скачать книгу бесплатно
«Говорят, он сходится с небом…»
Говорят, он сходится с небом.
Воздушный змей с бесконечностью.
Прислушивается, где бы приземлиться.
Отрастить ноги, научиться ходить.
Сын родится. Назовут – горизонт.
Его воспитают медведи и волки.
Потом породит стихии и катастрофы:
Мальчиков с пустыми глазами,
Девочек, грустных и безъязыких.
Правнуки уже и смотреть не смогут
На горизонт. Никто не глядит назад.
Не станет летчиков и моряков
В мире, где никто не идет вперед.
Ну а то, что должно произойти
Вряд ли уже произойдет.
И если бог умер, умерло время,
Значит, адам и ева так и живут в саду.
И кто занял их место?
«белым вулканическим пеплом…»
белым вулканическим пеплом
вымою руки и грудь и ноги
сквозь сито небесная манна
просыплется на песок
вокруг будут кружиться
холодные глупые боги
что очищаются преображаясь
в кристаллический порошок
смесь для бисквитного теста
мука сода сахар и соль
в чашке петри вселенной
сопрягается в бой и боль
и на дне оседают пылью
после всех положенных мук
частички земли и плоти земли
всякого мертвого и живого
ставшего более чем живым
пепел отгоревший и отболевший
останется в легких и волосах
тоже примет иную форму и
словом покойным удобно гулким
просочится сквозь пальцы
и уши и ноздри и мысли и вот
подставляю лицо и грудь и руки
под чистый застывший
вулканическим пеплом
пот
«Легкие легкие. В них – не вода не воздух…»
Легкие легкие. В них – не вода не воздух.
В них я держу тебя, маленький подсолнух,
Тяжелое дитя, невыносимое бремя.
Бежит вприпрыжку невинно убиенное время.
Садится возле, предлагает игрушки —
Минуты, лежащие под одеялами и подушками,
Испустившие дух на простынях из хлопка.
Дышит красивыми снами, проводит с толком
Время, называется Хроносом, мертвым богом
Древнего мира. Но времени не осталось.
Его и была-то – самая-самая малость.
«чего не захочешь, того не будет …»
чего не захочешь, того не будет —
врут мне в лицо…
ребята, товарищи, граждане, люди
в конце концов,
это ли не театр, заговор фантомасов,
сценическая брехня?
на меня наматывают ошметки мяса
среди белого дня.
и говорят: для твоей же пользы.
давай помогай.
принимай непринужденные позы,
не дыши, не моргай.
и потом обновленной тварью,
скроенной из кусков,
из мышц выпариваешь и хлор и калий,
разлагаешься злой тоской.
я не хочу, но, конечно, будет
черт еще знает что.
ребята, товарищи, граждане, люди,
за что?
«выбираю жить до тех пор пока…»
выбираю жить до тех пор пока
светлые мысли приходят ко мне днем
с солнечным светом любимой едой и книгой
разговорами по пустякам
выбираю смерть в тот момент когда
черные мысли приходят ко мне по ночам
выкорчевывают из сна заставляют рыдать
в темноте тишине и холоде
мой маленький ад разрастается но пока
еще маленький пока его можно еще удержать
в ладонях не проронив ни капли
значит пока еще рано пока не надо
потерпим еще пока
выбираю жить до того самого дня
до того часа до того крошечного мига
когда не смогу больше сомкнуть ладони
и прошептать в них я люблю тебя
выбираю смерть в тот самый миг
когда не останется больше любви и радости
ничего не останется только раковина
и горсточка мокрого соленого песка
и если я уже на самом дне реки
и вода ходит надо мною и держит крепко
то что еще такого жуткого и вообще такого
вы все сможете сделать мне что
выбираю жить пока
«при большом желании мир делится на два…»
при большом желании мир делится на два,
но человек все равно остается один.
кто бы он ни был, повинен в нецелом остатке
на весь поделенный мир лишь он один
это простое нецелое отрицает алгебру и матан,
делится само на себя и на ноль и дальше
разрастается как вселенная, как зародыш
своего существа, функции и прямой.
тот одинокий остаток – единственный герой,
гений, побочный отросток засохшего куста.
с него не бывает плода, но бывает ветер,
разносящий его семена по графикам, диаграммам,
проекциям и плоскостям…
если точным быть, это – точка.
только точность вымерла тысячи лет как совсем-совсем.
а потому плевать. геометрия лобачевского,
знаете ли, четырехмерный мир.
с неподддельным ядром
в сердцевине.
«Десять лет прошло с того…»
Десять лет прошло с того
занятия в анатомичке.
Как правильно вскрыть голову.
Как вынуть мозг, не повреждая ствол:
варолиев мост, продолговатый и средний мозг.
На блюде передо мной лежал
большой но скользкий нервный узел.
Мне казалось, что он пульсирует,
что он говорит со мной азбукой морзе.
Дотронулась до него указательным пальцем
в медицинской перчатке, и мозг
распался на две равные половинки.
«Они хрупкие», – заметил кто-то.
Но нас тянуло снова и снова
засовывать пальцы в серые от
формалина, желейные, куцые мозги.
«Наверное, это был алкоголик».
Смотрю на выеденные лобные доли.
Упиваюсь сглаженными извилинами.
Что это? Формалин? Этанол?
Отсутствие регулярных
математических упражнений?
Насколько атрофируется мой, не узнаю.
Но через несколько раз по десять лет
кто-то засунет палец в мой таламус дорсалис,
а я ничего не почувствую.
Хочу заглянуть в свою голову,
вскрыть маленькую коробочку,
разгадать загадку серого вещества.
Но по классификации мясника – требуха.
По классификации гробовщика – тухлятина.
Мой тоже будет гнить и разлагаться.
И есть ли смысл изучать цнс?
Десять лет прошло с того
занятия в анатомичке.
О, загадка вселенной, средоточие истины!
О, великая тайна разума человеческого!
Что же ты сделала с нами, замерзшими,
голодными и тупыми тогда в анатомичке?
Одела в белые халаты, нацепила на руки перчатки,
заставила надеть уродливые бахилы
и заклеить рты масками. С тех пор не помню,
чтобы кто-то из нас их снимал.
«У меня никогда не будет ощущения дома…»
У меня никогда не будет ощущения дома.
Сегодня я здесь. Завтра там. Сижу у знакомых.
Набиваюсь в гости. Рассказываю истории.
У меня есть дом. Но нет дома. И это здорово.
