скачать книгу бесплатно
Нервничаю. Дала Луису двести долларов на билеты до Гуаякиля, уже идет регистрация багажа на рейс, а Луиса все нет!
– Мама, пить!
Достаю бутылочку с водой.
– Мама, есть!
– Потерпи!
– Есть хочу!
– Почему в самолете не ел?
– Есть хочу! И пис-пис хочу!..
У меня сдают нервы: так пусть же хоть мой чемодан пока взвесят! Пусть его зарегистрируют! Я должна попасть на этот рейс!
Тащу к весам свой тяжеленный чемодан. Бедно одетый старик с негритянскими седыми волосами перехватывает мою ношу, ставит на весы. «Дался же им всем мой чемодан! – вспоминаю скуластого парня. – Я и сама могла бы…»
– Вот билеты, – подскакивает Луис.
Он обменивается парой реплик с регистрирующим багаж человеком и переводит:
– За перевес деньги с вас не возьмут, потому что самолет недозагружен.
Я удивляюсь и радуюсь благородству капиталистов.А старик с негритянскими седыми волосами возбужденно жестикулирует.
– Он говорит, – переводит Луис, – что помог вам, и хочет вознаграждения.
Я смущаюсь:
– За что?.. Чемодан на весы поставил!.. Я не просила… А сколько?
– Дайте мелочь, – советует Луис.
– Но у меня нет мелочи, самая малая купюра – пять долларов!
– Тогда не стоит! Не обращайте на него внимания!
А старик жестикулирует все энергичнее. Луис отводит меня в сторону.
Чтобы загладить возникшее ощущение неловкости, интересуюсь безопасностью полетов.
– Абсолютной надежности нет! – отвечает Луис.
– Как? – мои глаза сами собой ползут на лоб: разве можно такое сказать человеку перед полетом, даже если это и так?
– Воруют, особенно ночью в багажном отделении, – поясняет Луис.
– А! Вот оно что! А я не о том… о жизни…
– О жизни? – смеется Луис. – Нет-нет! Будьте спокойны! Самолеты разбиваются крайне редко, один в год, а в этом году уже один пропал.
– То есть как это пропал?
– В горах разве найдешь что? – невозмутим Луис. – Но то был внутренний перуанский рейс, так что не бойтесь.
Уже пройдя на посадку – Луис мне машет рукой – я вижу, как к нему подбегает полицейский и, жестикулируя не хуже старика с негритянскими седыми волосами, возбуждено указывает на тележку, везущую багаж. А Луис делает жест в сторону трапа самолета, по которому в числе других пассажиров поднимаюсь и я. Что за странный мир с бегающими и жестикулирующими людьми! Что всё это значит?
Х Х Х
Позже я пойму, что значит. Я откину крышку чемодана и обнаружу, что внутренний боковой карман бесследно исчез вместе с палехской шкатулкой, хранившей мои украшения.
Оказывается, как мне объяснили потом, всё очень просто. Между створками чемодана просовывается палочка и проворачивается как рычажок. Боковая щель при этом расширяется. В неё засовывается рука, и содержимое боковых карманов чемоданов либо проверяется, либо карман срывается целиком, как уж получится… А именно в боковые карманы все путешественники мира и предпочитают засовывать мелкие ценные вещи! И никаких рекламаций авиакомпаниям по поводу краж: замки-то целы!
И теперь по Южной Америке ходят по чьим-то рукам и перепродаются мои палехская шкатулка, золотые часы с узором и перстень с аметистом, сережки из чернёного серебра с бирюзой… – все то, что дарила мне мама на шестнадцатилетие, поступление, окончание университета, рождение сына и просто так. Порой до сих пор меня беспокоит мысль: а если бы я тогда отдала пятидолларовую бумажку тому старику с негритянскими седыми волосами, не остался бы на месте внутренний боковой карман моего чемодана?
Х Х Х
Боинг быстро набирает высоту. В салоне – лёгкий ветерок, свежий, как утренний бриз. Стюардесса что-то долго говорит на английском. Мои пятерки в школе и университете по языку – блеф, я ничего не понимаю. Затем, видимо, то же самое, она повторяет на испанском, но далее констатации факта, что этот язык испанский, я – увы! – не продвигаюсь. Однако, из жестов и без слов можно понять, хотя и с трудом, о чём идет речь: в случае аварии приставляйте носы к респираторам, которые выпадут из тех вон ящичков вверху, а вот эти пакетики для…
Я не успеваю подставить пакетик Малышу, и моё платье в результате…
В туалете множество надписей, кнопок, рычажков. Пытаясь разобраться что к чему, нажимаю и дергаю всё подряд, но так и не нахожу, куда же следует выбросить бумагу, и без определённой уверенности заталкиваю её за какой-то выступ. Но вымыть руки мне удается. Мыло, миниатюрные кусочки в изящных упаковках, лежит аккуратно стопкой. Одно вскрываю, два кладу в сумку – пригодится! Я никогда прежде не видела такие маленькие кусочки мыла, столь красочно упакованные.
Выйдя и закрыв дверь, обнаруживаю – ну хоть одну английскую надпись удаётся разобрать! – что туалет, в котором я имела удовольствие попытаться привести себя в порядок, относится к салону первого класса. Мой же билет экономического класса, и туалет – в конце салона экономического класса.
Я опускаюсь в кресло. Соседка протягивает мне таблетку и жестами поясняет, что её следует дать ребенку, когда самолет – руки в стороны – у-у-у-у-у! – указательный палец к земле – пойдёт на посадку, и всё тогда будет oкей. Я благодарно улыбаюсь и беру таблетку, про себя решая, что травить ребёнка подозрительными иностранными таблетками, конечно же, не стану.
А Малыш, несмотря ни на что, неплохо себя чувствует. Ему не сидится. Он раздёргивает занавески, отделяющие салон первого класса от экономического. Стюардесса, улыбаясь, задёргивает их вновь и вновь. Ребёнок, с криком вырываясь из моих рук, раздёргивает их снова. Фруктовый салат – кусочки ананаса, арбуза, дыни, папайи – не заинтересовывает его, хотя я настойчиво тычу ему ложку в рот, безрезультатно…
Сквозь неплотно задёрнутые занавески я вижу, как обслуживают пассажиров первого класса (салон первого класса полупуст; мне виден лишь один полный пожилой мужчина в безупречном костюме; все его движения… подносит бокал ко рту… как бы замедленны): пока человек пьёт, стюардесса стоит рядом со стопкой салфеток на подносе в руках, а когда человек заканчивает пить, стюардесса пинцетом берёт с подноса и протягивает ему салфетку для вытирания губ и сразу по использованию пинцетом же убирает её со столика. Всё походит на игру в хорошо отдрессированных породистых собак. А я – все мы дворняжки – только что из страны декларируемого равенства и реального неравенства, но скрываемого гораздо тщательнее, нежели простым задёргиванием легких занавесок.
Самолёт идет на посадку, и по правилам полёта занавески сейчас должны быть раздвинуты, но мой ребенок теперь, наоборот, упрямо их задёргивает, и я ничего не могу поделать. Я не могу с ним справиться! Мягко, насколько может, стюардесса пристегивает извивающегося в протесте Малыша к креслу.
Соседка, опасаясь повторения, напоминает о таблетке. Я делаю вид, что не понимаю, и таблетку, на самом деле, давать ему незачем, потому что на этот раз ребенка не тошнит, нет, на этот раз он наделывает в штанишки, и по салону вместе с бризом проносится аромат… Игнорируя просительные жесты стюардессы не отстёгиваться от кресла, я иду в ближайший, первого класса, туалет и засовываю за прежний выступ испачканные штанишки. Скорей бы вручить ребёнка отцу! У меня нет больше сил.
Я помню взгляд стюардессы, которым она меня провожала, когда я спускалась по трапу.
Х Х Х
Какой маленький аэропортишко – Гуаякиль! И не таможня, а так – для смеха – один человек ставит выстроившимся в очередь пассажирам печать о прибытии в паспорт. А где же Бертран? Что я буду делать, если он не встретит меня? И что это за мужчина с огромным букетом гвоздик, присев на корточки, протягивает моему мальчику конфету?.. Бертран?..
– Здравствуй! – я бросаюсь мужу на шею. – Как странно всё, как странно! Ты совсем не такой, как прежде! Ты похудел и посмуглел! Или просто мы давно не виделись? Подумать только, год! Бертран, боже, я так устала! Ребёнок меня не слушается! Его избаловали бабушка с дедушкой. Почему ты медлишь, Бертран? Уедем скорее отсюда! – я говорю много-много и быстро-быстро, пытаясь изобразить радость, но её нет.
Я так измучена перелетом! И этот мужчина кажется мне почти незнакомым! Я отвыкла от него за год нашей разлуки, и вообще, такое ощущение, что я ни на том и не на этом свете, а в четвертом измерении, и всё это не со мной…
Где, когда, не знаю – или знаю? – каким словом, каким действием, как в фантастическом приключенческом фильме, изменила я свою судьбу, и она пошла разматываться совсем в другом направлении, нежели предполагалось изначально… Это четвёртое измерение… Это не я…
Х Х Х
– Эквадор! Страна в середине мира! На дороге солнца! Страна чудесных контрастов! Всегда лёгкая весенняя температура меняется с высотой, и кажется, все времена года проходят в один день! Удивительная страна, потому что… Эквадор – это Коста, Сьерра, Ориэнтэ и Галапагосский архипелаг!
– Тот самый, благодаря которому великий англичанин сформулировал свою эволюционную теорию?
– Именно так! Игуаны, тюлени, пингвины, огромнейшие черепахи… Спешите увидеть!
– А что такое Коста?
– Побережье! Океан! Пляжи! Банановые плантации! Изобилие фруктов! Не прекращающиеся ни днем, ни ночью сальсы, кумбии, маримбо!.. И Гуаякиль! Крупнейший город страны! Жемчужина Тихоокеанского побережья континента! Вас ждут превосходнейшие бары, бассейны, теннисные корты, дискотеки, парки, залы для игр, казино… Спешите!
– Хорошо! А что такое Сьерра?
– Сьерра? Это горы! Южные Кордильеры! Величественные вулканы! Ледники на вершинах! Бьющие из скал источники! Индейцы, продающие изделия древних ремёсел! И столица страны, древний Кито! Музеи с экспонатами доколониальных времён и памятники эпохи Конкисты! Асиенды, преображенные в отели! Рестораны креольской кухни! Спешите!
– А Ориэнтэ?
– О! Ориэнтэ! Джунгли! Сказка, о которой нельзя рассказать, её нужно, увидеть! Спешите!
Эквадор переполнен тайнами и вещами, достойными, чтоб вы их узнали, постигли, купили! Спешите!
– Эквадор – земля горячего и дружелюбного народа, гордого своим индейским происхождением, богатым прошлым и великим обещанием будущего!
– Эквадор – земля приключений! Невероятный Эквадор выходит за рамки обычного в мире.
Вас ждет самая близкая к солнцу страна!
– Эквадор – это дорога солнца и СЕРЕДИНА МИРА.
…Еще в Союзе я ознакомилась с рекламными проспектами, подаренными мне – тогда ещё только будущим – мужем.
Х Х Х
Все такси – жёлтые. Обшарпанное сиденье, ручка для открывания окна оторвана, и для открывания двери оторвана тоже… За окном – дома с обвалившейся штукатуркой… Жарко, влажно, душно. Тело в испарине…
– Бертран! Это и есть Гуаякиль? Самый крупный и самый красивый город страны? Жемчужина Тихоокеанского побережья континента?..
– Это окраины, не пугайся! Центр тебе понравится.
Я кладу мужу голову на плечо. Как прекрасно звучит «не пугайся»! Теперь за сына и за меня в ответе он, и мне легко и радостно: у сына есть отец, у меня муж, а ещё у нас новая, необыкновенная страна, подаренная нам Бертраном, и она, эта страна, какою бы ни была, мне обязательно – обязательно! – понравится…
Х Х Х
Огромная шестикомнатная квартира. Но мебели в ней… Две комнаты совсем пустые, а на кухне – несколько тарелок и чашек, чайник, одна кастрюля и никакого запаса продуктов.
– Бертран! Ребёнка пора кормить, да и я чего-нибудь перекусила бы…
– Погоди! – Бертран уходит.
Он приносит в пластмассовых коробочках с разрисованными крышками первое, второе и бутылочки сока.
– Где ты всё это купил так быстро?
– В соседнем ресторанчике.
– А на ужин? Ты снова пойдёшь покупать?
Х Х Х
Я беспомощное дитя. Я маленькая. Мне нужно, чтобы меня накормили. Я сама не поем: не знаю где, и как, и сколько заплатить. Мне нужно, чтобы меня взяли за руку и отвели. Я сама не доберусь. Не сосчитаю количество остановок, перепутаю право и лево. Я ведь ещё не умею говорить. Мне нужен кто-то, чтобы говорил за меня. Я сама не могу. А ещё у меня двухлетний сын, о котором заботиться приходится мне, потому что муж постоянно на работе. По вечерам и ночам он пытается ухаживать за ребёнком, носит его в туалет, даёт пить, но Малыш капризничает, хнычет, требует маму… Отец расстраивается и злится. А ещё к тому же у нас с сыном болит горло и на спинах красноватая потница, несмотря на то, что из-под душа мы с ним не вылазим. И при всём при этом я чувствую, что нарушаю устоявшийся за год холостяцкий быт мужа, что не в радость ни ему, ни мне. Я прошу Бертрана прибрести кухонную утварь и сделать запас круп, но он почему-то ничего не покупает, предпочитая выдавать мне ежедневно малую сумму, которой я не знаю как распорядиться: не знаю, что на неё можно купить; на что хватит, а на что нет.
Мне очень хочется ананасов и бананов, что продаются возле дома и вообще на каждом углу, но муж сказал не покупать, потому что в другом месте можно купить гораздо дешевле. А где это место? Почему он не отведет меня туда? Я в полной зависимости от Бертрана. Я ему в тягость такая беспомощная.
Я прошу показать врачу ребёнка, у него температура, а Бертран говорит, акклиматизация, привыкает к местным микробам, это понятно, это нормально, это пройдет, не стоит идти к врачу. Я настаиваю.
– Нет денег, – говорит Бертран, – у нас медицинское обслуживание не бесплатное. Бросай советскую привычку обращаться к врачам по каждому пустяку, и вообще, тебе пора ехать знакомиться с моей матерью.
Х Х Х
Маленький автобус-бусета мчит нас по пыльной дороге. Бертран выбрал рейс именно этой компании, потому что она доставляет пассажиров из Гуаякиля в Эсмеральдас за семь часов, в то время как большие и неповоротливые автобусы других компаний, билеты в которых несколько дешевле, тратят на дорогу не менее десяти часов, но сомнительно, что и семь часов высидит на коленях родителей наш непоседа-ребёнок.
Выезд из города грязный, шумный. Выхлопные газы туманом зависают над землей. Чуть притормозит автобус, к окнам липнут подростки и малышня:
– Сеньор, купите колу, купите куэро, купите канью, мороженное, кукурузу с сыром, газету, пиво, купите, купите!…
Около развилки дороги – свалка мусора и табличка:
PROHIBIDO BOTAR LA BASURA
Что такое «botar la basura», я знаю: бросать мусор. А вот слово «prohibido» незнакомо мне. Но раз здесь свалка мусора, то наверняка это слово означает «разрешается». Бертран заранее предупредил меня, чтобы я не удивлялась, когда пассажиры станут кожуру от мандарин, пакеты из-под сока, банки от пива, всякие бумажки и обёртки выбрасывать через окно, что, конечно, засоряет дорогу, но зато не загрязняет салон автобуса, а так как автобус – частная собственность, водители ревностно следят за чистотой своего имущества.
Спустя три часа, когда Малыш натирает нам с Бертраном колени до бесчувствия, автобус делает остановку. В кафе я снова вижу слово «prohibido-разрешается» в надписи:
PROHIBIDO FUMAR
А что такое fumar я также знаю: курить. Получается, что надпись переводится: разрешается курить. В зале многие курят. Вот это здорово! Страна, где всё разрешается!
– «Prohibido» значит «запрещается», – разочаровывает меня муж.
Тут до меня доходит, что просто в этой стране никто не следует запрещениям.
Х Х Х
Тропический ливень! Тропический ливень! На наш маленький автобус, пробирающийся среди пальм и банановых плантаций по неасфальтированному участку дороги, низвергается с неба водопад. Видимость на дороге нулевая. Автобус останавливается.
А когда стихает грохот бьющих о крышу струй:
– Смотри! Смотри! Броненосец! – толкает меня в бок Бертран. – Видела? Перебежал дорогу! Из его панциря делают чаранги, национальный музыкальный инструмент.
