скачать книгу бесплатно
– А к чему это ты?.. Что тебя раздосадовало?
– Кое-что беспокоит и серьезно. По размеру одежды и телосложению я вижу, парень юн, как наша дочь, отсюда вывод, что на сверхдорогую игрушку он не мог заработать, значит…
– Хм, родители купили.
– Это значит, его нещадно балуют родители, – более точно высказался Борис Борисович. – Только представь, сколько денег надо иметь, чтобы безболезненно выкинуть огромную сумму на этот, как ты сказала, двухколесный велосипед с моторчиком.
– Боря, с каких пор тебя волнуют чужие деньги?
– С той секунды, как увидел нашу дочь и парня на мотоцикле. – Борис обнял ее за талию, сцепив пальцы на пояснице. – Я много перевидал скоробогатых, да и ты тоже, не спорю, есть среди них вполне приличные люди, но большинство – конченые отморозки, которые вылезли из бандитских шаек, перекрасившись в «благородную» масть. Это в их духе – покупать отпрыскам игрушечки разного рода, пестуя в них комплекс небожителей. В этом смысле – да, меня очень интересуют чужие деньги, точнее – их происхождение и в какой степени они способны навредить нашей дочери… в смысле их хозяева способны навредить.
Лиля обняла мужа за шею и шутливо пожурила его:
– Ну-ну-ну… Не узнаю тебя! Я своего мужа обнимаю или чужого?
– А что не так?
– Непривычно видеть моего Борю в роли пессимиста-нытика! Мой муж веселый, умный, талантливый врач, которого обожают пациенты! А это самая придирчивая категория, которой угодить мало кому удается.
– Понял. Больше не буду ныть. (Лиля рассмеялась и в награду чмокнула его в подбородок.) А номер я все-таки разглядел и запомнил. Есть у меня парочка больных, они добудут полную информацию о каждом колесе данного мотоцикла.
– Ой! – вскрикнула Лиля испуганно. – Оля звонила, просила помочь, я обещала приехать… и чуть не забыла!
– Ты меня до инфаркта доведешь резкими переменами.
Лиля рванула к выходу, успокоив мужа, но уже в прихожей:
– Себя ты вылечишь. Борь, я потом сразу на работу. Пока!
У, солнце… У, подлое… Не дало поспать!
Уклоняясь от солнечных лучей, Ласкин сдвинулся немного в одну сторону, потом в другую – не помогло, он повернулся на бок и накрыл голову подушкой. Да теперь кончено, сон испорчен. А снилось что-то очень хорошее и красочное, из-за досады на яркие лучи забыл – что, но все равно глаза раздирать не хотелось. Только во снах Ласкин и жил красиво, там он не пил, был богат, жил во дворцах, по воздуху летал аки птица… поэтому любил поспать, чтобы достойно пожить хотя бы во снах. Однако нутро горело, будто там адское пекло, он позвал:
– Роза… Роза… (Жена не прибежала на помощь.) Ну и хрен с тобой. Настька… Настька, зараза, живо ко мне!
Скрипнула дверь, значит, кто-то пришел на зов, Ласкин приподнял подушку и одним глазом взглянул, кто именно. На пороге комнаты стояла жующая падчерица Настя, одной рукой держась за дверную ручку, во второй сжимала надкусанное яблоко. Слабым голосом умирающего Ласкин проблеял:
– Чего стоишь? Неси папе попить.
– Рассола или воды?
– То и другое. А также третье…
– Ага, мамка мне потом по шее накостыляет за третье.
М-да, мамка у них баба – ух! Женился он на Розе, когда ее дочери было десять лет, обе остались без жилья, их муж-отец подался в бизнесмены, нахватал долгов и сбежал. Расплачиваться пришлось Розе имуществом, так девчонки и остались на улице – куда это годится? Ласкин пустил их пожить. Потом предложил пожениться, чтобы узаконить в глазах поселка и чтоб прописка была, а то ведь без нее никуда – ни на работу, ни в школу дитё устроить. Но условие выдвинул: брак фиктивный, посему живи в радость и не мешай другому жить, конкретно – ему. Он-то имел в виду выпивку – это ж святое, на нее не посягать. Некоторое время Роза честно выполняла договор, ничего так стало – она стирала, убирала, готовила, а потом как-то так получилось случайно… Короче, проснулся однажды Ласкин, а Роза – вот она, рядышком дышит себе как ни в чем не бывало.
Вова Ласкин понял: ему труба, неудачник потому что. И подползла же, гадюка, когда он подвыпил! Ласкин растолкал Розу и предупредил, что договор остается в силе, никаких поблажек, да и вообще! На фиг ему это самое, если он ничего не помнит, может, этого самого и не было.
Роза хохотала, аж закатывалась, сказала, он похож на обманутую девственницу. И чего было делать? Смириться только. Бабы без тоталитаризма не могут, либо муж устанавливает режим кулаков, либо, если вожжи отпустил, жена строит дурака. Конечно, победила Роза, стала свои порядки наводить, а он – прятать бутылки, утаивать денежки – зарабатывал, кстати, неплохо. В общем, началась не жизнь, а сплошные прятки.
Одна Настюха была в радость, из-за нее он и терпел узурпатора мамашу. Теперь Насте двадцать два года, по мнению Ласкина девка сладкая, как конфета, все при ней, чтоб радовать глаз: лукавая, румяная, губы алые и аж лоснятся, глазастая, телом упругая, а не чехонь, выловленная в голодный год. Одним словом, в самом соку. Но главное, у них душевные отношения, он ее отмазывает от мамы, она к нему с пониманием, а сейчас стоит и лыбится!
– Так что ж, умирать теперь папе? – со слезой в голосе спросил он. – У меня ж стресс тяжелый, твой папа чуть не умер недавно, когда с трупом повстречался.
Всем соседям Ласкин поведал о находке на пустыре, и, как водится, каждый раз его повествование обрастало новыми подробностями, а он ощущал себя былинным героем – могучим, смелым, мудрым. Но сейчас «герой» не в форме, он сел на кровати в растянутой майке, застиранных семейных трусах, помятый, несчастный, и пытался давить на совесть Насти:
– Я тя на руках носил, кормил-поил с ложечки, когда болела, я те туфельки дорогие покупал, когда мамка твоя возражала, а ты теперь отказываешь папе в живительной необходимости. Тогда пошла прочь, непокорная дочь.
– Ладно, принесу, – сжалилась Настя.
Пять минут спустя он держал стопку в руке, собираясь с духом, первая всегда идет трудно, словно через препятствия пробирается. Выпил одним глотком и замер, так как горячая волна побежала по груди, от солнечного сплетения распространилась по всем конечностям. Настя сидела рядом, сразу сунула в рот Ласкина кусок соленого помидора, сетуя вслух:
– Баллон открыла, а мамка недавно закатала помидоры. Достанется нам… Хлеб с маслом будешь?
– Не… – потирая грудь ладонью, улыбался он.
Она его не послушала, намазала ломоть толстым слоем масла, уложила на масло кружок вареной колбасы и поднесла ко рту:
– Закусывай, закусывай, а то развезет и мамка нас с кашей съест.
Он сдался без боя, собственно, приятно, когда о тебе заботятся. Ласкин откусил кусочище и, пережевывая, в благодарность наставлял Настю:
– Уф, хорошо по сосудам пошла… Слышь, доча, ты вечером через пустырь не ходи, вот чует сердце – лучше обходить его.
– Да ладно, дядь Вова (она редко называла его папой, но называла, особенно при людях), ты сто раз уже предупреждал.
– А ты, дуреха, слушай и на ус мотай.
– У меня усов нет, – хихикнула она. – И потом, дядь Вова, ты ж сам говорил, мина в одну воронку два раза не попадает.
– Я сказал – не ходить! – прикрикнул Ласкин и стукнул ладонью по кровати. – Видела б ту девчонку убитую… молоденькая, как ты. Знаешь, я тут думал… Налей-ка чуток.
– Ага, щас! – отодвинулась от него Настя, прижав к себе бутылку обеими руками. – Здоровье поправил? И хватит. Мамка говорила, тебе сегодня на дежурство, так что извини.
– Настька! – запыхтел он, изобразив на физиономии гнев, но девчонка, не испугавшись, подмигнула ему и хихикнула. – Настька, ты плохая. Как мамка твоя!
– Не, дядь Вова, не налью.
– Тогда пошла прочь, непокорная дочь.
– До вечера надерешься, и с работы тебя попрут. Потом будешь бухать месяц – стресс заливать, потом работу искать, а жить на что будем? Я слушаю, до чего ты там додумался?
Он сморщился, вычисляя, что выгодней: пошантажировать Настю, мол, нальешь – расскажу, или без условий выложить ценные умозаключения? Решил выложить все же, девчонку убедить надо, чтоб из-за лени не вляпалась:
– Вот смотри, дорога, имеется в виду добротная дорога, асфальтом покрытая, идет вдоль пустыря по «мосту», туда и маршрутки ходят круглые сутки. И куда ж они ходят, м? А в поселок для жирных котов – в Луговое, так?
– Ну, – согласилась Настя.
– Мне думается, из кошачьего поселка девку привезли и кинули.
– Дядь Вова, а зачем богатым какая-то девчонка? Говоришь, убили ее – тем более! Ну и зачем им убивать, когда полно желающих оказать услуги разного рода, в том числе и сексуального?
– А мало гадов на земле, да? Побаловались, покуражились и выкинули, чтоб мусорам не доложила. Представь, сколько мороки из-за нее могло быть! А какой скандал для жирного кота мог случиться…
– Думаешь, изнасиловали ее?
– Хрен знает, – пожал он плечами. – Вроде не похоже… так следовательская дама сказала. А чего ж тогда на руках и ногах кольца из синяков? Значит, привязывали. И почему она была без всего? Не-не, думаю, худое с ней сотворили. Я к чему говорю: через пустырь не ходить! Такое мое приказание. В обход иди – это вдоль жилых домов, всегда на помощь можно позвать, собаки во дворах хай поднимут. А через пустырь – хрен кто поможет, если что. Не, я всегда встречу, когда не на работе буду. Ты поняла?
– Мамка! – вдруг испуганно распахнула глаза Настя, услышав хлопок входной двери. – А я баллон с помидорами не спрятала!
По шуму и неразборчивой речи – да, Роза притопала домой. Настя в мгновение ока убрала рюмку с бутылкой в свою сумочку и повесила ее на спинку стула, после запрыгнула на кровать, спрятавшись за спиной Ласкина.
Дверь распахнулась, в проеме стояла красота в прошлом, на сегодняшний день срок годности Розочки истек – сорок восемь как-никак. Однако Ласкин качеством тоже не супербой из америкэн-кино. При всем при том было бы неправдой утверждать, будто Роза мымра, нет-нет, она баба знойная и сейчас. Грудь – как два арбуза, задница – на два стула, глаза зеленущие – как у ведьмы болотной, волосы пышные, как у Насти, губы такие же… Только с этих губ иной раз слетают препоганые, некультурные словеса.
– Уже, да? – грозно сдвинула брови Розочка.
– Как стекло после стирки! – прижал к груди обе ладони Ласкин.
Святой, право слово, Настя за его спиной хихикнула, но мама заставила ее зажать рот обеими ладонями, бушуя:
– Попробуй только налакаться до работы, Вова, я тебя собственными руками утоплю в нашей бочке с водой. А ты чего прячешься? Что за хиханьки там? Почему не в колледже?.. Я кого спрашиваю?
Настя не рискнула выглянуть из-за плеча Ласкина, мама может и кинуть в дочь чем попало, поторопилась дать объяснение прогулу:
– У нас сегодня со второй половины дня подготовка к вечеру посвящения первокурсников в студенты, участникам разрешили пропустить занятия. – Розочка ушла, а Настя спрыгнула с кровати со смешком: – Это она еще не видела открытую банку с помидорами.
– А орет, как голодная макака, – заворчал Ласкин. – Налей папе. Одну, а? Все настроение испортила, а так хорошо было…
– Ладно. Но только одну.
– Одну, одну… И помни насчет пустыря – в обход!
Перед уходом Лилия склонилась над трупом
Она всматривалась в лицо мертвой девушки, одновременно снимая латексные перчатки и невольно озвучивая свои мысли:
– Боже мой, ей жить да жить, любить, ненавидеть, смеяться, плакать… А для нее все кончено, не успев начаться. И смерть, полагаю, была ужасной, эта девочка пережила страшные минуты, а может, часы, показавшиеся длиннее ее короткой жизни. Бедняжка…
Внезапно полотно закрыло лицо мертвой девушки, это сделала Ольга. А Лиля медленно, еще находясь в плену грусти, выпрямилась, глядя на едва угадываемые очертания под полотном.
– Вот и все, как и не было девочки, – произнесла она.
Видя, что мертвая девица не отпускает приятельницу, словно между ними образовалась невидимая связь, Ольга мягко сказала, обняв Лилю за плечи:
– Довольно, а то расплачешься еще. Идем, пора кофейку попить и поболтать на тему… – указала она глазами на труп под полотном.
– У тебя нет детей, поэтому меня не понимаешь, – шла рядом с давней подругой Лиля. – Я просто думаю, что она чья-то дочь, что ее любили, баловали…
– Баловали? А это откуда ты взяла?
– Она молоденькая, но не по-детски ухоженная, а по-богатому, как говорит моя пациентка из деревни. Маникюр дорогой, педикюр… то есть не самостоятельно девочка ухаживала за собой, а посещала дорогие салоны, поэтому ногти у нее в идеальнейшем состоянии. Уж я-то, имея дело с женщинами, могу отличить состоятельных людей от более простых по тем же ноготкам на их конечностях и по волосам. У нее слабенькие волосы…
– Да? – изумилась Ольга. – Я бы так не сказала.
– В том-то и дело! – наконец оживилась Лиля, а то сама была похожа не неживое создание. – Слабые и тонкие волосы выглядят роскошно, не чудо ли? Это искусство парикмахера, именно он делает длительный прикорневой объем волос, после процедуры они смотрятся копной. Сама взгляни внимательно, хоть через лупу – каждая волосинка идет точно вверх.
– Неужели? А как этот обман именуется?
Ольга настолько заинтересовалась прической, даже приостановилась, проблема волос для нее тоже актуальна. Ей приходится довольствоваться прической а ля старая дева – зачесывать назад, закручивать косу в пучок и закалывать его шпильками, что мало кому идет. Но другие прически еще хуже, апробированы по нескольку раз. Лиля охотно делилась знаниями, хотя сама услугами дорогих салонов не пользовалась:
– Укладка называется буст ап… Кажется, так некоторые мои пациентки называли данное волшебство. Но учти, если захочешь применить данную технологию к своим волосам, преображение будет стоить недешево.
Реакция Оленьки заставила Лилю закусить губу и хитро сощуриться, ибо подружка неожиданно для нее приоткрыла свою потайную сторону:
– Какая разница, сколько это стоит, мне хочется перемен.
– Ой-ой-ой! – Лиля взяла ее под руку и перешла на доверительный тон. – Перемен? Значит, появился некто, заставивший дрогнуть холодное сердце?
– Да ну тебя! – выдернула руку Ольга, смутившись.
Смущение нетипично для нее, однако это и явилось подтверждением: Оля кем-то увлечена. Раньше обе жили по соседству, на одной площадке, сблизились, скорее, как сестры, ведь Лиля много старше, хотя сейчас разницы в возрасте между ними не видно. Ольга крупнее, мощнее, внешне строже, отсюда и кажется старше своих лет – вот такая игра природы. Лиля и ростом ниже, и хрупкая, и лицо у нее по-девчоночьи наивное, да и вообще: маленькая собачка всегда щенок. Однако наивности в ней столь же мало, как и легкомысленности в Ольге.
– Мы отвлеклись, – решила Оля переключить внимание подруги. – Итак, ты перечислила дорогие процедуры, что же они тебе рассказали?
– Что родители девочки состоятельные люди, в ее возрасте не зарабатывают, а учатся.
– Обязательно родители? Девчонка могла иметь покровителя, возраст и внешность как раз позволяют, – провокационно возразила Ольга. – Современные девчонки лет в тринадцать начинают вести активную половую жизнь, а некоторые незрелые экземпляры и раньше. Ну, эти дурочки, конечно, по большой любви в постель ложатся, а тринадцатилетние уже сознательно идут на связь, зная, как мужики любят Лолиточек и сколько с них можно взять. Так что с этой точки зрения наша девочка – перестарок, ей лет восемнадцать-девятнадцать аж!
Лиле она доверяла полностью, а возражала исключительно из корыстных целей – чтобы получить наиболее полную информацию. К этому времени они вошли в довольно уютный и светлый кабинет, на правах законной хозяйки Ольга засуетилась: включила электрический чайник, достала чашки, ажурную вазочку с конфетами, банку с растворимым кофе, но подруга отказалась:
– Нет-нет, я не буду.
– Почему? – вытаращила глаза Ольга.
Провозились с трупом они достаточно, чтобы не конфеты запивать чашкой кофе, а срочно бежать в кафешку и заказать полноценный обед. Настал черед смутиться Лиле, она потупилась, но честно призналась:
– Не могу здесь… Прости.
– О, боже! – рассмеялась Ольга. – Такое ощущение, будто впервые видишь труп человека. Нет, только что со мной изучала тело и вдруг… У тебя никто не умирал прямо в кресле во время пустяшной операции?
– У каждого врача есть свое ненавистное кладбище. Но я не режу своих умерших больных на фрагменты, чтобы рассмотреть тайны их тел. Да и совсем другие обстоятельства у меня: только что пациентка была живой, я говорила с ней, она еще теплая, внушает надежду, что ее можно оживить. А здесь… здесь уже не человек, а изначально труп – это другое. Не знаю, как еще объяснить.
– Да ладно, и так понятно, – усаживаясь на стул, улыбнулась Ольга. – Хотя от дипломированного и замечательного врача, к которому женщины стремятся попасть, странно слышать подобные заявления. Кстати, почему ты не идешь в частную клинику? Денег бы зарабатывала кучу с твоей-то базой клиентуры.
– Кому-то нужно и бесплатную помощь оказывать, не все же у нас при деньгах, а здоровье и дети нужны всем… или почти всем. И потом, у частников не здоровье важно, а платежеспособность, там не пациенты, а клиенты, мне же нравится по старинке – лечить. А знаешь, я тоже озадачена: почему ты стала патологоанатомом, теперь вот судмедэксперт? Сугубо мужские профессии на мой взгляд. Эксперт… это же ответственность возрастает вплоть до уголовной, если предоставишь неверное заключение экспертизы. До сих пор твои невнятные объяснения для меня остаются туманными.
Размешивая ложечкой сахар в беленькой чашке, Оля потупилась, но и в эту минуту, располагающую к откровению, сказала лишь часть правды:
