скачать книгу бесплатно
– Как странно, а почему вы не ужинаете с нами? – гость вдруг обернулся и взглянул мне в глаза, – Алексей Владимирович, отчего ваша дочь и ее подружка не сидят с нами за одним столом?
Подмигнул мне, и я ощутила, как дух захватило.
– Ну дык зачем им с нами сидеть, у нас свои разговоры, а у них свои.
Показалось круглое, трехподбородочное лицо Алексея Владимировича. Он зыркнул то на меня, то на Милку.
– Ну как скажете. Хотя женское общество всегда украшает любую беседу и любой стол.
Они удалились в залу, Милку позвала мать, а я долго смотрела вслед светловолосому идеалу, а потом взгляд упал на рояль. Как странно – Милка никогда не занималась музыкой, и у нее есть рояль, а я играю только в музыкальной школе и иногда у Милки, но у меня никогда не было фортепиано.
Подняла крышку и тронула пальцем подставку для нот. Пальцы сами нашли клавиши, и тихо заиграла музыка, вступление к «Евгению Онегину». Только в голове стоял образ не Евгения, а незнакомца с пронзительными бирюзовыми глазами.
– Потрясающе играешь, малышка, – голос зазвучал у самого уха, и я вздрогнула, но не обернулась, увидела отражение в крышке рояля и задержала дыхание.
– Играй, я посмотрю, как твои пальчики двигаются по клавишам. Мила, ты не рассказывала, что у тебя есть такая талантливая подруга.
От волнения я сбивалась, но продолжала играть. От него пахло умопомрачительным парфюмом, сигаретами, выпивкой и… и чем-то недостижимым. Роскошью, другой жизнью, деньгами и властью. От него пахло мужчиной и… любовью. Я считала, что если у нее есть запах, то он именно такой.
– Ооо, она очень талантливая.
– И красивая.
Снова задержала дыхание и посмотрела на него в отражение. Какой же он… какой же он необыкновенный. Таких не бывает на самом деле. Таких только в рекламе показывают или в журналах, которые лежат в комнате матери Милки.
– Да. Она даже снялась на обложку газеты.
– Серьезно?
– Милааа! Нет! Не смей!
Но подружка уже несла номер газеты с моей полуголой фигурой на обложке. Она сунула журнал в руки гостю отца, и тот тихо присвистнул.
– Само совершенство. Вы рождены стать королевой красоты.
Накрыл мою руку своей, и от этого прикосновения я полетела в пропасть так быстро, что в ушах засвистело.
– Кто? Ксенька? Та куда ей. Матери нет, а отец алкаш. Модели образованными быть должны, а она даже в универ не поступила.
Я ее даже не слышала… я только на него смотрела, открыв рот. Каждое слово от него, как феерическая инъекция самого сумасшедшего наркотика, меня вело от комплиментов, внимания, мужской близости. Весь вечер гость провел с нами, а я впервые не хотела сбежать от Милки домой. Я не учла только одного – он так же нравился и ей. Когда я пошла в туалет, Милка ждала меня снаружи и с шипением втащила обратно.
– Не заигрывай! Он мой, ясно?
– Я… я и не думала.
– Думала. Еще как думала. Я вижу, как глаза горят. Так вот запомни – таким, как он, такие, как ты, не нужны. Лучше домой иди, Ксеня. Пора тебе уже за папочкой лужи подтереть!
Я оттолкнула ее, впечатав в стену. Бросилась к двери, но в коридоре меня поймал гость.
– Куда?
– Домой!
Пробормотала я и стянула лёгкое пальто с вешалки.
– Я отвезу, – глаза блестят в темноте, как у хищника, а мне нравится этот блеск, я ощущаю эту волну сумасшествия, ворох бабочек в животе, дрожь во всем теле. Наверное, вот так влюбляются с первого взгляда.
В машину Гостя я садилась под взглядом Милки, полным ненависти, презрения и зависти. А ведь завидовать должна была я…Тому, что она осталась, а я… я не должна была вообще выжить после этой прогулки с чудищем… Потому что люди на такое зверство не способны. То, что он со мной сделал… человек сделать не мог.
Глава 3
Земля забилась мне в рот, в уши, за пазуху и мешала дышать. Хрустящая, безвкусная и вызывающая позывы тошноты. Не знаю, как я оттуда выбралась и теперь пыталась откашляться, выплюнуть комья грязи. Мне не было страшно, мне не было больно. Я ничего не ощущала. Только понимала, что надо куда-то ползти, чтобы выбраться, а потом бежать. Ведь чудовище может быть где-то рядом.
Я все вспомню потом, позже, уже в больнице. Потом мне будет страшно, больно и холодно. А сейчас я встала на подкашивающиеся ноги и босиком, шатаясь, шла к дороге. Я помнила, что она была где-то недалеко и слышала звуки проезжающих машин. В голове шумело. Я много выпила. Вкус алкоголя и чего-то соленого оставался на языке и во рту вместе с хрустом песка или земли. Я отчего-то плохо видела. Все расплывалось, и казалось, что я смотрю на мир сквозь узкие щелочки.
Упала уже у самой дороги и… перед глазами вспыхнул яркий свет. Это была проезжающая мимо машина, которая не остановилась. Я так и не знаю, кто подобрал меня на той автостраде, где нечеловек выбросил меня после того, как поразвлекался. Пришла в себя уже в больнице. Встать не смогла, было очень больно. Я покрутила головой и увидела медсестру.
– Ооо, спящая красавица пришла в себя. Борис Маркович, прынцесса с дороги очнулась. Давайте я ей обезболивающее уколю.
– Подожди.
Передо мной появился врач, склонился ко мне и посмотрел в глаза, оттягивая нижние веки.
– Да, пришла в себя. Тебя родители не учили, что смешивать наркоту и алкоголь – это чревато?
Я хотела ему ответить, что не пью и не принимаю наркотики, но не смогла.
– И кончать с собой таким способом тоже чревато. Можно выжить, например. Ты б вЕнки порезала или повесилась. Че уж там.
Я не понимала, о чем он говорит. Смотрела ему в лицо, слышала, но ничего не понимала. Кто хотел покончить с собой? Я? Да я трусиха ужасная, я бы никогда не причинила себе вред… Тогда.
Он отошел от моей постели, и я услышала женский голос.
– Думаешь, она сама это сделала?
– Меньше думать надо. Нож там и нашли, девка пьяная, наркотой накачанная, трахалась, видать, потом ее хахаль бросил, а она решила с собой покончить.
– А синяки? А разорванная одежда? Ты ж дежурил ночью и все видел. Он же ее…
– МОЛЧАТЬ! Никто и ничего не видел. Я принял пациентку с ножевым ранением в живот, без следов насилия на теле, с алкоголем и наркотиками в крови. Это все, о чем тебе надо думать, Света!
– Какой же ты…
– Человек. Я че-ло-ве-к! Жить хочу, есть хочу, телек смотреть, разговаривать. И ты хочешь. Так вот запомни все, что я тебе сказал, и повторишь потом, когда надо будет.
– Тебе угр…
– Просто скажи правду. Ту, что я тебе озвучил.
Когда он ушел, Света подошла к постели и, склонившись ко мне, тихо сказала.
– Бедная малышка… не дадут они нам правду сказать, и ублюдок не получит по заслугам. Мразь… выйдет сухим из воды. Давай хоть обезболю тебя.
Она вколола мне что-то, и я уснула. А когда проснулась, очень громко кричала. Мой собственный крик меня разбудил. Только я не помнила, что именно мне снилось.
***
– Меня изнасиловал мужчина, потом ударил ножом в живот.
Следователь оставался совершенно безучастным и что-то записывал в блокнот.
– Какой мужчина? Как его зовут?
– Я не помню, как его зовут. Он был в гостях у Авчинниковой Милы. Мы с ней учились вместе.
– Вы это уже говорили в прошлый раз. А мы, в свою очередь, опросили и Милу, и ее мать, и ее отца – никаких гостей, кроме вас, у них в тот день не было. Но они сказали, что вы пили шампанское, а потом поехали куда-то праздновать, где тоже намеревались выпить.
– Поехала я не праздновать, а домой! С их гостем! Он предложил меня подвезти. Мы поссорились из-за него с Милой, и я поехала. Он высокий такой, светловолосый. На вид очень серьезный, очень властный, такой… чистый, аккуратный… Красивый. Глаза у него бирюзовые.
В отчаянии смотрела на следователя, а он на меня взглядом полным жалости и какого-то презрения.
Я еще не понимала, что нет никакой справедливости, что никто не станет мне помогать, что Милка будет врать мне в глаза, и что ее отец запретит ей со мной общаться, а мать назовет шалавой, получившей по заслугам. Все они скажут, что я больная на голову идиотка, и никакого гостя у них в тот вечер не было.
– Лучше расскажите, зачем вы ударили себя ножом, Ксения.
– Я? Себя?
– Да. Вы. Себя. Мы были на том месте, о котором вы говорите, и нашли там нож. На нем только ваши отпечатки пальцев. Там нет никаких следов борьбы….
– Он сделал это в своей машине. Не там.
– Что сделал?
– Изнасиловал меня.
Краска прилила к щекам, когда на лице следователя появилось насмешливое выражение.
– В заключении из больницы не указано, что вы подверглись сексуальному насилию.
– А синяки? Я, по-вашему, сама себе их поставила? И руку сама себе сломала? Он убить меня хотел! В землю закопал! В яму! Вы это понимаете?
Следователь пожал плечами и вздернул одну бровь.
– Там не было никакой ямы, вы упали в небольшой ров, и вас, видать, припорошило землей, когда вы поскользнулись. Ваш отец алкоголик, может, он вас ударил?
– При чем здесь мой отец? Вы ведь полицейский, вы должны найти того ублюдка, который это сделал со мной. Почему вы делаете из меня идиотку?
От обиды мне хотелось кричать, слезы пекли в горле, но я не плакала. Не хотела при нем. При этом циничном ублюдке, который пытался убедить меня в том, что я психопатка.
– Ксения, когда погибла ваша мама, какие антидепрессанты вы принимали? И как давно вы начали употреблять наркотики? Кто вам их поставлял? У вас в крови обнаружены следы кокаина. Это ведь недешевое развлечение… У вас появился богатый любовник-барыга? Вы понимаете, что, если начнется расследование, вас могут посадить за распространение наркотиков.
Я резко встала с кресла, чувствуя, как натянулся шов и как потемнело в глазах от слабости.
– Да пошел ты! Продажная тварь! Они тебе заплатили! Тебе и врачам и…. я все понимаю. Как там сказал Борис Маркович – жить и кушать все хотят. Только знаешь…, – я оперлась на стол и склонилась вперед, – у тебя есть дети или будут, когда-нибудь вспомни обо мне… вспомни, как выгораживал здесь чудовище, и бойся, чтоб твои дети не встретились с таким однажды.
– Покажитесь психиатру. Я вам искренне рекомендую записаться на прием и возобновить принятие препаратов. В следующий раз, если надумаете мне угрожать, я вас посажу в следственный изолятор… а возможно, найду у вас пакетик белого порошка. Пошла вон отсюда!
Я хлопнула дверью кабинета, в котором он меня допрашивал, и закрыла лицо руками, меня трясло и подкидывало от понимания, что ничего и никому я не докажу. Я не знаю ни как зовут моего палача, не знаю сколько ему лет. Ничего о нем не знаю. Даже лицо его размазано возникает перед глазами.
Помню только, что я это лицо сильно расцарапала, до мяса, тогда он и ударил меня, а потом выкрутил мне руку… Одного только не знаю – зачем и за что? Я бы ему и так. Может, не сразу, не в этот день. Но ему не надо было… он совсем иного хотел. Моей боли, крови, страданий и смерти.
Вспомнилось, как медсестра Света ко мне пришла в палату, позвала с ней на лестнице покурить.
– Я мазки взяла и на всякий случай проверила тебя… на беременность. Чисто все. Ни болезней, ни беременности.
Я ничего ей не сказала тогда. К окну отошла.
– На УЗИ тебя отведу, чтоб посмотрели – нет ли каких повреждений внутри.
– А если есть, что напишете в заключении?
– Ничего не напишем. Так просто, чтоб ты знала, и помочь, если что…
Я к ней обернулась и зло спросила:
– Совесть мучит, да? Стыдно? Не надо мне ваших УЗИ, помощи, бесед этих. Идите купите себе шмотки или губы силиконом накачайте. Вам же заплатили, чтоб вы молчали!
***
Иду совершенно без денег по тротуару, дождь моросит, а я полусогнутая, потому что шов еще не дает разогнуться. И внутри совершенно ничего нет. Пусто там. Как будто все удалили на операционном столе.
– Ксень…
Навстречу из ниоткуда Милка появилась. Вид, как у побитой собаки, глаза припухшие, бледная.
– Ксень. Я поговорить пришла.
– Иди к черту. Ты уже поговорила.
– Я сегодня за границу уезжаю.
– Скатертью дорога.
– Родители тоже скоро уедут.
– И им того же.
– Ксень. Просто забудь и живи дальше. Не ищи его… он страшный человек. Он монстр, он чудовище. Он на все способен. Ты ничего не докажешь. Просто смирись и забудь, если сможешь. И меня прости… не могла я сказать. Никто не мог. Прости, Ксень… прости меня.
