он понимает, любил родителей. Государство признает, что дети не отвечают за свои поступки. До совершеннолетия в большинстве стран детей не судят за кровавые преступления. Мы привыкли журить детей, поучать их, делать им замечания, даже в угол ставить, но в тюрьму детей не принято сажать. В этом есть своя логика. Если заключать их в тюрьму, как взрослых, за все преступления, тогда, наверное, все дети прошли бы через ад тюрьмы. Дети хитрые, любопытные, все подсматривают, выискивают, что можно стащить, могут съесть пирожок, выкурить сигарету брата, выпить папиного вина, легко могут соврать, только бы уйти от ответственности, всегда будут делать вид, что они не виновны ни в чем. И это только вершина айсберга всех детских прегрешений.
Детство – главный и естественный источник иллюзии святости
Детство – это не безгрешная жизнь. Мы уже знаем эту грустную истину благодаря доктору Фрейду. Но детство по-прежнему – это святое время. «Будьте как дети» – призывал Христос (Мф. 18:3). Действительно ли нужно стремиться вернуться в детство и можно ли быть безгрешным, если жить, как живут дети?
«Жить как дети» – это очень коварный совет! Дети не боготворят куст, из которого растут. Но им запрещено оценивать корни, из которых растут. Это хамство. Детям остается одно – жить будущим. Призывать вернуться в детство – это значит создавать порочный замкнутый круг.
Призыв «жить как дети» может быть способом защиты от мира. Любимый ребенок защищен от мира опытом отца и постоянной заботой матери.
Хорошо то, что плохих детей не бывает. Все дети хорошие. Завет «жить как дети», видимо, относится к тому, что дети живут будущим и зло в них еще незрелое. Это как раз такой идеал, которому должен следовать обычный человек в современном демократическом обществе. Никто не должен грешить по крупному и нарушать уголовный и гражданский кодекс, а мелкие, «детские» грешки и шалости – это не грех.
Дети безгрешны, потому что не видят других, они любят только себя, соответственно, этического отношения к другим людям у них нет. «Приятное представление, что дети “любят” своих родителей раньше, чем кого-либо другого, еще следует причислить к многочисленным иллюзиям, которые желаемое выдают за действительное. Для ребенка в этом возрасте отец и мать являются скорее объектами его зависимости и страха, чем любви, которая по своей природе основывается на равенстве и независимости. Если мы отличаем любовь к родителям от нежной, но пассивной привязанности к ним, от “инцестуальной” привязанности и от обычного или даже трусливого подчинения, то она развивается – если дело вообще доходит до этого – только в более позднем возрасте, а не в детстве…» [14]. Стоит ли призывать: «Живите как дети»?
Церковь могла осуждать, прощать, наказывать эпитимией, или отлучением, но она видела в человеке личность. Государство относится к гражданам, как к детям: делайте, что хотите в своей детской комнате, во внутреннем мире (так называемом), однако в обществе всегда ведите себя достойно, согласно приличиям: работайте старательно, если можете, платите налоги, не нарушайте правила уличного движения, чтите уголовный кодекс, а в остальном делайте то, что желаете. В церковно-приходской школе осваивали катехизис, в современной школе уголовный кодекс не изучает никто. Церковь прощает невольный грех. Государство не прощает: незнание законов не освобождает от ответственности. Почему тогда уголовному кодексу не учат с детства? Это, казалось бы, убийственный вопрос! Вовсе нет. В государстве все люди безгрешны и живут добропорядочно. Зачем им знать, что можно делать нечто плохое? Те, кто грешны, сидят в тюрьме, там они как раз и изучают уголовный кодекс, поскольку им, как это уже очевидно, его следовало знать. Эту смешную тактику сравнения можно продолжить. В церкви никто не вешает на стены плакаты: «Не убий!», «Не прелюбодействуй!», только изредка читают вслух тексты Священного Писания. В государстве никто не читает уголовный кодекс по радио или телевизору, зато повсюду полно плакатов-предостережений: «Не влезай – убьет!», «Не ходи по шпалам!», «Не стой под краном», «Осторожно, ямы», «Осторожно, крутой поворот», «Вход воспрещен», «Тут не мусорить. Штраф 500 рублей», «Вовремя подай налоговую декларацию, иначе штраф невообразимый», «Обязательно исполни вовремя обязательную воинскую повинность, потому что все равно так или иначе эту повинность исполнишь». Государство в большинстве случаев дает указания, что делать «тут» нельзя.
Нам даже трудно представить, насколько мир изменился за последние сто-двести лет. Еще недавно Альбер Камю, анализируя радикальные процессы в истории и приводя в пример события времен Великой французской революции и то, как был обезглавлен несчастный король-священник Людовик ХVI, писал: «Суд над королем означает поворот нашей современной истории. Этот суд символизирует ее десакрализацию и развоплощение христианского Бога… Но той религии, которая казнит бывшего суверена, предстоит теперь установить новую власть: закрыв церковь, она должна была попытаться воздвигнуть собственный храм» [15]. Какой храм?! Кому он теперь нужен? Кто помнит, почему и кем был казнен этот невинный, слабый, жалкий король? Церковь, кстати, не закрыли. Их теперь великое множество. Однако той церкви, о которой говорил Камю, больше нет. Существуют различные конфессии, однако человек живет не внутри церкви, а функционирует как гражданин государства. Конечно, глядя на обезглавленный труп Людовика ХVI, каждый мог сказать: «Смотрите, а король-то голый». Наверное, через несколько сот лет, глядя на «труп» государства, тоже многие скажут: «Смотрите, это же просто голый, жалкий, бездушный социальный организм!» Однако пока церкви как живого организма любви и истины нет (о чем мечтал А.С. Хомяков), торжествует государство и невинный, детоподобный, современный человек. Все равно, какой он веры и верит ли? Будь он христианин, атеист, мусульманин, буддист или даже гностический манихей (если таковые еще остались), но тот, кто не нарушает закон, может предаваться какой угодно ереси. В прежнем церковном мире это было запрещено. В современном обществе гражданин может исповедовать любую веру, молиться кому угодно, придерживаться любых убеждений. Государство не только попустительствует, но и абсолютно безразлично к неврастеническим фантазиям и комплексам своих граждан, поскольку даже не имеет «органов осязания», чтобы заметить, кто кому молится, как постится, сколько и чем жертвует ради блага ближних. Николай I был личным цензором Пушкина, читал его творения, копался в душе поэта, пытался понять, наставить вовремя правильно поэта. Современный руководитель демократичного государства едва ли вообще читает, он способен копаться только в кошельке, а не в душе поэтов, и то не сам, а посредством фискальных органов.
Социальные гопники – новая реинкарнация бунтующего человека
Свободное положение граждан в государстве сделало человека, особенно молодого, ищущего, беззащитным перед массовыми социальными увлечениями, возникающими в обществе, как волны. Таких волн было и в прошлые века немало: рационализм, индивидуализм, анархизм, социализм в конце XIX века, но особенно много мелких волн возникло в конце XX века: молодежные протесты 60–70-х – хиппи (hippy), новая успешная молодежь 80–90-х – яппи (yuppie – Young Urban Professional), социальные и экологические энтузиасты на закате прошлого и в начале нового тысячелетия. Хиппи, яппи – об этом много писали. Новая тихая революция – это социально ориентированные и экологически ответственные люди, готовые помочь всем и всякому. Новые революционеры – социальные гопники – это святые дети будущего, которые заботятся больше об окружающей среде и о том, как будет выглядеть мир через сто лет (однако не в духовном аспекте развития мира, конечно, а в природном), чем о своем собственном образовании и профессиональной карьере. Это молодые, только окончившие школу люди, готовые ехать в страны третьего мира, чтобы учить там детей английскому, играть с ними в различные игры, рисовать, танцевать и петь. Социальные гопники (гоппи) – это новые возрожденные хиппи, ставшие такими в результате протеста против «отцов» – яппи.
В литературе нередко встречаются понятия, придуманные автором ради какой-то цели, и в отрыве от предложенного контекста словосочетание раздражает читателя, словно чужие «дурные привычки». Например, «Живой труп» – произведение Льва Толстого, в котором рассказывается о судьбе человека, отдавшего предпочтение «стать трупом», пожелавшего, чтобы его тело признали умершим, только бы не лгать душой, не жить безнравственно. «Живой труп» не относится к жанру мистики – трагических, но увлекательных историй о потустороннем мире, это не эзотерические фантазии о том, как можно оставаться живым после смерти. «Живой труп» – классическая реалистическая драма.
Научная мысль тоже использует нестандартную лексику. Например, можно вспомнить «Конец истории» Ф. Фукуямы. Автор имеет в виду не эпилог рассказанной кем-то истории, а реальное завершение истории западноевропейского человечества. Был, кстати, незадолго до Фукуямы, «Закат Европы». Тоже очень спорное словосочетание. Куда, скажите, Европа может упасть, закатиться? Это же не Атлантида! Европа – это Европа! Это не остров и не материк, это часть Евразии.
Мы понимаем, в каком смысле Шпенглер говорил о закате Европы: ее солнце закатилось; холодеет, остывает Европа; никто не помнит ее историю, а со временем вообще о старой больной части света все забудут.
Неужели и о ее грехе забудут?
Может, уже забыли?
Как жить без греха?
Лучше или хуже? Как в Раю? Разве такое счастье возможно?
В данной книге автор использует слово гоппи. Оно взято из простонародной лексики, а происходит от гопники. В русском языке сема гопник существует давно. Невозможно однозначно определить ее этимологию.
Гопниками называли мелких воров. Значит, гопник происходит от слова гоп-стоп.
Гопниками могли быть простые беззлобные добропорядочные опустившиеся люди, бродяги, обитатели ночлежек. ГОП – городское (государственное) общежитие пролетариата.
Существуют также другие варианты расшифровки этой аббревиатуры. Например, городское общество призрения.
Даже если корень слова гопник канул в вечность и едва ли можно восстановить его историю, выяснить его происхождение, важно то, как это слово употребляют в Новое время.
В современной молодежной культуре слово гопник известное. Это примитивный, необразованный молодой человек, который слоняется по улицам, внешне агрессивен, но редко представляет опасность, часто группируется с другими гопниками.
Гопничество – это не просто маргинальное течение в русской молодежной культуре. Гопничество – важное социальное явление, поскольку это стиль жизни молодежи в развитых странах, если называть гопниками тех, кто принимают общество таким, каково оно есть, не стремятся изменить его, живут просто и счастливо. Для них не столь важен успех в жизни или уважение со стороны других.
Приверженцы этого стиля определяют себя так: «Мы нормальные пацаны, не такие, как эти все другие…» [16].
Социальные гопники – это поколение людей, которые характеризуют себя положительно: «Мы хотим оставаться такими, какие мы есть». Однако классические гопники определяют себя всегда от противного: «Мы не хотим тратить жизнь, чтобы работать так же, как другие, – ради денег, только для того, чтобы купить машину, приличный дом. Мы не хотим становиться политиками, заниматься политическими играми, потому что это делается только для пустой славы или только ради денег, которые тоже никому не нужны».
Гопники во всех существующих ипостасях стремятся к объединению, это преимущественно социальные типы людей. Социальные люди всегда счастливее замкнутых, эгоцентричных.
Гопников (дальше будем называть их гоппи) не следует путать с уличной гопотой.
Чем живут гоппи? Чем они отличаются от гопоты?
Социальные гопники, как и уличная гопота, не страдают, поскольку при отсутствии стремления достичь высшей цели им удается быть довольными, реализуя обычные, естественные желания. Последние можно представить как цели, которых может добиться почти каждый индивидуум.
Гопники уверены, что именно они – «нормальные пацаны» и живут так, как надо. Эта убежденность в своей правоте, в безгрешности, этот гопнический наивный идеализм спасают гопников от упреков.
«Нормальные пацаны!» Следовательно, какие могут быть вопросы?
Гопники – нормальные пацаны. Они как раз и породили эту норму, однако (и в этом проблема гопников) они не похожи на других людей. Их поведение – скорее бунт, чем норма! Гопники идентифицируют себя именно с помощью отличий, подобно их далеким родственникам – хиппи. В этом смысле гоппи можно определить классически: благодаря родовым признакам («бунтующий человек») и видовым различиям. Для хиппи были характерны некоторая анархическая антигосударственность, антивоенные настроения, умеренное потребление «легких» наркотиков, сексуальная свобода, поп-музыка, восточная философия и т. д. Гоппи заслуживают того, чтобы гопничество как явление было определено не по отношению к роду бунтарей, а относительно того мира, в котором возникло это поколение. В таком случае вместо классического подхода «род – видовые отличия» приходится определять гоппи согласно их видению самих себя, согласно тому, как они доказывают миру и самим себе свое существование. А именно – отталкиваясь от негативного. Не пытаясь определить себя набором свойств, существующими отношениями, гоппи указывают только на тот факт, что они не такие, как другие. Это и есть характерная харизматическая, анархическая черта гоппи, своеобразный хиппизм. Их логика в таком случае проста, однако неубедительна: «Допустим, что нас – гоппи – нет и мир существует без нас. Тогда абсолютное большинство живет согласно стереотипам, бытующим в государстве: все должны быть хорошими семьянинами, тружениками, избирателями. Факт, что существуют другие, которые так не живут. Значит, мы есть». Это случай, когда логика есть, но нет правды. Без правды нет человека.
Молодежь мечтает прожить жизнь счастливо. Она редко задумывается о том, что такое грех. Иногда с точки зрения старшего поколения кажется, что молодые – это не люди.
Сложно определить, что такое человек?
Известно, что это единственное существо, обладающее мягкой мочкой уха. Мочка уха, конечно, может и отсутствовать в силу каких-то трагических обстоятельств. Тогда, значит, человеческое существо должно еще доказать, что оно человек?
Кроме мочки уха, определяющей отличие в физической конституции, в духовном мире человека есть еще один признак, при наличии которого можно сказать определенно, что перед нами человек, а не животное. Это «угрызения совести», грех. Если такого чувства нет, как и понимания греха, даже если это человек и его можно подергать за мягкую мочку уха, это, возможно, не то существо, о котором мы думаем. Однако независимо от наличия или отсутствия мягкой мочки уха, если человек испытывает угрызения совести, понимает, что такое грех, – это, скорее всего, человек.
Безгрешных людей нет. Грех – это не срам, это дело личное. Чтобы называть себя безгрешным, надо понимать, что такое грех, даже если иногда не осознаешь, что грешишь. Человек, не понимающий, что такое грех, – не безгрешный, не святой в наивном представлении. Франциск Ассизский, Сергий Радонежский были простыми людьми. Они духовным подвигом жизни создали новое понимание служения истине, стали родоначальниками «нового монашества» и остро чувствовали греховность каждого своего поступка. Можно сказать, что безгрешный – это скорее ленивый человек, но не святой; он очень наивный или просто дикий варвар. Человек не может быть безгрешным. Грешны все: и христиане, и мусульмане, и иудеи, и буддисты, даже крамольные сектанты дырники, «дыромоляи», которые, «просверлив в каком-нибудь темном углу в стене избы дыру средней величины, прикладывали к ней губы и много раз настойчиво повторяли “Изба моя, дыра моя, спаси меня!”» [17]. Все молятся, чтобы очиститься от грехов. Неважно, кого молишь. Но куда грех отпустишь? Грех – это внутреннее, это не кошка и не мышь. Из дома не выгонишь. Попробуй! Однако человек – это не только категория философии, основной субъект, это стихия, целый мир. Человек – это «раздел» психологии: вытесненные мысли, нарочно забытые действия, все то, что помогает обычным людям жить и не думать об эдиповом комплексе и прочих подспудных неприятностях, об отпущенных, забытых, выгнанных грехах.
Чтобы чувствовать себя безгрешным, человек должен осознанно или бессознательно понимать, что такое грех, учитывать всевозможные трактовки типа «Грех – не грех! Думаете, я грешил? Нет, не грешил! Вот доказательство!», потому что чем больше толкований, тем больше мнений, чем больше осуждений, тем больше оправданий. Хотя окончательное оправдание может быть одно, именно к нему все стремятся – «великолепная уверенность в своей абсолютной безгрешности». Высшая форма спасения – ощущение себя чистым и свободным от низшего мира, безгрешным. Однако это не прекрасное самочувствие небожителя, олимпийца, которого не волнуют жалкие вопросы смертного бытия, поскольку в человеческой жизни всегда возникают сомнения: действительно ли безгрешен, можешь ли взлететь, оторваться от всех и, самое главное, способен ли спасти не только себя? Без спасения всех или хотя бы значительной части людей не может быть личного спасения. Нельзя сказать: «Пусть все провалятся в тартарары, в древнегреческий Тартар, лишь бы я один уцелел, как спасся от отца Кроноса Зевс», – ведь даже древнегреческий бог способствовал тому, чтобы были возвращены его братья и сестра. Важно спасти не только себя, но и других. Спастись, впрочем, можно самым нехитрым способом. Спасти каждого могут прочные, выработанные навыки во всем всегда оправдывать себя. Это такая сноровка, как умение ездить верхом на лошади или на велосипеде, хорошо играть в гольф, крикет или настольный теннис, это навыки, которые приходят со временем, с тренировкой, формируются в молодом возрасте. Это сродни умению наслаждаться прекрасными и бесполезными мелочами жизни: душистыми сигарами, дорогим коньяком или посещать в зрелом возрасте оперные концерты и художественные выставки. Это привычка никогда ни в чем не осуждать себя, всегда и при любых обстоятельствах быть счастливым. Помогают осуществить такое желание современные психологи. Достаточно только прочитать соответствующее руководство, познакомиться с новым направлением в психологии – позитивной психологией, в которой описаны способы достижения счастья.
Наука о счастье формируется в настоящее время. Многие научные центры в США проводят исследования «Как можно чувствовать себя счастливым?», поскольку счастье простого человека – это самое главное, к чему должно стремиться общество, выполнению этой задачи должна быть посвящена работа государства.
В последнее десятилетие во многих научных центрах ученые исследуют проблему личного индивидуального счастья, выясняют, от чего зависит счастье как состояние души, рассматривают, можно ли увеличить самоощущение счастья, может ли счастливый человек быть обузой для других и достоверно ли, что небольшое несчастье – это самое лучшее, что может случиться с человеком, чтобы он полностью был счастлив. Работы психологов, опубликованные с 2002 по 2010 годы, показали, что счастья не так просто добиться и ощущение счастья – это не панацея от всех бед. Исследования американской школы, получившей название «Позитивная психология», показывают, что счастливым может быть каждый, если выполняет определенные условия. Техника, приемы, как стать счастливым, бытовая психология счастья – это просто. Достаточно иметь или выработать оптимистическое отношение к миру. Его желательно приобрести в раннем детстве, и это поможет каждому пережить все самое трудное в жизни. Если человек получил и не утерял дар видеть только хорошее в жизни, ему легче жить. Тому, кто видит во всем только плохое, жить труднее. Счастье не зависит от того, насколько хорошо или плохо живет человек, более того, нельзя оценить счастье конкретного человека, оно не зависит от того, благополучна ли его жизнь и насколько материально он обеспечен.
Стремление к счастью, достигнутый успех, уверенность в том, что получил наконец счастье на всю жизнь, – не спасают человека.
Австралийские психологи[4 - См. работы Джо Форгас из Университета Нового Южного Уэльса в Сиднее.], исследуя проблему счастья, провели ряд экспериментов и выяснили, что чувствовать себя счастливым – плохо для обычного человека. Если счастья слишком много, обычный человек почти никогда не будет думать о ближних, поскольку ему хорошо. Последователи позитивной психологии утверждают, что человек может быть счастлив только в том случае, если он думает о других, а наивысшее, неустранимое со временем наслаждение он получает, помогая другим.
Вот в чем суть коварной диалектики счастья! Его получаешь, когда помогаешь другим, а не самому себе. С другой стороны, когда счастлив, мало думаешь о других, точнее, вообще о них не думаешь.
Логика счастья в таком случае проста: счастье – это только миг, нельзя быть счастливым вечно.
Чтобы чувствовать себя безгрешным, настоящим человеком, «правильным пацаном», совершенно необязательно быть монархом жизни, испытывать синдром Людовиков и утверждать: «Государство – это я», шутить: «После меня – хоть потоп». Безгрешным может быть любой обычный простой грешный человек. Стоит только научиться, привыкнуть «правильно», оптимистично смотреть на мир.
Грех – это не кара, не проклятие, это личная точка зрения! Однако очень важно то, как смотришь на свою жизнь, как ее оцениваешь. Такой ли ты, как Зевс? Или такой, как Кронос?
Нужно только очень устать от осуждений, от самобичеваний, эшафотов и аутодафе. Человек должен был пройти долгий путь, чтобы столетиями оправдывать себя за все, что в нем было, есть и будет аморального, противоестественного, объясняя это с различных точек зрения: например, существованием врожденного морального эдипового комплекса: я мелок, жалок, я вошь, но я бог, я хочу быть всем, что я хуже других? Точно так же человек должен был пройти через историю возникновения различных мировых религий, религиозных войн, мировых войн и космических фантазий, философии нищеты и величия, пуританского предназначения, свободы, равенства и братства, каторги насильственного равенства советского социализма, чтобы привыкнуть убегать в райский мир позитивного мировоззрения. Бегать легко, потому что человек – это не домашнее животное, которое лежит днями на старой любимой подстилке. Это зверь, привыкший бегать, как бегал свободный грек, как летал Фауст с Мефистофелем, как взлетал на своем больном коне «последний метафизик Европы», чтобы всем и каждому научиться легко и свободно убегать от основного вопроса, который всегда мучил, мучает и будет мучить человека, пока он жив: ГРЕШЕН ИЛИ НЕТ?
Грех – это единственное, что отличает человека от животного. Это, конечно, крамольная мысль, однако наличие второй сигнальной системы – необходимый, но, возможно, недостаточный признак, поэтому порой о некоторых говорят, что он не человек, а зверь. Только человек способен вспоминать поступки и оценивать их с точки зрения настоящего: «Можно было такое тогда совершать или нет? Нужно ли теперь каяться?» Память есть у животных (любая собака через много лет узнает хозяина), но память как оценка прошлого с точки зрения будущего свойственна только человеку, и то не всякому…
Внешне человек живет другими вопросами, безгрешными, безличными, объективными, оторванными от него самого. Он оценивает: «Правилен ли мир, в котором я живу, справедлив ли? Почему другие, которые ничем не лучше, живут лучше или имеют право утверждать, что живут лучше? Почему, родившись единственный раз в этом мире и будучи обреченным пройти какой-то путь, обычный человек должен оправдываться, защищаться, учиться остерегаться плохого? Почему человек не может быть просто счастлив и не думать вообще о грехе?»
Возникает желание не обращать внимания на внутренние механизмы жизни, если внешние работают еще хуже. Зверское стремление в первую очередь быть счастливым ослепляет человека настолько, что в поисках счастья он часто похож на животное, которое относится совершенно безответственно к своим прежним «деяниям».
В этой бытовой юридической драме не может быть оправданий и обвинений, хотя вердикт выносится ежесекундно, ежемгновенно, без суда и следствия: «Не робей, приятель, решай сам: грешен или нет?! Потому что без тебя этого не сделает никто!»
Только полное безразличие государства к духовной жизни граждан могло породить такое явление, как гоппи – добрых самаритян, как теперь можно говорить во множественном числе. Слова «полное безразличие государства к духовной жизни граждан» лишены негативности, нет ничего предосудительного в этом, поскольку очевидно, каким негативным было бы любое вмешательство государства в духовную жизнь граждан.
Что сделал классический добрый самаритянин? Помог несчастному путнику, ограбленному и раздетому. До этого мимо несчастного проходили знатные и богатые, но не помогали, а самаритянин – простой человек – остановился и помог. Он сделал это не потому, что был обучен помогать, не оттого, что был богат и мог «расточительствовать добрыми делами», а потому что не имел никаких предрассудков и готов был помогать всем нуждающимся. Таким образом, святость достигается без мук, без жертв, с радостью, легко и просто, как покупается обновка в магазине. Стоит только помочь ближнему – и ты святой.
По церковному уставу человек в прошлом обязан был совершать добрые дела помимо того, что должен был избегать зла и каяться, если совершил нечто дурное. В новом мире человек может вообще не думать о своих дурных поступках, главное, чтобы делал дела добрые или даже просто думал и мечтал о них. Направленность на добрые дела, даже если реального воплощения «значимого добра» не происходит, – это отличительная черта гоппи. Она подобна поведению ребенка, которого вымыли, причесали, одели в новое нарядное платье, и он в таком виде, радостный и возбужденный, выбежал показаться гостям, убежденный, что он такой чистенький и хороший, что все должны только наслаждаться, глядя на него, и никто, естественно, ругать ни за что не будет. За что ругать? За то, что шалил вчера или вот только час назад? Все это забыто. Никто даже не вспоминает и не должен вспоминать.
Кризис 2008 года сопровождался разоблачениями преступного мошенничества, которое совершали высшие руководители некоторых крупных финансовых корпораций. Казалось бы, ну и что? Разве раньше не было подобного жульничества? Однако на этот раз неэтичное поведение руководителей корпораций, осуждение большинством граждан афер на финансовом рынке, социальные волнения, смятение, происходящее не в обществе, а в душе рядовых граждан, – все это в сумме произвело неожиданный эффект. В Гарвардской школе бизнеса 20 % выпускников добровольно приняли присягу (аналогичную той, которую принимают выпускники юридических и медицинских школ), смысл которой заключался в том, что «они как бизнес-менеджеры не будут служить узким личным интересам, особенно за счет других, а будут профессионально трудиться ради высших целей. Это инициатива самих студентов, и такого активизма (правда, в другой форме) не было со времен 60-х годов» [20].
Почему студенты решили связать себя такой клятвой? Чтобы отличиться от тех, кто не поклялся?
Иногда не только молодежь увлекается новым, но и человек с убеждениями, со своим кредо совершает «юношеский поступок».
Можно привести пример Уоррена Баффетта, который неожиданно резко высказался относительно того, как компания «Apple» определенное время скрывала болезнь своего руководителя Стива Джобса, перенесшего операцию по трансплантации печени. Баффетт, представитель старой гвардии, упрекал руководство «Apple» в том, что была попытка скрыть информацию о состоянии здоровья руководителя компании, а это существенное событие (material fact), которое могло повлиять на поведение инвесторов. То, что это именно этический упрек, а не возражение, недовольство «игрока фондового рынка», говорит не только использование юридического термина material fact, но и замечание, сделанное Баффеттом в заключение, что «глупо скрывать то, что и так всем вскоре будет известно». Этот трюизм, очевидно, известен Джобсу так же, как и Баффетту. А его использование Баффеттом показывает, что он именно осуждает Джобса с моральной точки зрения и «поучает», что так нельзя вести бизнес. При этом Баффетт в самой беспощадной форме обращается к человеку, только что перенесшему одну из самых рискованных хирургических операций. Значит, он говорит это, обращаясь не конкретно к Джобсу, и не ждет от него банальных оправданий: «Да, да, да, старик, ты прав, ты прав, больше так поступать не буду. Но и ты меня пойми, печень скисла, думал, не выкручусь, не хотел заранее огорчать близких людей, у меня ведь столько поклонников!» Баффетт обращался ко всем бизнесменам, руководителям крупных корпораций с банальным призывом: «Ведите бизнес честно». Это своеобразный категорический императив Баффетта.
Кажется, что с началом нового тысячелетия началась новая эра «этического человека», когда не личный интерес является определяющим для него (будь он представитель счастливого поколения гоппи в чистом виде или человек прошлого поколения, разделяющий в силу совпадения мировоззрения многие идеи, которые отличают поколение гопников), а благо всего общества, человечества в целом и даже благополучие всего живого на Земле. Такое социальное брожение возникало и прежде, в конце ХIХ века в среде разночинцев, которые внезапно стали играть существенную роль в обществе.
Предтечи гоппи: социалисты, квакеры и анархисты
Генетически гоппи – дети яппи, внуки хиппи. Отрицая яппи (поколение успешных) и наследуя хиппи (поколение отрицающее), гоппи должны были и оказались во многом похожими на хиппи. Однако помимо генетического родства гоппи в главном отличаются духовным родством.
Прежде чем анализировать поколение социальных гопников, необходимо собрать некоторую статистику, факты, чтобы на их основе разобраться, чем гоппи отличается от любого другого делового, инициативного, социально-ответственного или просто счастливого, веселого и беззаботного человека?
Социальные изменения в обществе происходят в силу различных причин. Иногда это может быть результат насильственных, революционных изменений, которые осуществила определенная группа людей. Порой это результат эволюционного развития общества. Часто социальные изменения в обществе происходят не эволюционно и не революционно, а «векторно», совершенно безнасильственно, как результат целенаправленной деятельности отдельных людей. Нельзя это назвать эволюционным развитием, поскольку порой изменения происходят революционно быстро. Скорее, это результат деятельности социальных активистов определенного типа, например гоппи. Вот лозунги, цели, программа одной из множества подобных социальных групп, страничку о деятельности которых можно найти в Интернете:
«Наша миссия: помогать людям двигаться дальше простого осознания необходимости социальных перемен. Мы это делаем с помощью создания групп по развитию умений, проводим различные мероприятия и другие проекты, нацеленные на знакомство общественности с программами социальных инициатив.
Наша цель: повысить осознание каждым человеком своих возможностей, чтобы он был активно вовлечен в мир своего социального окружения.
Наша философия: действуй – и уже это даст результат».
Это только один пример. Их можно привести множество, поскольку подобных благотворительных организаций с подобными программами так много, что не сосчитать.
Армия работников в благотворительных организациях колоссальна. В США она насчитывает порядка 10 млн. человек. Это 7 % активной рабочей силы!
Как они живут? Что это за люди? За счет чего они существуют?
Примерно 70 % американских семей ежегодно жертвует на благотворительность в США, в 2006 году американцы пожертвовали почти 2 % ВВП, примерно 300 млрд. долларов. Пожертвования были сделаны на одну из трех категорий: религиозным организациям; для помощи потерпевшим в кризисных ситуациях; больным детям, нуждающимся в хирургической помощи, которую родители не могут оплатить [19].
Цифры часто не дают представления о реальных масштабах деятельности. Казалось бы, 300 млрд. долларов – большие деньги, однако если поделить сумму ежегодных пожертвований на количество работников в благотворительных организациях (10 млн.), получится 30 000 долларов на каждого работника в среднем. Это скромная зарплата. Нужно взять во внимание и тот факт, что деньги тратятся не только на зарплату сотрудникам, а в основном на практическую реализацию многочисленных проектов: гранты (студентам, ученым), покупка лекарств, оплата проезда персонала, проживания в гостиницах, аренда помещений для офиса, покупка офисного инвентаря и т. д. Зарплата менеджеров должна быть достаточно высокой, поэтому рядовые работники – то есть большинство из 10 млн., работающих в благотворительных организациях, – либо волонтеры, либо низкооплачиваемые гоппи, для которых важна не зарплата и не уровень жизни, а соответствующий стиль жизни. Они готовы работать практически бесплатно, получая 10 тыс. долларов в год, если будет оплачена дорога, проживание и пропитание. Десять миллионов таких энтузиастов только в США (если учитывать членов семьи, то намного больше, впрочем, в этой группе не так уж много семейных) – это целая страна счастливых и довольных гоппи! Две Португалии только в одних США! Целая Испания! Поколение гоппи (по оценке в мировом масштабе) – это не просто две Португалии, это не Испания, это великая новая сила!
«Двадцать лет назад (если не учитывать США) в мире было всего несколько неправительственных организаций, направленных на развитие и социальную помощь. В Индонезии существовала одна независимая экологическая организация, сейчас – более 2000. В Словакии, маленькой стране, – более 12 000 гражданских организаций. Во Франции в 1990-х годах каждый год возникало в среднем 70 000 новых организаций гражданских инициатив, что вчетверо больше, чем возникало в 60-е годы. Исторически все такие организации определялись от негативного – как неприбыльные, неправительственные организации. В современном мире такие организации формируют новый сектор, включающий в себя “независимый сектор”, “неприбыльный сектор”, “третий сектор”, “гражданский сектор”» [20].
Деятельность социальных энтузиастов в последние двадцать лет начала приносить пользу. Об этом писали в прессе, и, соответственно, число энтузиастов стремительно выросло. Социальные предприниматели – новое явление, возникшее в конце XX века. Адепты данного течения причисляют Франциска Ассизского к первооткрывателям этого движения, и это во многом верно, если вспомнить, сколько новых форм социальной деятельности этот удивительный человек создал!
Социальная активность – атрибут человека. Она возникает сама собой и приобретает различные формы, зависящие от исторических обстоятельств, назревших социальных проблем. Однако наибольшее значение в социальной активности масс имеет лидер, наиболее полно и вовремя выразивший всю ту неудовлетворенность, которую испытывают тысячи других. Знаковые фигуры современности в этой области – Юнус, Драйтон, исторические фигуры прошлого – Флоренс Найтингейл, Джон Вулман. Эти люди отличаются от других социальных активистов, которые были основателями крупных религиозных течений, политических партий (Лютер – протестантизм, Маркс – коммунизм). Неисторические лидеры социальных активистов не оставили заметного следа в истории. О них мало кто знает и помнит. Но сам факт длительного существования маргинальных политических, религиозных течений если не доказывает, то указывает, что в этих течениях скрыта своя правда. Имена анархистов помнят, наверное, только коммунисты. Кроме анархистов были и другие движения, участники которых протестовали против социальной несправедливости. Джон Вулман – квакер. Если сравнивать социальные течения, которые возникали в прежние века, с тем, что происходит ныне, социальных гопников ХХ–ХХI веков в первую очередь стоило бы соотнести с квакерами прошлого, поскольку анархисты в социальном протесте заходили слишком далеко, отрицая всякую власть. Квакеры, как большинство религиозных сект, изначально жили с государством мирно.
Анархисты отрицали роль государства, законы государства, боролись за равенство и справедливость, невзирая ни на что; квакеры в церковной сфере были подобны анархистам, отрицали роль церкви и обрядов, однако находили формы, как стимулировать «самопроизвольность» добрых поступков и чистого, правильного мировоззрения вне обрядов и без бюрократии и клира. В этом родство этих различных течений.
Квакеры – это религиозное движение, которое существовало несколько сот лет и выражало позицию многих тысяч людей. Оно возникло в 1646 году благодаря Джорджу Фоксу, оказало значительное влияние на развитие западной цивилизации. Однако, поскольку по своей природе не создано было для того, чтобы выразить в законченной форме социальный протест, а существовало как некоторое новое религиозное или политическое течение, осталось историческим феноменом, маргинальным религиозным течением, о котором в ХХI веке почти забыли. По состоянию на 2005 год квакеров насчитывалось порядка 360 тысяч, примерно половина их находилась в Африке, другая половина – в Северной и Южной Америке [21].
Как религиозное течение квакеры не представляют интереса, так как это крайняя степень протестантизма, когда стерта грань между сакральным и секулярным, между божественным и человеческим. Едва ли какое-то другое религиозное движение придавало так мало значения обрядам, церкви, преданию, как квакеры. Движение квакеров – это религиозное течение, которое сформировалось на грани политического и социального протеста. Квакеры не братья по вере, это друзья. Именно так они себя и определяли: «Общество друзей». Друзья – социальное явление, братство – религиозное. В первом случае объединяются те, кто имеет схожие убеждения, во втором случае – те, у кого есть что-то общее в сфере веры, традиций, обычаев, в крови (братья, сестры, отец-сын)… в «генотипе».
Поскольку квакеров в настоящее время насчитывается мизерное количество – 360 тысяч, большинство читателей едва ли представляют, чем квакеры отличаются от других верующих. Первый вопрос, возникающий у заинтересованного слушателя, – почему квакеров называют квакерами – «трепещущими». Не важно, как произошло название. Поражает то, насколько исключительна религиозность и как необычны убеждения квакеров. Маргинальные течения порой несут в себе много нового, того, что потом назовут правдой. Так, учение Христа в новозаветном виде, когда еще только начинала формироваться христианская церковь, были написаны письма апостолом Павлом всем членам новой церкви, однако еще не было инквизиции, Святого престола и индульгенций, было таким, что многие бы сейчас согласились с «основной доктриной», выраженной в Нагорной проповеди (в ней, вместо ветхозаветных десяти заповедей страха и послушания, были впервые озвучены девять новых заповедей свободы и любви и провозглашено блаженство нищих духом). В Ветхом Завете нищие духом не блаженны! Христос совершил революцию, придав гонимым статус выше преследуемых. С этим готово согласиться большинство современных граждан. Так и с точкой зрения квакеров на многие социальные вопросы справедливости, насилия, жестокости согласилось бы большинство граждан.
Квакеры – пограничное движение. С одной стороны, это протестантизм в чистом виде, доведенный до крайности, поскольку таит отказ от религиозной атрибутики: обрядов, таинства, предания, духовенства. Даже молитвенные собрания квакеры проводят в тишине. «Бог наградил каждого способностью слышать Вечный Голос. Бог похож на радиоволны, которые постоянно распространяются, и человек, который настроен на нужную волну, сам слышит. Мы находим Бога в тишине нашей души. Слишком много шума на молитвенных встречах только отвлекает нас…» [21].
Квакеры – религиозное движение, хотя в нем так много социального. Само название указывает на некоторую экзальтированность адептов этого движения, поскольку подразумевается, что они трепещут перед словом Божьим. Этот страх не выводим из убеждений, скорее нужно признать, что именно человек, наделенный таким страхом, готов придерживаться тех убеждений, на основе которых формируются квакеры. Как бы то ни было, квакеры – это пограничная область, в которой человек одновременно трепещет перед Богом, совершенно свободен от страха и ничего не боится в других отношениях. В могущественном воздействии веры была сила квакеров, хотя цели были мелкими, рядовыми. Квакеры известны не своими «новыми идеями» или другим отношением к миру, они не призывали к крестовым походам, не осуждали инаковерующих, не искали в мире источник зла: колдунов, ведьм и раскольников. Квакеры – это армия послушных.
Наиболее известное явление, против которого протестовали квакеры и в чем добились несомненного успеха, – искоренение рабства в Северной Америке. Состоятельные квакеры личным решением освобождали принадлежащих им рабов, используя различные легитимные способы. Так выражалось стремление квакеров к свободе, освобождению. Это было именно то, что, по сути, формировало идеологию этого движения, начиная с Дж. Вулмана. Этот человек был подвижником. С 1743 года совершил несколько длительных путешествий по восточным штатам Америки: Нью-Джерси, Мериленд, Род-Айленд, Пенсильвания, где большинство квакеров жили, убеждая освободить рабов, сделать все, чтобы рабство в их штатах стало противозаконным [21].
В своих личных убеждениях квакеры чрезвычайно религиозные люди, однако в своей деятельности они всегда были и остаются социальными активистами. В этом их сходство с гоппи. Если говорить о либеральном крыле квакеров, они легко взаимодействовали с другими конфессиями, с государством, поскольку их увлекали не теоретические спекуляции, а скорее побуждали к действию примеры, благодаря которым они стремились к личной святости и благочестию. Впрочем, квакеров (и в этом еще одно сходство с гоппи) отличали также и такие «побочные явления» жесткой социальной ориентации, как эндогамия – заключение браков внутри определенной общественной группы. Квакеры, с одной стороны, стремились быть примером для остальных, но для этого необходимо было постоянно поддерживать в душе определенный настрой веры, жесткую нацеленность на праведную, благочестивую, благодетельную жизнь. Это вынуждало квакеров «сторониться» обычной мирской жизни и отгораживало их от людей. Эндогамия, простая одежда, простая речь, не столько отрицание, сколько «избегание» искусства, литературы и всего, что может воодушевить эмоционально, обособленное и в большинстве случаев только базовое образование для детей квакеров – отделяло квакеров от остальных людей (третье сходство гоппи и квакеров). Квакеры – мирное, дружественное всем другим конфессиям, лояльное власти религиозное движение, которое насчитывает мало сторонников. Гоппи – это современное, широкое общественное движение, охватывающее массы, миллионы молодых людей, которые либо сами являются социальными предпринимателями (меньшая часть), либо исповедуют идеи социальной активности вне конкретной религии, на основе общепринятых в современном мире представлений. Едва ли многие из них помнят Нагорную проповедь, читали Декларацию о правах человека и гражданина или Всеобщую декларацию о правах человека, с которыми любому человеку в зрелом возрасте следует ознакомиться, однако многое из того, что можно прочитать в этих знаменитых текстах, живет в душе простых квакеров и гоппи.
В классической терминологии движение гоппи – это оппортунизм, приспособление протестующего поколения к требованиям поколения существующего. Однако, возможно, что в долгосрочной перспективе гоппи окажется таким же великим поколением непротивления, которое оказало огромное влияние в истории современной культуры, в особенности в Индии, где определило развитие страны на сотни лет…
Необходимо верно оценить хорошее не только с положительной, но и с критической точки зрения. Так мы вторгаемся в святая святых, в закрытую область современного социального бизнеса, международной помощи третьим странам, реальной деятельности многочисленных неправительственных международных благотворительных организаций. Существует масса книг о том, как эти организации помогают продвижению всего доброго и справедливого в мире. Мало книг критических, в которых представлена другая точка зрения, где анализируются проблемы, возникающие из-за стремительного развития благотворительности в современном мире.
Неправительственные благотворительные организации
Каждая современная крупная благотворительная организация – это в каком-то смысле бизнес, владельцы которого заинтересованы в том, чтобы привлекать деньги – если не инвестиции, то пожертвования спонсоров. Для этого в первую очередь руководители стремятся поддерживать благоприятный образ о себе. Помимо публичных годовых отчетов, в которых деятельность организации представлена языком цифр, благотворительные организации не брезгуют пользоваться саморекламой, оплачивают издание книг, посвященных истории данной благотворительной организации. Кроме того, о благотворительности пишут книги общественные деятели. Аналитических работ мало. В этом есть своя логика. Каждому легко хвалиться, что сделал нечто хорошее, но трудно осуждать другого за добрые побуждения и доказывать, что иногда простота хуже воровства, что глупость способна наделать бед больше, чем умный злоумышленник. Однако нам кажется, что именно критическое отношение к благотворительности – самое полезное и для нее и для общества. Благотворительность касается нас всех. Мы либо участвуем в благотворительности как благотворители, либо получаем помощь, либо не участвуем в благотворительности, однако все равно зависимы от благотворительных организаций, без работы которых никто бы не помогал всем нуждающимся.
