скачать книгу бесплатно
Утиные гнёзда
София Даянова
Добро пожаловать на планету Кеплер22В – сказочный край, райский сад! Ласковое теплое светило, чистейшие реки и свежайший воздух! Сколько растений прорастает на кеплеровской земле – не сосчитать! Огромное богатство самых невероятных красок украшает стебли, листья, лозы и побеги! Животных нет, разумной жизни нет, – казалось бы, вот она, земля обетованная! Так подумали земляне, высадившись на планету и основав на ней город Кеплерград. Но радоваться было рано! Без животного белка, питаясь одними растениями, люди начали страдать анемией. Шумный и смеющийся город постепенно превратился в сонное царство. Стоило кеплерградовцам привыкнуть к своему положению, как судьба снова решила испытать их на прочность и наслала загадочную болезнь с непредсказуемыми последствиями. И всё закончилось бы плачевно, если бы не случайно найденное Александром Ивановичем Пшеницыным таинственное "утиное гнездо"…
София Даянова
Утиные гнёзда
Глава 1
Чудное место?
Ключ легко повернулся в замочной скважине, дверь отворилась, и тёмный коридор озарился светом из комнаты. Перед агрономом Александром Ивановичем Пшеницыным – крепким пожилым человеком с густыми седыми волосами и седой, коротко стриженой бородой – снова предстал его рабочий кабинет, расположенный на втором этаже агрономической станции, который он покинул четырнадцать часов назад для перерыва на сон.
Кабинет был светлым, с белыми стенами, большими окнами и полукруглой застекленной крышей. Он напоминал планетарий. Из окон открывался чудесный вид на поля и луга сектора С.
Вид изнутри был не менее чудесен. Повсюду, вились, ветвились, кустились и радовали глаз яркие, пёстрые, с необычной формой листьев, изящно изогнутыми ветками, прекрасные обитатели экспериментальной оранжереи. Среди них, словно посреди джунглей, стоял рабочий стол и несколько шкафов.
– Здравствуйте, мои дорогие, здравствуйте, мои хорошие! – ласково поприветствовал Пшеницын своих зелёных соседей, деливших с ним рабочее пространство.
Александр Иванович разделся, пересек кабинет и поставил сумку на стол.
– Так, так, так… Посмотрим, что у нас тут происходит, – Пшеницын вооружился садовыми инструментами и пошёл между рядами цветочных горшков. Каждый его рабочий день начинался с обхода и осмотра растений, которых – на минуточку – было около сотни.
– А-а-а, fontis medicamentum! Имеет в своём составе лечебные вещества. Пока мы его ещё изучаем, но результаты уже обнадёживают…О-о-о! Amantis juvenis, ты моя красавица! Вот как, скажите на милость, как природа может создавать такие цвета? Нежно-голубой, переходящий через насыщенно-сиреневый в ярко-розовый с жёлтыми крапинками! Ох, листик завял – надо убрать!
Пшеницын чикнул ножницами и выкинул листочек в мусорное ведро.
– Вот так-то лучше! А здесь что мы имеем? Mole herba. Ну, как ты, дорогой? Выглядишь вяленько! Давай-ка почву пощупаем.
Александр Иванович сунул палец в землю, сухую, как песок пустыни.
– Ай-яй-яй, я только вчера тебя полил! Ух, водохлёб!
Пшеницын взял лейку, залил красно-зелёную хербу водой и двинулся дальше. Где-то часов до двенадцати он возился с растениями: прищипывал побеги, рыхлил земельку, опрыскивал кусты. Затем, как ни странно, по расписанию наступило время обеденного сна, потому что по окончанию обхода Александр Иванович обычно уставал так, будто целое поле вскопал в одну лопату.
Он быстро пообедал, лёг в специально отведённой для отдыха каморке и на два часа провалился в болезненный сон. Бодрости он не вернул, но хотя бы дал силы дотянуть до конца рабочего дня.
После обеда Пшеницын принялся за опыты. Ещё вчера его научный интерес был обращен к fontis medicamentum, но сегодня красавица amantis juvenis учудила номер и пустила несколько почек, приковав тем самым всё внимание.
– Хм, интересно, интересно, – Александр Иванович сначала долго рассматривал их в лупу, потом сорвал одну почку, препарировал и стал разглядывать в микроскоп. – Занятно, очень занятно. Нет, пока трудно назвать её цветком. Подождём, пока почки распустятся.
В половине четвёртого в кабинет ввалилась ремонтная бригада протягивать водопровод. Пшеницыну пришлось свернуть работу и стать в сторонке. Минут десять он с недовольством, но полным пониманием ситуации наблюдал, как медленно и нехотя двигаются сантехники и как валятся у них из рук заглушки и газовые ключи. Одному их низ даже стала дурно – пришлось открыть окно.
В шестнадцать сорок пять зазвонил телефон. Пшеницына попросили выйти на улицу. Александр Иванович накинул пальто и выскочил на свежий воздух.
Стоял один из тех мартовских дней, когда светило пригревает по-летнему сильно, но толстый снежный покров ещё не начал утончаться и, попеременно оттаивая днём и замерзая ночью, лежит на земле рыхлой льдистой массой и ослепительно блестит на свету.
– Б-р-р! – Пшеницын поёжился, снял легкомысленно наброшенное на плечи пальто и надел нормально, застегнул все пуговицы до самого подбородка, достал из карманов перчатки и шапку и тоже надел.
Пока он проделывал утеплительные манипуляции, к нему по утоптанной до твёрдой плиты дорожке, проложенной между полями, подошли двое закутанных с ног до головы лаборанта. Это были внуки Александра Ивановича. Их звали Ян и Яна. Они учились в школе и внеурочное время работали на полях сектора С.
– Дедушка, мы нашли новый вид, – Ян вручил Пшеницыну бумажный свёрток. – Внешне он похож на корнеплод вроде свёклы или редьки. Ты посмотри, – может, он съедобный.
Александр Иванович довольно усмехнулся. Нигде ранее профессия агронома не приобретала настолько огромную важность, как на Кеплере22В. Здесь работа знатока растений и растениеводства стала залогом выживаемости.
Десять лет назад «золотой миллиард» Земли вытеснил с планеты остальных её жителей, и те, сев на космические корабли, разбрелись по Вселенной. Группа, в которой оказался Пшеницын с внуками, осела на планете Кеплер22В, и основала город Кеплерград.
«Я думаю, наша судьба сложилась более чем удачно, – написал староста Кеплерграда другим группам космических кочевников, – я бы даже сказал: удачнее, чем у вас, дорогие товарищи. Нет, я вовсе не желаю хвастаться. Просто, ознакомившись с вашими неутешительными сообщениями о тяжелых условиях и всяческих трудностях, я склоняюсь к тому, что нам в этом отношении повезло больше всех. Климат у нас почти земной. Весна сменяется летом, осенью и зимой. Крупных хищников не водится, разумной жизни нет. Природа прекрасна. Кажется, будто вся планета – сплошное зелёное поле. По самым приблизительным подсчётам наших ботаников на Кеплере существует три миллиона видов растений. Почти в десять раз больше, чем на Земле! Такое разнообразие возможно только при очень высоком плодородии почв, и я предвещаю скорый и стремительный подъём сельского хозяйства».
Но подъёма не случилось. По какой-то причине земные семена не приживались в местном грунте, и кеплерградовцам пришлось забыть про сельское хозяйство и откатиться в своём развитии назад, до примитивного собирательства. Тут и пригодились знания и умения агрономов.
Всю территорию Кеплерграда поделили на сектора A, B, C, D, E, F и G, за каждым из которых закрепили по агроному с несколькими лаборантами. Агроном должен был тщательно изучать флору своего сектора и выделять из неё полезные для человека виды. Естественно, в первую очередь искали растения, пригодные в пищу.
Пшеницын хорошо помнил первые два года работы. Адской, сумасшедшей работы. По четырнадцать-шестнадцать часов на ногах ежедневно, без выходных, в тесной палатке под открытым небом (здания с его кабинетом ещё и в помине не было). Микроскоп балансировал на коленках; с маленького стола валились препараты; всё, что не помещалось на стол, стояло просто на земле, и его пинали, толкали, топтали бегавшие туда-сюда лаборанты-собиратели. Их тогда было в десятки раз больше, чем сейчас. Простые люди, сограждане, бывшие на Земле учителями, поварами, портными и воспитателями за неимением на Кеплере22В школ, столовых, ателье и детских садов, переключались на продовольственную проблему, добровольно становились помощниками агрономов и тащили Пшеницыну целые стога травы.
– Александр Иванович, ну, пожалуйста, родненький, ну, погляди! Может, эти съедобные? – они совали неумело, наскоро обрезанные или просто варварски выдернутые с корнем растения.
Пшеницын отмахивался:
– Да как вы не поймете – несъедобны они! Разве вы не видите? Они те же самые, что вы приносили неделю назад.
– Ну, посмотри, пожалуйста, ещё раз! Вдруг это другие! Запасы еды, которые мы привезли с Земли, уже кончаются!
– Я знаю, знаю! Но то, что вы принесли, проверять не стану!
– Пожалуйста! Ради бога!
Напряженная работа длилась почти восемь месяцев, а результатов так и не было. Среди народа начало копиться отчаяние, которое могло перерасти в массовую истерию, если бы агроном сектора D, Алевтина Геннадьевна, приятельница Пшеницына, – бойкая круглая женщина в больших круглых очках, – утром двадцать третьего апреля не объявила:
– Пригодное в пищу растение найдено!
Кеплерград оглушил счастливый возглас.
Оказалось, съедобные виды прорастают преимущественно в оврагах и впадинах. Однажды лаборанты спускались в одну их них, но увидев, как там холодно, сыро и темно, сказали:
– Нет, тут точно не растёт ничего путного. Вон, какая зелень неказистая, – и с тех пор избегали низменных мест, руководствуясь идеей «чем светлее – тем красивее, чем красивее – тем полезнее». Выходит, напрасно. Почему природа распорядилась подобным образом, наука не знала, но люди осознали свою ошибку – и словно дамбу прорвало.
Вслед за первым растением нашли второе, третье… пятое, десятое… К концу второго года список съедобных видов разросся до тридцати пунктов.
Первым зданием, которое построили на Кеплере 22В, стал Кеплерградский Пищекомбинат, где из растений стали придумывать из изготавливать различные продукты. Народ вздохнул с облегчением: голодная смерть ему больше не грозила. Люди отвлеклись от сумасшедшего срывания всего зелёного, что попадалось под руку, и занялись возведением столовых, ателье и детских садов.
Давление на агрономов ослабло, их жизнь потекла спокойнее. В каждом секторе для них выстроили по двухэтажной станции с круглой крышей.
В следующие три года перечень съедобных растений довели до сорока четырёх видов, ещё два года спустя – до семидесяти двух. Затем темпы прироста пошли на спад, а на десятом году вообще наступило затишье. О своём секторе Пшеницын мог бы сказать, что в нём практически не осталось неизученных растений, и находка его внуков считалась исключением из правил.
– Молодцы, ребята! Где же вы его откопали?
– Случайно нашли, – ответил Яна. – очень далеко отсюда. Долго шли – замерзли, как собаки!
– Так чего же мы стоим, носы морозим? Пойдемте, скорее, внутрь!
Пшеницын с внучатами вернулся в кабинет. Ремонтники развезли работу на всю комнату. Яблоку негде упасть. Увидев мастеров, Ян воскликнул:
– Они ещё не закончили?
– Хорошо, из-за лязга и стука инструментов его не услышали.
– Тише, тише, друг мой, – сказал Александр Иванович. – Прояви понимание.
Прижимаясь к входной стене, брат и сестра стряхнули с себя дублёнки и, не сдвигаясь с места, дотянулись до вешалки и повесили на крючки. Теперь, когда Яна и Ян разделись, стала видна их яркая, восточная внешность, доставшаяся им от мамы: чёрные, как смоль, волосы круглые, скуластые лица с маленьким плоскими носами и красивыми узкими глазами.
– Пойдемте осторожно. Я хочу вам показать кое-что интересное. Уверен, вам понравится, – перешагивая через трубы, инструменты и людей, Пшеницын направился к столу. Яна и Ян последовали за ним.
– Глядите! – Александр Иванович показал amantis juvenis.
– Ого! Это что – цветки?
– Пока не знаю. Может быть, цветки.
– Дедушка, ты понимаешь, какое значение имеет твоя находка? – спросил Ян.
– Разумеется, внучок. Мы называем местные растения просто цветами, хотя самих цветков как органов размножения мы до сих пор не встречали. Плодов и семян, соответственно, тоже. Поэтому ботанике всё ещё неведомо, каким образом плодятся зелёные кеплерградовцы.
Яна внимательно посмотрела в микроскоп препарированную почку.
– Сомневаюсь, что это цветок, – возразила она. – Я не вижу частей цветка, пусть даже в зародышевом состоянии. Скорее всего, перед нами обычная вегетативная почка, из которой вырастет лист или побег.
На часах пробило шесть часов. Яна и Ян собрались и ушли домой. В половине седьмого, перетащив неустановленные трубы к стене, ушли ремонтники.
Рабочий день агрономической станции сектора С закончился. Но Александр Иванович не спешил домой, хотя и здорово вымотался. Напротив, Пшеницын поставил чайник и пододвинул два стула к окну. Он ждал своего старого друга.
Ровно в семь его старый пунктуальный друг появился в дверях. Его звали Николай Сергеевич Яскула. Высокий, худой, со слегка пробивавшейся сединой, он был на десять лет младше Пшеницына и работал врачом-терапевтом в городской больнице.
– Здравствуй, Александр Иванович! – Яскула радостно распростёр объятья. – Давненько не виделись!
Пшеницын обнял друга:
– Ты проходи, проходи, не стой в дверях.
Едва Яскула сделал шаг, как тут же поразился:
– Ух, ты, сад-то как разросся!
– Конечно, ты в последний раз его три года назад видел. Звонишь регулярно, а дойти всё никак не можешь!
– Верно, хе-хе! Сижу, как крот, в своей больнице, света белого не вижу!
Друзья сели у окна. Лицо у Яскулы было бледно, тёмные, запавшие вглубь глаза глядели грустно и устало. Пшеницын налил доктору чаю. Николай Сергеевич сделал глоток и поёжился.
– Что, замёрз?
– Угу, весна на дворе, а я зябну. Особенно руки. Но это мелочь. Рассказывай, что нового, как жизнь молодая?
– Ох… Тоже мерзлявым стал. Хожу в шерстяном свитере, шерстяных подштанниках. Брюки тёплые, носки вязаные – всё равно не помогает. Сил серьёзно не хватает. Любимая работа в тягость стала. Хорошо, разрешили спать после обеда. Думал, как облегчить себе труд и не поливать из лейки, и заказал в водоканальной службе проложить водопровод для автоматического полива. Так уже месяц возятся, никак доделать не могут.
Яскула понимающе кивал головой.
– Ну, а у внуков твоих как дела?
– Волнуюсь я за них. Ян последнее время раздражается без повода и грубит учителям, со мной иногда скандалит. А Яна жалуется мне, что постоянно видит во сне мясо.
– Малокровие, мой друг, малокровие…
– Бич Кеплерграда! Интересно, хоть кто-то остался здоров?
– Ха-ха, шутишь? За десять лет даже самые крепкие успели сдуться! Нет здоровых людей, потому что абсолютно у всех неполноценное питание. Человек не приспособлен, как корова, жевать одну траву. Восемь незаменимых аминокислот никто не отменял. Пока мы не начнём снова потреблять животный белок, ситуация не изменится.
– Где его найти – животный белок? – развёл руками Пшеницын. – Ты же знаешь, что за десять лет работы я не обнаружил ни одной мухи, ни одного жучка! Нету на Кеплере животных – ни птиц, ни зверей, ни рыб, ни насекомых… Да что там насекомых – у нас нет даже микробов и вирусов! Абсолютно антисептическая среда! При невероятном изобилии флоры фауна начисто отсутствует! Кругом одни растения!
Яскула тяжело вздохнул.
– Не теряй надежды, Николай Сергеевич.
Друзья допили чай, ещё немного поболтали, и доктор собрался идти. Пшеницын проводил его и остался на улице.
Светило клонилось к горизонту, разливая косое тепло по бело-зелёным полям.
– Чу?дное место? – спросил сам себя Пшеницын и сам себе ответил: – Нет, я бы сказал – чудно?е. Где это видано, чтобы цветы росли зимой? А здесь растут. Любят снега и бураны. Вырастают из высоких сугробов, силой своей жизни пробивают лёд. Если ещё мороз крепкий ударит и постоит месяца полтора, то вообще благодать. Стебли тогда толстые, листья сочные и мясистые.
Вокруг Александра Ивановича довольно раскачивались зелёные кеплерградовцы. Но недолго им осталось наслаждаться зимней прохладой. Скоро наступит настоящая весна, и они начнут чахнуть. В середине июля они завянут и погибнут. Вторую половину лета и всю осень земля будет отдыхать, пока первый снег не даст сигнал к новому циклу.
– Чудно?е место, – уверенно повторил Пшеницын, – но не чу?дное, это точно.
Глава 2
Здешняя хворь?
– Не терять надежды? Я не теряю, но мои пациенты теряют.
В разговоре с непосвященными людьми Николай Сергеевич употреблял понятное всем слово «малокровие», за которым скрывалось несколько видов анемии. Среди населения циркулировало только три – железодефицитная, белководефицитная и В12-дефицитная, – но их разгула хватило, чтобы превратить Кеплерград в сонное царство.
Яскула жил недалеко от больницы и всегда ходил на работу пешком. Он с ностальгией вспоминал, как десять лет назад тихие улицы, которые он пересекал, шумели людьми, на брошенных детских площадках, мимо которых он проходил, резвились дети, а на пустом стадионе «Кеплер-чемпион», который он огибал, каждые выходные устраивали спортивные состязания.
Но потом жизнедеятельность замедлилась. Для сохранения здоровья граждан был введён щадящий режим дня: рабочее время сократили с восьми часов до пяти; взрослым разрешили отдыхать два часа после обеда, а школьникам – три; в свободное время кеплерградовцам было рекомендовано воздерживаться от тяжёлых нагрузок и подвижных игр.
От сокращённого рабочего дня промышленность забуксовала и стала осиливать только треть прежнего годового объёма. Товары не поспевали в магазины. Удивительно, но горожане не расстроились. Кто-то сказал, что маринованный albus navis надоел до тошноты, и ничего страшного не случится, если он попадёт на прилавки на два дня позже.
Яскула поднялся по ступенькам на крыльцо лечебницы. За стеклянной дверью неспешно двигались силуэты его коллег.
