скачать книгу бесплатно
– А тебе его жалко?
– Я что зря его из капкана вытягивал и таскал из мясной лавки кости и свиные ноги?
– Просто ты…хороший и любишь животных.
Сальва вдруг схватил меня за плечо и сильно сдавил.
– Я не хороший, Вереск. Запомни хорошенько и заруби на своем курносом носу – я зверь. Если буду голоден, сожру и глазом не моргну. Живьем.
– Даже меня?
– Даже тебя. Если станешь поперек дороги!
Черно-золотые глаза стали злыми и холодными.
– Но мы же друзья!
– Ты заблуждаешься – у меня нет друзей. Пошли.
И он говорил правду, зря я тогда ему не поверила.
***
Смерч пришел к нам не сразу, пришлось подождать, а потом долго заманивать его в машину кусочками сырой говядины. Когда Сальва гнал его в лес, я ревела… потому что волк не хотел уходить, Паук швырял в него камни и даже грозился зарезать. Тыкал в его сторону ножом, а волк смотрел грустными глазами с упреком и рвал мне сердце. Когда мальчишка все же попал ему камнем в бок, Смерч убежал, оглядываясь с таким разочарованием и тоской, что я разрыдалась.
– Ты – дура? Чего ревешь? Ему там нормально будет. Пару себе найдет, братанами обзаведется, мелких серых блохастиков нашлепает, а так станет шкуркой у тебя под ногами в прихожей.
Улыбнулась сквозь слезы.
– Он не хотел уходить… Может, надо было по-другому. Спрятать его еще где-то… а не вот так.
– Никто не хочет уходить оттуда, где сытно и тепло. Но приходится. Он большой парень. Выживет.
Неожиданно провел ладонью по моим волосам и вытер слезу. Золотая кайма стала ярче, насыщенней, и глаза внутри уже не казались такими темными.
– Все. Развела тут сырость. Нос красный и распухший, как у алкашки.
– Сам ты алкаш, – а потом с аккуратным любопытством спросила, – А…твоя гитара с тобой?
– Вот же ж сука! Марко…гаденыш!
– Сыграй мне, пожалуйста… Я очень хочу послушать.
Думала, откажет, пошлет меня к черту, но он открыл багажник, достал гитару в кожаном футляре, забрался на машину, поставил одну ногу на капот, а вторую в массивном ботинке спустил вниз.
Как красиво и любовно он держал инструмент. Зажимал пальцами струны, и она исторгала медленную, рвущую душу мелодию… а потом я услышала тихий, бархатный, грубоватый голос Сальвы. Завороженная, с широко распахнутыми глазами, я слушала, как он играет и поет… и летела…летела вверх, у меня все звезды и облака кружились перед глазами.
– Завтра я уезжаю, малая. – вдруг прервался, и гитара жалобно застонала под длинными, умелыми пальцами, оборвал стон нежным шлепком, придавив струны.
– Куда?
– В Нью-Йорк. Отец хочет, чтобы я продолжил учебу там. Ты не грусти. Вереск, Марко здесь останется. Будет тебя развлекать.
И снова заиграл, вытягивая с хрипотцой припев….
Don't you cry tonight
I still love you baby
Don't you cry tonight
Don't you cry tonight
There's a heaven above you baby
And don't you cry tonight*2
() Don`t cry (Guns N' Roses)
С тех пор прошло четыре года. Он не звонил мне, не отвечал на сообщения в мессенджере и больше не приезжал. Я каждый день заходила на его страницу в соцсети, хотела что-то написать, но не решалась. Если сам не пишет – оно ему не надо. А я гордая. Не надо – значит, и мне не надо.
____________________________________
*1 Капо – Капореджиме (от итал. caporegime – глава «команды», часто сокращается до капо) (ист. Википедия)
*2
Не плачь сегодня
Я по-прежнему люблю тебя, детка
Не плачь сегодня
Не плачь сегодня
Небеса над тобой, детка
И не плачь сегодня.
Глава 4
Сицилия. Палермо 1998 год
Неведомое что-то,
Что спрятано пока еще во тьме,
Но зародится с нынешнего бала,
Безвременно укоротит мне жизнь
Виной каких-то страшных обстоятельств.
(с) Шекспир. Ромео и Джульетта
Быть для тебя…всего лишь просто быть,
Быть твоим Раем, а, возможно, Адом,
Быть той, кого не сможешь ты забыть,
Быть в твоей жизни, большего не надо.
(с) Ульяна Соболева
Я спускалась по лестнице, придерживая пышный подол, чувствуя, как тугие длинные кудри бьют меня по спине, и, тяжело дыша, с замиранием сердца представляла себе нашу встречу с Сальваторе. Как же безумно я ждала этот день и считала дни до него, отмечая их в своем дневнике, представляя себе пряди непослушных, вьющихся черных волос, развевающихся на ветру, большие и сочные губы с травинкой между ними, чуть прищуренные глаза с золотым ободком. Сальваторе, Сальваааа… Перекатывается во рту, в гортани и жжет, как соль. Да, не сахар, а соль. Если тронуть кончиком языка, сводит скулы. Мысли о нем казались какими-то острыми, запретными, сумасшедшими, и от них дух захватывало. Есть в них что-то неправильное. Не дружба. Нет. Что-то иное. Мне оно казалось и черным, и светлым одновременно.
Когда проходила мимо кабинета отца, он как раз с кем-то вышел и повел своего гостя к запасной лестнице. Я затаилась за углом. Никогда раньше не видела, чтоб он так озирался и скрывал своих посетителей. Пошла следом, на носочках. Любопытство один из самых губительных пороков. Ведь чем меньше знаешь – тем лучше спишь. Любимое выражение моего отца.
– Поверь, это правильный выбор, – говорил кто-то очень глухо, по-русски, как в трубу, – их давно нужно убрать. Иначе уберут тебя. И довольно скоро.
– Это не должно исходить от меня. Если у вас что-то пойдет не так… я не при делах!
– Обижаешь, Миша. Будет подставной свидетель. Ты слишком нам нужен, чтобы терять.
– Не приезжай сюда больше!
– Если будешь прятаться от нас – приеду… Не зли наших. Не надо. Ты нам много задолжал. Скажи спасибо, что мы приходим к тебе, а не к нему… с предложением убрать тебя, Миша! За твой грешок он бы с тебя кожу скальпелем снял! И ты прекрасно это знаешь…
– Заткнись! Много себе позволяешь!
– Ровно столько, сколько могу, дорогой! Мне нужно время и место сделки! Ты теперь с нами!
Внизу хлопнула дверь. Голоса я больше не слышала, подошла к окну на лестничном пролете и посмотрела украдкой, отодвинув шторку. Отец снова оглянулся на дом, а его гость быстрым шагом шел к калитке, за которой стояла машина, спрятанная за кустами жасмина. Мне показалось, что он слегка прихрамывает на правую ногу. Пожала плечами и уже через несколько минут забыла о них. Моя голова была слишком занята совсем другими мыслями.
Наша машина ехала по серпантинной дороге мимо апельсиновых деревьев, пальм и кипарисов. В воздухе витал насыщенный запах моря и все той же соли. Скоро станет совсем жарко, и можно будет купаться. Радость тут же потухла. Если мы будем ездить на пляж с ди Мартелли, братья увидят меня в купальнике… а там…ТАМ ничего нет. Только горошинки. И рядом со своими сверстницами я – дрищ облезлый.
Но чем ближе мы приближались к роскошной вилле Мартелли, тем быстрее билось мое сердце. И предвкушение встречи вытесняло все остальное.
***
– Как же выросла ваша очаровательная девочка, Микеле, а эти глаза, это линзы? Ооох. Мы с Алем надеемся, что и у нас будет девочка, – жена Альфонсо гладит мой подбородок длинными пальцами и улыбается. У нее заметно выпирает «беременный» живот, и она периодически поглаживает его ладонью. А я понимаю, что она даже не помнит, что мы встречались, и она сто раз видела мои глаза. Ее взгляд тут же скользнул по моему отцу, потом она снисходительно улыбнулась матери и пошла к другим гостям, собравшимся на просторной веранде, где официанты разносили алкогольные и прохладительные напитки.
За мной никто не следил, и я быстро устала от толпы, музыки, надоедливых воскликов: «Ох ты ж, какие глазаааа! Это не линзы? Вы красите ей волосы? Божественный оттенок!». Да, мама красит своей пятнадцатилетней дочери волосы и засовывает в глаза линзы. Хотя, чему удивляться, если популярные звезды меняют своим детям пол, то почему бы не покрасить волосы. Это такая невинная шалость. Но нет, мой отец был слишком консервативным и не разрешал мне даже обрезать косы. Я не могла носить слишком короткие юбки, открытые кофты и красить лицо. Даже сейчас он нахмурил брови, когда увидел, что я намазала губы блеском. Быть поздним и единственным выжившим ребенком не просто сложно, это все равно что быть единственным цветком, который поставили под колпак и опутали длинными цепями, чтобы не дай Бог ни один из лепестков не опал.
«Ты – мое сокровище, Юлия, ты все, что у меня есть, – говорил отец и гладил мои волосы, – я сдохну, но сделаю тебя счастливой. Поняла? По трупам пойду, но ты станешь королевой!»
И я ему верила. У меня не было ни одной причины считать иначе.
Дом Альфонсо совершенно белоснежный, утопающий в розарии и декоративных цветах, с выстреливающими в воздух поющими фонтанами, диковинными арками восхищал своей красотой и продуманностью дизайна. Но меня волновал совсем не дом… Я выискивала глазами в толпе Сальву и Марко, но их нигде не было. Они не вышли меня встречать.
Весь последний год мы не встречались. Альфонсо больше не приезжал к нам, и я не слышала, чтобы отец говорил о том, что они виделись. Я выскользнула из просторного зала, набитого гостями, и пошла в сторону сада. Когда проходила мимо беседки, услышала женские голоса.
– В какой раз она беременна?
– Не знаю. Кажется, в третий или четвертый.
– Бедная. Это невероятное горе – потерять стольких детей.
– Она не может их выносить. Единственный нормальный здесь Сальва, и то нормальный – это относительно. Учитывая, какой он псих. Марко болен с рождения…
Чем это болен Марко? Впервые слышу!
– В этот раз она доносила почти до конца срока. Может, повезет и родит.
– Может. Не родит – Аль найдёт ей замену, и так надолго задержалась.
Прошмыгнула мимо беседки в сад. Красота запредельная: бордюры из мелкого кустарника, изумрудно-зеленые, они окружают какие-то неизвестные мне растения. Повсюду лимонные аллеи, как округлые коридоры со стенами из олеандров, а сверху пестреют красные цветы, похожие на гвоздики, и повсюду запах цитруса и меда. Издалека доносится музыка… кто-то играет на гитаре, и по мере того, как я приближаюсь, этот звук пробуждает во мне такой невероятный трепет. Как же сладострастно звучала эта музыка, и мое глупое сердце превратилось в птицу и кажется готово прорвать мою грудную клетку, чтобы взлететь туда… к этому звуку, размахивая окровавленными крыльями. Ускорила шаг… прислушиваясь к голосу, слившемуся с музыкой. Узнавая и трепеща еще сильнее.
Отодвинула дрожащей рукой свисающую вниз бахрому из красных цветов и…моментально вросла в землю. Я даже услышала этот свист, с которым та самая птица летит вниз, потом падает и разбивается насмерть. Сальва сидел на высокой скамье, он играл на гитаре, а к нему льнула какая-то белокурая девчонка, заглядывая в смуглое лицо преданными, собачьими глазами. Он посматривал на нее своими жгучими глазами так, будто хотел ее съесть и, усмехаясь, продолжал играть. Девка гладила его шею, терлась о его спину, как кошка, а мои легкие с такой болью набирали воздух, что я задыхалась и всю эту жгучую соль ощущала теперь у себя в глазах и в горле.
Ничего подобного я никогда раньше не испытывала. Я еще не знала, что значит больно внутри, что значит задыхаться от чего-то мощного. Неуправляемого и страшного, сдавливающего клещами горло. Его голос не должен так звучать для этой драной белой кошки. Вот этими словами….
I'm giving up the ghost of love
And a shadow is cast on devotion
She is the one that I adore
Queen of my silent suffocation
Break this bittersweet spell on me
Lost in the arms of destiny*1
Сальваторе прервался и жадно поцеловал девушку, удерживая за затылок. Я судорожно сглотнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы и как мерзко смотреть на то, как их губы елозят и чавкают, как они целуются, засовывая друг другу в рот языки. Парень вернулся к игре, облизывая свой чувственный рот и потряхивая свисающей длинной челкой, а девка томно выдохнула и полезла рукой ему под футболку. Я не смогла сдержать вздоха разочарования, и в ту же секунду Паук вскинул голову, посмотрел прямо на меня. Золотистый ободок вокруг черной радужки видно даже издалека, а пальцы отбивают мощные аккорды, зажимают гриф гитары. Челка трясется им в такт. Какой же он…красивый.
– Ты что здесь забыла, малая? Детская площадка с качелями с другой стороны! – сказал так гадко и насмешливо, что у меня в глазах зарябило от злости.
Девка тут же обернулась ко мне. Ее светлые глаза округлились вместе с распухшим от ЕГО поцелуев, ртом. Захотелось зашить его большими стежками, как в фильмах ужасов, чтоб больше никогда не могла с ним целоваться.
– Это еще кто такая? Она что за нами подглядывала?
– Хрен его знает. Видать, дочь кого-то из гостей. Эй, давай брысь отсюда.
– Подожди… а если она расскажет о нас?
– Не расскажет. Иначе я ей язык отрежу. – и продолжает на меня смотреть из-под своей челки мрачным взглядом, а уголок губ все равно чуть вздернут. – Садовыми ножницами.
