скачать книгу бесплатно
– Руслана Александровича нет дома, он уехал на похороны. Сейчас не лучшее время для визитов, – спустя пару секунд, – вы можете приехать в другой день или передать ему сообщение. Я не могу сейчас его тревожить, а впустить вас в дом без его ведома не положено.
Я нахмурилась. Что, черт возьми, происходит? Получается, в этом доме даже не знают о моем существовании. А как же фотографии, которые Царев-старший увозил с каждой поездки к нам и говорил, что нашими лицами увешан весь его дом? То, что начальник охраны прекрасно видел меня на мониторе, было понятно сразу. Значит, для него моя физиономия чужая.
– Руслан будет очень недоволен, если вы меня не впустите. Я устала с дороги.
– Простите, но мне не велено никого впускать.
Снова отключился, а я от злости выдохнула и снова набрала.
– Женщина, не вынуждайте меня принять меры.
Женщина! Как резануло слух. Звучит, как бабушка. Какое-то очередное напоминание о том, что далеко не девочка. Менталитет нашей страны неискореним. После двадцати уже старая кляча, вышедшая в тираж, и никаких церемоний. В Валенсии я начала забывать об этом. Там никто не смотрит на возраст, классовые различия, и всем совершенно наплевать, во что ты одет и какая у тебя прическа.
– Это вы не вынуждайте меня принять меры, – ответила зло, почти срываясь на крик. Как же я ужасно устала и сейчас близка к истерике, в ярости выпустила ручку чемодана, понимая, что привлекаю внимание журналистов, но мне уже было наплевать. Я провела в дороге слишком много времени, перенервничала так, что сейчас у меня срывало все тормоза, и я хотела поговорить с Русланом. Самое обычное, черт возьми, желание, которое вдруг стало напоминать недосягаемую фантазию. Да, и войти в его дом оказалось равносильно попытке проникнуть в Кремль во времена коммунизма.
В этот момент к дому подъехала машина. Я даже не обратила внимание, а прожигала взглядом домофон. Еще секунда, и я устрою скандал. Плевать, что на меня это не похоже. Мне посигналили, и я резко обернулась – стекло со стороны водителя опустилось, я увидела Серого, он подался вперед:
– Садись в машину, Оксана.
Повернулась к дому и снова перевела взгляд на Серого.
– Оксана, прошу тебя, давай без истерик. Я потом все объясню. Поехали!
Я не успела возразить, а Серый уже грузил мой чемодан в багажник под щелканье фотокамер и любопытные взгляды.
***
– Что происходит? – спросила я, как только он отъехал от дома, выруливая на дорогу.
– Убили Александра Николаевича и Ирину Максимовну. Руслан на похоронах. Он в ужасном состоянии. Непрекращающиеся вопросы полиции, его осаждают журналисты, кредиторы отца…
– Сергей! Я знаю о гибели отца и матери Руса! Иначе меня бы здесь не было! – я выдохнула и посмотрела на парня, – это я! Оксана! Не какая-то там непонятно кто! Он не отвечал мне на звонки два дня! Два чертовых дня я сходила с ума, пока ехала сюда, оставив детей в Испании. Для чего? Чтобы мне даже не открыли дверь? Охрана меня не узнала!
Серый протянул мне сигарету:
– Покури и успокойся. Руслан прежде всего думает о тебе и о детях. Он не хочет, чтобы ты мелькала перед домом и тебя видели журналисты. Это ради твоей безопасности. Еще неизвестно, кто убил Царя и зачем. Приезд близких может стать еще одним способом достать Руслана, надавить на него.
Я сунула сигарету в рот, и Серый чиркнул зажигалкой. Звучало более чем убедительно. Но по спине пробежал холодок. Я снова окуналась в это болото, где каждый шаг мог быть последним.
– Куда мы едем?
– Я снял квартиру, как только Русу сказали, что ты вышла из самолета.
Черт возьми! Получается, Руслан прекрасно знал, что я приехала! И не отвечал мне? Намеренно?
– А что с его квартирой? – спросила я, нервно постукивая подушечками пальцев по сумочке.
– Какой квартирой?
Серый наконец-то выехал на трассу и прибавил скорости.
– С той, что он купил.
– Не помню, чтобы Бешеный покупал хату. Может, он не сказал мне. Оксан, ты успокойся. Сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. Мы все в шоке, с этим нужно разобраться, и это не произойдет так быстро, как мы хотим! Поверь, на Бешеного столько навалилось, что я еще удивляюсь, как он не сломался и не сидит на водяре с утра до вечера. Я оставлю тебя в квартире и поеду на похороны. Рус вечером приедет к тебе. В хате все есть. Я скупился. Но если что-то надо – там наличка в ящике трюмо в спальне.
Мы въехали в новый район, и Серый притормозил.
Через пару минут он уже открывал входную дверь в шикарную квартиру в центре города. Сунул ключи мне в руки и уехал. А я так и осталась стоять посередине комнаты с чемоданом и в полном недоумении, чувствуя, что напряжение не только не отпускает, а начинает набирать обороты.
Я позвонила маме, чтобы немного успокоиться, поговорила с Ваней, который взахлеб рассказывал мне о новой компьютерной игре, и как бабушка разрешает ему играть в нее, в отличие от меня, а Руся требует конфет и мультики. Я слушала рассеянно, постоянно думая о том, что сказал Сергей – об убийстве родителей Руслана, и понимала, что мне страшно. Словно я вдруг выдернула голову из песка, как тот страус, и увидела, что опасность не просто не миновала, а смотрит мне прямо в глаза, заставляя содрогаться от ужаса.
***
Руслан одернул простынь и сжал челюсти с такой силой, что показалось по зубам пошли трещины. Боль от потери бывает разной, как и реакция на нее, им овладевала ярость. Глухая, черная ярость, она заволакивала сознание, продираясь сквозь слепоту и глухоту шока после страшного известия. Руслан никогда не знал, как мог бы отреагировать на подобное горе, но он и предположить не мог, что вместо саднящего, опустошающего чувства потери, у него возникнет это дьявольское желание убивать. Смотрел на круглое отверстие во лбу отца, переводил взгляд на мать, которая казалась неестественно хрупкой и маленькой под белоснежной простыней, и понимал, что у него крошатся кости и впиваются в мясо от дикого желания найти того, кто это сделал, и выпустить ему кишки в полном смысле этого слова. Взгляд застыл, как стекло… вместо синеватых лиц покойников он видел, как отец что-то кричит ему и указывает пальцем на дверь. До дикости захотелось вернуться в те дни, когда это было возможно. Оказывается, когда человек уходит навсегда, начинаешь тосковать даже по скандалам, даже по самым болезненным словам, но только бы этот человек говорил, ходил, дышал, жил. Все кажется таким мелким, незначительным, пустым в сравнении с пониманием, что больше никогда не услышишь даже слова или собственного имени.
– Вы уверены, что не хотите провести вскрытие, при насильственной смерти…
Руслан резко посмотрел на следователя. Ленивая, тупая задница с наглухо отмороженным взглядом и прилизанными к полулысому черепу волосками серо-буро-поцарапанного цвета. Понимает, что ни хрена не сделает и создаёт видимость работы, оправдывая жирный конвертик, полученный несколькими часами ранее у себя в кабинете, чтоб сильно не дергался и не усердствовал свыше меры, где не надо.
– Более чем уверен. Вам это ничего не даст, как и мне, прекратите ломать здесь комедию. Займитесь видимостью работы и не путайтесь под ногами.
Хотел добавить, что ему достаточно за это платят, но не стал. Руслан вышел из комнаты для опознания и почувствовал, как предательски саднит в груди, как першит в горле и хочется послать всех на хрен, чтобы позволить отчаянью рвануть наружу.
У него было чувство, что его швырнули в холодную воду, под лед ,и заставили плыть со связанными руками, он, бл**ь, нахлебался и идет ко дну. Притом идет ко дну не сейчас, а уже давно. А сейчас страховку подрезали, и он прекрасно понимает, что барахтаться бесполезно, все равно утянет, на ногах уже свинцовые гири в виде Оксаны и детей, драгоценные гири, которые не скинуть и скидывать не хочется, лучше сдохнуть. Не будь этих гирь, взял бы ствол и всех порешил. Виноватых, не виноватых. На том свете разберутся кого, куда и за что и никакого правосудия. Только высшая мера.
А так – на шее гребаная удавка, он ее тянет за середину, пытаясь вздохнуть, а она, сука, захлестывает все туже. Сплошная ложь, как болото.
Сто раз смотрел на входящие от Оксаны и не знал, что ответить. Как ей объяснить, что они, мать его, по уши в дерьме. Точнее он, и притом давно. Откладывал разговор, трусливо, с жалкой надеждой, что проблема рассосется.
Серый вбил последний гвоздь в крышку его гроба намертво, когда сообщил, что Оксана вышла из самолета и взяла такси. Приехала, а он, идиот, мог бы и предвидеть, что она так поступит, но его парализовало после того, как увидел трупы отца и матери, мозг атрофировался наглухо. Внутри росло непонятное чувство вины, словно это он сам спустил курок.
Твою ж мать! Руслан несколько раз врезал по рулю так, что пальцы свело и суставы захрустели. Ну куда ее принесло? В самое пекло. Его самого перемалывает, как в жерновах, а теперь и ее начнет ломать. Вопрос времени – когда?
Приказал Серому снять ей квартиру и резко выдохнул, когда пальцы стиснули смартфон, погладили дисплей после ее смски.
Дрожат руки. Суки. Предательски, как у пацана. Дрожат, потому что страшно. Потому что терять не хочется, до боли, до тошноты не хочется. Уже потерял. Детские игры окончились, империя Царева рухнула ему на голову, как проклятая египетская пирамида, вместе с мумиями и крысами. Придавило костями и золотом. Это не тачки угонять и не стволом на рынке размахивать. Это взвалить на себя все дело отца и попытаться сделать вид, что у него не рвутся связки и пупок не развязывается, а заодно внимательно смотреть по сторонам, потому что кто-то обязательно захочет отыметь неоперенного Царева-младшего во все отверстия, стоит только прогнуться под тяжестью груза.
Втянул носом воздух и скривился, сплевывая в окно. Сотовый снова зазвонил и Бешеный ответил, сунув в рот сигарету:
– Да!
– Знаю, что тебе сейчас не до этого, Руслан, но нам нужно все обсудить. Дела не терпят отлагательств. Люди уходят, а проблемы остаются, и кому-то их нужно решать.
Усмехнулся криво, зло и затянулся сигаретой. Люди уходят. Да, бл**дь, родные люди! Его, Руса, семья! И не уходят, а их отстреливают, как скот, безнаказанно отстреливают и продолжают жить и дышать после этого. А Руслану кажется, что он поджаривается на углях собственного бессилия и ничтожности.
– Решим, Дмитрий Олегович, – стараясь держать себя в руках… в тех самых руках, которые ходуном ходят от желания пристрелить падлу на том конце линии.
– Кредиторы телефоны обрывают.
– Вызовите техника – починят.
– Что?
– Ничего. Говорю, что порешаем проблемы, отца с матерью дайте похоронить и порешаем, может, на кладбище папочки разложите?
– Ты не кипятись, Рус. Я добра тебе желаю. Поди не чужие.
«Да, с такими близкими чужие сиамскими близнецами покажутся».
– Встретимся на кладбище. Надеюсь, ты со своей любовницей разберешься, и она не устроит нам неприятности?
Руслан стиснул смартфон с такой силой, что еще секунда – и по дисплею расползется паутина трещин. Мать его, держит Руса за яйца и прекрасно об этом знает.
– Вас это не касается. Не лезьте не в свое дело.
– Касается! Еще как касается. Там журналистов будет, как собак нерезаных, и все они жаждут сенсаций, я не хотел бы огорчать…
– Все! Хватит! Займитесь кредиторами и бумагами. После похорон я буду занят, а завтра поговорим.
– Надо бы сегодня.
– У меня, блядь, траур. Подождете!
Отключил звонок и сжал переносицу двумя пальцами.
«Что ж ты, папа, так меня подставил!? И ничего… не сказал?!»
Не успел… Видимо, не успел. Кому-то очень надо было закрыть Царю рот, до того, как тот смог бы поговорить с сыном.
Глава 3
Я не заметила, как уснула, вот так, в одежде, на диване, под тиканье настенных часов, в гробовой тишине ожидания. Когда ждешь, время вдруг становится словно бесконечной бездной океана, это как видеть берег в момент отлива, плыть изо всех сил и не приблизиться ни на миллиметр. От пребывания в воде ноги сводит судорогами, и, хватая воздух, понимаешь, что легкие наполняются водяными секундами, минутами, запаса кислорода катастрофически не хватает. Обратный отсчет покалывает в висках, саднит в груди, а легкие разрываются от естественного желания вздохнуть. Тот, кто хоть раз в жизни тонул, знает, что будет дальше – паника. Она заставит лихорадочно молотить руками по безжалостной глади времени и идти ко дну все быстрее, следя остекленевшим взглядом за секундными стрелками, которые упорно показывают все тот же берег во время отлива. Берег, к которому ты так и не можешь доплыть, а ведь вчера еще твердо стояла на нем обеими ногами и смотрела на время-океан, как просто на красивую стихию.
Я проснулась от прикосновения. Очень осторожного, по щеке, вдоль скулы кончиками пальцев. Распахнула глаза и несколько секунд смотрела в темно-карие омуты, на дне которых плавился мой личный бесконечный запас кислорода. Слегка подернуты дымкой, под нахмуренными бровями, на осунувшемся небритом лице. А вот и он, берег! Всхлипнула, рывком обняла Руслана за шею, прижалась всем телом и сделала первый вздох, мучительно болезненный все еще с отголосками паники. Наслаждение на пару минут, пока его горячие ладони гладят мою спину, волосы, а потом пришла ярость. Оттолкнула его от себя:
– Три чертовых дня! ТРИ! Ни ответа, ни звонка!
Перехватил мои руки, притягивая к себе, а я уперлась ладонями ему в грудь, все еще пожирая тот самый кислород в его наглых глазах, которые так хочется одновременно и выцарапать, и целовать до изнеможения: веки, ресницы, захлебываясь от идиотской нежности на грани с безумием. Проклятый мальчишка. Самоуверенный, бескомпромиссный, упрямый. Тянет к себе, игнорируя сопротивление.
– Нет! – отталкивая, уворачиваясь от голодных поцелуев и пальцев, лихорадочно скользящих по моему телу, – просто скажи – почему? Какого черта молчал? Я же с ума сходила!
Сжал мои плечи до хруста в костях, набрасываясь на мой рот горячими губами, а я верчу головой, впиваясь ногтями в его запястья, не позволяя утянуть в безумие.
– Лжец! Никакой квартиры нет! Ты мне врал!
Обхватил мое лицо ладонями и, сильно сжимая скулы, посмотрел в глаза.
– Врал.
– Почему?
Прозвучало жалобно, и я себя возненавидела за то, что почувствовала, как внутри ярость сменяет восторг ощущать его так близко, вдыхать запах сигарет, одеколона и его тела.
– Так было нужно, – смотрит на губы и водит по нижней большим пальцем, словно в прострации, словно сам себе, и взгляд потерянный, отрешенный.
Я даже не представляла себе, сколько раз потом я услышу от него это проклятое «так было нужно».
– Кому?
– Мне! И тебе! НАМ! – посмотрел в глаза и дернул блузку за воротник, отрывая все пуговки, которые как горошины покатились в ковер, – просто запомни, Оксана, все, что я делал, делаю или сделаю, прежде всего нужно НАМ.
Разве можно устоять, когда мужчина говорит это слово «НАМ»? Почему-то женский идиотизм заключается именно в способности зацикливаться на том, что мы хотим услышать. Еще одна попытка вырваться, а губы уже сами ищут его рот, чтобы проглотить это «нам», ощутить, как оно растекается по телу электрическим током возбуждения, как от голода начинает сосать под ложечкой, сводить скулы, и нестерпимая боль ломит все тело. Боль от жажды убедиться, что он рядом каждой клеточкой внутри и снаружи.
– Ты не отвечал на звонки, – прямо в его губы, постанывая, чувствуя, как большими пальцами гладит соски, стянув лифчик на пояс.
– Не мог, – скользит по шее приоткрытым ртом, задирая юбку, раздвигая мне ноги коленом, спускаясь губами к напряженным соскам, дразня их кончиком языка.
– Просто, черт тебя раздери, сказать, что ты в порядке? Не мог? – всхлипнула от резкого проникновения пальцев внутрь моего разгоряченного тела.
– Да…, – выскользнул наружу и снова вошел, давая прочувствовать каждую фалангу, пожирая меня горящим взглядом черных глаз, – не мог!
– Ты исчез, – выгибаясь и всхлипывая, пытаясь то ли вырваться, то ли впустить глубже наглые пальцы, – ненавижу, когда исчезают! Слышишь? Я ненавижу, когда исчезают!
Перехватила его руку за запястье, сжимая, мешая ласке.
– Мне становится страшно!
– Я бы никогда не исчез, – ускоряя толчки пальцами, закрывая мне рот жадными поцелуями, – я не мог!
Устал от моего сопротивления, перевернул на живот, подминая под себя, стягивая блузку, срывая лифчик и сминая ладонями спину, прошелся языком вдоль позвоночника, заставляя все волоски на теле стать дыбом. Быстрыми поцелуями до затылка, прикусывая нежно кожу, накрывая ладонями грудь, дразня большими пальцами соски и потираясь членом о мои ягодицы.
– Запомни – я исчезну, только если сдохну. В остальных случаях – я просто не мог. Хотел…, – скрип расстегиваемой ширинки, и его плоть скользит по моим ягодицам, заставляя прикусить губы в предвкушении, но в тот же момент, упираться, сжимая ноги. – Хотел зверски, разламывался на части и, блядь, не мог.
Сильно сжал соски, погружаясь в меня на миллиметры, заставляя закричать, изнемогая от нетерпения, но все же отстраниться.
– Оксанааа! – выдохнул мне в затылок, сильно сжимая бедра пальцами, – как смог – приехал.
Удерживать у самого края, не давая проникнуть и доводя до безумия и его, и себя. Скользнул пальцами между моих ног, отыскивая клитор, сжимая слегка….
– Ну же! – хрипло на ухо, – впустиии. Сейчас!
– Нет!
А сама прогнулась, запрокинув голову, он словно только этого и ждал, ворвался резким толчком каменной плоти, до упора, выбивая протяжный стон и первые судороги наслаждения, погружая пальцы мне в рот.
– Какое сладкое «нет», ты покричишь его для меня снова?
Кивнуть и закусить пальцы при первом долгожданном толчке под его стон и шумное дыхание, обжигающее затылок.
