banner banner banner
Та, которой не должно быть…
Та, которой не должно быть…
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Та, которой не должно быть…

скачать книгу бесплатно


– Ты как будто намекаешь, что кто-то из нас…

– Намекаю? – перебила Жанна, рассмеявшись, ну, точь-в-точь ведьма. – По-моему, я очень ясно выражаюсь.

– Ха! – взметнул вверх руки Сашка. Он нервно затоптался на месте, а слова подчеркивал довольно крупными жестами, иллюстрирующими его возмущение: – Итак, кто-то из нас совершил злодейство, конечно, не в одиночестве. Ты так думаешь. И, наверное, у тебя есть основания думать так. Примерно я догадываюсь, что лично мне ты предъявишь, но позволь тебя спросить: а своего Вовку ты исключаешь?

Жанна, сузив глаза, отчего ее лицо стало хищным, не поддалась на провокацию. Напротив, она закусила нижнюю губу, чтоб не сорвалось с языка лишнее слово, ведь наговорила здесь достаточно.

– Почему?.. – напирал на нее Сашка. – У Вовика мотив круче. Кстати, а у тебя… у тебя самый крутой мотив, моя милая. Я что-то не так сказал? Господа, – раскинул он руки в стороны и огляделся, – поправьте меня.

– До чего ж ты гнидистый, Алексашка, – с презрением промурлыкала Жанна.

Последнее время он болезненно переносил даже косой взгляд в свою сторону, а тут его приложили по полной, да к тому же при всех. Оскорбленный Сашка сжал кулаки и двинул на Жанну:

– А ты кто такая, что смеешь… – и осекся.

Сзади Жанны вырос Бородин и на спокойной ноте, которая иной раз бывает сильней криков, отбил охоту применить кулаки:

– Попробуй, тронь.

С усилием, словно его пальцы сопротивлялись, Сашка разжал кулаки. Иначе быть не могло, куда ему тягаться с Вовой-строителем? У Бородина кулаки вдвое больше, он по стенке размажет и заштукатурит, не глядя.

– Тогда укроти свою истеричку, если ты мужик, – все же зло процедил Сашка, не преминув, походя, унизить друга.

Выразительно посмотрел на него Володя, так выразительно, что Сашка пожалел о злых словах. А назад их не заберешь! Он отошел к стене, не догадавшись извиниться, ну да все равно это была капитуляция. Никто не поддержал его, но и не одернул. Володя оглядел друзей. Хотя бы как-то ребята дали понять, что не на стороне Сашки и сожалеют по поводу Жанны, они же с ней поступили… нехорошо. Володя ждал. Но нет, сегодняшний вечер – вечер несбывшихся ожиданий. Володя взял Жанну за плечи и увел.

Ну и мерзкая пауза получилась после их ухода. Небывалой длины. Так почудилось из-за неловкости друг перед другом, ведь обвинение каждый принял на свой счет. Руслан уселся в кресло, взял гитару, слегка трогал струны, издававшие тихие и протяжные стоны. Мягкие аккорды и минорные переборы немного разрядили накаленную атмосферу, но ненадолго.

– Рановато выпустили ее из психушки, – высказался Сашка.

Снова неловкая пауза заполнила пространство. Жанна добилась своего: заставила всех посмотреть на себя ее глазами, но кто сказал, что от этого будет благо? То, что и так знаешь в себе, далеко не всегда самому нравится, а уж слышать об этом вслух от посторонних вовсе не обязательно.

– Где обещанные пироги? – решил переключить гостей Виталий.

– На столе… – рассеянно ответила Лариса, а в следующий миг попыталась сгладить инцидент: – Да что вы все притихли? Она же неадекватная.

Фраза не получила одобрения. Виталий чмокнул ее в щеку, нет, не поддержку означал поцелуй, а: помолчи, дорогая. И махнул рукой, мол, всем за стол! Пироги пышные, мягкие, вкусные… А никто не хвалил. Ели молча, запивали чаем, словно отдавая дань и адаптируясь к новому состоянию после обличений.

Настал момент, которого ждали и гости, и хозяева, – когда можно завершить испорченный вечер. Всей компанией вышли провожать Руслана с Валей, Эдгар остался у подъезда с Ларисой, а Виталий и Сашка отправились к автомобилю. Сегодня первый раз за год он вслух заговорил о случившемся:

– Ты, я думаю, в курсе моей истории?

– Естественно, – оживилась Лариса.

– Это хорошо, а то углубляться в воспоминания неохота. Можешь сказать, как продвинулось следствие?

Он разговаривал с ней, глядя в сторону. Данная манера (свойственная Сашке) раздражает практически всех, Ларису в том числе, но она знала, как повернуть собеседника к себе лицом:

– Не знаю.

Эдгар тут же уставился на нее с удивлением и некоторым возмущением, по-детски распахнув глаза:

– Почему?

– Полагаешь, я одна следователь и все преступления проходят через меня? – Растерянность Эдгара ее рассмешила. – Вижу, ты действительно как иностранец. Ладно, если хочешь, узнаю, кто работал по этому делу.

– Хочу. Очень хочу.

– Зайди… в понедельник… э… во второй половине дня. Думаю, к этому времени выясню: как, что и кто.

Лариса то ли хвастала, преувеличивая свою значимость, то ли из банального любопытства решила сунуть носик в чужую беду. Собственно, не столь уж это важно. Эдгар не успел поблагодарить ее за обещание, как из темноты вырулил Виталька:

– Алексашка уехал с ними.

– Слава богу, – выдохнула Лариса.

Поймав на себе изумленный взгляд Эдгара, она смутилась, опустила ресницы. Но у неприязни есть веская причина, Лариса выпалила ее на одном дыхании, без запинки и слегка оправдываясь:

– При Алексашке я несправедливо чувствую себя его должником. Сидит, молчит, глядит строго, будто подозревает черт знает в чем. Он меня бесит, честно признаюсь. И с Жанной ввязался в спор именно он, а зачем?

Вот они – первые шажки к матриархату: Лариса активно расставляет собственные маячки в пространстве Виталия, подчиняя его. Он этого не понимает, у него туман в голове, а Эдгару видно. Виталий обнял ее за плечи, чмокнул в щеку и вступился за друга:

– Он не безнадежен, просто придумал маску и тупо ее «совершенствует», не замечая, что она начинает прирастать. Ну-с, не испить ли нам еще чайку?

– Нет-нет, я – домой, – отказался Эдгар.

Он замешкался, у него и к Виталику был очень важный вопрос, но, видя, что парочка на том этапе, когда третий лишний, попрощался и зашагал к улице. А Виталий прильнул губами к губам Ларисы, увлекая ее в подъезд, – в этот момент Эдгар оглянулся. И позавидовал…

* * *

– Чего покрылась кислятиной, как плесенью? – спросила Люба, доедая мясо. – Что не устраивает? Инициатива Заварова? Так это характеризует его положительно, сейчас редко встретишь мужика, способного принимать эпохальные решения. Может, он в постели проблемный?

– Я и без секса могу прожить, – промямлила Алла.

– Неужели? А я думала, ты без секса уже жила и сейчас ценишь эту важную и приятную возможность. Но покажи-ка, милая моя, кого еще в сорок пять(!)… – Любочка потрясла пальцем в воздухе, подчеркнув дряхлость подруги, – тащат под венец богатые мужики?

Она принялась кромсать кусок мяса, поглядывая на Аллу, как на больную, которую врачи лечили-лечили и случайно не залечили до смерти, теперь она ни себе, ни людям не рада. У Аллы один большой недостаток: длинный хвост из самолюбия, на который боже упаси наступить даже нечаянно. Ее надо уважать, ценить, считаться с ней, не посягать на свободу и так далее в духе феминисток.

– И феминистки хотят замуж, – буркнула Люба себе под нос. – Только их никто не берет.

– Что? – не расслышала Алла.

– Ничего.

Алла к еде не притронулась, она формулировала то, что со стороны казалось нелепым, не исключено, что и глупым. Но сомнения…. А тревога? Что, тревога на пустом месте выросла? Нет, жизнь не терпит пустоты. И в пустоте Аллы, в самой ее глубине, коренилось одно обстоятельство, которое время от времени напоминало о себе. Собственно, оно всегда с ней, когда Алла с Заваровым, поэтому с губ сорвалось то, что ей самой не казалось ни нелепым, ни тем более глупым:

– Не знаю, но я будто попала в западню.

Люба допила оставшиеся в бутылке три капли, бросив вилку с ножом, откинулась на спинку кресла. В редких случаях и она – сама сдоба во всех отношениях – умела быть жесткой.

– Всем бы такую западню, – сказала. – Можно подумать, тебе предложили через неделю яду выпить! В твои-то годы, блин, так подфартило! Обо всех проблемах можно забыть раз и навсегда. Денег валом, не урод, подтянут… У него же седых волос нет! Лицо такое…

– Заурядное, – подсказала подруга.

– Волевое! Он интересный мужчина…

– С темным прошлым, – внесла дополнение Алла.

– У кого из нас нет темных пятен? Слушай, че те надо, а?

– Не хочу замуж! Ни за кого не хочу. Мне достаточно лет, чтоб ни под кого не подстраиваться. Я привыкла делать, что хочется, ехать, куда надумала, ни у кого не спрашивая разрешения. Да у него жен этих было… штук двадцать! К тому же я прекрасно обеспечиваю себя и сына.

– Откажи. Делов-то!

– В этом вся проблема, – сникла Алла.

– Какая?! Проблему нашла! Ну, какая, какая?..

– Я боюсь этого тарантула.

– Значит, боишься? А позволь спросить, когда ты его боишься? Когда спишь с ним или в остальное время?

Сарказм, насмешка… Совсем не то хотела услышать Алла, она рассчитывала, по меньшей мере, на понимание. И на чуткость – без этого какая дружба? Удивительно, но строгие требования предъявлялись обычно к ней, Алла обязана всех понимать, жалеть, помогать (и морально, и материально, кстати). Но как только ей нужно доброе слово (бесплатное), в котором нуждаются даже кошки, а также собаки и прочие звери вместе с людьми всех рас, она получает сарказм и возмущение. У нее же не может быть трудностей, она сильная, везучая, как будто везение – незаслуженный бонус, сброшенный с небес кем-то из небожителей из-за халатности.

– Я боялась потерять магазины, – призналась Алла. – Гена всех пожирает в городе, а меня оставил, потому что глаз положил. Он сетевик, которому дали зеленый свет. Думаю, светят ему потому, что тоже боятся, ведь Гена может просто уничтожить. Физически. Говоришь, отказать? Он отомстит, а у меня Федька!

– Выходит, ты у нас продалась…

– Да, а что? Я продалась за спокойное существование на просторах мелкого бизнеса. Тебя это шокирует?

– Нет, – пожала плечами Любочка. – Но ты у нас такая крутая…

– Мне не нравится твой тон, – разозлилась Алла, перебив ее. – Я позвала тебя, чтоб ты посочувствовала, что-то присоветовала, но не дождалась.

– А тебя никто не поймет. Знаешь, больше никому не рассказывай, что не хочешь замуж за Заварова, – слишком неправдоподобно звучит.

– Вижу, – огорчилась Алла. – Да, у меня не хватит смелости отказаться. Только ничего хорошего из этого не будет, во всяком случае, для меня.

Люба намеревалась возразить и уже набрала воздуха полную грудь (а она у нее ого-го!), но Алла подняла ладонь и слегка махнула ею, дескать, молчи уж. Доставая кошелек из сумочки, она вдруг пришла к парадоксальному выводу, что народ любит злодеев. Кто был Заваров для Любочки еще недавно? Негодяй, бандит, вор, которого в хорошие времена к стенке поставили б и пулю всобачили прямо в лоб. А кем он стал сегодня? Завидным женихом. А представить на месте Аллы дочь Любочки, как поступила б благородная мать? Она погнала бы дочь кнутом под венец, как беспородную клячу! И разве она одна такая? Вот и выходит полнейший абсурд: ругают, ненавидят, но… обожают злодеев.

Алла расплатилась и велела подружке со своими тюками двигать к выходу.

* * *

Жанна плакала, прижавшись боком к спинке сиденья и отвернувшись от Володи. Он помнил редкие моменты, когда она плакала. На похоронах Жанна была с сухими глазами, это было нелегко. Бородин с удивлением отметил тогда, что некоторые пришли поглазеть, как она будет держаться возле четырех гробов! Жанна должна была рыдать, криком кричать, пить валерьянку литрами и передвигаться с посторонней помощью. Из этого набора типовых страданий она не делала ничего, и любопытные воровато поглядывали по сторонам, проверяя, как другие оценивают ее возмутительное поведение. Но после похорон она сидела в квартире родителей, а по ее щекам струились слезы, обгоняя друг друга, струились без перерыва. Володя это видел и до утра просидел с ней.

Год назад она осталась совсем одна. То целое стадо кавалеров с гламурными подружками вокруг нее крутилось, а то вдруг – никого! Испарился и бойфренд, не пришел ни на похороны, ни потом. Убийство! – это слово наводит безотчетный ужас. Логика железная: раз всю семью укокошили, то Жанна осталась живой по недоразумению, следовательно, придут и ее убивать. А кому понравится перспектива стать трупом вместе с Жанной? Один Володя взял негласное опекунство над ней, он был всего лишь рядом, этого оказалось достаточно, чтобы поддержать ее.

На фоне несчастья у Жанны развилась тяжелая и затяжная депрессия. А тут Бородину выплыла удача – важная поездка, сулившая не только зарубежный опыт, но и возможные связи. Что было делать? Виталька намучился под завязку, он отвозил в Китай Эдгара, приехав, не о Жанне думал, а кинулся обольщать Ларису. Нельзя же винить человека за то, что ему хочется любви? Сашка… Ну, с этим все ясно. Тем не менее именно от них Бородин наслушался:

– Зачем она тебе? Понянчился и хватит, береги здоровье. Ей нужны тусовки, тряпки, бабки. Она тебе всю жизнь сломает.

– Пускай ломает, – со свойственной ему выдержкой высказался Володя.

Вернулся через полмесяца… а она в психбольнице! Он не стал разбираться, как и почему она туда угодила, ринулся в приют умалишенных, понимая: если ее не вытащить, Жанна погибнет. И столкнулся с железобетонной стеной. Ощущение осталось, будто врачи за каждого пациента готовы третью мировую войну развязать, но не отдать. Он кто ей? Никто. Ну и гуляйте, гражданин, – такова суть переговоров. Сколько Володя потратил денег, пробивая эту стену… А все же выкупил Жанну. Она ехала из психушки в его машине вся истрепанная, выжатая, какая-то забитая и тоже плакала. От радости.

Сейчас, после неудавшегося вечера, Володя подумал, что прорыв слез у нее не что иное, как заключительный акт какого-то этапа, нечто завершилось и – катарсис. Вопрос: что именно завершилось?

– Жанна… – позвал он, ведь пора вывести ее из мокрого состояния.

– Ну, прости, прости меня! – вперемешку со слезами выдала она поток слов на повышенных нотах. – Я не права! Я плохая! Испортила таким замечательным людям вечер! Они решали глобальные проблемы, а тут я. Все, раскаиваюсь…

– У меня в кармане… достань.

Жанна покосилась на него, дескать, чего это он – сам достать не может? Вообще-то, у человека руки заняты, крутят руль, а на дворе ночь, в данных обстоятельствах нельзя быть беспечным. Жанна сунула руку в карман его пиджака и вытащила…

– Это что?.. Конфеты? У Лариски украл?

– Взял, – поправил ее Володя. – Подсласти слезы.

– Не буду. – Жанна засунула конфеты обратно ему в карман. – Ларискины конфеты не буду.

– Зря. Эти конфеты в супермаркете не купишь, Виталька специально ездит в магазин, где продают сласти ручной работы. Дорогие – страшно сказать. А Лариса не подозревает, какого мэна отхватила, мы по его просьбе ей ни гугу.

– Что-что? – покривилась она, вытирая пальцами слезы. – Где моя сумочка?

– На заднем сиденье. Ты опять ее забыла.

Жанна отстегнула ремень безопасности, достала сумочку, оттуда выудила пачку бумажных носовых платков. Вытирая нос и щеки, сморкаясь, она вернулась к прежней теме:

– Не подозревает, говоришь? Вова, ты наивный?

– Раз у тебя такой тон, то ты знаешь больше меня. Итак, я наивный. Ну, рассказывай: чего я не знаю?

Краем глаза Бородин заметил, как поздно она спохватилась. Отсюда ясно: не хочется ей рассказывать то, чего он не знает, да вот проговорилась и куда теперь деваться? Ну, хотя бы слез Жанна больше не лила, Бородин главную задачу на сегодняшний вечер выполнил, а на второстепенной настоял:

– Давай, выкладывай, какие тайны тебе стали известны?

– Вова, тебе это не понравится.

– Да ну! Ты пугаешь меня.

Въехав во двор, он остановил машину перед гаражом, заглушил мотор и, отстегнувшись, повернулся всем корпусом к Жанне, уложив локоть на спинку ее сиденья. Это ничего, что света маловато, он прекрасно видел ее, замечал малейшие перемены в лице, незначительные движения. Например, она хотела открыть дверцу, но, видя, что Володя выходить не собирается, обреченно опустила руку. Мелкие, ничтожные проявления внутреннего дискомфорта и то, что она проговорилась насчет Ларисы, плюс эпизод в баре навели его на тревожные мысли, что Жанна влезла в чужие тайны. А она, хитрюга, вмиг раскусила, о чем он думает, и увела в сторону:

– Вова, купи виски, иначе не расколюсь.

– Обойдешься.

– Я же не прошу купить за четыре штуки, за пятьсот рэ сойдет.