скачать книгу бесплатно
Наши мизерные платы
За вход в парк развлечений
В стране подростков,
В которой все слишком просто.
Прорастает за ночь.
Лечится месяцами.
Хлопайте верхними веками,
Обдувайте себя ушами,
Взлетайте с помощью больших пальчиков.
И берегитесь девочек наших
И наших мальчиков.
«тунисские карамельки со вкусом халвы…»
тунисские карамельки со вкусом халвы
с нарисованной на обертке козьей головой…
помещаешь в рот и, кажется,
будто жуешь застывший в карамель одеколон.
таким пользовался дедушка до самой смерти.
невпопад вспоминается дедушка,
его некрасивые руки, борода,
длинные белые волосы…
но тут раскусываешь карамель,
в серединке находится настоящая халва.
к черту катится дедушкина голова
с выражением ужаса или, не знаю,
удивления, оттого, что очередной
лотерейный билет оказался выигрышным.
кажется, у меня бред начинается,
комната почему-то падает,
не чувствую тела, глаза закрываются…
а потом я вижу, как на американских горках
в моем детстве катается кто-то
с размытыми лицами и сожалением о том,
что горки ненастоящие, низкие, пошлые.
возвращаюсь в прошлое.
дедушка угощает меня и брата халвой.
а я не хочу халву, я хочу мороженое.
«Это пока не счастье. Это возможность счастья…»
Это пока не счастье. Это возможность счастья.
Тихо мурлычет под крышкой большого ящика.
Тычется сонным монстром прямо в твое запястье,
Если откинута крышка. Благоразумно спрячь его.
Тихо, спокойно, радостно ты охраняй котенка,
Цыпленка, щенка, мишку с оторванной лапой,
Книжки о приключениях, внутреннего ребенка,
Что идет в зоопарк солнечным утром с папой.
Мама всегда теперь желает спокойной ночи
Только твоим секретным способом и молчит
Ласково, ты засыпаешь быстро, и между прочим —
Весь твой игрушечный ящик тоже тихонько спит.
Вот прикрываешь лицо. Солнце палит и жжется.
Сквозь пальцы проглядывает. Все-таки хорошо.
Бьется в огромном ящике птенчик, и сердце бьется.
Солнце шкворчит на небе масленым беляшом.
«Промозглый двор, осенние качели…»
Промозглый двор, осенние качели,
И звук скрипели, капающей в рот…
Гитарный стон. И во дворе мы пели,
И улыбались в этот странный год.
Он был последний. Кажется, что больше
Не собирались парни поболтать.
Гитары не скулили. Мы не пели,
Не капало с качелей во дворе.
Я помню Колю – рыжий черт в косухе,
Он говорил: «Панкую» и лазал в гаражи.
И у него сережка в правом рваном ухе
Блестела и качалась над пропастью во ржи
Копны волос, сиянья ясных глаз.
Он умер в пятницу, и хоронили вечно.
Так долго, что, наверное, сейчас
И до сих пор хоронят. Свечи
Горят и плачут. А Иван, а Стас?
А все они, ушедшие молиться
За тех оставшихся обычных всех,
Кому не посчастливилось упиться,
От передоза умереть, уснуть
По десять раз за месяц. Звук все тоньше
Гитарных нас. И больше
Нету нас.
«Мой дедушка так говорил, он говорил так…»
Мой дедушка так говорил, он говорил так,
«Космос» закуривая лихо и натощак:
«Регина, не надо думать. Не надо совсем.
Посмотри на этот мятый бычок – он нем.
Его не терзают мысли, слова не терзают вовсе,
Хотя по всем меркам он уже взрослый.
Может семью завести и найти работу.
А на работе, послушай, надо быть животным.
Выполнять, что скажут, ни о чем не думать».
Так говорил мне дед, вынимая вставные зубы.
Мой дедушка так говорил, он говорил так,
Засыпая в кресле, размышляя о пустяках:
«Если решишь заснуть, не просыпайся лучше.
Сквозь сон разговаривай, в полусне слушай.
Лишнего не произнесешь, ничего не услышишь.
Пол – это пол, крыша – всего лишь крыша,
Прутья решетки, что не выломать головой.
Спи-засыпай. Мир – это сон пустой».
Так говорил мне дед. На полуслове зевал.
Колечки горького дыма под потолок пускал.
Откидывался в кресле и закрывал глаза.
Уходил в свой сон. Не приходил назад.
«запах грибной шоколадный котлетный…»
запах грибной шоколадный котлетный,
дед на дворе разложил самосад,
учит крутить папироски, и лето
пахнет травой и еще – всем подряд.
бабушка охает, лущит подсолнух,
солнышки жмурятся сами себе,
отражаясь в широких и полных,
лужицах-реках на рыхлой земле.
тапочкой я пролагаю каналы
от клубники к морковке и дальше на юг.
бабушка только что мне рассказала,
что дома забыла на кофте утюг.
жарит жара, как прекрасно и жарко
в детстве моем во дворе у реки,
сделанной тапочкой, старой жестянкой.
бабушка с дедом пекут пироги.
запах грибной шоколадный котлетный…
на языке взрывается лето
шипучей пилюлькой и сладким ситро.
и мне хорошо.
«Что там в его картонной коробке с игрушками…»
Что там в его картонной коробке с игрушками
С рассохшимися краями?
Две старые перьевые подушки,
Перевязанные бинтами.
Деревянная палочка, сдутый мячик,
И он сам – маленький-маленький мальчик.
Когда он смотрел в окошко,
Вспоминал разноцветные книжки.
Он видел их как-то в школе
У директорского сынишки.
«С новым годом!» – кричали многие нужные дети,
И сладкие апельсины раздавала завуч,
А когда дело дошло до ненужного Пети,
Апельсины вдруг кончились.
Петя сидит под лестницей
И вспоминает детство.
Петя сидит под лестницей
И не вспоминает детство.
«Ковыряю стену чернильным карандашом…»
Ковыряю стену чернильным карандашом.
Его мой дедушка у себя в секретере нашел.
Бабушка перышко очиняет. Лежат чернила,
Эстампы и промокашки, печати, книги
Возле меня. Я ковыряю стенку.
Вот вам – правдивая жизни сценка!
Папа зовет кушать свекольный суп.
Надо идти. Папа мой в гневе крут.
В свекольник макая дедушкин карандаш,
Я восхожу в пленительный творческий раж.
Папа заставит съесть. Карандаш упадет под стол.
Дедушка завтра утром: «Эврика! Я нашел!».
«Помню свой день рождения…»
Помню свой день рождения,
Когда я открыла глаза в мир,
Полный боли и яркого света.
От этого страха я кричала так,
Как больше никогда не могла.
То был мой настоящий голос,
Полный, глубокий, грудной.
Двадцать пять лет меня
Заставляли верить, что то был сон,
Затыкали, глушили звук,
Убавляли громкость моей души.
А потом говорили:
– Иди уже погуляй. Хватит
Сидеть с книгами. На улице солнце.
– На улице ад. Впрочем, как и везде.
Оставьте меня в покое.
Я не умею кричать.
«Мама расскажет об осторожности…»
Мама расскажет об осторожности,
Вредных привычках, крепких словах…
