скачать книгу бесплатно
Ворон с ключом
Софья Ковыль
Каждый ворон мечтает жить долго. Каждый ворон мечтает жить ради того, что лучше, что больше, что важнее чем жизнь сама по себе. И каждый ворон не остановится ни перед чем на пути к мечте: генетические модификации, нищета, боль, нечистая совесть, вранье… все – пепел перед Жизнью Вечной, конвертированной в Локальный Замедлитель Времени, ЛЗВ.А Гриша, безусловно, был вороном до мозга костей.
Софья Ковыль
Ворон с ключом
День 1. 18:00
В воздухе висел дым, сладко-приторная вонь химзавода, запах электричества, горелой резины и того, что только что закончился дождь. В дождь вечно что-то ломалось и перегорало, такое уж это было время. Гриша к этому привык и вдыхал воздух этой улицы с наслаждением, полной грудью, до удушья и головной боли от переизбытка кислорода и всякой летучей дряни, зависшей в нем. Он достал полиамидную тряпку, вытер с пластиковой куртки дорожки дождевой соли: на ткани она была рыжей. Гриша педантично сложил тряпку углом к углу, чистой стороной наружу, протер еще раз… На него обернулась какая-то женщина с робособачкой и маленькой девочкой. У девочки заплетались, подворачивались ноги от слишком быстрой для нее ходьбы. Они остановились у пешеходного перехода. Совсем близко. Гриша улыбнулся, обнажая уродливо сидевшие в деснах серо-синие зубы:
– Привет. Ты, наверно, Танечка? – его голос то хрипел, то срывался на скрип: «Тя-янечка»…
Не по-человечески, скорее по-птичьи. А раньше у него был красивый голос. Но то – раньше.
– Конечно, Т-танечка, – испуганно ответила девочка, тощей грудью прижалась к руке женщины.
Та поджала губы, шикнула: «идем уже» – переход загорелся зеленым. Это было красиво: зеленые полосы удлинялись, расслаивались светом в мокром асфальте. Эти пешеходники с подсветкой когда-то установили так, будто они – шаг в будущее, будто они – нечто совсем новое… Но они не были ни новыми, ни прогрессивными, да и от них ничего не менялось. Были они, не были – все едино. Все бестолку.
– Та-анечка, значит, – Гриша улыбнулся. Ему было приятно угадывать имена незнакомцев, это было забавно: он так делал с шестого класса.
Снова красный. Снова он никуда не ушел, все так же стоит, прислонив спину к опоре огромного рекламного билборда. Металл был холодным, мокрым, но пластик плохо проводит тепло. К счастью. Гриша понял, что снова забыл, что же там, на билборде выше, запрокинул голову – на картинке женщина с почти обнаженной грудью говорила: «Граждане, тратьте больше!». Женщина была очень красивой, с неоном по контуру. Довольно старомодным, «ретро-неоном»: Гриша слышал, что такое вот «ретро» внушает людям доверие, мол, вот, что-то часть вечности, что-то дожило до настоящего дня, значит, это что-то действительно важное. Нужное. Ну конечно. Как он мог забыть?..
И женщина щедро делилась своим светом, опуская его вниз, на головы прохожих и, сейчас, на его лицо. Гриша знал, что уродлив в этом свете, да и вообще уродлив. С залысинами, с неуловимо неправильно заложенными морщинами, с лицом, будто вычерпанным ложкой: полукруглые, с острыми краями провалы у глазниц, на скулах, по обе стороны лба… Пятна-гематомы. Они уже не пройдут. Как не пройдет и чешуйками слезавшая с пальцев и носа кожа: как у рептилии, как у птицы.
«Мой птенчик,» – так его называла Лина раньше. Так не называла его Лина последние года три, наверное, боялась обидеть.
И Гриша вернулся на свой наблюдательный пост. Все у той же опоры, с зарубкой на высоте полутора метров от залитой бетоном земли. Мимо проехал на грязных гусеницах бот-полицейский. Сдал назад, остановился:
– Здравствуйте. Могу я посмотреть ваши документы? Григорий Власоглав?
– Он самый, – мрачно кинул Гриша, сунул в открывшийся отсек паспорт.
Все было в порядке.
Он не нарушает закон.
Не о чем переживать, не о чем…
И все-таки на его шее проступил пот. И бот это, конечно, уже знал: они сканируют мозг, считывают тревогу, агрессию, панику – Гриша это знал. Гриша их всех, можно сказать, с пеленок, с самый примитивной, зародышевой стадии знал, как родная мать знает свое дитя: потому что между ячейкой для сканирования и кейсом с пистолетом-парализатором был выдавлен треугольник из трех частей и знакомые до оскомины буквы «АО ЗАСЛОН».
– Что-то не так? – спросил Гриша, растянул рот в доброжелательной улыбке.
– Документы в порядке. Однако вы находитесь здесь уже около двух часов, судя по данным патруля, – безэмоциально ответил электронным голосом робот.
«Когда-то голоса у них были как человеческие, но это чем-то многих пугало – вот, решили исправить,» – так говорил Владик из отдела робототехники. Старый он уже, но толковый парень. Очень толковый.
– Да, нахожусь. Какие-то проблемы? – Гриша снова улыбнулся.
Пиксельные глаза на черном экране моргнули. Точнее, якобы моргнули: конечно, лишь имитация. Кажется, так они выглядят более доброжелательными в глазах людей.
Лицемерно как-то. Но как есть.
– Скоро комендантский час. На этой улице по данным соцдепартамента опасно находиться в период с двадцати двух ноль-ноль до шести ноль-ноль.
– Спасибо, что служите моей безопасности. Могу я получить свой документ обратно?
Бот еще раз моргнул. Ну конечно. Как доверительно.
– Конечно, Григорий Александрович.
Гриша забрал, сунул паспорт в карман куртки, защелкнул магнит и плюнул под ноги.
– Который раз… и че так долго-то? Кинули, что ли? – сказал он сам себе, поморщился от просочившегося в речь писка.
Черт. Ясно, что никто не давал гарантий насчет полной сохранности здоровья, ясно, что ему грех жаловаться, могло быть гораздо хуже…
Но все-таки ему стоило получше изучить роль некодирующей части собственного генома. Хотя бы как-то. Хотя бы частично. И все-таки ничего уже не поделать: ради Ворона С Ключом можно пожертвовать голосом, костями, нормальной секрецией слюны, сперматогенезом и много чем еще… главное – знать, зачем это все. А Гриша знал.
– Привет! А-ай, прости-прости-прости, что так долго!
– А?..
Чуть позади него стояла девушка. На первый взгляд она казалась совсем маленькой, почти школьницей, но он видел ртутные полосы от глаз к вискам, – способ скрыть морщины, – блестки там, где, должно быть, были пигментные пятна, в спутанных волосах мелькала проседь. И все же ее большие глаза были просты до наивности, все же юбка на ней едва прикрывала трусы, в ушах мелькал пирсинг, и, извиняясь, она кланялась ему с ровной спиной, с прижатыми по швам руками: совсем на японский манер. Псевдо-японский.
Стареющий подросток. Впрочем, дилеры другими и не бывают – Гриша знал это. Во всяком случае такого рода дилеры.
– Эй, тебя еще и простить? Глупость какая, – на последнем слоге сорвался на хрип, все же дружелюбно развел руками. – Если ты опоздаешь и в следующий раз, то, Фрося…
Она чуть побелела: явно корежило от «Фроси». Конечно, она не Фрося, а какая-нибудь Макото или, в крайнем случае, Кэйт… Но она не могла спорить: они друзья. Она потеплела в улыбке, бросилась ему на шею – сегодня они очень хорошие друзья.
«С маленьким спектаклем не так подозрительно. Боты стирают из базы благожелательные встречи, никаких претензий, никаких просьб… хотя по-всякому бывает, конечно. Но не лажай, ок? А то занесу тебя в черный список,» – так ему сказала одна из дилеров лет пять назад, жуя между слов жвачку. Или десять лет. Давно.
Грише все казалось, что она соврала. Но это было неважно: его еще ни разу не ловили.
«Фрося» выскользнула из объятий, уцепилась ему за руку:
– Ну, пойдем уже? Сначала пойдем по магазинам, я недавно видела та-акой классный комикс…
И они пошли: по людному кварталу. Там лучше. Так безопаснее.
– Ты же можешь просто скачать его. Бумажные вещи стоят дохрена, – пожал плечами, безынициативно ответил Гриша.
– Ба-ака… – протянула девушка. Полезла тонкой рукой в карман.
Ну наконец-то. Рука Гриши напряглась: ей было это заметно даже через пластиковую куртку. Ну конечно.
– А давай возьмемся за руки, а? – сказала она. Значит, «пришло время».
– А хочешь? – «не рано ли?».
– Конечно хочу! Я же предложила, – «не, все чисто».
Он сунул руку в карман, сжал между пальцев банковский чип и прижал свою ладонь к ее. Ее рука была металлически-холодной, искусственной. Отодвинулась дверца, ушла в мизинец: в оставшейся полости лежало что-то твердое. Ампула. Она – в его руку, взамен – чип. Дверца на ладони задвинулась, чуть прищемив его кожу.
Секунда. Две. Ей надо было считать информацию. Наконец, сказала:
– У тебя очень теплые руки, – «денег достаточно, в расчете».
Гриша кивнул. Ну, вот и все.
Они расстались через двести метров и, конечно, никогда больше друг друга не увидят. Так безопаснее. И все-таки что-то во всем этом было странно, нечисто, контринтуитивно…
Но он предпочитал не думать об этом. Значит, так надо. Значит.
День 1. 18:40
Он задвинул дверь до щелчка магнитного замка и, не разуваясь, прошел к старому, еще целиком материальному экрану, такой же клавиатуре и, несуразному в этой убогой комнате, новому процессору с неоново-синей системой охлаждения и блоком «жидкой памяти». Провел рукой по каждому его изгибу, по каждому прямому углу: на пальцах оставалась серая комковатая пыль.
– Вот я и снова дома, а? – Гриша улыбнулся, щелкнул тройником: пустил питание. – Как же я все-таки рад, что ты мой, пусть даже в, по сути, не-моей квартире с не-моей мебелью и не-моим холодильником, посреди всего этого ты – мой…
Он повторил это процессору еще три раза, прижался к нему ухом: внутри гудела тихая, будничная жизнь. Вязко текла жидкость по стеклянным трубам. Наконец, Гриша сел за пыльный стол, повернул колесико вентилятора на максимум, – воздух в его отсутствие застоялся, душил, – и отбил по клаве привычный пароль. Компьютер его, конечно, узнал и пустил в себя.
– Хороший мальчик.
Гриша достал ампулу из кармана куртки: он так и не рассмотрел ее толком. Да и некогда было – на улице лучше таким не светить. А между тем ампула была самой обычной, он бы даже сказал, заурядной: почти прозрачное стекло, бесцветная жидкость, в дно вшит чип с информацией по хранению, транспортировке, лицензионное соглашение об обязанностях и отсутствии прав у каждой из сторон… Скука. Гриша выдвинул ящик стола, вытащил пачку шприцов в пластике, открыл, отломил наконечник ампулы двумя пальцами, надел иглу на кончик шприца…
– Так, Гриш, спокойно, ну… хуже все равно вряд ли будет, – он сухо рассмеялся, хотя и врал. Хуже могло быть, конечно, могло. Всегда может быть хуже.
…но Гриша научился не думать об этом: вдохнул, выдохнул, унял тремор. Опустил резиновый поршень, вобрал жидкость, выдавил пузырь воздуха… и положил уже готовый шприц рядом, на стол.
Он не мог.
– Да черт!
Он грязно, на ломанном китайском, выругался, ударил побелевшими кулаками по столу… нет, не ударил, замер в миллиметре: стол ведь был тоже в аренду. И начал разговаривать с собой – это его успокаивало:
– Так, Гриш, спокойно… ты же хотел этого, а? Ты отдал за это кучу бабла… Да уж, если Лина, а Лина, конечно, узнает, то слова начнет свое «мы могли бы жить как люди, если бы ты не спускал все деньги на»… что она еще там обычно говорит?
Он поставил локти на стол, опустил лоб на ладони. Его руки были прохладными, это тоже успокаивало. Закрыл глаза.
– А, да: «ты же работаешь в таком хорошем месте… я сама по новостям видела: что не прорыв, то твой ЗАСЛОН, а ты…» А что – я? Ну, если подумать? Я, может, потому и нуждаюсь в «сайке», что работаю там, где что не день – то прорыв… Я ведь не глуп. Я ведь не отдам все, на что способен, каким-то яйцеголовым из корпорации. Нет, нет, ни за что не отдам… во всяком уж случае не все, а?
Дыхание его, наконец, стало ровным. Вот она, волшебная формула, к которой он из раза в раз приходил: «я не отдам им все». Не отдаст. Ведь он лучше этого, ведь он и сам по себе чего-то да стоит, верно? И все-таки с каждым разом паника от вида шприца подступала все ближе к горлу. Потому что…
– В шприце – жижа, в жиже – ретро-вирус, эндонуклеазы, лигазы, всякая биологическая дребедень, в них – еще одна модификация, в модификации – может, смерть Кощея… – протараторил он, снова закрыв глаза.
Главное – понимать. Всегда главное – понимать. Он же, все-таки, ученый или, как говорил Ландау, «работник науки». Впрочем, он много чего говорил.
– …хоть бы не смерть, – тихо и медленно сказал он.
Но все-таки он не взял шприц. Пока что не взял. Он открыл вкладку, вбил туда знакомый ему до оскомины адрес: «https://sci-hub.ru (https://sci-hub.ru) »и увидел такую же знакомку надпись:
«Набранный вами адрес страницы не доступен или не существует». Рядом, конечно, был нарисован растерянный и немного злой, с раскрытыми для полета крыльями ворон. Под его ногами лежал черный ключ.
– Ну, конечно, недоступен, – улыбнулся сам себе Гриша. – А что если все-таки попробовать… ну, вдруг был какой-то технический сбой? Кодирование доступа в ДНК вообще сомнительная технология, хотя и защищающая от дураков, а поэтому не исключено, что… например, условия хранения…
Пусть он и знал, что, конечно, ошибки никакой не было. Но и убедиться в этом лишним не будет. Так что Гриша выдвинул ящик стола, достал скальпель, пластиковые баночки, похожие на аптечные капли для глаз, баночку спирта, вату, выдвинул из процессора отсек ввода «жидкой памяти» – прозрачную пластину с углублением. Она отдаленно напоминала рисунок камеры Горяева из школьного учебника, однако была, конечно, куда более сложной штукой.
– Ну, что ж…
Гриша выдохнул, протер палец левой руки, провел по нему лезвием скальпеля, выдавил на пластину темно-алую кровь, прижал пальцем кусок ваты, капнул поверх крови из одного пузырька, другого… Эритроциты собрались тромбом, осели по краям красным ободом, а в камере посередине осталась только бесцветная жидкость. И процессор, мерно жужжа, проглотил ее вместе с отсеком.
И он уставился воспаленными, пожелтевшими глазами на экран, ожидая, когда же хоть что-нибудь изменится. Но ничего не происходило. Только ключ, кажется, чуть поалел по краям. Гриша усмехнулся: конечно, ошибки все-таки не было. Код снова сменили, потому как умные дядечки из Совета Ученых снова обнаружили и устранили предыдущий. Грише всегда казалось странным, что это происходило более-менее с одной периодичностью: раз в три месяца или вроде того. Может, те же члены Совета и продавали эти «новые коды» через третьих лиц, а когда прибыль заканчивалась – меняли код…
Скорей всего, как-то так и было. Но от этой догадки, пусть даже она и была верной, не было никакого проку. Совсем никакого. И Гриша с шумом выдохнул, вытянул руку, нащупал нужную вену и вогнал длинную иглу шприца.
– Ых-хч!..
Это было больно. Каждый раз. Мгновенно участилось дыхание, пульс… Он вынул иглу, приложил ватку и сжал ее сгибом локтя, согнулся, зажмурив глаза.
– Ничего-ничего, Григорий, скоро это пройдет, Григорий, вот перепишется хотя бы часть клеток – и все, и снова будет у тебя доступ, Григорий… давай, держись…
