скачать книгу бесплатно
Капитан залпом осушил кубок и тяжело вздохнул. В голове начали роиться смутные планы. Конечно, чтобы вырвать Элиенор из лап палача и доказать ее невиновность, понадобится немало усилий. Но разве может истинный рыцарь отступить перед трудностями, когда честь дамы сердца под угрозой?
– Ты прав, старина, – решительно произнес Гастон, вскакивая на ноги и расправляя плечи. – Довольно слез и стенаний! Сейчас не время рвать на себе волосы – надо действовать. Заседлай-ка мне Буцефала, дружище. Сегодня же отправлюсь к епископу Годфруа – уж он-то мигом расшевелит парижское правосудие! Да и кое-кого из боевых товарищей надо предупредить – вдруг пригодятся их меч и кошелек.
– Вот это дело, мой мальчик! – просиял Амбруаз, кидаясь исполнять приказ. – Недаром я нянчил тебя с младых ногтей. Ты еще покажешь всем этим столичным крысам, где раки зимуют!
Полчаса спустя Гастон уже летел по ночным улицам верхом на своем гнедом жеребце, лихо подбоченясь и щурясь от встречного ветра. Сердце пело от предвкушения – ох и заварится же каша, когда капитан пустит в ход все свое обаяние и связи! Но Элиенор стоит любых трудов. И во имя ее прекрасных глаз благородный гасконец готов был своротить хоть горы.
Дворец епископа встретил Гастона разноцветными витражами и звоном колоколов – преосвященный Годфруа как раз закончил вечернюю мессу. Спрыгнув с коня и бросив поводья подбежавшему слуге, капитан вихрем взлетел по ступеням и ворвался под резные своды, не слушая возмущенного оклика стражи.
– Ваше высокопреосвященство! – с порога выпалил он, падая на одно колено перед удивленным епископом. – Молю о помощи и заступничестве! Моя кузина, благородная Элиенор де Лаваль, брошена в Шатле по ложному обвинению в убийстве. Я готов жизнь отдать, лишь бы доказать ее невиновность!
Владыка Годфруа, высокий седовласый старец с проницательными глазами, смерил капитана испытующим взглядом. Слава о бесстрашном гасконце давно докатилась до его ушей – как и слухи о несчастной узнице, чья красота и добродетель были известны всему двору.
– Поднимись, сын мой, – благосклонно произнес он, осеняя Гастона крестным знамением. – Я наслышан о злоключениях юной графини де Лаваль. И, признаться, сам не верю в ее виновность – уж больно темное это дело. Но как я могу помочь? Светское правосудие не в моей власти.
Гастон вскочил на ноги, сверкая глазами. Неужто почтенный епископ откажет в поддержке?
– Владыка, умоляю! – жарко воскликнул он. – Только вы можете убедить короля дать Элиенор справедливый суд. Иначе ее ждет плаха по навету презренных лжецов. Ваше слово – закон для всех добрых христиан. Смилуйтесь над невинной!
Годфруа задумчиво погладил бороду. Мольбы пылкого гасконца тронули его сердце – к тому же, владыка и сам подозревал, что в истории с убийством прокурора не все чисто. Не зря же Робер д'Артуа имел много врагов среди придворных! Вполне возможно, кто-то из вельмож решил одним ударом избавиться и от дотошного прокурора, и от строптивой красавицы-графини.
– Что ж, капитан, ты прав, – наконец вымолвил епископ, кладя руку Гастону на плечо. – Не в моих привычках отказывать в помощи страждущим. Завтра же на утренней аудиенции я потребую у его величества провести новое расследование. Но и ты, сын мой, не сиди сложа руки. Ищи доказательства, опрашивай свидетелей. Истина непременно откроется тому, кто верит и не сдается!
– Благослови вас Господь, владыка! – просиял Гастон, целуя перстень епископа. – Отныне и до последнего вздоха я не пожалею сил, дабы вызволить мою Элиенор из беды. Да поможет мне в этом Пресвятая Дева!
И капитан, преисполненный новой надежды, откланялся и вылетел из дворца, вскочил в седло и, дав шпоры Буцефалу, понесся прямиком в квартал, где обитали гвардейцы-гасконцы – его верные друзья и соратники. Уж они-то по первому зову бросятся на помощь боевому товарищу!
Спустя час в таверне «Золотой гусь», излюбленном пристанище гасконских рубак, стоял оглушительный гвалт. Те, кого наскоро созвал Гастон, хлопали кружками по столу и красочно ругались, слушая невероятную историю капитана. Рвать и метать, бедняжка Элиенор в беде, а они прохлаждаются в кабаке! Непорядок, мамой клянусь!
– Клянусь бородой Карла Великого, Гастон, мы тебя не оставим! – пробасил верзила Пейроль, грозно стуча латной рукавицей. – Скажи только, кому намять бока – мигом сбегаю за алебардой.
– Спасибо, друзья! – расчувствовался капитан, обводя товарищей горящим взором. – Знал, что не подведете. Но пока нужна не грубая сила – мы должны найти того, кто оклеветал Элиенор и убил несчастного д'Артуа. Придется пошевелить мозгами, разузнать, кто мог желать их смерти.
– А чего тут думать? – подал голос молодой кадет Филипп. – Робер д'Артуа вечно ссорился с министром де Мариньи. Тот не одобрял его дружбу с тамплиерами, да и вообще терпеть не мог. А уж как они сцепились из-за злополучных долгов де Лаваля! Я сам слышал, как прокурор грозился вывести Ангеррана на чистую воду.
Гастон так и подскочил, едва не расплескав вино:
– Вот оно! Ангерран де Мариньи, чтоб ему провалиться! А я-то, глупец, гадал – с чего это он так рьяно обвиняет Элиенор? Да он просто убрал двух зайцев одним выстрелом: и от дотошного прокурора избавился, и графиню в Шатле упрятал. Ох и хитер, лис этакий!
– Выходит, Элиенор пострадала из-за какой-то подковерной возни министра? – угрюмо протянул Пейроль. – Ну, тогда держись, Ангерран! Узнаешь, как обижать гасконцев. Мы на дуэль тебя вызовем, на Божий суд!
Но Гастон уже не слушал. В его голове начал созревать дерзкий, почти безумный план. Коварного царедворца надо поймать в его же ловушке! А для этого придется пролезть в самое логово льва.
– Дуэль подождет, мой друг, – усмехнулся капитан, потирая руки. – У меня есть идея получше. Завтра я отправляюсь во дворец – изображать примерного придворного. Постараюсь втереться в доверие к Ангеррану, разузнать его секреты. А вы тем временем пройдитесь по городу, порасспросите лавочников, трактирщиков – вдруг кто видел министра возле дома д'Артуа в ночь убийства?
– Считай, сделано, дружище! – дружно загалдели гасконцы, сдвигая кружки. – За Элиенор и справедливость! И да покарает Господь всех подлецов!
Под шумные тосты веселых рубак Гастон допил вино и откланялся. Пора было возвращаться домой, чтобы набраться сил перед грядущими испытаниями. Завтра в этот же час он будет уже пробираться по коридорам Лувра, плести интриги и выведывать тайны. Надо будет смотреть в оба – и за собой, и за Ангерраном.
А пока капитан решил сделать небольшой крюк и проскакать мимо зловещих башен Шатле. Хотя бы издали взглянуть на мрачные стены, за которыми томится его возлюбленная. Пусть даже не увидит, не услышит – но почувствует, что он рядом, бодрствует и сражается за нее.
– Крепись, моя нежная Элен, – прошептал Гастон, останавливая жеребца в переулке напротив тюрьмы. Где-то там, в недрах этого страшного места, за решетками и засовами, ждет его прекрасная узница. – Твой рыцарь уже в пути. Я не сдамся, пока ты не окажешься на свободе – или я лягу рядом с тобой в могилу!
И, послав в ночное небо безмолвную клятву, капитан дал шпоры коню и растворился в мерцающем факелами мраке. Над Парижем занималась заря нового дня, дня надежд и свершений. Дня, который мог стать решающим в схватке за честь и любовь…
Тем временем Элиенор, закованная в цепи, неподвижно лежала на охапке гнилой соломы в своей темнице. Сквозь крохотное зарешеченное окошко под потолком пробивался одинокий лучик утреннего солнца, но узница не замечала его. Всю ночь она не смыкала глаз, истово молясь и прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи – не раздастся ли топот копыт, не принесет ли ветер знакомый голос. Ведь Гастон обещал вернуться, спасти ее! Он ведь никогда не бросит свою Элен в беде, правда?
Слезы отчаяния и тоски катились по бледным щекам девушки, оставляя дорожки на испачканном тюремной грязью лице. Как долго еще предстоит ей гнить заживо в этой могиле, отрезанной от солнца и надежды? Хватит ли у рыцаря ее сердца сил и упорства, чтобы докопаться до истины, пробить стену лжи и интриг?
«О, Гастон, любовь моя, где же ты? – беззвучно шептала пересохшими губами Элиенор, комкая в дрожащих пальцах край истлевшего покрывала. – Поторопись, молю тебя. Ибо недолго мне осталось… Силы тают, душа истомилась. Приди и спаси, или дай умереть с твоим именем на устах!»
И словно в ответ на ее безмолвные мольбы, где-то совсем рядом, за стенами мрачного Шатле, послышался приглушенный цокот копыт. Затаив дыхание, Элиенор привстала на колченогой койке. Неужели?..
Сердце пропустило удар, во рту пересохло. На миг узнице показалось, что она слышит долгожданный родной голос. Зовущий, обещающий, клянущийся… Вот он произносит ее имя – отчаянно, с надрывом, будто в последний раз!
Не в силах сдержать порыв, девушка разомкнула спекшиеся губы и беззвучно прокричала в ответ:
– Гастон! Я здесь, я верю в тебя! Мое сердце всегда с тобой!
Но лишь шорох ветра и писк крыс были ей ответом. Видение растаяло, и отчаяние вновь накрыло Элиенор беспросветной тьмой. А может, это лишь бред измученной души, и нет там никого? Может, зря она ждет избавления, и суждено ей покинуть мир, опозоренной и одинокой?
От горьких дум узницу отвлек скрежет ключа в замке. Заскрипели несмазанные петли, и в камеру вошел тюремщик, неся в руках подозрительно знакомый предмет. Элиенор подалась вперед, не веря глазам – неужели?..
– Башмачки твои, чертовка, – ухмыляясь, процедил страж, швыряя находку к ногам пленницы. – Нашли ноне возле двери, сама знаешь чьей. Видать, твой дружок, пока по городу рыскал, потерял ненароком. Теперь его и искать надобно… с собаками!
И довольный своей шуткой, тюремщик расхохотался, глядя на оцепеневшую Элиенор. А та, позабыв дышать, неверяще смотрела на атласные туфельки цвета весенней листвы, в которых всего несколько дней назад танцевала на балу, кружась в объятиях Гастона.
Только один человек мог подбросить их – сам капитан, ее возлюбленный! Должно быть, он появлялся здесь ночью, искал встречи, способа освободить ее. И потерял башмачок, как напоминание о той, что ждет его за стенами темницы.
«Так вот почему стража всполошилась с утра пораньше, – догадалась пораженная Элиенор, прижимая находку к груди. – Выходит, и вправду Гастон здесь, рядом! Не приснилось, не почудилось. Пытался проникнуть в Шатле, но не сумел… Однако не сдался, не отступил. И это послание тому доказательство!»
Неизъяснимая радость и облегчение нахлынули на измученную узницу. Рыцарь ее грез не забыл клятвы! Он и сейчас неустанно сражается за ее честь, ищет разгадку кровавой тайны. И непременно найдет – с такой-то пылкой любовью и жаждой справедливости.
«Спасибо, милый, – прошептала Элиенор, лаская взглядом вышитый на атласе вензель. – Спасибо, что подал весть, вдохнул надежду. Теперь я верю – ты меня вызволишь. Мы еще будем счастливы назло всем козням и ухищрениям. Иди же, сражайся! А я буду ждать и молиться за тебя…»
И с этими мыслями отважная пленница спрятала бесценные башмачки под тюфяк, как величайшее сокровище. Теперь у нее есть талисман, придающий сил в неравной борьбе. Пусть стены темницы давят, пусть цепи натирают кожу до крови – душа ее отныне свободна, и эту свободу не отнять даже палачу.
Элиенор улеглась на свое жесткое ложе, прикрыв глаза. Ей не было страшно – напротив, сердце пело от любви и веры. Где-то там, в сияющей дали, ее ждала заслуженная награда – объятия Гастона, алтарь в цветах, венец графини… А пока надо лишь держаться и верить. Чтобы в час, когда распахнется дверь темницы, гордо выйти навстречу своему освободителю – с непокоренным духом и сияющими глазами.
Ведь именно такой, непобежденной и прекрасной, желал лицезреть ее капитан. Той, ради которой он готов перевернуть землю и небо. Принцессой, за чью улыбку отважный рыцарь отдаст жизнь…
Глава III. Придворные интриги
Утро в Лувре выдалось суматошным. Придворные собирались на аудиенцию к королю Филиппу Красивому, обмениваясь последними сплетнями и стараясь попасть в поле зрения его величества. Мало ли, вдруг обратит свой благосклонный взор, облагодетельствует милостью или должностью! А уж новость о том, что епископ Годфруа собирается просить монарха о пересмотре дела Элиенор де Лаваль, и вовсе не давала покоя охочим до интриг царедворцам.
Среди разодетых в пух и прах вельмож скромно держался молодой гасконец с едва пробивающимися усиками и горящими глазами. Это был, конечно же, наш бравый капитан де Фуа, решивший пробраться в святая святых французской власти. Облачившись в придворный костюм – бархатный камзол, шелковые панталоны и расшитый золотом плащ, Гастон больше походил на юного пажа, чем на грозного воина. Но так было даже лучше – меньше подозрений!
– Насколько я знаю, сегодня у короля важная встреча с послами Священной Римской империи, – как бы невзначай обратился капитан к стоящему рядом придворному. – Но, похоже, куда больше всех занимает визит епископа и история с этой узницей Шатле, как там ее… Элеонорой, кажется?
Вельможа, оказавшийся не кем иным, как бароном де Крюсси, скептически хмыкнул и смерил юношу высокомерным взглядом:
– Ты, видать, недавно при дворе, мальчик? Иначе знал бы, что блажь епископа – лишь повод для министра де Мариньи утвердить свое влияние на короля. Все знают, что Ангерран давно точит зуб на графов де Лавалей. Сначала разорил их поборами, потом упрятал единственную наследницу в темницу. Уж не знаю, чем они ему насолили, но, видать, крепко!
Гастон стиснул зубы, едва сдерживая гнев. Ах, подлец Ангерран, погубитель его возлюбленной! Но сейчас капитану нужно было держать ухо востро, а не кидаться на обидчика с обнаженным клинком.
– Воистину, отчего столь могущественный муж, как господин де Мариньи, обратил свой гнев на хрупкую деву? – притворно изумился гасконец. – Неужто она так опасна, что ее непременно нужно сжить со свету?
Барон рассмеялся и доверительно подмигнул:
– Э, дружок, ты совсем зелен, как я погляжу! Дело вовсе не в самой девице, а в ее покойном папаше и его долгах. Поговаривают, старый де Лаваль в свое время здорово насолил Ангеррану, перехватив какой-то жирный контракт на поставки зерна. Вот министр и затаил обиду, ждал случая поквитаться. Ну а когда прокурора д'Артуа прикончили – тут уж сам бог велел подставить графскую дочурку!
Гастон никогда еще не был так близок к разгадке зловещих интриг. Значит, Элиенор с самого начала была лишь пешкой в чужой игре! Но расспросить обо всем подробнее капитан не успел – двери в тронный зал распахнулись, и разряженная толпа придворных, гомоня и переговариваясь, двинулась внутрь, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю.
Филипп Красивый, высокий статный мужчина с острым взглядом и тонкими чертами лица, восседал на возвышении в окружении верных соратников. По правую руку от него стоял, конечно же, коварный Ангерран де Мариньи, поигрывая массивной золотой цепью на груди. Гастон скрипнул зубами, увидев ненавистного царедворца. Однако виду не подал, смиренно склонившись в поклоне вместе с прочими вассалами.
– Приветствую вас, дети мои! – величаво произнес король, обводя взглядом притихших придворных. – Надеюсь, вы готовы верно служить своему сюзерену и блюсти интересы Франции. Ибо грядут великие перемены! Но сначала мы должны решить одно неотложное дело.
Филипп повернулся к застывшему слева епископу Годфруа и кивнул, позволяя говорить. Почтенный прелат выступил вперед, простирая над собравшимися руки в благословляющем жесте.
– Ваше величество, позвольте обратиться к вам с просьбой, идущей из глубины моего сердца, – прочувствованно начал он, и голос его звучал звучно под сводами парадного зала. – Одна из ваших подданных, юная графиня Элиенор де Лаваль, томится в заточении по обвинению в убийстве. Однако у меня есть все основания полагать, что она стала жертвой чудовищного заговора и оговора! Молю вас, государь, дайте несчастной право на справедливый суд, дабы истина восторжествовала!
По рядам царедворцев пробежал удивленный ропот – надо же, какие страсти! Гастон, затаив дыхание, во все глаза смотрел то на епископа, то на нахмурившегося короля. Заступничество владыки Годфруа многого стоило, но убедит ли оно венценосца? Или верный пес Ангерран нашепчет ему на ухо очередную гадость?
Министр де Мариньи, словно прочитав мысли капитана, шагнул к трону и склонился перед монархом в почтительном, но исполненном затаенного превосходства поклоне.
– Ваше величество, дерзну напомнить, что дело графини де Лаваль уже закрыто, – елейным голосом проговорил он. – Улики неопровержимы, свидетели надежны. К чему ворошить то, что успело уже покрыться праведным судебным прахом? Или у епископа есть веские доказательства невиновности арестантки?
Годфруа смутился, но тут же вскинул голову и твердо ответил:
– Я пока не располагаю прямыми уликами, господин министр. Но моя интуиция и опыт подсказывают – в этом деле не все чисто! Прошу лишь об одном – дать мне время собрать доказательства и представить их суду. Ваше величество, молю, не дайте свершиться непоправимому! Вдруг Элиенор де Лаваль и впрямь безвинная жертва?
Филипп Красивый в задумчивости постукивал пальцами по подлокотнику трона. Было видно, что слова прелата произвели на короля впечатление – все-таки Годфруа слыл мудрецом и праведником. Но и влияние Ангеррана при дворе было велико. Чью же сторону примет венценосец?
– Что ж, любезный епископ, вы подняли важный вопрос, – наконец изрек монарх, и Гастон весь обратился в слух. – Я ценю ваше рвение в поисках истины. Более того – я и сам не до конца уверен в виновности графини. Посему повелеваю: дать преосвященному Годфруа две недели на расследование. Но если он не найдет убедительных улик в пользу де Лаваль – приговор останется в силе. Таково мое решение!
У Гастона едва не вырвался радостный возглас – есть! Король дал шанс на спасение Элиенор! Теперь главное – не упустить его, распутать клубок интриг до того, как песок в часах пересыплется. А уж в том, что министр де Мариньи попытается помешать торжеству справедливости, капитан не сомневался ни мгновения.
Тем временем Ангерран, мрачнее тучи, отошел от трона, уступая место послам Священной Римской империи. Аудиенция потекла своим чередом, но Гастон уже не слушал. В голове роились мысли, как подобраться к зловещему царедворцу, выведать его тайны. Первым делом надо попасться ему на глаза, затесаться в окружение. Но как?
– Благодарю, ваше величество! Вы не пожалеете о своем мудром решении, – с чувством произнес тем временем епископ Годфруа, кланяясь королю.
И надо же было такому случиться – выпрямляясь, почтенный прелат нечаянно зацепился широким рукавом сутаны за подсвечник. Массивный канделябр покачнулся и с грохотом рухнул прямо под ноги заморским гостям!
– Господи помилуй! – в ужасе воскликнул Годфруа, бросаясь поднимать подсвечник. Но неловкий старец лишь усугубил переполох – поскользнувшись на разлитом воске, он пошатнулся и, размахивая руками, полетел вперед, увлекая за собой парчовую скатерть с королевского стола.
Бокалы и блюда с грохотом покатились на пол, придворные дамы взвизгнули, бросаясь врассыпную. Гвардейцы схватились за алебарды, не понимая, что происходит. Сам король вскочил, опрокинув трон – того и гляди, решит, что на него покушаются!
И тут Гастона осенило. Вот он, шанс проявить себя, заслужить благосклонность двора! Не размышляя ни секунды, капитан ринулся вперед, ловко проскользнул между остолбеневшими вельможами и опустился на колено перед монархом:
– Ваше величество, прошу дозволения навести порядок и покарать виновных в сем возмутительном происшествии! Клянусь самим Иисусом, я не пожалею сил, дабы защитить вашу честь и достоинство!
Филипп Красивый изумленно воззрился на дерзкого юношу. Кто таков? Откуда взялся? Впрочем, сейчас было не до расспросов. Лицо короля исказил гнев:
– Что же, дерзай, отважный… как там тебя? Немедля расследуй этот возмутительный случай и доложи мне. Кара виновным будет суровой!
Гастон, не веря своей удаче, склонился в глубоком поклоне:
– Слушаюсь, ваше величество! Не пройдет и часа, как злоумышленник предстанет перед вашим светлым ликом!
И капитан, звеня шпорами, бросился прочь из тронного зала, лихорадочно размышляя на ходу. Нужно первым делом разыскать епископа и вызнать, что это была за возня с подсвечником. Уж не заговорщики ли подослали святого отца, чтобы отвлечь внимание монарха?
Годфруа обнаружился на дворцовой кухне – сконфуженный, испачканный воском, он сидел на лавке и растерянно разводил руками. При виде Гастона почтенный прелат оживился и попытался встать, но капитан жестом остановил его.
– Владыка, умоляю, расскажите, что произошло в тронном зале! – жарко зашептал он, озираясь по сторонам. – Вас кто-то подговорил устроить этот переполох? Или вы нарочно отвлекали короля? Клянитесь, что не замышляли ничего дурного!
– Что ты, сын мой! – обиженно вскинулся епископ. – Я и помыслить не мог о злом умысле. Все вышло случайно, по нелепой оплошности. Каюсь, грешен – замешкался, засмотрелся на статую Девы Марии в нише, вот рукав и зацепился… Ох, негоже слуге божьему быть столь неловким! Прости меня, Иисусе…
И Годфруа принялся истово креститься и бормотать покаянные молитвы. Гастон смутился – похоже, и впрямь никакого злого умысла в поступке епископа не было, одна лишь неуклюжесть. Стало быть, капитан напрасно заподозрил святого отца, обидел его недоверием. Срам какой!
– Прошу меня простить, владыка! – искренне повинился гасконец, пр иникая перед прелатом. – Я погорячился, не разобрался. Видать, совсем ум за разум зашел от всех этих придворных интриг. Но я исправлюсь, обещаю! Немедля начну расследование и докопаюсь до истины. Ведь от этого зависит судьба моей Элиенор!
Годфруа тепло улыбнулся и благословил коленопреклоненного капитана:
– Встань, сын мой. Я не держу обиды – ты ведь радеешь за правое дело. Иди с миром и да пребудет с тобой Господь! А я тем временем поразмыслю, где еще поискать улики в пользу несчастной графини.
Приободренный напутствием епископа, Гастон вышел из дворца и оседлал своего верного Буцефала. Нужно было пользоваться внезапно обретенным доверием короля и немедля браться за порученное расследование. Глядишь, удастся в процессе разузнать что-нибудь полезное для спасения возлюбленной!
Но с чего начать? Кого расспросить о странном инциденте с упавшим подсвечником? Тут в голову капитана закралась одна рисковая мысль. А что, если навестить дом самого Ангеррана де Мариньи, невзначай поболтать с его слугами? Уж они-то наверняка знают, не затевал ли министр какой пакости против Элиенор и ее семьи. Но как пробраться в логово лиса, не вызвав подозрений?
Поразмыслив, Гастон решил прикинуться королевским гонцом, несущим Ангеррану важную депешу. Подделать монарший вензель на свитке пергамента труда не составит, а спесивые лакеи вряд ли рискнут допрашивать посланника его величества!
Очутившись у ворот роскошного особняка де Мариньи, капитан спрыгнул с коня и бросил поводья подбежавшему конюху. Тот изумленно уставился на богато одетого всадника – надо думать, нечасто министра удостаивали визитами царедворцы.
– Я с посланием от короля Филиппа, – небрежно бросил Гастон, помахивая свитком. – Немедля проводи меня к своему господину, негоже мешкать, коли речь о государственной надобности!
Слуга согнулся в почтительном поклоне и засеменил вперед, приговаривая:
– Сей минут, монсеньор, сей минут! Только вот незадача – господин Ангерран отбыл час назад в порт, встречать галеры с заморским товаром. Но ежели депеша срочная, я мигом снаряжу гонца!
«В порт? – насторожился капитан. – Это еще зачем? Уж не контрабанду ли везут де Мариньи на тех галерах?»
Вслух же он произнес, напуская на себя важный вид:
– Что ж, делать нечего. Подожду твоего хозяина в кабинете, благо, дело терпит. Да смотри – принеси-ка мне кувшин анжуйского, пока буду почивать в креслах!
Слуга расплылся в масленой улыбке, предвкушая щедрые чаевые, и побежал исполнять приказ. А Гастон, усмехнувшись в усы, направился прямиком в кабинет Ангеррана. Уж он-то найдет, чем там поживиться – письмами, бумагами, счетами… Глядишь, и удастся раздобыть компромат на бесчестного министра!
Оказавшись в святая святых де Мариньи, капитан первым делом кинулся к массивному дубовому столу, заваленному свитками. Так, что тут у нас? Донесения королевских ревизоров, требования об уплате недоимок, какие-то расписки… Стоп, а это что за пергамент с гербовой печатью?
