скачать книгу бесплатно
Лиат. Сожженная льдом
Ульяна Соболева
Вероника Орлова
Адское пламя #4
Она предала меня. Та, кого я полюбил со всей адской дикостью. Она обрекла меня на смерть и на унижения…Но она не учла одного – Арис Одияр бессмертен, потому что жажда его мести неистребима. Я выдеру свободу для себя с мясом, а лживую тварь заставлю ползать передо мной на коленях и умолять меня о пощаде для нее и для ее проклятого отца. Я сожгу все ее мечты, я превращу дочь Аша в пепел и подарю ему на память!
Пришло время взойти на трон Мендемая его истинному наследнику! МНЕ!
Лиат. Сожженная льдом
Ульяна Соболева, Вероника Орлова
БОНУС (к 1 части, который все просили)
Горячие моменты, не вошедшие в первую часть, оставшиеся в черновике. Подарком для вас. Наслаждайтесь горячей парочкой.
Самой паршивой пыткой стало ждать того момента, когда пошлет за мной стражу или придет сама. Влюбленные идиоты в большинстве своем – неуверенные в себе ослы, и я сам высмеивал их, как только мог. А теперь стал таким же ослом.
Если кто-то говорит, что проклятая болезнь под названием любовь появляется постепенно – не верьте. Значит, он не любил. Или его любовь совершенно не такая, как моя. У меня не было времени на узнавание, восхищение. У меня вообще не было к ней ни черта, кроме жгучей ненависти, сжирающей меня до костей и вместе с ними. Иногда я трухой осыпался в собственное болото из яда и растворялся в нем, чтобы возродиться с еще большей ненавистью ко всем, кто меня предал. И она была одной из самых яростных причин презирать мою мать. Долгое время это презрение распространялось и на саму Лиат. Я вдруг просто открыл глаза и понял, что хочу ее себе. Не из мести. Не из выгоды. А просто адски хочу себе эту женщину, потому что она заточена под меня, и дело не только в ее идеально прекрасном теле. Дело в ее душе. В ее ядовитом характере. Во всем, что являлось ею и было сшито тонкими нитями самых ярчайших противоречий, которые дразнили мои нервы до предела. И я жаждал ее узнавать. Познавать все глубже и дальше, погружаться в ее мир и смотреть на него ее глазами. Это пугало. Это сводило с ума настолько, что мне хотелось в одно из наших свиданий свернуть ей шею, чтобы избежать проклятой зависимости и не дергаться каждый раз, когда стража с ее покоев идет в сторону бараков…и не ко мне, мать их, не ко мне! Но сегодня она не заставила меня долго ждать, едва солнце начало катиться за горизонт, за мной явились ее немые псы. Молча открыли клетку, сковали по рукам и ногам и повели к ней. Я знал, что к ней. Чувствовал биением сердца. У меня перед встречей с ней оно билось иначе.
В этот раз не в замок, а за него – к искусственному гроту, скрытому со всех сторон мраморными камнями с берегом, как в мире смертных, усыпанным белым песком, и с плескающейся водой ярко-бирюзового цвета. И она стоит спиной ко мне. Черные длинные волосы развеваются на ветру, распространяя тот самый ядовитый запах сумасшествия. В умопомрачительном светло-голубом платье, тонком и очень нежном, облепившим стройное тело просвечивающей кисейной материей. Один взгляд на длинные ноги и округлую попку, и член твердеет мгновенно, оттопыривая шаровары. Только на эту маленькую сучку такая дикая реакция. Неуправляемый взрыв похоти и адреналина.
Подошел к ней сзади и наклонился к затылку, вдыхая запах. Нежность улетучивается по мере того, как он проникает в кровь и заставляет ее начать закипать. Я соскучился. Нет. Не так. Я просто на хрен подыхал без нее эти несколько часов со вчерашнего вечера. И я понял одну вещь – не важно, сколько я не был с ней. Несколько дней, сутки, пару часов – я подыхал одинаково. Уже на следующий день меня ломает… а бывает – и через пару минут. Отбросил шелковистые волосы ей на плечо и прикусил затылок, обхватывая ладонями грудь, потирая большими пальцами соски. Сердце начинает биться быстрее. Наше. Одновременно на несколько тактов выше, чаще. Невольно тихо рычу, сжимая пальцами твердые вершинки и слегка оттягивая их, в унисон ее протяжному стону. Поворачивается ко мне и протягивает сосуд из толстого стекла с массивной пробкой. Диковинная бутылка. Явно не из нашего мира.
– Откроешь, инкуб?
А я, как идиот, смотрю вначале в бархатные, черные от страсти глаза, а потом – на ее пухлые губы, которые она облизывает кончиком языка. Все, что я готов сейчас открыть, это своим членом дорогу в сладкое сочное тело, а губами – дорогу к ее рту, чтобы погрузить в него изголодавшийся по ее мякоти язык.
– Что это?
Улыбнулась так кокетливо и загадочно, а я шумно выдохнул, увидев ямочку на одной из щек и, опустив взгляд к груди на торчащие под тонкой материей уже возбужденные мною соски.
– Сакурана. Напиток, который смертные называют «шампанское». Какое вкусное название шам-панс-коееее. Мне привезли.
– Кто привез? – не отрывая взгляда от ее томных и манящих глаз под ажурной бахромой иссиня-черных ресниц.
– Ревнивец, – пальцами по моим губам, а у меня в паху простреливает от этих прикосновений, – это было давно. Один из отцовских хамелеонов. Я хранила его. Возила с собой вместе с провизией. Мне захотелось попробовать…вместе с тобой. Пить его до утра…Откроешь для меня, Арииис?
Опустила глаза, и ресницы задрожали на румяных щеках. Взял бутылку из ее рук, повертел, рассматривая этикетку и без труда откупорил пробку. Раздался легкий щелчок, и пушистая пена брызнула в воздух. Лиат вскрикнула, а я расхохотался. А потом резко перестал смеяться, увидев, что забрызгал ее платье и теперь мокрый корсаж облепил полушария груди, и член болезненно дернулся реакцией на это зрелище.
– Мы будем пить напиток смертных, Кареглазая…Мы будем пить его до утра, раз ты так хочешь.
Развернул её к себе и провел костяшками пальцев по золотистой скуле. Медленно…осторожно. Две секунды до срыва. Одна – на то, чтобы обхватить затылок, вторая – на то, чтобы впиться в сочный и до одури желанный рот.
Поднял бутылку вверх, выливая с горлышка пенящуюся жидкость и делая глотки вместе с Лиат, сплетая наши языки и выпивая ее прерывистое дыхание, вместе со сладковатым напитком. Вино смертных легкое и не ударяет в голову. Даже будь это чентьем, я бы уже не опьянел больше, чем от вкуса ее губ и от вида груди под мокрой материей.
Отставил бутылку на стол и резко привлек Лиат к себе, обхватывая за ягодицы, заставляя почувствовать, как я голоден. Чувствуешь, как стоит на тебя? Мгновенно. Только от предвкушения, что я с тобой сделаю.
Жадно языком слизывая шампанское с ее скул, с шеи, с ключиц, прикусывая тонкую материю платья вместе с соском, к которому прилип мокрый шелк, и снова поднимаясь к губам, впиваясь в них голодными укусами, не сдерживая триумфального рычания. Взял за руку и прижал к каменному, ноющему члену.
– Мы будем пить шампанское по-всякому… но ни разу – с бокала.
***
Любимый…самый любимый. Любимый запах. Любимый голос. Любимый взгляд. Мне кажется, я до бесконечности могу повторять это слово, лишь бы только стоять вечность вот так, рядом с ним и чувствовать на своей коже его горячее дыхание. Оно будоражит и обжигает. Оно практически причиняет боль, потому что Арис не касается, только обдаёт этим пламенем, заставляя сцеплять руки в ожидании большего. Судорожно вздохнула, почувствовав, как ослабели колени, когда прикусил за затылок. Перед глазами потемнело от возбуждения, мимолётной боли и предвкушения. Каждое его движение как вызов моему телу, и оно отвечает, выгибаясь навстречу его ладоням. Отвечает бешеным сердцебиением, срывающимся на галоп пульсом под кожей.
С ним я согласна пить что угодно и сколько угодно. С ним я согласна на что угодно вообще. С ума сошла…
Вот так, вечность смотреть в его стальные глаза, чувствуя, как затягивает на самое дно жгучего взгляда. В нем я вижу отражение своего сумасшествия, даже не страсти. Страсть это слишком мало для нас, да, инкуб?
Только вот такое безумие, когда подбрасывает от каждого слова! От каждого движения. Вверх и в самую пропасть. Это одновременно и больно, и дарит наслаждение.
Захлёбываясь, глотая шампанское со вкусом его дыхания, прижимаясь теснее к сильному горячему телу, пока моё собственное колотит от дрожи в ожидании. В искушении прекратить все игры и тут же отдаться…или взять. Вот таким жадным ответом на поцелуй. Кусая твои губы и позволяя кусать свои, обхватывая пальцами член сквозь ткань шаровар и сжимая его. Второй рукой вытаскивая рубашку из-под них, судорожно касаясь горячей кожи ладонями.
Запустила руку в штаны и сжала его эрекцию, закусив губу от ощущения бархатной кожи под пальцами.
– Я предпочитаю пить другие…напитки.
***
Физически чувствую, как тяжелеет взгляд. Как раздуваются ноздри и сжимаются челюсти до хруста, когда ее пальчики задирают рубашку и трогают кожу, когда развязывает тесемки штанов. Да! Это охренительно, когда она вот так смотрит мне в глаза и сжимает пальцами вздыбленный член. Голодная, с расширенными зрачками, облизывает губы, а меня начинает трясти от жажды сожрать ее. Я знаю, насколько она нетерпеливая, моя адская кошка! Я чувствую ее в ней. Ту саму дикую кошку, готовую прогибать спину, когда я пристраиваюсь к ней сзади, чтобы отодрать.
Перехватил тонкую руку и вместе с ней провел по стволу члена, продолжая смотреть в глаза, и, выдохнув с шипением, сильнее сжал ее пальцы. Б***ь! Мне до боли в яйцах хотелось поставить ее на четвереньки в песок и трахать до полусмерти.
– Будешь пить, Кареглазая. Коктейли.
Надавил на плечи, опуская на колени, продолжая сжимать её рукой член.
Зарылся пальцами в волосы лаская и сжимая в ладони. Притягивая голову к своему паху.
Снова подхватил бутылку и отпил из горла. Вздрогнул, когда она покорно приоткрыла рот, эта строптивая пантера, стоящая у моих ног, и вылил немного шампанского в приоткрытые губы, затем – ей на грудь, на твердые соски и потом на свой вздыбленный член. Стиснул челюсти от покалывания алкоголя.
– Пей! – слегка подтолкнул к себе за затылок и снова отпил с горлышка. Глядя на нее сверху вниз озверевшим от похоти взглядом, широко расставив ноги и сжимая челюсти, чтобы совладать с адским соблазном прекратить эту пытку прямо сейчас.
***
Теперь шампанское у меня будет ассоциироваться только с ним. С его вкусом на моих губах. Со вкусом, от которого покалывает язык и губы. Который хочется слизывать до бесконечности. Вот так, стоя перед ним, моим гладиатором, на коленях в ожидании продолжения. Он видит, как я дрожу? Не от холода вина, от которого покрылось мурашками все тело, от которого напряглись соски…до боли.
Он видит, как я дрожу от предвкушения, от желания узнать, насколько далеко он меня пустит?
Вобрала в себя твердый член, чувствуя, как взрываются пузырьки на бархатистой коже. Будто решил разделить со мной эту боль. Кончиками пальцев, ногтями прочерчиваю путь по ногам наверх, к упругим ягодицам. Лаская языком огромную горячую плоть, рисуя восьмёрки на напряженной головке. Пальцами касаясь мошонки, перекатывая яички, начиная ритмично двигать головой. Пьяная от его терпкого вкуса, от его запаха. Сходящая с ума от капель шампанского на своей коже…нырнуть ладонью между своих ног, одновременно успокаивая и дразня саму себя. Пока только надавливая рукой. Все быстрее и быстрее двигая головой, принимая моего любовника все глубже. Любовник…от этой мысли горячит все тело и захватывает дух. И хочется не думать ни о его происхождении, ни о том, что я не имею права так вести себя с ним. Это какое-то унизительное сумасшествие.
***
Несколько минут давать ей пировать, глядя как розовый язычок танцует на моей вздыбленной плоти и зверея от бешеного желания загнать его ей по самое горло, но я хочу тот предел… когда контроль лопнет сам, когда начнет резать наше обоюдное лезвие терпение на ошметки. И я смотрю, как она посасывает головку, как играется, как жадно слизывает вино, какие влажные у нее губы и как она втягивает член в рот, как западают щеки, образуя вакуум и заставляя рычать от нетерпения и удовольствия. Способная ученица, моя девочка… но одного умения мало… ее страсть и голод – вот что заводит больше всего, ее голодное причмокивание, ее хаотичные движения пальцев, ее рука между ножек и легкие стоны, которыми она обжигает головку члена. Вылить еще вина и с силой толкнуться ей в горло, уже зажимая за волосы, не давая увернуться, делая толчки и закатывая глаза. Потом резко поднять ее на ноги, придерживая одной рукой за талию, пронести к столу, усадить на край и рывком раздвинуть ей колени, содрать трусики.
И снова дать ей испить шампанское из горлышка бутылки, алчно глядя, как обхватывает его губами, и в тот же момент вонзить в нее сразу два пальца, с рычанием наброситься на ее рот, отобрать глоток вина себе, поймать гортанный стон и толкнуться пальцами глубже, еще глубже. Как же там тесно, мать вашу! Да, стони мне в рот. Своим протяжным и обезумевшим "мммм".
Оторваться от ее губ, рвануть корсаж платья и медленно вылить холодную жидкость на торчащие соски, тут же, жадно причмокивая, облизать их , поливая ее дальше, слизывая алкоголь с плоского живота, все ниже и ниже.
Сначала наклониться и провести губами по влажным лепесткам, зацепить клитор кончиком языка и обжечь розовое лоно шампанским. Вздрогнула. Жжет. Припасть широко раскрытым ртом, слизывая колючую жидкость, пронзая языком маленькую расщелину, втягивая клитор в рот. Дааа, Кареглазая, жжение усиливает наслаждение… оно создает зудящую чувствительность, и, когда я вот так играю языком с ее узелком, она чувствует каждое касание намного сильнее.
Пройтись по горящей плоти холодным горлышком бутылки, цепляя клитор, растирая, опускаясь ниже, по раскрытым створкам лона к самой дырочке, и, погружая слегка внутрь, опять вернуться к клитору. Надавливая горлышком сильнее, глядя на закатившиеся глаза Лиат и на красные искусанные губы, чувствовать, как член разрывает от потребности войти в эту плоть и начать долбиться в нее со всей дури.
Отпить шампанское, теперь уже пахнущее ее возбуждением, и снова припасть к ней ртом, лаская и дразня.
По кругу: прикусывая, снова обжигая жидкостью, с причмокиванием слизывая пузырьки и пену и снова посасывая. Б***дь! Какая же она вкусная, ее стоны сводят меня с ума. Я хочу крики. Я хочу, чтобы она сокращалась под моим языком, вокруг него, вокруг моих пальцев и вокруг моего члена.
***
Отобрал контроль сразу же и одновременно целую вечность спустя. Теперь не позволяя отодвинуться и безжалостно толкаясь. Не давая возможности сделать вдох.
Саднят губы и нёбо, но эта боль – очередное доказательство его власти. И она, как всегда, возбуждает больше всего. И поэтому лишь вспарывать кожу бёдер ногтями, принимая его по самое горло. Захлёбываясь ритмом и его размером.
А потом вскрикнуть, когда усадил на стол и содрал белье. Вскрикнуть в нетерпении, ощущая, как трясёт от желания, от потребности большего. Я тянусь, обнимая его за плечи, но он ещё играет, ещё не потерял контроль настолько, чтобы закончить игру.
А потом…потом вакханалия похоти и наслаждения, когда одним молчанием приказывает пить и тут же врывается двумя пальцами в моё тело. До стона, до резкого выдоха. До хаотичных движений бёдрами навстречу наглым пальцам.
И впиваться в мощные плечи, пока терзает соски чувственным ртом, пока смакует шампанское с моего тела, зная, какие ощущения оно даёт, заставляет терять голову и последние остатки разума.
И самое настоящие безумие, когда я уже перестаю понимать, где его губы, и где язык или пальцы, холодное горлышко бутылки…все тонет в невероятном коктейле из боли с запахом шампанского и разрядов наслаждения, бьющих тело подобно разрядам молний.
Настоящее безумие, когда меня выгибает то от боли, то от удовольствия, то от удовольствия от боли.
Выгибает и заставляет вцепиться в его волосы пальцами, прижимая к себе его голову, с громким криком его имени во время обрушившегося подобно неуправляемой огромной волне оргазма, разорвавшего на части и утянувшего к самому дну.
***
Почувствовать, как она кончает, и в этот же момент внутри лопается та самая пружина, когда уже все! Планки снесло на хрен! Содрать ее со стола, развернуть спиной к себе, плашмя на столешницу, в нетерпении подтягивая к себе за бедра, и с рыком вонзиться в еще сокращающееся от оргазма тело. ДА! Сжимай меня. Я хочу почувствовать твое наслаждение. Зарычать и запрокинуть голову. Теперь уже жжет изнутри и не только алкоголем, ее теснотой, ее судорогами. Схватить за волосы, потянув к себе, прогибая в пояснице, толкнуться и снова зарычать, выпуская клыки. Набирая темп, все быстрее и быстрее. Не умею с ней медленно, не могу черт её подери! Мне хочется долбиться со всей дури. Сильно сжать сосок, перекатывая между пальцами, врываясь все сильнее и быстрее, оставляя полосы на ее бедрах, поверх светлых шрамов от тех, других… с прошлого раза. Кусая вдоль позвоночника спину. Моя маленькая сучка… каждый раз сносит все планки, каждый раз чувствую себя ободранным до костей с дрожащими голыми нервами, которые обжигает дьявольским наслаждением и похотью. Грязно и больно. Без крупицы нежности. В самом примитивном желании отыметь, использовать каждую частичку, пометить, заклеймить и выгрызть. Я хочу глубже. Я хочу, чтоб орала. Чтобы сорвала голос. Выйти из нее, снова повернуть к себе, укладывая на стол, раздвигая ноги, опираясь ладонями на столешницу и врываясь снова, уже глядя ей в лицо, глядя, как колыхается ее грудь в такт толчкам, забросить ее ноги к себе на плечи и вонзиться еще глубже, взвыть, почувствовав матку, и, услышав ее крик, переходящий в стон, наброситься на ее рот, сжимая горло двумя руками.
Ты теперь дышишь мной. Давай, дыши, девочка, пока я буду рвать тебя на части, вонзаясь так глубоко, что ты каждый раз вздрагиваешь и закатываешь глаза, а я так же пронзаю твой рот языком, как и тело членом.
– Хочу тебя трахать, – выдыхать ей в рот, – хочу, – толчками сильно, жестко, – тебя, – еще глубже, прокусывая губы, сжимая ладони на шее, -трахать! Чувствуешь, как я тебя хочу? Чувствуешь монстра, которого ты пробуждаешь во мне?
На секунду перекрыть дыхание полностью, замирая и глядя, как распахнулись ее глаза, как хватает воздух, поцелуем отдать дыхание, ослабить хватку и снова вперед, яростно и быстро.
***
Мнёт, нагибает, вертит словно игрушкой. Словно куклой, которую можно по-всякому. И, о, Боже! Я хочу именно так. Чтобы опрокидывал на живот до боли, до синяков, и врывался в моё тело одним движением. Хочу слышать, как рычит мне в ухо, как кричит, пока я сжимаю его. Отвечать ему таким же криком. Громким и гортанным. Когда тянет к себе за волосы, когда остервенело снова и снова толкается, заставляя надсадно кричать, подаваясь ему навстречу от боли. Выть от наслаждения, которое новым витком, на новый забег. Вдалбливает в мраморную столешницу…у меня болит грудь и отбиты все рёбра, я сдираю до мяса ногти, впиваясь ими в стол. Я кричу все тише и хрипло, ощущая только его толчки, слыша только его рычание и сбившееся дыхание, рваное и частое. Со слезами на глазах всхлипывать, когда развернул и уложил на спину. Когда бесцеремонно закинул мои ноги на свои плечи, чтобы ещё глубже…чтобы прочувствовала каждую вену. Чтобы схватилась за его бёдра, отталкивая от себя и тут же подаваясь навстречу. Все исчезло. Теперь только его взгляд, безумный и черный, бездна которого затягивает все глубже и глубже. Только его сильное тело и член, только его руки, сжимающие моё горло, не позволяющие дышать. Вынуждающие судорожно хватать воздух открытым ртом…чтобы уже потом жадно вдыхать из его поцелуя. Удовольствие, от которого хочется умереть… От которого хочется закричать. И я снова и снова впиваюсь ногтями в его спину, в плечи, рисуя и причиняя боль. Чувствуя, как его безумие мечется между нами, между нашими телами, играя всеми оттенками чувств. Пока не взрывается во мне ярким фейерверком удовольствия, раздирающим на отдельные ошмётки наслаждения. Взрывается от хриплого признания, и мне хочется кричать в ответ, чтобы да, трахал. Так, как умеет только он. Так, как позволено ему одному.
***
Сжимает меня так сильно, что я чувствую, как зверь больше не под контролем, и я его отпускаю под вопли ее оргазма, под вой и стоны, под удары тела о тело. Нет ничего слаще этого безумия. Он утробно рычит и полосует ее грудь когтями, он вгрызается в ее соски, пьет ее кровь, зализывает двойным языком раны, он больше не человек, он причиняет боль и жрет ее. Теперь его очередь. Его порция кайфа, которая другой принесла бы смерть, но только не ей. Она все равно его контролирует. Он зависит от ритма ее сердцебиения и от ее дыхания настолько, что, как только больше не почувствует их, сдохнет сам. Перегрызет себе вены и выдерет сердце. Но он может брать ее боль и орать от кайфа, рычать, терзать ее клыками, лизать потную кожу, проникать в рот, трахать ее до исступления, пока не бьется в агонии бешеного удовольствия, пока вены не начинают змеиться под кожей, а член пульсирует внутри ее тела, извергаясь и клеймя. Монстр кричит от наслаждения, закатив глаза и вцепившись в ее бедра когтями. Чтобы потом медленно возвращаться обратно и позволить мне сквозь пелену удовольствия смотреть на ее истерзанное тело, зализывать раны, медленно выпуская ее из захвата лап, вглядываясь в глаза, полные слез, боли… и того же общего яда под названием одержимость друг другом.
– Моя кареглазая девочка…ядовитая девочка… я слишком изголодался, чтобы жалеть.
Поднял на руки и отнес в воду, погружаясь в прохладу искусственного моря все глубже и глубже, позволяя волнам смывать с наших тел пот и кровь, жадно целуя ее искусанные губы.
– Так сильно, что хочется причинить боль, чтоб чувствовала, насколько ты болишь внутри меня. Слышишь, Лиат…никогда не натягивай эту цепь…она может порваться вместе с тобой. Разорвав тебя на ошметки.
Прижать к себе, чувствуя, как вода успокаивает разгоряченное тело, зарыться лицом в ее волосы.
– Не играйся со мной…
Глава 1.1
ЛИАТ. СОЖЖЕННАЯ ЛЬДОМ
Ульяна Соболева и Вероника Орлова
Мы обещали вам эту историю уже очень давно, и наконец-то появилась возможность начать этот роман, которого ждали очень многие.
Немного о героях и о мире. С Мендемаем вы знакомы, но он за эти годы изменился. Насколько? Вы увидите сами. Теперь он больше напоминает Дикий Запад или мир постапокалипсиса. Цивилизация вперемешку с полным ее отсутствием. Кое-что смертные и бессмертные из нашего мира смогли привезти в Ад. Поэтому теперь там одеваются не так, как раньше, а гладиаторы не носят набедренных повязок.
Немного о героях.
Арис – сын Фиена и Шели, потерявшийся на фоне войны в Мендемае во второй части серии. О тайне его рождения знает лишь сам Аш и Веда. Кто не помнит – перечитайте :)
Мальчик попал в рабство к эльфам и чудом выжил в лютых условиях. Он мечтает отомстить матери, убийце отца и даже их дочери, которая отобрала то, что должно было принадлежать ему по праву. Он жаждет свободы и справедливости.
Лиат – демоница. Дочь Аша и Шели. Единственная наследница. Своевольная, дерзкая, упрямая. Владеет своей армией гладиаторов. Ее смертники (так называют гладиаторов в Мендемае) участвуют во всех боях, устраиваемых знатью в Мендемае и обычно приносят ей победу.
Они встретятся – Арис и Лиат. Он – раб, а она – принцесса. Он – ее вещь, а она – его хозяйка. Что получится из этой встречи, вы узнаете в книге.
Мы не обещаем вам красивой любви. Нет. Мы обещаем вам дикую страсть, замешанную на лютой ненависти, адскую жестокость (потому что это Ад) над всеми героями, в том числе и жестокость от главного героя по отношению к главной героине, насилие без границ и много крови, боли и страданий.
Но мы так же обещаем вам ХЭ.
Не страшно? Тогда погнали прямиком в Ад.
АННОТАЦИЯ
Она предала меня. Та, кого я полюбил со всей адской дикостью. Она обрекла меня на смерть и на унижения…Но она не учла одного – Арис Одияр бессмертен, потому что жажда его мести неистребима. Я выдеру свободу для себя с мясом, а лживую тварь заставлю ползать передо мной на коленях и умолять меня о пощаде для нее и для ее проклятого отца. Я сожгу все ее мечты, я превращу дочь Аша в пепел и подарю ему на память!
Пришло время взойти на трон Мендемая его истинному наследнику! МНЕ!
ГЛАВА 1. Лиат
Мне казалось, всё это происходило не со мной. Что это морок, наведённый сильной колдуньей, и я со стороны наблюдаю собственную свадьбу. Точнее, заключение политического союза между нашими расами. Мне хотелось смеяться. Хотелось сорвать со своих волос почти прозрачную золотистую вуаль, сотканную, казалось, из сотен тысяч тончайших нитей, закрепленных между собой россыпью сверкающих на солнце бриллиантов. Пока совсем молоденькие эльфийки закрепляли её на моих волосах, я смотрела в зеркало и видела, как она ложится на них подобно паутине, как опутывает меня в свои сети, крепко стискивая, не позволяя двинуть шеей. Почти невесомая и в то же время давившая как мраморная плита. Мраморная плита по нам с тобой, демон. По той сказке, которую так увлечённо рассказывал мне ты и в которую с такой наивностью поверила я. Она намертво вбита в нашу общую с тобой могилу. В ту самую, что оказалась под плотной коркой льда. Он был прав. Я была мёртвая. Он ошибался только в том, что называл таковой для себя. Я умерла насовсем. Для всего остального мира и для себя самой. Просто очнулась в какой-то миг в теле, которое продолжало дышать, продолжало ходить и двигаться, оно что-то произносило изредка, но в основном оно молчало…а я чувствовала, как задыхаюсь в этом гробу. Моё тело стало той самой моей могилой. И если бы не понимание, что оно могло принести пользу моей семье, моей расе и моему отцу…
Я впервые была настолько мёртвой, что не ощущала ни боли, ни голода, ни испепелявшей жары. Тихий вскрик одной из служанок, когда в самое опасно время дня я вышла под палящее землю солнце, чтобы посмотреть, как сгорает земля. Жуткое зрелище. Видеть, как захлёбывается в судорогах жажды сама почва, как извиваются от палящей сухости редкие кактусы с чёрными смертоносными иглами, то пригибаясь вниз, словно моля о капле воды, то взвиваясь кверху, будто кляня само небо за эту беспощадную пытку. Тихий вскрик, который сначала привел в недоумение, потому что девчонка вдруг подбежала ко мне и расширенными от испуга глаза смотрела на мою обнажённую руку. Здешние никогда не появлялись днём в одежде с короткими рукавами, чтобы не получить множественные ожоги. Изнывая от жары, они тем не менее предпочитали скрывать полностью всю поверхность кожи, не желая становиться жертвой самого жестокого существа этих мест – солнца. Даже моя тонкая вуаль была создана из специальных нитей, волокна которых отталкивали солнечные лучи, не давая им сжечь волосы.
Оно прожгло в моём гробу дыру. Солнце. Оно нахально скалилось своими острыми лучами-кинжалами, испепеляю кожу на моём запястье, а я не ощущала боли, только удивилась шипению, раздававшемуся так близко, что я не сразу поняла, откуда оно идёт. Так горела моя плоть.
Эльфийка попыталась оттащить меня из-под солнечных лучей под легкий навес, протянутый между моим шатром и шатром Барата, а мне не нравились её прикосновения к моему гробу. Они оскверняли мою могилу, не давая смотреть вперёд. Туда, где всё ещё висело его тело. Где оно корчилось от мучительной боли, несмотря на то, что он перестал испытывать её…точнее, понимать, потому что потерял сознание.
Служанка что-то быстро лепетала на родном языке, а мне хотелось заткнуть эту дуру, возможно, даже отрезать ей язык за то, что мешала мне проститься с ним. Мама рассказывала, что в мире смертных при погребении человека близкие прощались с ним вслух. Вспоминали самые лучшие моменты и рассказывали о них, словно обещая, что пронесут через всю оставшуюся жизнь даже самые ничтожные, самые незначительные эпизоды, тем самым не дав раствориться душе человека в безызвестности.
